Часть 2 Откуси Большое Яблоко 5 страница

– Это человеческая натура? – спрашивает Миранда, рассматривая стойку с журналами. – Как уменьшить бедра за 30 дней. "Губы для поцелуев". Как узнать, что он по – настоящему думает". Я могу сказать тебе, что он по – настоящему думает. Ничего.

Я засмеялась, отчасти потому, что она права и отчасти потому, что я в головокружительном восторге от новой знакомой.

Я уже вторую субботу нахожусь в Нью-Йорке, и что мне не сказали, так это то, как пустеет город по выходным. Саманта уезжает в Хэмптон с Чарли и даже Лил сказала, что

собирается в Адирондак.

Я говорила себе, что ничего страшного. С меня было достаточно эмоций на этой неделе, и кроме того, мне нужно писать.

И я сделала работу, за несколько часов, так или иначе. Потом я начала чувствовать себя одинокой. Я решила, что здесь в Нью-Йорке должен быть особенный вид одиноких людей, потому что однажды ты начинаешь думать обо всех этим миллионах людей, которые едят или ходят за покупками, или в кино, или в музей с друзьями, довольно таки угнетающе не быть одной из них.

Я попыталась позвонить Мэгги, которая проводит лето в Южной Каролине, но ее сестра сказала, что она на пляже. Потом позвонила Уолту. Он был в Провинстауне. Я даже позвонила отцу. Но всё что он сказал, это как я, должно быть, жду поступления в Браун осенью, и он поболтал бы со мной подольше, но у него назначена встреча.

Жаль, что я не могу ему сказать, как мне трудно на уроке писательства, но это было бы бесполезно. Он все равно никогда не был заинтересован в моем писательстве, убеждая меня в том, что это период, который я переживу, когда пойду в Браун.

Затем я заглянула в гардероб Саманты. Я нашла пару неоново-голубых сапог от Феруччи, которые я так хотела, и примерила их, но они были мне слишком велики. Я так же обнаружила старый кожаный пиджак, который должно быть, остался из ее прошлой жизни – чтобы это не значило.

Я снова позвонила Миранде Хоббс. На самом деле, я пытаюсь дозвониться к ней уже третий раз, с четверга, но она не отвечает.

Но оказывается она не против субботы, потому что она подняла трубку после первого гудка.

– Привет, – она спросила подозрительно.

– Миранда? Это Кэрри Брэдшоу.

– Ох.

– Мне просто интересно, чем ты сейчас занята? Не хочешь выпить кофе или чего-нибудь другого?

– Я не знаю.

– О… – сказала я разочарованно.

Наверно, ей стало жалко меня, потому что она спросила:

– Где ты живешь?

– В Челси?

– Я на Бэнк – Стрит. Здесь есть кофейня за углом. Пока мне не нужно ехать на метро, так что думаю, я могу встретиться с тобой.

Мы провели два часа в кофейне за углом и узнали, что у нас много общего. Мы обе учились в местных школах, и в детстве нам нравилась книжка "Согласие". Когда я сказала ей, что знаю автора, Мэри Гордон Ховард, она рассмеялась.

– Почему-то, я так и подумала.

И после еще одной чашечки кофе у нас появилось то волшебное чувство, что мы станем друзьями.

Потом мы решили, что голодны, но также признали, что у нас нет денег. Поэтому у меня в планах приготовить нам ужин.

– Почему журналы так поступают с женщинами? – жалуется Миранда, с ненавистью смотря на Вог. – Всё дело в создании ненадежности. Попытки заставить женщин думать, что они недостаточно хороши. А когда женщины думают, что они достаточно хороши, угадай что?

– Что? – спрашиваю я, беря сумку для покупок.

– Мужчины побеждают. Вот как они нас подавляют, – в заключении ответила она.

– Не считая той проблемы, что женские журналы написаны женщинами, – обратила внимание я.

– Это лишь показывает насколько далеко всё это зашло. Мужчины сделали из женщин соучастниц в своей собственной подавленности. Я имею в виду, если ты тратишь всё свое время на бритье ног, какова возможность, что у тебя останется время, чтобы захватить мир?

Я хочу сказать, что на бритье ног уходит всего 5 минут, остается много времени на захват мира, но я знала, что это риторический вопрос.

– Ты точно уверена, что твоя соседка не будет против моего прихода? – спрашивает она.

– Она не совсем моя соседка. Она помолвлена Она живет со своим парнем. Она в Хэмптоне, в любом случае.

– Везет тебе, – говорит она, останавливаясь в пяти пролетах от квартиры.

К третьему пролету она начала задыхаться.

– Как ты делаешь это каждый день?

– Это лучше, чем жить с Пегги.

– Звучит как будто эта Пегги ночной кошмар. Такие люди должны лечиться.

– Возможно, так и есть, но это не помогает.

– Тогда ей нужно найти нового психиатра, – говорит Миранда, сопя. – Я могу посоветовать своего.

– Ты ходишь к психиатру? – я спрашиваю, засовывая свой ключ в замок.

– Конечно. А ты нет?

– Нет. Зачем мне это?

– Потому что каждый должен иметь психиатра. Иначе ты продолжишь наступать на одни и те же грабли.

– Но что если у меня такого не было? – я распахнула двери и Миранда споткнулась. Она шлепается на матрац.

– Думая о том, что у тебя нет нездоровых принципов, само по себе является нездоровым. И у каждого есть что-то подобное из детства. Если ты не справляешься с этим, ты сможешь просто угробить свою жизнь.

Я открываю консольные двери, показываю маленькую кухню и ставлю сумку с покупками рядом со столиком около раковины.

– Что у тебя? – спрашиваю я.

– Моя мать.

Я нахожу изогнутую сковороду в духовке, выливаю на нее немного масла и зажигаю спичками одну из конфорок.

– Откуда ты всё это знаешь?

– Мой отец – психиатр. И моя мать перфекционист. Раньше она тратила час на то, чтобы уложить мои волосы прежде, чем отправить в школу. Вот почему я их подстригла и покрасила, как только оказалась далеко от нее. Отец говорит, что ее мучает чувство вины. Но я считаю, что она классический нарцисист. Всё вертится вокруг нее. Включая меня.

– Но она твоя мать, – говорю я, кладя куриные бедра на горящее масло.

– И я ненавижу ее. Что в порядке вещей, потому что она тоже меня ненавидит. Я не вписываюсь в ее узкую идею о том, кем должна быть ее дочь. А как насчет твоей мамы?

Я остановилась, но, кажется, ее не интересовал ответ.

Она изучает коллекцию фотографий Саманты на боковом столике, с усердием антрополога, который неожиданно обнаружил старый кусок глины.

– Эта та женщина, с которой ты живешь? Господи, она что эгоистка или что? Она на каждой фотографии.

– Это ее квартира.

– Тебе не кажется странным, когда у кого-то так много фотографий самого себя, расставленных по всему дому? Как будто они этим пытаются доказать, что они существуют.

– Я не настолько хорошо ее знаю.

– Кто она? – высмеивает Миранда. – Актриса? Модель? У кого может быть пять своих фоток в бикини?

– Она в рекламном бизнесе.

– Еще один бизнес, сделанный для того, чтобы женщины чувствовали себя еще более неуверенными.

Она встает и заходит на кухню.

– Где ты научилась готовить?

– Мне так сказать пришлось.

– Моя мать пыталась научить меня, но я отказалась. Я отвергаю всё, что может сделать из меня домохозяйку. – Она наклоняется над сковородой. – Однако, пахнет вкусно.

– Будет пахнуть вкусно, – говорю я, добавляя пару дюймов воды в сковородку. Когда закипит, брошу туда немного риса, добавим помидоров, затем убавлю огонь и накрою крышкой.

– И это дешево. У нас будет целое блюдо всего за 5 долларов.

– Что напомнило мне, – она залезла в карман и достала две купюры по 1 доллару. – Моя доля. Терпеть не могу быть кому-то должной. А ты?

Мы возвращаемся в гостиную и садимся по краям дивана. Закуриваем сигареты, и я задумчиво вдыхаю.

– Замужество делает из женщин проституток, – провозгласила Миранда. – Всё дело в притворстве.

– Я тоже так думаю! – я с трудом могла поверить, что нашла кого-то, кто может разделять мои подозрения.

– Но если ты расскажешь кому-то, они захотят тебя убить. Ненавижу правду.

– Вот что случается с женщинами, когда они идут против системы. – Миранда неловко мнет свою сигарету. Я могу сказать, что она не курильщик, но, наверное, только потому, что все остальные в Нью-Йорке курят, она тоже решила попробовать. – И я, для начала, планирую что-нибудь с этим сделать, – прокашливаясь, продолжила она.

– Что?

– Еще не решила. Но решу. – Она прищурилась. – Тебе повезло, что ты будешь писателем. Ты можешь изменить восприятие людей. Тебе нужно писать о браке и о том, какая это ложь. Или даже о сексе.

– Секс? – я стряхиваю сигарету в пепельницу.

– Секс. Это самый большой позор из всех. Я имею в виду, что ты всю жизнь слышишь, о том, что должна хранить себя до брака. И о том, как это особенно. И потом ты все-таки это делаешь. И как бы, это всё? Это то, чем все бредят?

– Ты шутишь.

– Да ну, – говорит она. – Ты же делала это.

– Вообще – то, нет.

– Правда? – она удивилась. – Ну, это ничего не меняет. Ты ничего не пропускаешь. По сути, если ты этим не занималась, я бы не советовала это делать. Никогда. – Она делает паузу. – И самая плохая вещь в этом? – Сделав это однажды, тебе приходится продолжать делать это. Потому что парень ждет этого от тебя.

– А зачем ты изначально сделала это? – спрашивая я, закуривая еще одну сигарету.

– Давление. У меня был единственный парень на протяжении всей старшей школы. Хотя, должна признаться, мне было любопытно.

– И?

– Всё, кроме "этого" отлично, – сказала она, как ни в чем не бывало. – Само "это" до смерти скучно. Это то, о чем никто не говорит. Насколько это скучно. И больно.

– У меня есть подруга, у которой был первый раз и ей понравилось. У нее даже был настоящий оргазм.

– От полового акта? – спрашивает Миранда. – Она лжет. Все знают, что у женщин не может быть оргазма из-за одного только полового акта.

– Тогда почему все это делают?

– Потому что они должны, – она практически кричит. – И потом ты просто лжешь, чтобы это закончилось. Самая хорошая вещь в этом, что это длится минуту или две.

– Может быть, ты должна сделать это много раз, чтобы понравилось.

– Нет. У меня было это, по крайней мере, двадцать раз и это всегда было также плохо, как и в первый. – Она скрестила руки. – Ты увидишь. И не важно с кем ты это делаешь. Я попробовала это с другим парнем шесть месяцев назад, чтобы убедится, что причина не во мне, и это было также паршиво.

– Как на счет парня постарше? – спрашиваю я, думая о Бернарде. – Парня с опытом…

– Сколько лет?

– Тридцать?

– Это даже еще хуже, – она объявляет. – Его принадлежность может быть сморщена. Нет ничего более отвратительно, чем морщинистый член.

– Ты такой когда – то видела? – я спрашиваю.

– Нет. И надеюсь, никогда не придется.

– Хорошо, говорю я, смеясь. – Что если, я сделаю это, и мне понравится. Что тогда?

Миранда хихикает, как будто этого не может быть.

Она тычет пальцем в фотографию Саманты.

– Бьюсь об заклад, даже она думает, что это скучно. Она выглядит так, как будто ей нравится это, но я клянусь, она просто притворяется. Также как и другая чертова женщина на планете.

Часть 2 Откуси Большое Яблоко

Глава 10

Бернард!

– Он позвонил мне, – я пою, как маленькая птичка себе, вприпрыжку по 45 улице в районе Театра.

Очевидно, он звонил на мою старую квартиру, и Пегги сказала ему, что я там больше не живу, и она не знает, где я была.

И тогда Пегги имела наглость спросить у Бернарда, может ли она пройти прослушивание для его новой пьесы.

Бернард холодно предложил ей позвонить его начальнику актёрского отдела киностудии, и внезапно к Пегги загадочно вернулась память о том, где я.

– Она живет у подруги.

Синди? Саманта?

Только я потеряла надежду позвонить первой, Бернард, да благословит его Бог, сумел сложить два и два, и позвонил мне первый.

– Ты можешь встретить меня завтра у театра в обеденное время? – он спросил.

У уверенного Бернарда есть некоторые странные идеи о том, из чего состоит время. Но он – гений, поэтому возможно, он живет вне правил.

Район возле Театра такой удивительный, даже днем.

Здесь мерцающие фонари Бродвея, милые маленькие ресторанчики, и в убогих кинотеатрах, вывески: "ЖИВЫЕ ДЕВУШКИ", которые заставляют меня почесать затылок. Кто-то захочет мертвых?

И затем на Шуберт аллею. Это – только узкая улица, но я не могу удержать воображение, на что это было бы похоже, если бы исполнили мою собственную пьесу в этом театре.

Если это случится, это будет, значит, что все в моей жизни идеально.

Что до инструкций Бернарда, я зашла со служебного входа. Ничего особенного– просто темное выцветшее фойе с серыми бетонными стенами и отслаивающимся линолеумом, и человек, неподвижно стоящий у маленького окошка

– Бернард Сингер? – я спрашиваю.

Охранник выглядывает со своего поста, лицо все в венах. "Вы на прослушивание?" – спрашивает он, оторвавшись от планшетки.

– Нет, я друг.

– Вы должно быть юная особа по имени Кэрри и Брэдшоу.

– Точно.

– Он сказал, что ждет вас. Он вышел, но скоро вернется. Он сказал, чтобы я провел для вас экскурсию за кулисами.

– Да, пожалуйста, – я воскликнула. Театр Шуберта. Кордебалет. За кулисами!

– Были здесь когда – то уже?

– Нет! – я не могу сдержать визг восторга в своем голосе.

– Мистер Шуберт основал театр в 1912 году. – Охранник отодвигает тяжелую занавесь, чтобы показать сцену. – Кэтрин Хепбёрн играла здесь в 1939. "Филадельфийская история"

– На этой самой сцене?

– Стояла прямо там, где Вы сейчас находитесь, каждый вечер, перед ее первым выходом.

– "Джимми", – она говорила, – "как дома сегодня вечером"? И я бы сказал, "Все лучшее для вас здесь, мисс Хёпберн".

– Джимми, – Я умоляю. – Могу я…

Он улыбнулся, поймав мой энтузиазм.

– Только на секунду. Никому не позволено быть на сцене, кто не в Союзе.

И перед тем, как он может изменить свое решение, я пересекаю доски, глядя на дом. Я шагаю к рампе и осматриваю ряд за рядом с бархатными креслами, балконы, роскошные коробки на стороне. И на мгновение я представляю, как театр полон народу, все там, чтобы увидеть меня.

Я размахиваю руками.

– Здравствуй, Нью-Йорк.

– Боже мой, – я слышу глубокий, гортанный смех, сопровождаемый звуком чьих – то аплодисментов.

Я с ужасом поворачиваюсь и вижу за кулисами Бернарда в солнечных очках, на нем расстегнутая белая рубашка и кожаные туфли от Гучи.

Рядом с ним стоит и аплодирует актриса Марджи Шепард, которую я сразу же узнала. Его бывшая жена. Что, черт возьми, она тут делает? И что она должно быть думает обо мне, после просмотра моего маленького представления?

Это не занимает много время, чтобы выяснить, потому что следующее, что она говорит бесчувственным голосом:

– Я вижу, как зарождается звезда.

– Успокойся, Марджи, – говорит Бернард, немного раздраженный.

– Привет. Я Кэрри, – я протягиваю руку.

Она удостоила меня чести пожать ее руки, но не представилась, уверенная, что я уже знаю кто она. Думаю, я всегда буду помнить какие у нее руки – длинные, гладкие пальцы, теплые и чувственные ладони. Может, когда-нибудь я даже скажу: "Я встречалась с Марджи Шепард. Я пожала ей руку, и она была удивительной".

Красиво изогнув губы, у Марджи вырвался хитрый смешок. "Ладно, ладно" сказала она.

Никто не мог просто сказать "ладно, ладно", и уйти, даже Марджи Шепард. Я не могла перестать глазеть на нее.

Вообще-то она не очень красивая, но внутри нее есть такое сияние, которое заставит вас думать, что она самая красивая девушка, которую вы когда – либо видели.

Я, безусловно, понимаю, почему Бернард женился на ней. Вот чего я не могу понять, почему он уже не женат на ней.

У меня нет шанса.

– Приятно познакомится, – говорит Марджи шепотом, подмигнув Бернарду.

– Мне тоже, – я запинаюсь, когда говорю. Марджи, наверное, думает, что я идиотка.

Она подмигивает Бернарду.

– Мы продолжим этот разговор позже.

– Я думаю, что не стоит, – бормочет Бернард. Очевидно, что он не относится к ней как к звезде, в отличие от меня.

– Я позвоню.

И снова эта милая улыбка и глаза, которые кажется, знают все.

– Пока, Кэрри.

– Пока. – Вдруг, я понимаю, что разочарована встречей с ней.

Бернард и я смотрим, как она шагает через прихожую, одна рука, гладит заднюю часть шеи – острое напоминание Бернарду того, что он теряет.

Я глотаю, подготовленные извинения за мое небольшое шоу, но вместо того, чтобы смутится, Бернард хватает меня под руками и прижимает меня к себе, и крутит меня, как ребёнка.

Он покрывает мое лицо поцелуями.

– Я рад видеть тебя, малышка. У тебя отличная координация. Тебе уже кто – то говорил это?

– Нет.

– Но это так. Если бы тебя здесь не было, я бы не смог избавится от нее. Давай же, – он берет меня за руки и бодро ведет меня из другого конца аллеи, как сумасшедший на миссию. – Это ты детка, – он говорит. – Когда я тебя увидел, все обрело смысл.

– В смысле? – Я спрашиваю затаив дыхание, пытаясь остаться на высоком уровне, сбитая с толку его внезапным обожанием. Это – то, на что я надеялась, но теперь, когда он, кажется, фактически сражен, я немного осторожничаю.

– С Маржи покончено. Я двигаюсь дальше.

Мы сворачиваем с сорок четвертой авеню и направляемся на пятую авеню.

– Ты ведь женщина, где я могу купить мебель?

– Мебель? я смеюсь. – Я не знаю.

– Кто – то ведь должен знать. Извините, – он обращается к хорошо одетой женщине в жемчуге. – Где здесь лучше купить мебель?

– Какая именно мебель? – спрашивает она, как будто такого рода вопросы это вполне нормально.

– Стол и несколько простыней. И возможно еще диван.

– Блуминдэйл, – говорит она и уходит.

Бернард смотрит на меня.

– Ты свободна сегодня днем? У тебя есть время сходить со мной купить мебель?

– Конечно.

Это, конечно, не романтический обед, который я себе представляла, но почему бы и нет?

Мы запрыгиваем в такси.

– Блумингдэйл, говорит Бернард водителю, – И побыстрее, нам нужно купить простыни.

Таксист улыбается. – Двое влюбленных скоро женятся?

– Наоборот. Я официально становлюсь неженатым, говорит Бернард и сжимает мою ногу.

Когда мы добираемся до Блумингдэйлс, Бернард и я носимся по пятому этажу как два ребенка, испытываем кровати, прыгаем на диванах, делаем вид, что пьем чай из фарфорового сервиза. Один из продавцов узнает Бернарда (О, Мистер Сингер, какая честь. Не могли бы вы оставить автограф для моей мамы?) и ходит за нами, как щенок.

Бернард покупает столовую гарнитуру, коричневый кожаный диван и тахту, кресло и кучу подушек, простыней и полотенец.

– Можно ли все это доставить прямо сейчас?

– Вообще – то нет, – глупо улыбается продавец, – Но для Вас, мистер Сингер, я постараюсь сделать все возможное.

– Что сейчас? спрашиваю Бернарда я.

– Мы поедем ко мне и будем ждать.

– Я все ещё не понимаю, почему Марджи забрала мебель? – говорю я, в то время как мы прогуливаемся по пятьдесят девятой авеню.

– Думаю, чтобы наказать меня.

– Но я думала, что она была той, кто ушла, – осторожно начинаю я, старательно избегая слова " измена".

– Милая, разве ты не знаешь ничего о женщинах? В их понятиях нет слово "честная игра".

– Это не относится ко всем женщинам. Я бы так никогда не поступила. Это не разумно.

– Это то, что мне нравится в тебе. Ты не испорчена. – Все еще держась за руки, мы подходим к его дому, проходя ужасного швейцара. Будь осторожна, подруга, думаю я. В квартире, Бернард включает Фрэнка Синатра. – Давай потанцуем, говорит он. – Мне хочется отпраздновать.

– Я не умею танцевать под это.

– Уверен, что ты сможешь. Он протягивает руки.

Я кладу одну руку на его плечо, как нас учили на уроках по бальным танцам в школе миллион лет назад, когда мне было тринадцать. Он сжимает меня крепче, его дыхание обжигает мне шею.

– Ты нравишься мне, Кэрри Брэдшоу. Это действительно так. Скажи, взаимно ли это?

– Конечно, – хихикаю я, – Если бы ты мне не нравился, я бы не танцевала с тобой.

– Не верю, что это правда. Я думаю, что ты бы танцевали с мужчиной, пока не надоел бы тебе, а потом ты бы начала танцевать с другим.

– Никогда. – Я поворачиваю голову, чтобы увидеть его лицо. Его глаза закрыты, и на лице блаженное выражение. Я все еще не могу понять его перемены отношения ко мне. Если бы я не знала его лучше, то я думала бы, что он влюбляется в меня.

Или возможно он влюбляется в идею влюбиться в меня. Возможно, он хочет любить кого-то, и я оказалась в правильном месте в нужное время.

И внезапно, я занервничала. Если Бернард влюбился в меня, я никак не смогу соответствовать его ожиданиям. Все закончиться тем, что я стану разочарованием. И что я собираюсь делать, если он хочет заняться сексом со мной?

– Я хочу знать то, что произошло, – говорю я, пытаясь сменить тему. – Между тобой и Марджи.

– Я сказал тебе, что произошло, – он бормочет.

– Я имела в виду сегодня. О чем вы спорили?

– Это имеет значение?

– Я думаю, нет.

– Квартира, – говорит он. – Мы спорили о квартире. Она хочет её себе, и я сказал нет.

– Она хочет и квартиру, тоже? – Я спрашиваю, пораженная.

– Она, возможно, убедила бы меня, если бы не ты. – Он берет мою руку и кружит меня. – Когда я увидел тебя на этой стадии нашего спора, я подумал, Это – знак.

– Какой знак?

– Знак, что я должен вернуть свою жизнь обратно. Купить мебель. Сделать это место снова моим домом.

Он отпускает мои руки, но я продолжаю вращаться и вращаться, пока я не падаю в обморок на пол. Я лежу неподвижно, поскольку голая комната вращается вокруг меня, и на мгновение я воображаю себя в психиатрической больнице в белом космосе без мебели.

Я закрываю глаза, и когда я открываю их снова, лицо Бернарда нависает над моим. У него симпатичные ресницы и складка по обе стороны ото рта. Маленькая родинка похоронена в волосах на его правой брови.

– Сумасшедшая, сумасшедшая девочка, – он шепчет, прежде, чем наклонится, чтобы поцеловать меня.

Я позволяю унести себя поцелуем. Рот Бернарда окутывает мой, поглощая всю действительность, пока жизнь, кажется, не начинает состоять только из этих губ и языков, занятых забавным собственным танцем.

Я замерзаю. И внезапно, я задыхаюсь. Я положила руки на плечи Бернарда.

– Я не могу.

– Я что-то сказал? – Его губы закрываются над моими. Мое сердце колотится. Артерия пульсирует в шее. Я уклоняюсь подальше. Он откидывается назад на бедрах.

– Слишком напористый?

Я надуваю лицо и смеюсь немного.

– Возможно.

– Ты не привыкла к таким парням как я.

– Я предполагаю, что нет! – Я встаю и встряхиваюсь.

Снаружи ударяет гром. Бернард подходит сзади ко мене, отодвигает волосы, чтобы открыть шею.

– Ты когда-либо занималась любовью во время грозы?

– Нет еще. – Я хихикаю, пытаясь оттолкнуть его.

– Возможно время, что бы сделать это настало.

О нет. Прямо сейчас? Действительно ли это тот момент? Мое тело дрожит. Я не думаю, что могу сделать это. Я не подготовлена. Бернард массажирует мне плечи.

– Расслабься, – он наклоняется ко мне и кусает мочку уха.

Если я сделаю это с ним теперь, он будет сравнивать меня с Марджи.

Я воображаю их занимающийся сексом все время в этой квартире. Я воображаю Марджи, целующую Бернарда с интенсивностью, которая соответствует этому, как в фильмах.

Тогда я вижу, что я лежу голая на том пустом матраце, мои руки и ноги раскинулись по сторонам.

Почему я не делала это с Себастьяном, когда у меня был шанс? По крайней мере, я знала бы, как делать это. Я никогда не предполагала, что кто-то вроде Бернарда появится. Взрослый мужчина, который, очевидно, хочет с подругой, регулярно заниматься сексом и хочет сделать это прямо сейчас.

– Давай, – он говорит мягко, таща мою руку.

Я уклоняюсь, и он смотрит искоса на меня.

– Разве ты не хочешь заниматься любовью?

– Я хочу, – говорю я быстро, не желая задеть его самолюбие. – Это, просто это…

– Да?

– Я забыла средство предохранения.

– О, – он отпускает мои руки и смеется. – Чем ты пользуешься? Диаграммой?

Я краснею.

– Да, конечно, – я киваю.

– Диаграмма – это больно. И грязно. С кремом. Ты ведь используешь крем с ней, так ведь?

– Да, – мысленно, я кручу педали назад к медицинским классам, которые мы проходили в средней школе.

Я представляю диаграмму, забавный маленький предмет, похожий на резиновый колпачок. Но ничего не вспоминаю о креме.

– Почему не пьешь таблетки? Это намного проще.

– Я буду. Да, несомненно, – я решительно соглашаюсь. – Я думала о том, чтобы получить рецепт.

– Я знаю. Ты не хочешь принимать таблетки, пока ты не знаешь, что отношения серьезные.

Мое горло пересыхает. Действительно ли эти отношения серьезные? Действительно ли я готова к ним? Но в следующую секунду, Бернард уже лежит на кровати и включил телевизор. Это – мое воображение, или он выглядит немного облегчённым?

– Иди сюда, падай рядом, – говорит он, похлопывая место рядом с ним. Он протягивает руки. – Ты думаешь, у меня слишком длинные ногти?

– Слишком длинные для чего? – Я хмурюсь.

– Серьезно, – говорит он.

Я взяла его руку в свою, глажу своими пальцами по его ладони. Его руки прекрасные и худые, и я не могу не думать об этих руках на своём теле. Самой сексуальной частью человека является его руки. Если у мужчины девичьи руки, все остальное неважно.

– Они маленькие.

– Ты бы не могла обрезать их мне? – он спрашивает.

Что?

– Марджи всегда делала это, – объясняет он

Моё сердце смягчается. Он такой милый. Я даже не думала, что мужчина может быть таким приятным. Но это неудивительно, учитывая мой небольшой романтический опыт.

Бернард входит в ванную, чтобы взять ножницы и пилку для ногтей. Я осматриваю запасную спальню. Бедный Бернард, я думаю в сотый раз

– Уход за приматом, – говорит он, когда возвращается. Он сидит напротив меня, и я начинаю тщательно обрезать его ногти. Я могу услышать дождь, барабанящий по навесу ниже, в то время как я чувствую ритмичное движение, дождь перемещает меня в успокоительный транс. Бернард поглаживает мою руку и затем лицо, поскольку я облокачиваюсь на его руку.

– Это приятно, не так ли? – спрашивает он.

– Да, я отвечаю.

– Так и должно быть. Никаких ссор. Или споров, чья очередь выгуливать собаку.

– У тебя была собака?

– Длинношерстная такса. Это первая собака Марджи, но она никогда не обращала на нее внимания.

– Так и с тобой было?

– Да. Она перестала обращать на меня внимание, тоже. Все вертелось вокруг ее карьеры.

– Это ужасно, – говорю я. Я не могу представить, чтобы какая-то женщина потеряла интерес к Бернарду.

Глава 11

Я просыпаюсь на следующее утро с идеей. Может быть, это потому, что-то время, которое я провела с Бернардом, меня окончательно вдохновило. Я знаю, что я должна сделать: написать пьесу. Это блестящая мысль длиться около трех секунд, прежде чем это разрушит миллион причин, почему это невозможно. Бернард будет думать, что я подражаю ему. И я просто не смогу сделать это в любом случае. Так как Виктор Грин не позволит мне.

Я сижу на кровати Саманты, скрестив ноги с гримасой на лице.

Факт в том, что мне нужно доказать, что я могу это делать в Нью-Йорке. Но как? Быть может, мне повезет, и я узнаю это. Или у меня это получится благодаря скрытым способностям, о которых я даже не подозреваю.

Я хватаюсь за шелковое покрывало, как утопающий хватается за спасательную шлюпку. Несмотря на мои опасения, кажется, что моя жизнь начинается здесь – и Браун меньше, чем в семи неделях от меня.

Я рву нить. Не от того, что с Брауном что-то пошло не так, но я уже внутри. С другой стороны, если бы Нью-Йорк был колледжем, я могла бы все еще на него претендовать. И если все остальные люди смогли сделать это в Нью-Йорке, почему не могу я?

Я вскакиваю с кровати и бегаю по квартире, надевая вещи и повторяя фразу: "У меня получится". У меня должно получиться.

Хватая свою сумку от Кэрри, я все 5 этажей скольжу по лестнице, направляясь к выходу.

Дохожу до 14 улицы, мастерски пробираясь через толпу и представляю, что мои ноги поднимаются на несколько метров над землей.

Я поворачиваю прямо к Бродвею и захожу в Стрэнд.

"Стрэнд" – это легендарная книжная барахолка, где за бесценок можно найти любую книгу.

Она немного дряхлая и все продавцы очень внимательно наблюдают, как будто они хранители пламя высокой литературы.

Но это не имело бы значения, кроме того, продавцов не избежать. Если ты ищешь особенную книгу, ты не можешь найти ее без помощи.

Я подхожу к хилому парню, который одет в свитер с латками на локтях.

– У вас есть "Смерть коммивояжёра"?

– Надеюсь на это, – говорит он, разводя руками.