Исторические взгляды А.С. Хомякова
Алексей Степанович Хомяков (1804-1860) являлся общепризнанным главой «московского направления». Именно его взгляды на исторический процесс во многом определяли точку зрения других славянофилов. К сожалению, Хомяков не успел изложить
свои воззрения на историю в развернутом виде. Его фундаментальный труд «Записки о всемирной истории» так и остался незавершенным. Что же касается журнальных статей, то в них лишь отдельные высказывания, посвященные мировой и отечественной истории. Тем не менее, даже по этим достаточно разрозненным отрывкам можно оценить оригинальность и самобытность системы взглядов славянофильского мыслителя.
Вещественный мир представлялся А.С. Хомякову лишь внешним выражением свободно творящего духа (Бога, абсолюта), а материальные факторы общественного развития — его внешними проявлениями. История воспринималась им как процесс постепенного проявления полноты духа в общественной жизни человечества. Развитие каждого народа выражало собой проявление той или иной стороны абсолюта. Соответственно, история народа представляла собой процесс проявления в его общественной жизни некой изначально присущей ему первичной идеи. Каждый народ, таким образом, обладал своей особой субстанцией, «началом» по славянофильской терминологии, которое постепенно проявлялось в ходе его исторического развития. «...Каждый народ, — писал Хомяков, — представляет такое же живое лицо, как и каждый человек, и... внутренняя его жизнь есть не что иное, как развитие какого-нибудь нравственного или умственного начала, осуществляемого обществом, такого начала, которое определяет судьбу государств, возвышая и укрепляя их присущею в нем истиною или убивая присущею в нем ложью». Как видим, в основе философии истории Хомякова лежал провиденциализм. Историческое развитие каждого народа предопределялось абсолютом. Однако предопределение это не носит фаталистического характера. В своем развитии народ в силу тех или иных причин может отклониться от него и не выполнить возложенной на него «миссии».
Понимание славянофилами, и в том числе Хомяковым, процесса исторического развития того или иного народа как постепенного проявления его «начала», субстанции имело два неоспоримых преимущества. Во-первых, подобный подход подразумевал стремление понять смысл истории народа. Во-вторых, заставлял обратить особое внимание на специфику народной жизни, ибо лишь через нее становилось познаваемым «начало», субстанция народа. То, что именно славянофилы первыми обратили серьезное внимание на такое фундаментальное явление русской социальной действительности, как сельская община, безусловно, является результатом их специфического понимания процесса исторического развития как постепенного проявления народного «начала».
Всемирная история, по мысли Хомякова, являла собой арену борьбы двух основных «начал» бытия — свободы и необходимости. Воплощением «начала» свободы в древности
являлись иранские, а необходимости — кушитские (эфиопские) племена. В истории других народов «иранское» и «кушитское» «начала» проявлялись в смешанном виде. Русский народ, по мысли Хомякова, развивался под влиянием «иранизма». Это и предопределило его стремление к духовным, нравственным Ценностям и пренебрежение к материальным интересам и формальной политической свободе.
Европейская цивилизация, в основе своей «иранская», по мысли Хомякова, постепенно выродилась под влиянием «кушитства» и в XVIII-XIX вв. вступила в полосу жесточайшего внутреннего кризиса. Проявления его славянофильский мыслитель видел в ничем не сдерживаемом «эгоизме личностей», поклонении «золотому тельцу», разрыве с традицией и безудержной революционности, угрожающей самим основам бытия западных
обществ. Несмотря на то, что русская образованная элита, впитавшая со времен Петра I идеи европейского просвещения, была заражена тем же духовным недугом, что и весь западный мир, Хомяков надеялся, что России удастся избежать судьбы Европы. Славянофильский мыслитель стремился привлечь внимание общества к «народным началам», призванным стать основой развития России по самобытному, исконному пути.
«Началом народного бытия» Хомяков считал общинность. В отечественной и отчасти зарубежной исторической литературе уже давно утвердилась точка зрения, согласно которой приверженность славянофилов общинному началу считается признаком их консерватизма. По мнению исследователей, придерживающихся этой точки зрения, для представителей «московского направления» община имела значение в первую очередь как институт, играющий стабилизирующую, охранительную роль в общественной жизни России. Эта позиция представляется верной лишь отчасти. Историко-философская концепция Хомякова отводит общине гораздо большую роль в истории России, нежели простому охранительному институту, выполняющему функцию стабилизирующего социального фактора. Община воспринималась славянофильским мыслителем как социальное выражение сущности русского народного духа. То, что именно она привлекла к себе внимание Хомякова, естественным образом вытекало из его понимания исторического процесса. Его историософская концепция требовала для своего обоснования отыскания особой субстанции русского народа. И первое, что при этом неизбежно должно было бросаться в глаза, — это наличие в России крестьянского мира, явления социальной действительности, не имевшего аналогов в Западной Европе.
Что же, какое реальное смысловое содержание вкладывал славянофильский мыслитель в понятие «общинность»? Прежде всего, этическое. В своих работах он неоднократно отмечает, что община есть «...создание нравственной свободы русского народа», что «...единство, которое лежало искони в понятии славянской общины... заключается в понятии естественного и нравственного братства и внутренней правды». Вполне корректно, на наш взгляд, будет характеризовать содержание, которое Хомяков
вкладывал в понятие «общинность» как «этический коллективизм».
Другой существенной чертой исторического развития России Хомяков считал отсутствие в ее истории завоевания. Эта особенность накладывала существенный отпечаток на историческое развитие России в сравнении с государствами Западной Европы. Там общество основывалось на насилии победителей над побежденными и было пронизано скрытой враждой между ними. Эта внутренняя вражда смягчалась временными договорами и из них постепенно возникла жизнь, основанная на условии, на контракте, возникло искусственное государство, жесткая иерархическая структура, на вершине которой находились завоеватели, а внизу завоеванные. В России государство развивалось
естественным путем, его начало не было омрачено насилием и, следовательно, по мысли Хомякова, в нем отсутствовал тот изначальный внутренний антагонизм, который был характерен для Запада.
Вот на такую социальную почву и легло православие, воспринятое Русью из Византии. Хомяков рассматривал явление христианства как откровение абсолюта, как окончательную истину и абсолютный идеал, воплощение которого на практике означало бы достижение человечеством высшей точки своего развития. Но «абсолютную истину» славянофильский мыслитель видел лишь в «первоначальном христианстве», учении, не искаженном человеческими страстями и пороками. Православие рассматривалось Хомяковым как единственное, восходящее к апостольской традиции каноническое учение. Католицизм и протестантство он считал ересями, возникшими в результате искажения «первоначального христианства» влиянием древнеримской цивилизации. Поскольку русский народ был единственным великим народом, оставшимся верным принципам «первоначального христианства», именно ему, по мысли Хомякова, предстояло воплотить в своей истории и общественной жизни христианский идеал. В противоположность Гегелю, который считал, что высшим Достижением всемирно-исторического развития является германское государство и, соответственно, народом, идущим во главе прогресса, является немецкий народ, Хомяков, выдвигал мысль о том, что вершиной прогресса человечества является не идеальное государство, а христианское общество, основанное на высших этических ценностях. Таким образом, носителем наиболее прогрессивной идеи исторического развития выступал, по мысли Хомякова, русский народ, а страной, призванной воплотить ее в жизнь, — Россия.
Ведущего славянофильского идеолога волновал вопрос о том, почему, несмотря на долгую историю, Россия так и не смогла достичь предопределенного ей абсолютом идеала
христианского общества, почему «этический коллективизм», будучи началом народной и духовной жизни России, так и не стал основой ее общественного устройства. Этот вопрос являлся центральной темой спора между ним и И.В. Киреевским в 1852 г. В своей статье «О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России», опубликованной в первом номере «Московского сборника», Киреевский рисовал допетровскую Русь в радужных красках, как внутренне непротиворечивую, солидарную социальную общность, связанную лишь единством убеждений ее народа. Автор в своих рассуждениях, по сути дела, подменял реальную историческую Русь своим собственным идеалом. Термин «ретроспективный утопизм», не совсем справедливо данный П.Я. Чаадаевым славянофильству в целом, весьма верно характеризовал точку зрения И.В. Киреевского, Хомяков открыто выступал против чрезмерной идеализации Руси в своей работе «По поводу статьи И.В. Киреевского «О характере просвещения Европы...», которая должна была выйти во втором номере «Московского сборника». Сборник однако не состоялся по причине цензурных гонений, и статья Хомякова впервые увидела свет гораздо позже.
В восприятии Древней Руси Хомяковым мы находим гораздо больше реализма, чем у его соратника по славянофильскому кружку. Хомяков считал, что в ее общественной жизни еще до Петровских реформ существовало глубокое внутреннее противоречие. По мнению славянофильского мыслителя, с самого начала истории Руси в ней шла беспрерывная борьба двух стремлений: стремления к государственному единству, чьим выразителем был князь, княжеская дружина и духовенство, и стремления к обособлению, выражаемое «областной земщиной», опирающейся на общину. Считая стремление к государственному единству более высоким по своему существу, Хомяков тем не менее питал явную симпатию к земскому началу, ибо дружина — главная сила, стремящаяся к единству страны, была оторвана от земской жизни и в значительной степени складывалась из инородных элементов.
После долгой и кровавой борьбы идея государственного единства восторжествовала, но внутреннее противоречие между дружиной и земщиной продолжало существовать уже в едином государстве. Хотя это противоречие не было, по мнению Хомякова, столь глубоким, как антагонизм завоевателей и завоеванных на Западе, славянофильский мыслитель признавал, что единство Древней Руси было единством насильственным. Противоречие между двумя слоями общества усугублялось еще и тем, что влияние, оказываемое на них православием, было различно. В дружине оно развивало личные добродетели, в земщине — общежительные. Но ни земщиной, ни дружиной, по мнению Хомякова, православие не было понято по-настоящему. Земщина первоначально приняла более его обрядовую, чем внутреннюю сущность. Дружина же находилась под влиянием Византии и для нее, по словам Хомякова, «...оставались доступными почти исключительно только те стороны всеобъемлющего просветительного начала, которые уже получили и проявление, и сознание в просветившей нас Византии».
Таким образом, делал вывод славянофильский мыслитель, «вследствие внутреннего разъединения общественного и отсутствия истинного познания о вере в большинстве народа, разум не мог уяснить, и Древняя Русь не могла осуществить своего высокого призвания и дать видимый образ мысли и чувству, положенным в основу ее духовной жизни», т.е. достичь социального идеала, предназначенного ей абсолютом.
Надежд на это Хомяков, однако, не терял и возлагал свои упования на развитие православием общежительных добродетелей в общине. Это развитие он считал «...прекрасной и новой стороной проявления жизни христианской в человечестве». Хомяков смотрел на общину как на маленькую и несовершенную модель соборного общества и достижение социального идеала связывал с усилением общинного начала в жизни страны.
И.В. Киреевский
Исторические воззрения Ивана Васильевича Киреевского (1806-1856) существенно отличались от аналогичных построений Хомякова. Киреевский не стремился к осмыслению процесса исторического развития во всемирном масштабе. Его видение русской истории вполне укладывалось в Рамки проблемы «Россия — Запад», которая интересовала его больше всего и являлась стержневой в его наиболее значимых работах. По мнению Киреевского, в основе западной цивилизации лежали три фактора: античная традиция, «мир древних варваров», разрушивших Римскую империю, и христианство. В жизнь России античное наследие вошло через посредство Византии, следствием чего и явились специфические особенности русской цивилизации.
Понимая процесс исторического развития через призму немецкой классической философии и в первую очередь шеллингианства, и Хомяков, и Киреевский в своих работах стремились к выявлению и обоснованию наличия «начала» русского народа. Киреевский, однако, определял его иначе, нежели его; соратник по славянофильскому кружку. По мнению Киреевского, «начало» народа было явлением, относящимся исключительно к его духовной сфере. Хомяков в оценке исторического развития русского народа исходил из идеи дуализма его субстанциальных начал: «начала народной жизни» (социальная традиция) и «начала духовной жизни» (духовная традиция), представленные, соответственно, общиной и православной церковью. Киреевский в отличие от Хомякова, практически не учитывал влияние социальных факторов на процесс исторического развития России, рассматривая их лишь в качестве производных развития русского просвещения, широко понимаемого им, как всей духовной сферы жизни народа. Особенности социальной организации России Киреевский считал следствием влияния православия. «...Только возникая из веры, и ей подчиняясь, и ею одушевляясь, может государство развиваться стройно и сильно...», — отмечал он в одном из своих писем.
Первое, что бросается в глаза при внимательном рассмотрении историко- социологических построений Киреевского, — это отсутствие у него четко сформулированного социального идеала, рассчитанного на реализацию в будущем. Его концепция носит ретроспективно-утопический характер. Хомяков своим идеалом видел общество, в котором социальные связи были бы всецело подчинены нравственным, христианским. Это должно было быть общество социального равенства. Собор, огромная община, в основе которой лежало множество маленьких общин. Мыслитель считал, что достижение этой социально-христианской идиллии возможно лишь в далеком будущем. Киреевский же, наоборот, помещал ее в прошлом. По его мнению, христианское общество, в коем социальные связи были подчинены нравственным, уже существовало в Древней Руси. «Что касается до моего личного мнения, — пишет он в своей статье «О характере просвещения Европы...», что я думаю, что особенность России заключалась в самой полноте и чистоте того выражения, которое Христианское учение получило в ней, во всем объеме ее общественного и частного быта».
Древнерусское общество виделось Киреевскому солидарной социальной общностью, согласием, лишенным внутренних противоречий. Что же, по его мнению, лежало в основе
этого согласия? Он выделял два фактора: церковь и бытовое предание. При этом первому из них придавалось гораздо большее значение, нежели второму. Киреевский считал «русский быт», результатом христианского влияния, а общину рассматривал лишь как пассивный объект этого влияния, что вполне соответствовало его отношению к «просвещению» как единственному фактору, определяющему жизнь народа. Киреевский конечно знал, что крестьянский мир, малая община существовали на Руси задолго до введения христианства, но единение малых общин в «огромное согласие» Древней Руси он целиком относил на счет христианского влияния. Даже обычное право, являвшееся юридическим основанием общественного устройства Древней Руси, он считал результатом христианского влияния. «Бесчисленное множество маленьких миров, — отмечает он, — составлявших Россию, было все покрыто сетью церквей, монастырей, жилищ уединенных отшельников, откуда постоянно распространялись повсюду одинаковые понятия об отношениях общественных и частных. Понятия эти мало-помалу должны были переходить в общее убеждение, убеждение в обычай, который заменял закон, устраивая, по всему пространству земель подвластных нашей Церкви, одну мысль, один взгляд, одно стремление, один порядок жизни».
Каким же образом христианство обеспечивало существование непротиворечивого социального организма Древней Руси? По мнению Киреевского, через формирование особого, цельного типа личности. Цельность сознания человека обусловливала его моральность. Моральная личность всегда была готова к жертвам во имя общего интереса. Подобная жертвенность была, по мысли Киреевского, свойственна всем членам древнерусского общества, что собственно и было причиной его крепости. В отличие от Хомякова, конструировавшего перспективный социальный идеал, концепция Киреевского
являлась ретроспективной утопией, далекой от реальной действительности.
Хомяков достаточно решительно выступал против крайностей «ретроспективного утопизма» Киреевского, упрекая последнего в чрезмерной идеализации Древней Руси. Критикуя, в частности, тезис о воплощении в ее общественной жизни христианских начал во всей их «полноте и чистоте» Хомяков отмечал, что «...не было ни одного народа, ни одной земли, ни одного государства в мире, которому такую похвалу можно было бы приписать приблизительно... Нет, и как ни дорога мне родная Русь в ее славе современной и прошедшей, сказать его о ней я не могу и не смею».
Свои надежды на будущее возвращение России на свой самобытный путь Киреевский
возлагал не на развитие общинного начала в жизни страны, а на духовное просвещение образованного слоя русского общества.