Часть третья. испытание и торжество 17 страница

письма доставлялись мне раз в неделю. В этих письмах моя хозяйка постоянно

жаловалась мне на Снапа.

Прибыв в Мендозу, в Северной Дакоте, я нашел хороший сбыт для

проволоки. Разумеется, главные сделки я заключал с крупными торговцами, но

я потолкался среди фермеров, чтобы получить от них практические указания,

и таким образом познакомился с фермой братьев Пенруф.

Нельзя побывать в местности, где занимаются скотоводством, и не

услышать о злодеяниях какого-нибудь лукавого и смертоносного волка. Прошло

то время, когда волки попадались на отраву. Братья Пенруф, как и все

разумные ковбои, отказались от отравы и капканов и принялись обучать

разного рода собак охоте на волка, надеясь не только избавить окрестности

от врагов, но и позабавиться.

Гончие собаки оказались слишком добродушными для решительной борьбы,

датские доги - чересчур неуклюжими, а борзые не могли преследовать зверя,

не видя его. Каждая порода имела какой-нибудь роковой недостаток. Ковбои

надеялись добиться толку с помощью смешанной своры, и когда меня

пригласили на охоту, я очень забавлялся разнообразием участвовавших в ней

собак. Было там немало ублюдков, но встречались также и чистокровные

собаки - между прочим, несколько русских волкодавов, стоивших, наверно,

уйму денег.

Гилтон Пенруф, старший из братьев, необычайно гордился ими и ожидал от

них великих подвигов.

- Борзые слишком тонкокожи для волчьей охоты, доги - медленно бегают,

но, увидите, полетят клочья, когда вмешаются мои волкодавы.

Таким образом, борзые предназначались для гона, доги - для резерва, а

волкодавы - для генерального сражения. Кроме того, припасено было две-три

гончих, которые должны были своим тонким чутьем выслеживать зверя, если

его потеряют из виду.

Славное было зрелище, когда мы двинулись в путь между холмами в ясный

октябрьский день! Воздух был прозрачен и чист, и, несмотря на позднее

время года, не было ни снега, ни мороза. Кони ковбоев слегка горячились и

раза два показали мне, каким образом они избавляются от своих седоков.

Мы заметили на равнине два-три серых пятна, которые были, по словам

Гилтона, волками или шакалами. Свора понеслась с громким лаем. Но поймать

им никого не удалось, хотя они носились до самого вечера. Только одна из

борзых догнала волка и, получив рану в плечо, отстала.

- Мне кажется, Гилт, что от твоих волкодавов мало будет толку, - сказал

Гарвин, младший из братьев. - Я готов стоять за маленького черного дога

против всех остальных, хотя он простой ублюдок.

- Ничего не пойму! - проворчал Гилтон. - Даже шакалам никогда не

удавалось улизнуть от этих борзых, не то что волкам. Гончие - также

превосходные - выследят хоть трехдневный след. А доги могут справиться

даже с медведем.

- Не спорю, - сказал отец, - твои собаки могут гнать, могут выслеживать

и могут справиться с медведем, но дело в том, что им неохота связываться с

волком. Вся окаянная свора попросту трусит. Я много бы дал, чтобы вернуть

уплаченные за них деньги.

Так они толковали, когда я распростился с ними и уехал дальше.

Борзые были сильны и быстроноги, но вид волка, очевидно, наводил ужас

на всех собак. У них не хватало духа помериться с ним силами, и невольно

воображение переносило меня к бесстрашному щенку, разделявшему мою постель

в течение последнего года. Как мне хотелось, чтобы он был здесь! Неуклюжие

гиганты получили бы руководителя, которого никогда не покидает смелость.

На следующей моей остановке, в Бароке, я получил с почты пакет,

заключавший два послания от моей хозяйки: первое - с заявлением, что "эта

подлая собака безобразничает в моей комнате", другое, еще более пылкое, -

с требованием немедленного удаления Снапа.

"Почему бы не выписать его в Мендозу? - подумал я. - Всего двадцать

часов пути. Пенруфы будут рады моему Снапу".

Следующая моя встреча с Джинджерснапом вовсе не настолько отличалась от

первой, как можно было ожидать. Он бросился на меня, притворялся, что

хочет укусить, непрерывно ворчал. Но ворчанье было грудное, басистое, а

обрубок хвоста усиленно подергивался.

Пенруфы несколько раз затевали волчью охоту, с тех пор как я жил у них,

и были вне себя от неизменных неудач. Собаки почти каждый раз поднимали

волка, но никак не могли покончить с ним, охотники же ни разу не

находились достаточно близко, чтобы узнать, почему они трусят.

Старый Пенруф был теперь вполне убежден, что "во всем негодном сброде

нет ни одной собаки, способной потягаться хотя бы с кроликом".

На следующий день мы вышли на заре - те же добрые лошади, те же

отличные ездоки, те же большие сизые, желтые и рябые собаки. Но, кроме

того, с нами была маленькая белая собачка, все время льнувшая ко мне и

знакомившая со своими зубами не только собак, но и лошадей, когда они

осмеливались ко мне приблизиться. Кажется, Снап перессорился с каждым

человеком, собакой и лошадью по соседству.

Мы остановились на вершине большого плоскоголового холма. Вдруг Гилтон,

осматривавший окрестности в бинокль, воскликнул:

- Вижу его! Вот он идет к ручью, Скелл. Должно быть, это шакал.

Теперь надо было заставить и борзых увидеть добычу. Это нелегкое дело,

так как они не могут смотреть в бинокль, а равнина покрыта кустарником

выше собачьего роста.

Тогда Гилтон позвал: "Сюда, Дандер!" - и выставил ногу вперед. Одним

проворным прыжком Дандер взлетел на седло и стал там, балансируя на

лошади, между тем как Гилтон настойчиво показывал ему:

- Вон он, Дандер, смотри! Куси, куси его, там, там!

Дандер усиленно всмотрелся в точку, указываемую хозяином, затем, должно

быть, увидел что-то, ибо с легким тявканьем соскочил на землю и бросился

бежать. Другие собаки последовали за ним. Мы поспешили им вслед, однако

значительно отставая, так как почва была изрыта оврагами, барсучьими

норами, покрыта камнями, кустарником. Слишком быстрая скачка могла

окончиться печально.

Итак, все мы отстали; я же, человек, непривычный к седлу, отстал больше

всех. Время от времени мелькали собаки, то скакавшие по равнине, то

слетавшие в овраг, с тем чтобы немедленно появиться с другой стороны.

Признанным вожаком был борзой Дандер, и, взобравшись на следующий гребень,

мы увидели всю картину охоты: шакал, летящий вскачь, собаки, бегущие на

четверть мили сзади, но, видимо, настигавшие его. Когда мы в следующий раз

увидели их, шакал был бездыханен, и все собаки сидели вокруг него,

исключая двух гончих и Джинджерснапа.

- Опоздали к пиру! - заметил Гилтон, взглянув на отставших гончих.

Затем с гордостью потрепал Дандера: - Все-таки, как видите, не

потребовалось вашего щенка!

- Скажи пожалуйста, какая смелость: десять больших собак напали на

маленького шакала! - насмешливо заметил отец. - Погоди, дай нам встретить

волка.

На следующий день мы снова отправились в путь.

Поднявшись на холм, мы увидели движущуюся серую точку. Движущаяся белая

точка означает антилопу, красная - лисицу, а серая - волка или шакала.

Волк это или шакал, определяют по хвосту. Висячий хвост принадлежит

шакалу, поднятый кверху - ненавистному волку.

Как и вчера, Дандеру показали добычу, и он, как и вчера, повел за собой

пеструю стаю - борзых, волкодавов, гончих, догов, бультерьера и всадников.

На миг мы увидели погоню: без сомнения, это был волк, двигавшийся длинными

прыжками впереди собак. Почему-то мне показалось, что передовые собаки не

так быстро бегут, как тогда, когда они гнались за шакалом. Что было

дальше, никто не видел. Собаки вернулись обратно одна за другой, а волк

исчез.

Насмешки и попреки посыпались теперь на собак.

- Эх! Струсили, попросту струсили! - с отвращением проговорил отец. -

Свободно могли нагнать его, но чуть только он повернул на них, они удрали.

Тьфу!

- А где же он, несравненный, бесстрашный терьер? - спросил Гилтон

презрительно.

- Не знаю, - сказал я. - Вероятнее всего, он и не видел волка. Но если

когда-нибудь увидит - бьюсь об заклад, он изберет победу или смерть.

В эту ночь вблизи фермы волк зарезал нескольких коров, и мы еще раз

снарядились на охоту.

Началось приблизительно так же, как накануне. Уже много позже полудня

мы увидели серого молодца с поднятым хвостом не дальше как за полмили.

Гилтон посадил Дандера на седло. Я последовал его примеру и подозвал

Снапа. Его лапки были так коротки, что вспрыгнуть на спину лошади он не

мог. Наконец он вскарабкался с помощью моей ноги. Я показывал ему волка и

повторял "Куси, куси!" до тех пор, пока он в конце концов не приметил

зверя и не бросился со всех ног вдогонку за уже бежавшими борзыми.

Погоня шла на этот раз не чащей кустарника, вдоль реки, а открытой

равниной. Мы поднялись все вместе на плоскогорье и увидели погоню как раз

в ту минуту, когда Дандер настиг волка и рявкнул у него за спиной. Серый

повернулся к нему для боя, и перед нами предстало славное зрелище. Собаки

подбегали по две и по три, окружая волка кольцом и лая на него, пока не

налетел последним маленький белый песик. Этот не стал тратить времени на

лай, а ринулся, прямо к горлу волка, промахнулся, однако успел вцепиться

ему в нос. Тогда десять больших собак сомкнулись над волком, и две минуты

спустя он был мертв. Мы мчались вскачь, чтобы не упустить развязки, и хоть

издали, но явственно рассмотрели, что Снап оправдал мою рекомендацию.

Теперь настал мой черед похваляться. Снап показал им, как ловят волков,

и наконец-то мендозская свора доконала волка без помощи людей.

Было два обстоятельства, несколько омрачивших торжество победы:

во-первых, это был молодой волк, почти волчонок. Вот почему он сдуру

бросился бежать по равнине. А во-вторых, Снап был ранен - у него была

глубокая царапина на плече.

Когда мы с торжеством двинулись в обратный путь, я заметил, что он

прихрамывает.

- Сюда! - крикнул я. - Сюда, Снап!

Он раза два попытался вскочить на седло, но не мог.

- Дайте мне его сюда, Гилтон, - попросил я.

- Благодарю покорно. Можете сами возиться со своей гремучей змеей, -

ответил Гилтон, так как всем теперь было известно, что связываться со

Снапом небезопасно.

- Сюда, Снап, бери! - сказал я, протягивая ему хлыст.

Он ухватился за него зубами, и таким образом я поднял его на седло и

доставил домой. Я ухаживал за ним, как за ребенком. Он показал этим

ковбоям, кого не хватает в их своре. У гончих прекрасные носы, у борзых

быстрые ноги, волкодавы и доги - силачи, но все они ничего не стоят,

потому что мужество есть только у бультерьера. В этот день ковбои

разрешили волчий вопрос, что вы увидите сами, если побываете в Мендозе,

ибо в каждой из местных свор теперь имеется свой бультерьер.

На следующий день была годовщина появления у меня Снапа. Погода стояла

ясная, солнечная. Снега еще не было. Ковбои снова собрались на волчью

охоту. К всеобщему разочарованию, рана Снапа не заживала. Он спал, по

обыкновению, у меня в ногах, и на одеяле оставались следы крови. Он,

конечно, не мог участвовать в травле. Решили отправиться без него. Его

заманили в амбар и заперли там. Затем мы отправились в путь. Все отчего-то

предчувствовали недоброе. Я знал, что без моей собаки мы потерпим неудачу,

но не воображал, как она будет велика.

Мы забрались уже далеко, блуждая среди холмов, как вдруг, мелькая в

кустарнике, примчался за нами вдогонку белый мячик. Минуту спустя к моей

лошади подбежал Снап, ворча и помахивая обрубком хвоста. Я не мог

отправить его обратно, так как он ни за что не послушался бы. Рана его

имела скверный вид. Подозвав его, я протянул ему хлыст и поднял на седло,

"Здесь, - подумал я, - ты просидишь до возвращения домой". Но не тут-то

было. Крик Гилтона "ату, ату!" известил нас, что он увидел волка. Дандер и

Райл, его соперник, оба бросились вперед, столкнулись и упали вместе,

растянувшись на земле. Между тем Снап, зорко приглядываясь, высмотрел

волка, и не успел я оглянуться, как он уже соскочил с седла, и понесся

зигзагами, вверх, вниз, над кустарником, под кустарником, прямо на врага.

В течение нескольких минут он вел за собой всю свору. Недолго, конечно.

Большие борзые увидели движущуюся точку, и по равнине вытянулась длинная

цепь собак. Травля обещала быть интересной, так как волк был совсем

недалеко и собаки мчались во всю прыть.

- Они свернули в Медвежий овраг! - крикнул Гарвин. - За мной! Мы можем

выйти им наперерез!

Итак, мы повернули обратно и быстро поскакали по северному склону

холма, в то время как погоня, по-видимому, двигалась вдоль южного склона.

Мы поднялись на гребень и готовились уже спуститься, когда Гилтон

крикнул:

- Он здесь! Мы наткнулись прямо на него.

Гилтон соскочил с лошади, бросил поводья и побежал вперед. Я сделал то

же. Навстречу нам по открытой поляне, переваливаясь, бежал большой волк.

Голова его была опущена, хвост вытянут по прямой линии, а в пятидесяти

шагах за ним мчался Дандер, несясь, как ястреб над землей, вдвое быстрее,

чем волк. Минуту спустя борзой пес настиг его и рявкнул, но попятился, как

только волк повернулся к нему. Они находились теперь как раз под нами, не

дальше как в пятидесяти футах. Гарвин достал револьвер, но Гилтон, к

несчастью, остановил его:

- Нет, нет! Посмотрим, что будет.

Через мгновение примчалась вторая борзая, затем одна за другой и

остальные собаки. Каждая неслась, горя яростью и жаждой крови, готовая тут

же разорвать серого на части. Но каждая поочередно отступала в сторону и

принималась лаять на безопасном расстоянии. Минуты две погодя подоспели и

русские волкодавы - славные, красивые псы. Издали они, без сомнения,

желали ринуться прямо на старого волка. Но бесстрашный его вид,

мускулистая шея, смертоносные челюсти устрашили их задолго до встречи с

ним, и они также примкнули к общему кругу, в то время как затравленный

бандит поворачивался то в одну сторону, то в другую, готовый сразиться с

каждой из них и со всеми вместе.

Вот появились и доги, грузные твари, каждая такого же веса, как волк.

Их тяжелое дыхание переходило в угрожающий хрип, по мере того как они

надвигались, готовые разорвать волка в клочья. Но как только они увидели

его вблизи - угрюмого, бесстрашного, с мощными челюстями, с неутомимыми

лапами, готового умереть, если надо, но уверенного в том, что умрет не он

один, - эти большие доги, все трое, почувствовали, подобно остальным,

внезапный прилив застенчивости: да, да, они бросятся на него немного

погодя, не сейчас, а как только переведут дух. Волка они, конечно, не

боятся. Голоса их звучали отвагой. Они хорошо знали, что несдобровать

первому, кто сунется, но это все равно, только не сейчас. Они еще немного

полают, чтобы подбодрить себя.

В то время как десять больших псов праздно метались вокруг безмолвного

зверя, в дальнем кустарнике послышался шорох. Затем скачками пронесся

белоснежный резиновый мячик, вскоре превратившийся в маленького

бультерьера. Снап, медленно бегущий и самый маленький из своры, примчался,

тяжело дыша - так тяжело, что, казалось, он задыхается, и подлетел прямо к

кольцу вокруг хищника, с которым никто не дерзал сразиться. Заколебался ли

он? Ни на мгновение. Сквозь кольцо лающих собак он бросился напролом к

старому деспоту холмов, целясь прямо в глотку. И волк ударил его с размаху

своими двадцатью клыками. Однако малыш бросился на него вторично, и что

произошло тогда, трудно сказать. Собаки смешались. Мне почудилось, что я

увидел, как маленький белый пес вцепился в нос волка, на которого сейчас

напала вся свора. Мы не могли помочь собакам, но они и не нуждались в нас.

У них был вожак несокрушимой смелости, и когда битва наконец закончилась,

перед нами на земле лежали волк - могучий гигант - и вцепившаяся в его нос

маленькая белая собачка.

Мы стояли вокруг, готовые вмешаться, но лишенные возможности это

сделать. Наконец все было кончено: волк был мертв. Я окликнул Снапа, но он

не двинулся. Я наклонился к нему.

- Снап, Снап, все кончено, ты убил его! - Но песик был неподвижен.

Теперь только увидел я две глубокие раны на его теле. Я попытался

приподнять его: - Пусти, старина: все кончено!

Он слабо заворчал и отпустил волка.

Грубые скотоводы стояли вокруг него на коленях, и старый Пенруф

пробормотал дрогнувшим голосом:

- Лучше бы у меня пропало двадцать быков!

Я взял Снапа на руки, назвал его по имени и погладил по голове. Он

слегка заворчал, как видно, на прощание, лизнул мне руку и умолк навсегда.

Печально возвращались мы домой. С нами была шкура чудовищного волка, но

она не могла нас утешить. Мы похоронили неустрашимого Снапа на холме за

фермой. Я слышал при этом, как стоящий рядом Пенруф пробормотал:

- Вот это действительно храбрец! Без храбрости в нашем деле недалеко

уйдешь.

ДЖЕК - БОЕВОЙ КОНЕК

История кролика

Боевой Конек был знаком со всеми собаками города. Во-первых, была

большая бурая собака, которая много раз гонялась за ним и от которой он

всегда избавлялся, проскользнув в отверстие дощатого забора. Затем была

маленькая, юркая и крайне изворотливая собачонка. Эта могла пролезть в

отверстие, но от нее можно было удрать, перескочив через большую канаву с

отвесными берегами и быстрым течением. Маленькая собачка всегда отставала

от него у этой канавы. Такой прыжок означал бы для нее верную смерть, и

мальчики до сих пор зовут это место "скачком старого Джека". Но была в

городе и борзая, которая прыгала лучше самого Джека. Хотя она не могла

пролезть за Джеком сквозь забор, зато легко перепрыгивала через него.

Немало она испортила крови Боевому Коньку. Но Джек проворно увертывался от

нее и прятался за изгородь из колючего кустарника. Борзая боялась колючек

и отставала.

Кроме этих трех врагов, в городе находилась еще целая армия собак,

несносных, но совершенно неспособных тягаться с кроликом на скаку.

В деревне тоже обитало много собак, но только одна из них была

действительно страшна для Джека - длинноногая свирепая черная дворняжка,

такая стремительная и настойчивая, что, убегая от нее, Боевой Конек не раз

бывал на волосок от гибели.

Городские кошки не внушали ему страха. Но случалось, и они были опасны

для него. В одну лунную ночь к месту, где он пасся, подкрался огромный

кот, гордый сознанием своих многочисленных побед. Джек увидел черного

зверя со светящимися глазами. Раньше чем тот успел прыгнуть, Джек

повернулся к нему, громко крикнул "чур-чур!" и, скакнув вперед, на голову

кота, вонзил в нее острые когти задних ног. И старый кот в ужасе бежал от

диковинного великана. Джек нередко пускал в ход эту уловку, но два раза

она закончилась для него печальной неудачей: в первый раз, когда он угодил

на кошку с котятами - от нее пришлось спасаться бегством, - а во второй

раз, когда имел неосторожность наброситься таким же образом на хорька.

Но опаснейшим его врагом все же оставалась борзая, и Боевой Конек,

наверно, погиб бы у нее на зубах, если бы его не спас счастливый случай.

Обыкновенно он выходил на промысел ночью, когда меньше врагов вокруг и

легче спрятаться. Но как-то раз зимой он замешкался до зари у стога. Он

переправлялся через поляну к своему жилью, когда, на беду, повстречалась

ему борзая, рыскавшая по окраинам города. Снег и рассвет не дали ему

возможности спрятаться. Оставалось только мчаться что есть духу по мягкому

снегу. А собаке легче бежать по снегу, чем кролику.

Вот и пустились оба отменных скорохода в бешеную скачку. Они неслись по

пушистому снегу, взметая его маленькими вихрями при каждом прыжке.

Туда-сюда, вправо-влево. Все благоприятствовало собаке: пустой желудок,

холодная погода, мягкий снег. А кролик был сыт и тяжел. Тем не менее ноги

его так часто взрывали снег, что в воздухе стояло по дюжине маленьких

снежных струек сразу. Погоня шла по открытому месту. Джек нигде не видел

спасительных колючих изгородей, а к забору борзая его не подпускала. Уши

Джека уже не так лихо торчали кверху - верный признак упадка духа и сил.

Вдруг они, словно флажки, опять бойко вскинулись вверх. Боевой Конек

напряг все свои силы, не для того, однако, чтобы достигнуть изгороди на

севере, а чтобы переправиться через равнину к востоку. Борзая пустилась

вслед за ним. Пробежав пятьдесят шагов, кролик внезапно взял в сторону,

увертываясь от свирепого преследователя, потом снова повернул к востоку.

Таким образом, непрерывно лавируя и увертываясь, он продолжал держать курс

на ближайшую ферму, где был высокий дощатый забор с лазейкой для кур и где

жил второй его ненавистный враг - большой черный пес. Забор на миг

задержал борзую и дал Джеку время проскочить сквозь куриную лазейку во

двор, где он и притаился в уголке. Борзая ринулась обходом к низкой

калитке, перескочила через нее, упав прямо на кур, разлетевшихся с шумом и

кудахтаньем. Овцы громко заблеяли, и их страж, большой черный пес,

помчался к ним на выручку. Тогда Боевой Конек выскользнул обратно в

отверстие. Позади раздался визг и рев дерущихся собак, людские окрики. Чем

кончилась драка, Джек не знал и знать не хотел. Но с тех пор борзая ни

разу больше за ним не гонялась.

Последние годы принесли кроликам в штате Каскаде много перемен. В былые

времена они вели беспрерывную борьбу с хищными зверями и птицами, со зноем

и стужей, с болезнями и мухами, укусы которых разносят заразу, и все же

умели отстаивать себя. Но когда здесь поселились фермеры, жизнь кроликов

изменилась.

Благодаря собакам и ружьям гораздо меньше стало шакалов, лисиц, волков,

барсуков и ястребов - исконных врагов кролика. И кролики расплодились за

несколько лет в невероятном количестве. Но тут начался мор, поразивший

огромное их большинство. Уцелели только самые здоровые и выносливые. Одно

время кролики стали редкостью. За это время произошла еще одна перемена:

насаженные повсеместно изгороди колючего кустарника явились новой защитой.

Теперь преследуемый кролик больше надеялся на свою смекалку, чем на

быстроту, и умнейшие из них, когда за ними гнался шакал или собака,

бросались к ближайшей изгороди и ныряли в узкую лазейку. Шакалы вскоре

смекнули, в чем дело, и стали охотиться парами. Один шакал становился на

одно поле, второй - на другое, и кролик, проскочив сквозь изгородь,

встречал врагов с обеих сторон. Кролику удавалось спастись только в том

случае, если он вовремя замечал второго шакала и, вместо того чтобы

пробираться сквозь изгородь, просто удирал от своего первого врага,

положившись на свои быстрые ноги.

После мора кролики снова принялись быстро размножаться. Закаленные в

тяжелых испытаниях, они процветали теперь там, где их предки не выжили бы

и нескольких месяцев. Они не любили широкие, открытые равнины больших

поместий - им больше нравились путаные, перегороженные поля маленьких

ферм, расположенных близко друг от друга и сливавшихся в большие поселки.

Один из таких поселков вырос вокруг железнодорожной станции Ньючузен.

Его окрестности были полны кроликами новой, отборной породы. Среди них

находилась маленькая крольчиха, прозванная Ясноглазкой за блестящие глаза.

Она была проворна на бегу и умела отлично надувать шакалов. Для устройства

своего гнезда она выбрала открытое пастбище, нетронутый кусочек прежней

прерии. Здесь родились и выросли крольчата. Один из детенышей пошел в мать

быстрыми глазами и серебристо-серой шубкой, но характер у него был не

материнский. В другом ее сыне соединились все лучшие материнские свойства

с дарованиями новой кроличьей породы.

Это и был тот самый кролик, за приключениями которого мы теперь следим,

- тот самый, чьи подвиги позднее заслужили ему прозвище Боевого Конька и

всемирную известность. Это он изобрел совершенно новые способы одурачивать

своих врагов.

Когда он был еще совсем маленький, он выдумал хитрость, достойную

мудрейшего кролика в Каскаде. За ним гналась ужасная желтая собачонка. Он

напрасно пытался отделаться от нее, лавируя между изгородями и фермами.

Изгороди и фермы помогают, когда удираешь от шакалов, потому что фермеры и

собаки подчас невольно помогают кролику, напав на шакала. Но тут дело не

шло на лад, так как собачонка ухитрялась пролезать сквозь изгороди, и Джек

- Боевой Конек, еще совсем маленький и слабый, начинал уставать. Уши его

уже не торчали прямо кверху, а заламывались углом и временами совсем даже

обвисали. Наконец он еще раз юркнул в очень маленькое отверстие в

изгороди, но его проворный враг тоже пролез сквозь это отверстие.

Посреди поля паслось небольшое стадо коров с одним теленком.

В диких животных живет странное стремление довериться первому

встречному в минуту отчаяния. Они хорошо знают, что несущийся сзади враг

означает смерть. Между тем всегда существует слабая надежда, что

незнакомец может оказаться другом. И эта-то последняя отчаянная надежда и

направила Джека к коровам.

Не подлежит сомнению, что коровы остались бы невозмутимыми

свидетельницами борьбы, если бы дело шло только о кролике, но в них живет

врожденная ненависть к собакам, и при виде желтой шавки их носы и хвосты

поднялись кверху. Они, гневно фыркая, сомкнули ряды и с матерью теленка во

главе двинулись на собаку, в то время как Джек спрятался под низким

терновым кустом. Шавка метнулась в сторону, старая корова поняла это

движение как покушение на теленка и так свирепо погналась за ней, что та

едва унесла ноги.

План оказался превосходным - должно быть, он сохранился еще с того

времени, когда бизон и шакал играли роли коровы и собаки. Джек не забыл об

этом случае и много раз пользовался им впоследствии.

Боевой Конек выделялся среди других кроликов не только умом, но и

окраской.

Окраска животных либо делает их незаметными и помогает скрываться - это

"защитная окраска", либо, наоборот, делает их заметными и тогда называется

"направляющей". Кролики замечательны тем, что их окраска сразу и защитная

и направляющая. Когда они сидят в своем логовище, среди серых кустарников

и кочек, видна только мягкая серая окраска ушей, головы, спины и боков.

Тогда они сливаются с землей, и заметить их можно лишь на самом близком

расстоянии. Но едва Джеку становится ясно, что приближающийся враг

неминуемо увидит его, он вскакивает и пускается в бегство. Теперь он

сбросил личину - серого цвета как не бывало, происходит молниеносная

перемена: уши оказываются белыми с черными кончиками, ноги - белые,

хвостик чернеет пятном на фоне белой спинки. Теперь это уже не серый

кролик, а черный с белым. Его окраска стала направляющей. Как это

случилось? Очень просто. Верхушка уха серая, подкладка - белая с черным.

Серый плащ натянут книзу и распущен, пока он сидит. Когда же кролик

вскакивает, он съеживается, и все черные и белые отметины резко выступают

наружу. Раньше его краски шептали: "Я кочка", а теперь они кричат во все

горло: "Я кролик!"

Зачем это ему нужно? Почему робкий зверек, все спасенье которого в его

быстроте, считает нужным кричать о себе всему миру, вместо того чтобы

стараться скрыться? Должна быть на то уважительная причина. Дело вот в

чем: если кролика спугнет другой кролик - другими словами, если тревога

ложная, - он мгновенно разрушает заблуждение, показав свои естественные