Часть III Комическая война 12 страница
– Угу. Я так подумал.
– Не «Пикант».
– Пожалуй, так лучше.
Анаполь почесал указательным пальцем свой раздвоенный подбородок.
– «Эмпайр Комикс».
– И ее премьерным изданием… – Сэмми поднял лист кальки с рисунка Джо, – станет комикс «Человек в маске».
– А я думал, это будет называться «Радостные зуммеры» или «Атас-подушка».
– Вы так хотите это назвать?
– Я хочу продавать новинки, – сказал Анаполь. – Я хочу распродать радиоприемники.
– Тогда «Удивительный миниатюрный радиокомикс», – выдал Джо, явно находясь под впечатлением, что такое название звучит просто отлично.
– Это мне нравится, – сказал Анаполь. Затем он надел очки и наклонился, изучая обложку. – Он светловолосый. Это правильно. Он кого-то бьет. Это хорошо. Как его зовут?
– Его зовут Эскапист.
– Эскапист. – Он нахмурился. – Он бьет Гитлера.
– Ага, как вам такое?
Анаполь хмыкнул. Взял первую страницу за краешек, прочел две первых панели истории, затем просмотрел остальное. В темпе одолел две следующих страницы. Затем сдался.
– Знаете, мне просто терпения не хватает всякой ерундой заниматься, – сказал крупнейший оптовый торговец стрекочущими заводными жвалами на северо-востоке, откладывая страницы в сторону. – Мне это не нравится. Я этого не понимаю.
– Что вы имеете в виду? Как вы можете этого не понимать? Он сверхчеловек, мастер эскейпа, самовысвобождения. Никакие наручники не могут его сдержать. Любой замок бессилен. Он приходит на выручку тем, кто томится в цепях тирании и несправедливости. Гудини, но с примесью Робин Гуда и чуточку Альберта Швейцера.
– Между прочим, – сказал Анаполь, – я вижу, что у вас есть для этого дела сноровка. Но я не говорю, что это хорошо. – Тут крупные черты его удрученной физиономии напряглись, и вид у босса Сэмми стал такой, словно его мутит от скверного завтрака. «Он чует деньги», – подумал Сэмми. – В пятницу Джек разговаривал со своим дистрибьютором, «Сиборд Ньюс». Выясняется, что «Сиборд» тоже ищет Супермена. И мы не первые, от кого они об этом услышали. – Анаполь щелкнул пальцем по переключателю, который давал ему связь с секретаршей. – Мне нужен Джек. – Он взял трубку. – Все пытаются влезть в эту ерундовину с костюмированным персонажем. Мы должны запрыгнуть туда раньше, чем лопнет пузырь.
– У меня уже семь парней в сборе, босс, – сказал Сэмми. – Включая Фрэнка Панталеоне, который только что продал полосу «Кинг Фичерз». – Это была почти правда. – И здесь Джо. Вы сами видите, как он может работать. Как насчет той обложки?
– Бить Адольфа Гитлера, – пробормотал Анаполь, с сомнением наклоняя голову. – Насчет этого я просто не знаю. Алло, Джек? Ага. Хорошо. Ладно. – Он повесил трубку. – По-моему, Супермен в политику не вмешивается. Хотя лично я был бы не против, если бы кто-то и впрямь начистил Гитлеру рыло.
– В этом-то вся и суть, босс, – сказал Сэмми. – Уйма людей была бы не против. Когда они это увидят…
Анаполь махнул рукой, уклоняясь от полемики.
– Не знаю, не знаю. Присядь. И кончай болтать. Почему ты не можешь вести себя тихо и спокойно, как этот вот твой кузен?
– Вы сами меня попросили…
– А теперь я прошу тебя заткнуться. Вот зачем у радио есть выключатель. Ладно. – Анаполь вытянул ящик своего стола и достал оттуда коробку для сигар с увлажнителем. – Вы славно справились. Возьмите по сигаре. – Сэмми и Джо взяли себе по штуке, и Анаполь поджег двадцати центовые «лонздейлы» серебристой зажигалкой «зиппо», презентованной ему по общей подписке членами Международного общества любителей Шимановски. – Присядьте. – Они сели. – Посмотрим, что скажет Джордж.
Сэмми откинулся на спинку стула, выпуская тщеславное облако голубоватого дыма с ласточкиным хвостом. Затем он вдруг подался вперед.
– Джордж? Какой Джордж? Ведь не Джордж Дизи?
– Нет, Джордж Вашингтон. А ты как думал? Конечно, Джордж Дизи. Ведь он редактор, разве не так?
– Но я думал… вы сказали… – Протест Сэмми оказался прерван приступом надрывного кашля. Он вскочил, оперся о стол Анаполя и попытался совладать со спазмом у себя в легких. Джо похлопал его по спине. – Мистер Анаполь… я думал, я буду редактором.
– Я никогда этого не говорил. – Анаполь сел, и пружины его стула заскрипели, как корпус попавшего в тяжелый шторм корабля. Такая его поза была скверным признаком – делами Анаполь занимался только на ногах. – И не собираюсь этого делать. И Джек не собирается. Джордж Дизи уже сорок лет в бизнесе. Он умен. В отличие от нас с тобой, он учился в университете. В Колумбийском университете, Сэмми. Он знает писателей, знает художников, знает, что такое крайние сроки, и не пускает деньги на ветер. Джек ему доверяет.
Сейчас, из такого далека, легко сказать, что Сэмми следовало это предвидеть. По сути, он был просто шокирован. Он доверял Анаполю, очень его уважал. Анаполь был первым успешным человеком, с которым Сэмми лично познакомился. Он был таким же неустанным путником, таким же властным, таким же преданным своей работе, таким же отстраненным от своей семьи человеком, каким был отец Сэмми, а потому предательство с его стороны также означало страшный удар. День за днем Сэмми выслушивал лекции Анаполя о том, чтобы брать на себя инициативу, о «науке возможности», и ему казалось, что это совпадает с его собственными представлениями о том, как устроен мир. Сэмми сомневался, что можно проявить больше инициативы или более по-научному ухватиться за возможность, чем он это сделал в последние трое суток. Сэмми хотелось заспорить, однако, лишенные центрального столпа в виде тезиса «инициатива вознаграждается», аргументы в пользу того, чтобы редактором стал он, а не безусловно квалифицированный и доказавший свою профпригодность Джордж Дизи, вдруг поразили его своей нелепостью. Сэмми скорбно осел на стуле. Его сигара потухла.
Вскоре, одетый в кукурузного цвета пиджак поверх зеленых вельветовых брюк и галстука в оранжево-зеленую клетку, в кабинет вошел Джек Ашкенази. За ним проследовал Джордж Дизи, который, похоже, пребывал в своем обычном брюзгливом настроении. Как верно упомянул Анаполь, Дизи был выпускником Колумбийского университета – 1912 года. В процессе своей карьеры Джордж Дебевуа Дизи опубликовал в «Севен Артс» подборку символистских стихов, объездил Латинскую Америку и Филиппины в качестве корреспондента «Американ» и лос-анджелесского «Экземинер», а также настрочил свыше ста пятидесяти дешевых романов под своим и доброй дюжиной чужих имен. Прежде чем он стал ответственным редактором всех изданий «Пиканта», Дизи успел состряпать более шестидесяти книжек главного бестселлера компании, «Серого Гоблина из тени», звезды «Пикант-детективов». И все же в отношении этих или других своих опытов и достижений Дизи не испытывал ни законной гордости, ни подлинного удовлетворения, ибо, когда Джорджу было девятнадцать, его боготворимый брат Малькольм женился на Онейде Шоу, любви всей жизни Дизи, и увез ее на каучуковую ферму в Бразилию, где они оба умерли от амебной дизентерии. Горестное воспоминание об этом трагическом эпизоде, пусть даже давным-давно разъеденное временем и смятое в пепельно-серый порошок у него в груди, в смысле наружности отвердело в широко известный очень мало кем любимый набор манер и поступков. Так, в этот набор входили тяжелое пьянство, чудные рабочие привычки и всеобъемлющий цинизм, а также редакторский стиль, твердо основанный на безжалостном соблюдении крайних сроков и руководстве с неизменным применением фактора внезапности, непредсказуемым и разрушительным, как удар метеорита из космоса. Выражалось это руководство в основном в издевательских и скабрезных разносах, которым Джордж Дизи подвергал своих дрожащих сотрудников. Высокий, дородный мужчина в роговых очках и обвисающих рыжеватых усах, он по-прежнему носил рубашки с тугими воротничками и жилеты с высокими пуговицами литераторов его поколения. Дизи во всеуслышанье заявлял, что презирает дешевые романы, и никогда не упускал возможности посмеяться над собой за то, что зарабатывает ими себе на жизнь. В то же самое время к работе он относился со всей серьезностью, и его романы, на каждый из которых обычно уходило по две-три недели, были написаны с несомненной живостью и немалой толикой эрудиции.
– Итак, теперь это будут комиксы, не так ли? – сказал Дизи Анаполю, обмениваясь с ним рукопожатием. – Деградация американской культуры делает еще один громадный шаг вперед. – Затем он достал трубку из заднего кармана брюк.
– Вот Сэмми Клейман и его кузен Джо Кавалер, – сказал Анаполь, кладя руку Сэмми на плечо. – Сэмми, значит, ответственный за всю эту ерундовину. Так, Сэмми?
Сэмми трясло. Зубы его стучали. Ему страшно хотелось схватить что-нибудь тяжелое и размазать мозги Анаполя по промокашке у него на столе. Еще ему хотелось зарыдать и выбежать из кабинета. Но Сэмми просто стоял и глазел на Анаполя, пока здоровяк не отвернулся.
– Так вы, мальчики, хотите у меня работать? – спросил Дизи. Прежде чем они успели ответить, он испустил подленький смешок и покачал головой. Затем приложил спичку к чашечке своей трубки и сделал шесть кратких затяжек вишневым дымом. – Что ж, давайте посмотрим.
– Сядьте, Джордж, прошу вас, – сказал Анаполь. Его традиционная мрачная надменность в непосредственной близости дипломированного пижона, как всегда, уступила место объявленному раболепию. – Думаю, эти мальчики проделали очень славную работенку. – Дизи уселся и подтянул к своему правому боку стопку страниц. Ашкенази встал вплотную, чтобы заглядывать Дизи через плечо. Пока Дизи поднимал защитный лист кальки на художественно выполненной обложке, Сэмми взглянул на Джо. Его кузен скованно сидел на стуле, положив руки на колени и внимательно наблюдая за лицом редактора. Окружавшая Дизи аура некой разрушенной цельности и уверенности в собственных суждениях явно произвела на Джо впечатление.
– Кто сделал эту обложку? – Дизи взглянул на подпись, затем поверх своих круглых очков на Джо. – Кавалер, это вы?
Джо встал на ноги. Одной рукой сжимая воображаемую шляпу, другую он протянул Дизи.
– Йозеф Кавалер, – сказал Джо. – Как поживаете?
– Превосходно, мистер Кавалер. – Они пожали друг другу руки. – Вы приняты на работу.
– Благодарю вас, – сказал Джо, после чего сел на место и улыбнулся. Джо был просто счастлив получить работу. Он понятия не имел о том, через что в тот момент проходил Сэмми, какому унижению он подвергался. Вся его похвальба перед матушкой! Все выхаживание гоголем вокруг Джули и остальных! Как, бога ради, он теперь снова сможет посмотреть в лицо Фрэнку Панталеоне?
Дизи положил обложку слева от себя, протянул руку за первой страницей и начал читать. Когда он закончил читать первую страницу, то положил ее под обложку и взял следующую. Редактор не поднимал взгляда, пока вся стопка не оказалась слева от него и он всю ее не прочел.
– Значит, сынок, ты все это составил? – Он улыбнулся Сэмми. – Ведь ты сам знаешь, что это чистейшая макулатура. Супермен, разумеется, тоже чистейшая макулатура. Бэтмен, Синий Жук. Весь этот бродячий зверинец.
– Вы правы, – сквозь зубы процедил Сэмми. – Макулатура продается.
– Еще как продается, – сказал Дизи. – Могу лично это засвидетельствовать.
– А что, Джордж, там все-все макулатура? – спросил Ашкенази. – Мне нравится тот парень, который из радиоприемников выскакивает. – Он повернулся к Сэмми. – Как ты умудрился такое придумать?
– Мне без разницы, макулатура там, не макулатура, – сказал Анаполь. – Если это тот же сорт макулатуры, что и Супермен, то именно это я и хотел узнать.
– Простите, джентльмены, – спросил Дизи, – могу я посовещаться с вами наедине?
– Извините, мальчики, – сказал Анаполь.
Сэмми с Джо вышли из кабинета и сели в кресла у двери. Сэмми пытался прислушиваться сквозь стекло. Слышно было, как Дизи что-то серьезно, но неразборчиво бормочет. Порой Анаполь перебивал его вопросом. Через несколько минут Ашкенази вышел из кабинета, подмигнул Сэмми и Длю, после чего покинул конторы «Эмпайр». А когда он через несколько минут вернулся, то нес с собой тонкую стопку превосходной бумаги. Выглядела стопка совсем как законный контракт. Левая нога Сэмми задергалась. Остановившись перед дверью в кабинет Анаполя, Ашкенази широким жестом предложил кузенам войти.
– Джентльмены? – подбодрил он их.
Сэмми и Джо последовали за издателем.
– Мы хотим купить Эскаписта, – сказал Анаполь. – Мы заплатим вам сто пятьдесят долларов за права.
Джо взглянул на Сэмми и выразительно поднял брови. Большие деньги.
– Что еще? – спросил Сэмми, хотя он надеялся самое большее на сто.
– Другие персонажи, аккомпанемент – за всех них мы заплатим восемьдесят пять долларов, – продолжил Анаполь. Видя, что лицо Сэмми слегка вытянулось, он добавил: – Должно было быть по двадцать долларов за каждого, но Джеку показалось, что мистер Радио стоил небольшой прибавки.
– Это только за права, деточка, – сказал Ашкенази. – Мы также возьмем вас обоих на работу. Сэмми будет получать семьдесят пять долларов в неделю, а Джо – шесть долларов за страницу. Джордж хочет, чтобы ты стал его помощником, Сэм. Говорит, он видит в тебе богатый потенциал.
– В своей макулатуре ты определенно толк знаешь, – сказал Дизи.
– Плюс к тому мы будем платить Джо двадцать долларов за каждую сделанную им обложку. А всем вашим приятелям и помощникам – по пять долларов за страницу.
– Хотя я, разумеется, должен сначала с ними встретиться и переговорить, – добавил Дизи.
– Этого недостаточно, – сказал Сэмми. – Я сказал им, что ставка за страницу будет восемь долларов.
– Восемь долларов! – воскликнул Ашкенази. – Восемь долларов я бы даже Джону Стейнбеку не положил.
– Мы будем платить пять, – нежно проворковал Анаполь. – И нам нужна новая обложка.
– Конечно, – сказал Сэмми. – Я понимаю.
– Пойми, Сэмми, эта ерундовина с тумаком Гитлеру, она нас нервирует.
– Что? Это еще что? – За время финансовых дискуссий Джо малость отвлекся. Он услышал цифры – сто пятьдесят долларов, шесть долларов за страницу, двадцать за обложку. Эти цифры очень славно для него прозвучали. Но теперь Джо показалось, что Шелдон Анаполь только что заявил о своем категорическом нежелании использовать обложку, на которой Гитлеру ломают челюсть. Ничто из до сих пор нарисованного Джо так его не удовлетворило. Композиция была простой, естественной и современной – две фигуры, круглый помост, бело-голубой клочок неба. Фигуры имели вес и объем; перспективный рисунок вылетающего тела Гитлера казался рискованным и даже слегка не того, но в то же самое время странным образом убеждал. Прорисовка одежды была совершенно точна; форма Эскаписта выглядела именно как форма – как трикотажная ткань, местами пошедшая складками, местами плотно прилегающая, а не просто как выкрашенная в синее плоть. Но самое главное – от нанесения этого брутального тумака Джо получал долгое, интенсивное и как бы искупительное удовольствие. Время от времени за прошедшие пару суток он утешался мыслью о том, что невесть как экземпляр этого комикса может в конечном итоге добраться до Берлина и лечь на стол самому Гитлеру. Тогда диктатор посмотрит на рисунок, в который Джо вложил всю свою сдерживаемую ярость, потрет нижнюю челюсть, а потом пощупает языком, все ли зубы у него на месте.
– Мы не находимся в состоянии войны с Германией, – заметил Ашкенази, грозя Сэмми пальцем. – Неправомерно делать посмешище из короля, президента или кого-то еще в таком духе, если ты с ним не воюешь. На нас могут в суд подать.
– Пожалуй, я бы предложил, что Германию в рассказе вы оставить можете, если только измените название и не станете звать их немцами, – сказал Дизи. – Или фашистами. Но вам придется придумать другой образ для обложки. Если же нет, я могу отдать ее Клемму, Пикерингу или любому другому из моих штатных художников.
Сэмми взглянул на Джо. Тот стоял, опустив взгляд и слегка кивая, словно в знак того, что ему с самого начала следовало чего-то такого ожидать. Но когда Джо снова поднял взгляд, лицо его было невозмутимым, а голос ровным и спокойным.
– Мне нравится эта обложка, – сказал он.
– Джо, – обратился к нему Сэмми. – Подумай еще минутку. Мы сможем придумать что-то еще. И это будет не хуже. Я знаю, как это для тебя важно. Для меня это тоже важно. Думаю, это также должно быть важно и для этих джентльменов. Честно говоря, мне сейчас немного за них стыдно… – тут он стрельнул гневным взором в Анаполя, – но все-таки подумай еще минутку. Я только об этом тебя прошу.
– Мне не нужна эта минутка, Сэм. Я не соглашусь с другой обложкой. Ни при каких условиях.
Сэмми кивнул, а затем опять повернулся к Шелдону Анаполю. И крепко-крепко зажмурился, словно собрался нырнуть в стремительный поток, сплошь забитый кусками льда. Его вера в себя поколебалась. Сэмми не знал, что будет правильно или о чьем благополучии ему сейчас следует заботиться. Станет ли Джо лучше, если они уйдут отсюда ни с чем? А если они останутся и пойдут на компромисс, не принесет ли это ему вреда? Поможет ли это Кавалерам в Праге? Он открыл глаза и в упор посмотрел на Анаполя.
– Мы не можем на это пойти, – произнес Сэмми, хотя это стоило ему огромных усилий. – Нет, извините, обложка должна быть именно такой. – Он воззвал к Дизи. – Мистер Дизи, эта обложка – сущий динамит, и вы это знаете.
– Зачем нам динамит? – спросил Ашкенази. – Динамит взрывается. Может палец оторвать.
– Мы не меняем обложку, босс, – твердо сказал Сэмми, а затем, призывая на помощь всю свою притворную отвагу и ложную браваду, взял одну из папок и принялся наполнять ее фрагментами монтажной основы. Он не позволял себе думать о том, что делает. – Эскапист сражается со злом. – Сэмми крепко завязал тесемки и передал папку Джо, по-прежнему не глядя кузену в лицо. Затем взял другую папку. – Гитлер – само зло.
– Успокойся, юноша, – сказал Анаполь. – Джек, может, мы сумеем довести цену за страницу для остальных до шести, а? Шесть долларов за страницу, Сэмми. И восемь для твоего кузена. Вслушайтесь, мистер Кавалер, восемь долларов за страницу. Не валяйте дурака.
Сэмми вручил Джо вторую папку и начал собирать третью.
– Там не все ваши персонажи, не забывайте, – заметил Джордж Дизи. – Возможно, ваши друзья по-иному посмотрят на вещи.
– Идем, Джо, – сказал Сэмми. – Ты слышал, что он до этого говорил. Любой издатель в городе захочет этим заняться. Все у нас будет в порядке.
Они гордо развернулись и вышли к лифту.
– Шесть с половиной! – крикнул Анаполь. – Эй, а как насчет моих радиоприемников?
Джо оглянулся через плечо, затем посмотрел на Сэмми. Тот умело состроил из своей курносой физиономии бесстрастную маску и уверенным тычком указательного пальца нажал на кнопку. Лифт пошел вниз. Джо наклонился к самому уху кузена.
– Послушай, Сэмми, это блеф? – прошептал он. – Или мы серьезно?
Сэмми хорошенько подумал. Лифт зазвонил. Лифтер распахнул дверцу.
– Тебе лучше знать, – сказал Сэмми.
Часть III Комическая война
В ушах у него все еще звенело от грохота артиллерийских снарядов, воя ракет и зенитного огня Джина Крупы из Кросли в углу студии. Джо Кавалер отложил кисточку и закрыл глаза. Последние семь дней он только и делал, что рисовал, раскрашивал и курил сигареты. Джо хлопнул себя ладонью по загривку и несколькими медленными вращениями привел в действие кости, что поддерживали его одурелую от сражения голову. Позвоночник скрипел и щелкал. Суставы ладони пульсировали, а к кончику указательного пальца прижимался призрак кисточки. Вдыхая, Джо всякий раз чувствовал, как в легких у него гулко перекатывается твердый бильярдный шарик никотина с мокротой. Дело было в один октябрьский понедельник 1940 года, в шесть утра. Джо только что выиграл Вторую мировую войну и испытывал по этому поводу самые радостные чувства.
Соскользнув с табурета, Джо подошел к окну Крамлер-билдинг взглянуть на осеннее утро в Нью-Йорке. Из люков на улице вился пар. Бригада из дюжины дорожных рабочих в бурых брезентовых комбинезонах и с белыми фуражками на головах вовсю орудовала водяным шлангом и длинными растрепанными метлами, чтобы прогнать грязную волну по сточным канавкам к ливнестоку на углу Бродвея. Денек, похоже, ожидался просто чудесный. Небо к востоку было ярко-синего цвета Супермена. К сырому октябрьскому запаху дождя примешивалась едкая вонь уксусных заводов вдоль Ист-Ривер, в семи кварталах от Крамлера. Для Джо в тот момент это был запах победы. Нью-Йорк никогда не казался красивее молодому человеку, который только что нанес врагу полное и окончательное поражение.
За последнюю неделю в личине Эскаписта, Мастера Увертки, Джо успел слетать в Европу (в полночно-синего цвета автожире), штормом обрушиться на защищенный могучими башнями Шлосс гнусной Стальной Рукавицы, освободить мисс Розу Сакуру из глубокой темницы этого самого Шлосса и одолеть Стальную Рукавицу в затяжном зубодробительном поединке, после чего прихвостни Стальной Рукавицы захватили его в плен и отволокли в Берлин. Там Джо-Эскаписта привязали к причудливой составной гильотине, которой предстояло настругать его как крутое яйцо, пока сам фюрер самодовольно за всем этим наблюдал бы. Понятное дело, Эскапист упрямо и терпеливо высвободился из клепаных стальных пут и бросился прямиком к глотке диктатора. Все следующие восемнадцать страниц на панелях, что теснились, толкались, громоздились одна на другую и грозили вырваться за границы листа, вермахт, люфтваффе и Эскапист не на шутку друг с другом разбирались. Учитывая, что Стальная Рукавица был выведен из строя, в целом это была честная драка. На самой последней странице, в кульминационный момент всей истории желаемых вымыслов, Эскапист захватил Адольфа Гитлера в плен и приволок его на мировой трибунал. Когда повинная голова фюрера наконец склонилась от стыда полного поражения, его приговорили к смертной казни за многочисленные преступления против человечности. Война закончилась; было объявлено о начале эпохи вселенского мира. Томящиеся в неволе и гонимые народы Европы – среди них, само собой разумеется, семья Кавалеров из Праги – стали свободны.
Джо подался вперед, прижимаясь ладонями к подоконнику, а спиной – к низу подъемной рамы, и вдохнул в себя уксусный запах прохладного утра. Чувствуя удовлетворение и надежду, он – несмотря на то что в течение прошедшей недели спал не более четырех часов – вовсе не испытывал усталости. Джо оглядел улицу. И был поражен внезапным ощущением своей связи с ней – точным знанием того, куда она ведет. Карта острова – которая напоминала Джо человека с приветственно поднятой рукой, причем головой этого человека был Бронкс, – ярко высветилась у него в мозгу, ободранная подобно анатомической модели, чтобы обнажить кровеносную систему улиц и авеню, маршруты поездов, троллейбусов и автобусов.
Как только Марти Голд закончит обводить тушью только что законченные Джо страницы, парнишка из «Ирокез Колор» привяжет их к заднему сиденью своего мотоцикла и повезет по Бродвею. А дальше – через Мэдисон-сквер, Юнион-сквер и Ванамейкерс к фабрике «Ирокеза» на Лафайет-стрит. Там одна из четырех любезных пожилых женщин, двух из которых зовут Флоренс, с поразительной энергией и апломбом станет делать прикидки на предмет точной расцветки расквашенных носов, горящих «дорнье», снабженных дизельным приводом доспехов Стальной Рукавицы и всех прочих вещей, которые Джо нарисовал, а Марти обвел тушью. Большие камеры «гейдельберг» с вращающимися трехцветными объективами сфотографируют цветные страницы, и негативы – один зеленовато-голубой, один пурпурный и один желтый – будут выведены на экран мистером Петто, пожилым итальянцем, косоглазым гравером в старомодном козырьке зеленого целлулоида. Получившиеся в результате цветные полутона будут еще раз переправлены по разветвляющимся артериям через весь город к массивному и величественному зданию на углу западных Сорок седьмой и Одиннадцатой, где мужчины в квадратных головных уборах из старых газет трудятся за громадными паровыми прессами, чтобы в темпе опубликовать новости о свирепой ненависти Джо к немецкому рейху – чтобы эта ненависть снова смогла разнестись по улицам Нью-Йорка, на сей раз в форме сложенных и снабженных скрепками комиксов. Связанные пенькой в тысячи маленьких пачечек, эти комиксы будут развезены фургонами «Сиборд Ньюс» по газетным лоткам и кондитерским магазинам города вплоть до самых дальних его окраин, где они, словно стираное белье или брачные объявления, станут болтаться на проволочных демонстрационных стендах.
Не то чтобы Джо чувствовал себя в Нью-Йорке как дома. Существовало нечто, чего он никогда бы не позволил себе почувствовать. Но он был очень благодарен своему штабу в изгнании. В конце концов, именно Нью-Йорк привел Джо к его призванию – к этой великой и безумной новой американской художественной форме. Нью-Йорк положил к его ногам печатные машины, литографические камеры и доставочные фургоны, которые позволяли Джо сражаться если не на настоящей войне, то хотя бы на терпимом ее суррогате. И Нью-Йорк очень прилично Джо за это платил: семь тысяч долларов – выкуп его семьи – уже лежали на его банковском счете.
Затем музыкальная программа закончилась, и диктор ЗЕВФ вышел в эфир с информацией о сделанном тем утром объявлении правительства оккупированной Франции о том, что им издан ряд указов, смоделированных по образцу немецких Нюрнбергских законов, которые позволят французским властям «надзирать», согласно странной формулировке диктора, за местным еврейским населением. Дальше последовали отчеты о более ранних событиях. В частности, диктор напомнил слушателям, что часть французских евреев – главным образом коммунистов – уже переправляется в исправительно-трудовые лагеря на территории Германии.
Джо отшатнулся назад в контору «Эмпайр» и по пути стукнулся макушкой об оконную раму. Потирая быстро вздувающуюся на голове шишку, он подошел к радиоприемнику и включил погромче. Однако о французских евреях диктору, судя по всему, сказать уже было нечего. Остальные военные новости относились к авиационным налетам на порты Киль и Любек в Германии, а также к продолжающемуся преследованию немецкими подводными лодками союзнических и нейтральных транспортных кораблей, идущих в Британию. Были потеряны еще три судна, и среди них американский танкер с грузом масла, выжатого из канзасских подсолнухов.
Джо буквально сдулся. Прилив триумфа, который он испытывал, заканчивая очередную историю, всегда бывал достаточно мимолетным, но с каждым разом этот прилив, казалось, становился все короче. На сей раз он продлился всего лишь минуты полторы, прежде чем обратиться в сущий позор и расстройство. Эскапист был просто невозможным воителем, смехотворным, а самое главное – воображаемым. Он сражался на войне, в которой никогда нельзя было победить. Щеки Джо вспыхнули от стыда. Он попусту тратил время. «Идиот», – буркнул он себе под нос, тыльной стороной ладони вытирая слезящиеся глаза.
Тут Джо услышал стон старого крамлеровского лифта, а потом скрип и грохот откатываемой в сторону дверцы кабины. И вдруг заметил, что рукав его рубашки заляпан не только слезами, но также кофе и графитом. На обтрепанной манжете виднелись пятна туши. Джо стал ощущать песок в глазах и липкие остатки сонливости на коже. Он не мог вспомнить, когда в последний раз принимал душ.
– Вот те на! – раздался голос Шелдона Анаполя. На нем был совершенно незнакомый Джо бледно-серый костюм акульей кожи, гигантский и сияющий, как прожектор на маяке. Лицо Анаполя было выжжено солнцем до яркой красноты, а кожа на ушах шелушилась. Фантомно-бледные солнечные очки обрамляли его грустные глаза, которые этим осенним утром почему-то казались куда менее грустными, чем обычно. – Я бы сказал, что ты рановато, если б не знал, что ты и не уходил.
– Я только что «Радио» закончил, – угрюмо сообщил Джо.
– Так в чем дело?
– Оно никуда не годится.
– Не говори мне, что оно никуда не годится. Мне не нравится, когда ты так говоришь.
– Я знаю.
– Ты слишком строг к себе.
– На самом деле не очень.
– Так оно никуда не годится?
– Сплошной вздор.
– Вздор – это отлично. Дай посмотреть. – Анаполь пересек пространство, которое прежде занимали столы и картотечные шкафы клерков и экспедиторов «Эмпайр Новелтис». Теперь же это пространство, к часто выражаемому удивлению Анаполя, оккупировали чертежные доски и рабочие столы «Эмпайр Комикс Инкорпорейтед».
В прошлом январе «Удивительный миниатюрный радиокомикс» дебютировал с полностью распроданным тиражом в триста тысяч экземпляров.[2] С обложки того выпуска, который теперь красовался на стенде, – выпуска, обреченного стать первым изданием «Эмпайр» (всего их в настоящее время было три), одолевшим миллионный рубеж в тираже, – слова «удивительный» и «миниатюрный», месяц за месяцем сжимавшиеся до рудиментарного пятнышка вышиной с муравья в верхнем левом углу, наконец исчезли навеки, а вместе с ними и вся идея о содействии продаже новинок посредством комиксов. В сентябре Анаполь вдруг неожиданно для себя обнаружил, что вынужден подчиниться безжалостным аргументам здравого смысла касательно продажи инвентаря и отчетности «Эмпайр Новелтис Инкорпорейтед» компании «Джонсон-Смит», крупнейшему торговцу дешевыми новинками в Соединенных Штатах. Именно вырученная в результате этой эпохальной продажи сумма профинансировала двухнедельную поездку в Майами-Бич, откуда Анаполь вернулся краснолицым и сияющим, как новенький десятицентовик. Перед отбытием здоровяк позаботился проинформировать всех, что отпуска он уже четырнадцать лет как не брал.
– Как там Флорида? – осведомился Джо.
Анаполь пожал плечами.