Идейно-художественный анализ трагедии Софокла «Антигона». 2 страница

Бог насылает на мир ужасающее стихийное бедствие – всемирный потоп, в водах которого гибнет все живое на земле. Здесь следует обратить внимание на следующую деталь: в потопе гибнет именно все живое, а не только человек. В культурологическом анализе этот момент важен потому, что, с одной стороны, свидетельствует о природном характере самосознания ветхозаветного человека, понимающего себя прежде всего именно как живое, связанное неразрывными узами со всем природным целым, а с другой – содержит в себе, возможно, не до конца осознанное понимание той роли, которую берет на себя человек, выходя из подчинения установленной системе природной законосообразности, роли ее (природы) верховного владыки. Поэтому несостоятельность человека, в силу его духовной неразвитости, в этой своей роли и влечет не только его собственную гибель, но всеобщую биологическую катастрофу. Если вернуться к сказанию о грехопадении, то уже там мы обнаруживаем идею зависимости бытия мира от человека; суля Адаму в наказание за своеволие неисчислимые бедствия, Бог указывает на коренную их основу – «проклята земля за тебя», но значение этих слов раскрывается только в последующих событиях.

Из всех людей только один избран к спасению – Ной, исключительность которого определяется предельно сжато: «Ной ходил пред Богом». Вместе с Ноем спасение обретают все члены его семьи, залогом праведности которых, по-видимому, служит их родственная близость к главе рода. В ковчеге находят приют и вместе с семейством Ноя благополучно пережидают потоп также дикие и одомашненные животные («всякой плоти по паре»), без которых кочевые племена не мыслили возможность жизни. Окончание потопа знаменательно не просто спасением рода Ноя, потомками которого, согласно Библии, являются все живущие на земле люди; важнейшим актом, имевшим место сразу после потопа, было заключение первого завета между Богом и людьми. Смысл этого завета предельно прост – человеку даровано право на жизнь. Чем заслужил он это право? Открывшейся перспективой духовного взросления. Столкнувшись с необоримыми силами природы, человек осознал, что он еще духовно немощен, что сами по себе плодовитость и долголетие, расцениваемые им как мера собственного достоинства, лишь дар, который в любой момент может быть отнят превратностями судьбы, что человек еще не готов властвовать, что ему предстоит долгий путь совершенствования, путь к Богу. Пророк Моисей (или скрывающиеся за этим именем другие авторы) излагает эти мысли, разумеется, как откровение Бога о человеке: «Не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого – зло от юности его».

Потомство Ноя, получившего благословение Бога, довольно быстро и значительно приумножилось и расселилось по всему миру. Библия подробно описывает родословные сыновей Ноя, от которых, по представлению ветхозаветных авторов, произошли все современные народы, этот фрагмент Бытия позже получил образное название «таблица народов». Однако довольно быстро обнаружилось, что родственная связь не является надежной гарантией праведности. Уже сын Ноя Хам проявил непростительную непочтительность по отношению к отцу и был проклят последним в его потомстве. Зло еще многократно проявит себя в человеческих деяниях и будет, конечно, всякий раз наказано Богом, но не истреблено окончательно. Повествование об этом мы находим в сказании о строительстве Вавилонской башни, где охваченное гордыней человечество опять решило «стать как Боги» и сочло для этого достаточным физически добраться до неба, за что Бог, в соответствии со своей новой доктриной, наказывает людей, как неразумных детей, разделив их языки и перессорив строителей. Истреблению подвергаются жители Содома и Гоморры, безнадежно погрязшие во зле, среди которых нашелся всего один праведный человек, племянник Авраама Лот, предусмотрительно выведенный со своей семьей за пределы города.

Проблеме воспроизводства зла авторы ветхозаветного текста уделяют столько внимания потому, что они ищут пути его преодоления. Оказалось, что зло нельзя истребить, так сказать, путем естественного отбора – ведь все живущие люди являются потомками праведника Ноя. Следовательно, ни добро, ни зло не передаются по наследству, не являются природными свойствами человека. Но как тогда утвердить в мире добро? Пока человек этого не знает. Поэтому начинается своего рода селекция человеческого материала, отбор праведников, основания и цель которого известны только Богу. Это не биологическая (право на жизнь человечество уже получило), а духовная селекция. На первые роли в истории выдвигаются люди, которые по непонятным для других причинам оказываются выше своих соплеменников именно в духовном плане. Правда, ни сама суть этого духовного превосходства, ни механизм избрания не ясны. Библия знает одну формулу – эти люди «ходят перед Богом», а потому избраны им. Причем, сознание древних евреев еще не допускает, что объектом избрания может в силу своих особых заслуг стать отдельная личность, избирается семья, род, наконец, народ. Правда, завет в каждом случае заключается с отдельным человеком, будь то патриарх или пророк, но за ним всегда стоит родовой (народный) социум, и только по отношению ко всему этому сообществу завет имеет смысл.

Первым в этом ряду стоит Авраам – древнейший патриарх, от которого еврейский народ ведет свое родословие. И хотя сам Авраам был отдаленным потомком Сима, сына Ноя, да и собственные его сыновья оказались родоначальниками разных этнических образований, но именно с Авраамом Бог заключил завет и, направив того в Палестину (Ханаан), пообещал произвести от него многочисленный и процветающий в этой земле народ, а потому евреи его считают своим родоначальником, отождествляя себя с названным народом, а землю своего проживания – с «землей обетованной», Палестиной. Авраам имел многочисленное потомство, но избранностью Бог отметил одного из его сыновей – Исаака; из сыновей Исаака избирается Иаков[54], двенадцать сыновей которого, гонимые голодом, переселяются со своими семьями из Палестины в Египет и там, в обстановке чужеродного окружения, потомки их консолидируются, постепенно осознавая свое этническое единство. Именно с египетского периода начинается собственная история еврейского народа, и если в более ранних писаниях в центре внимания была семья, род, то теперь ветхозаветные авторы приступают к изложению истории народа.

История евреев с самого начала осложняется обстоятельством проживания на чужой территории. Пребывание в Египте, а по библейским свидетельствам оно длилось более четырехсот лет, сыграло по отношению к потомкам Иакова двоякую роль: с одной стороны, оно способствовало их сплочению, с другой – поставило евреев на грань уничтожения. Молодой, энергичный формирующийся этнос довольно скоро стал представлять опасность для коренного населения Египта, и это спровоцировало со стороны египетских властей ответные действия, направленные на ослабление еврейского народа. Эти меры соответствовали духу эпохи и в конечном итоге приняли форму откровенного геноцида. Именно в этот момент среди евреев появляется очередной избранник – Моисей, которому суждено было выполнить исключительную историческую миссию, позволившую реализовать божественный замысел относительно как еврейского народа, так и всего человечества.

Личность Моисея связана с кульминационным событием в развитии иудаизма – обретением Учения. До сих пор Бог выступает в сознании евреев как некая абстрактная сила, открывающая себя в общении с патриархами – Авраамом, Исааком и Иаковом (Израилем). Именно личное общение Бога с этими выдающимися людьми является основанием для его признания евреями. Происходит процесс как бы взаимного подкрепления авторитета: с одной стороны, еврейские патриархи выступают в роли харизматических лидеров не только в силу своего первородства, но и осененные сакральным избранничеством, а с другой стороны, культ Яхве формируется усилиями этих же патриархов и подкрепляется их безусловным родовым авторитетом. Когда речь заходит о Боге, вступает в силу формула «Бог Авраама, Исаака и Иакова», генеалогическое содержание которой понятно любому еврею, но бóльшего о Боге до Моисея не может сказать никто. Здесь уместна была бы параллель с древнеиндийским Брахманом, если бы не то обстоятельство, что еврейская религия, в отличие от религии Упанишад, приходит к пониманию Бога как личности, это явно обнаруживается в характере общения Бога с патриархами: он вступает с ними в диалог, спорит (например, с Авраамом о судьбе Содома и Гоморры) и даже борется (с Иаковом). Но в остальном Бог евреев так же неопределен, абстрактен. О нем говорят – Он, Некто. «И боролся Некто с ним до появления зари» – это об Иакове; когда же тот просит «скажи имя Твое», ответом ему – «на что ты спрашиваешь о имени Моем?» (Бытие. Гл. 32).

Моисею Бог открывает больше, чем имя, он открывает ему свой дух, ибо те истины, которые Моисей обретает на горе Синай и передает народу в форме Закона, исторгнуты божественным духом и свидетельствуют о нем. Кто же этот человек, которого Бог удостоил такого отличия? Что он узнал в откровенном общении с Богом?

Историческая наука не располагает сколько-нибудь достоверной информацией ни о Моисее, ни о пребывании евреев в Египте. Есть лишь косвенные свидетельства, позволяющие предположить присутствие кочевых еврейских племен где-то в низовьях Нила в период царствования фараона Рамзеса II, (XIV – XIII вв. до н. э.), т. е. приблизительно в то время, о котором говорится в Библии. Вероятно, что в это время среди евреев действительно появился религиозный реформатор, который сумел трансформировать древние племенные религиозные представления своих сородичей в монотеистическую доктрину иудаизма. Во всяком случае учения, аналогичные тому, которое мы находим в Пятикнижии, не создаются, подобно мифам, как произведения народного творчества, так как предполагают единство духовной рефлексии, а значит и автора. Другое дело, что авторские идеи, несомненно лежащие в основе текстов Пятикнижия, в последующем подвергаются переработке и доработке в процессе кодификации и канонизации библейского текста. Таким образом, вся информация о личности Моисея базируется на сведениях, сообщаемых Библией. Здесь же, по понятным причинам, жизнь и деятельность первого и величайшего пророка иудаизма прописана с основательной тщательностью от рождения (Исход. Гл. 2) и до момента кончины (Второзаконие. Гл.34).

Не останавливаясь на деталях, укажем лишь главные события в жизни Моисея. Родившись в Египте в еврейской семье и, по видимости, случайно избежав смерти, Моисей в младенчестве оказывается в доме дочери фараона, которая вырастила и воспитала его. Будучи уже взрослым, Моисей, вступившись за соплеменника, убивает египтянина и вынужден бежать из Египта, найдя приют у соседнего кочевого племени, где прожил многие годы, завел семью, родились дети. Когда Моисей был уже в очень зрелом возрасте Бог призывает его и возлагает миссию спасения еврейского народа, жесточайшим образом притесняемого египетскими властями. При этом Моисей наделяется чудотворной силой, которая должна помочь ему убедить не только фараона отпустить евреев из Египта, но и самих евреев поверить ему. Преодолев массу препятствий, творя многочисленные знамения и чудеса, Моисей в конце концов выводит свой народ из египетского рабства и направляется вместе с ним в Палестину – землю обетованную. Через три месяца после выхода из Египта в пустыне у горы Синай происходит центральное событие во всей истории еврейского народа – Бог Яхве заключает с ним Завет, и делает он это через Моисея, вручая ему на горе Синай каменные скрижали, на которых самим Богом записаны главнейшие заповеди, адресованные народу, и, помимо этого, дает подробнейшие наставления лично Моисею во время сорокадневного общения с ним, где, как пишет Библия, Бог знал его «лицом к лицу». Восторженно приняв Завет и поклявшись следовать ему, евреи, однако, чуть ли не сразу нарушили свои торжественные клятвы, до крайности прогневив Бога, который и без того уже раздраженный нравственной неустойчивостью, развращенностью народа, теперь решает уничтожить всех. Моисею удается предотвратить такой поворот событий, но народ не только жестоко наказан по горячим следам, но и обречен на сорокалетние скитания по пустыне, пока не умрет последний, вышедший взрослым из Египта и несущий на себе нравственное клеймо рабства. В землю обетованную могут войти только люди, выросшие свободными. Сам Моисей также не избежал общей участи. В конце долгих странствий стодвадцатилетним старцем в торжественной обстановке он умирает у самой границы той земли, к которой вел народ сорок лет. Перед смертью Бог удостоил его последней своей милости – видеть эту благословенную и такую желанную для народа землю с высокой горы Нево. Народ после смерти Моисея под предводительством его преемника Иисуса Навина вторгается в Палестину. Начинается новая, полная громких побед и тягостных испытаний, история еврейского народа, навеки запечатлевшего в памяти имя своего первого великого вождя.

Итак, Моисей, вождь, законодатель и учитель, – первый в ряду ветхозаветных избранников, чей авторитет держится не на родовых основаниях, а на слове. Это слово оформлено в религиозное учение, в котором Моисей излагает основополагающие идеи культуры своего народа, определяющие понятие Бога, смысл мировой истории, место в ней еврейского народа, понятие человека, принципы его отношений с Богом, нормы общественной и частной жизни людей. Статус истинности этим идеям придает их богооткровенный характер, Моисей говорит не от своего лица, он лишь посредник между народом и Богом. Само учение имеет форму императива, а потому выступает как Закон, исполнение которого является отныне основой высшего (и в представлении древних евреев последнего) Завета, заключенного Богом с людьми. Согласно этому Завету, еврейский народ признан и призван Богом как «царство священников» и «народ святой» (Исход. Гл. 19. Ст. 6), образующий как бы духовный центр человечества; на него возложена ответственность сохранения божественного откровения, полученного Моисеем на Синайской горе, а потому первым священным долгом каждого иудея является неукоснительное выполнение Закона; в этом смысле, как носитель и хранитель божественного духа, еврейский народ осознает себя как народ богоизбранный, несущий миру и хранящий для него божественную истину.

В библейском изложении учение Моисея и сюжетно и содержательно распадается на две, теснейшим образом взаимосвязанные, части. Это знаменитый Декалог[55], или десять заповедей, и собственно Синайское законодательство. Уже обстоятельства их получения различны: свидетелем провозглашения заповедей является весь народ, собравшийся по велению Бога и подножья горы Синай и слышавший его голос, подробное же изложение законодательства Моисей получает в общении с Богом «лицом к лицу», а народ узнает его содержание со слов своего пророка.

Декалог является своего рода прологом к Закону; в нем постулируются нормы, без принятия и соблюдения которых приверженность Закону теряет смысл, поскольку именно здесь определены высшие принципы и ценности человеческой культуры (разумеется так, как это представлялось в иудаизме). Содержательно десять заповедей Моисея неоднородны, они предписывают, во-первых, определенные нормы отношения человека к Богу, и лишь во-вторых – отношения человека к человеку. Поэтому когда Декалог характеризуют как текст, заключающий в себе требования этического порядка, то термин «этический» может быть применен здесь лишь в самом широком смысле – как выражение общих основ собственно человеческого бытия.

Главное, что утверждается в заповедях в отношении Бога, сводится к трем основным положениям: Бог един , Бог трансцендентен[56], человек должен постоянно сохранять в себе присутствие Бога (помнить его и поклоняться ему) как высшей определяющей его жизнь сущности.

Выделяя приоритеты в общественной жизни людей, Декалог утверждает прежде всего право человека на жизнь, освящает семью и собственность. Эти заповеди излагаются Моисеем неоднократно в разных вариантах, но суть их остается одна. Самый известный перечень десяти заповедей дан в начале двадцатой главы книги Исход, почти без изменений Декалог воспроизводится в пятой главе Второзакония, многократно повторяются отдельные из десяти заповедей и в других частях Пятикнижия.

Для подробного изложения Синайского законодательства Бог, согласно библейскому сказанию, призвал Моисея на гору Синай, где вдали от людских глаз в полном уединении пророк Моисей обретает божественное откровение, в котором ему раскрываются принципы человеческого жизнеустройства и служения Богу. Моисей, призываемый Богом, трижды восходит на Синай, и результатом столь продолжительного общения с Божественной личностью становятся провозглашенные Моисеем перед народом пространные заповеди, которые в своей полноте представляли всеохватывающий регламент человеческой жизни – от бытовых проявлений до сакральных моментов служения Богу.

Эти заповеди, подобно Декалогу, можно классифицировать, разделив их на две части – предписания религиозного содержания и нормы, упорядочивающие межличностные взаимоотношения внутри еврейского сообщества. Первая, собственно религиозная часть заповедей, состоит из предписаний, касающихся, главным образом, культовых предметов и обрядов; в них также определяются принципы формирования иерархии священников.[57] Вторая включает в себя заповеди, регламентирующие экономические, семейные, административные отношения, а также пространный свод норм, исполняющих, по существу, роль уголовного права; книга Левит, помимо этого, содержит многочисленные предписания бытового характера, здесь, например, определяется допустимый перечень продуктов питания и вводятся пищевые запреты, устанавливаются ограничения в общении с людьми, находящимися в особых физиологических состояниях или больных, определенный порядок предписывается даже в отправлении естественных потребностей человеческого организма.

Таким образом, заповеди, данные Моисею от Бога в Синайском откровении, представляют собой завершенную религиозно-нравственную систему принципов, объединенную высшей идеей трансцендентного Бога. Учение Моисея стало решающим этапом в истории еврейского народа; если в египетский период евреи представляли этническую общность, базирующуюся прежде всего на родовом единстве и лишь по причине компактного проживания и в силу внешнего давления со стороны египетских властей сохраняющую сознание своей принадлежности к одному социуму, то обретение Закона завершило процесс формирования еврейского народа, получившего теперь, помимо природной, духовную основу своего единства. Можно даже сказать, что только теперь евреи стали народом в истинном смысле слова, и только теперь началась его подлинная история. Более того, народ Закона, обрел свое место во всемирной истории, стал историческим народом, выдвинув идею, развитие которой оказало существенное влияние на мировую культуру в целом.

Евреи, в отличие от других народов Древнего Востока, не только осознали дух как неприродное в себе абсолютное начало бытия, как то, например, мы находим у китайцев в идее Дао или в древнеиндийском Брахмане, но и поднялись до понимания Бога как высшей духовной личности, открывающей себя людям и ведущей мир к совершенству; этот путь к совершенному бытию осуществляется в человеческой истории и составляет ее смысл. Слово о Боге, открывшемся человечеству в совершенно человеческих идеях и образах, а стало быть открывшем, как никогда ранее, действительную степень подобия человеческого и божественного, стало в культуре главным откровением человеческого духа о самом себе, великим вкладом еврейского народа в общечеловеческую культуру.

Но не следует забывать, что евреи – народ Востока, и, как во всех древневосточных культурах, великое у него соседствует с низменным, духовное озарение – с природным рабством. Великий Моисей, уверовав в соприсутствие в себе Бога, услышав его слово, смог теперь уже в своем слове, в тексте Пятикнижия, выразить только божественное могущество, но никак не достоинство человека, которому с такой полнотой открылся Бог.

Согласно учению Моисея, человек, будучи созданным по образу и подобию Бога, тем не менее, в силу своего отпадения от него в первородном грехе, слаб, греховен, импульсивен, подвержен страстям и порочным желаниям, а потому нуждается в неусыпном контроле, водительстве Бога, осуществляемом как прямо, так и через своих избранников. Потому так суров Закон, так порой грубы его требования, так проста схема его применения: исполнение – поощрение, нарушение – наказание. При этом и поощрение и наказание незамедлительны и незатейливы: крепкое здоровье и долгая жизнь, многочисленное потомство и тучные стада или, напротив, – болезни и внезапная преждевременная смерть, бесплодие, потеря детей, падеж скота и т. д. и т. п. Осознанно или нет, но Моисей перевел открывшиеся ему божественные мысли на язык своей культуры, впрочем, иначе он и не был бы понят.

В Исходе, однако, есть интересный момент, раскрывающий величие истинных произведений культуры, возвышающихся над духом своего времени и тем самым оплодотворяющим другие культурные эпохи. В 34-й главе Исхода, где описывается возвращение Моисея с Синая после общения с Богом, отмечается, что лицо его стало сиять лучами, и люди, встретившие его, убоялись его, как до этого боялись лишь Бога, в силу чего Моисею пришлось накинуть на свое лицо покрывало, и снимать его он мог только тогда, когда говорил с Богом, но перед людьми вынужден был надевать его снова. Соплеменники Моисея настолько близко еще стояли к природной твари, настолько важны и насущны были для них земные нужды, настолько нелегка жизнь и настолько безнадежна неизбежная смерть, что они не готовы еще были увидеть в человеке Бога, хотя лицом к лицу столкнулись с пророчеством грядущего Богочеловека. То уже, однако, что евреи узнали о себе, получив Закон и приняв Завет, открыло для народа историческую перспективу, истинный смысл которой раскрылся только в христианстве.

С момента заключения Завета еврейский народ в собственном самосознании обрел историческую определенность как народ святой, избранный, предназначенный Богом быть примером для других народов и в таком качестве возвышаться над ними и почитаться ими. Авторы Пятикнижия, таким образом, мыслят масштабно, при этом, однако, из их поля зрения выпадает судьба отдельной человеческой личности, которая как бы растворяется в народе Завета. Земной круг для каждого один: рождение – регламентированная Законом и наполненная страхом перед Богом жизнь – неизбежная смерть. Земной удел человека неподвластен ему: жизнь и смерть всецело определены Богом, а Закон, если и оставляет формальное право выбора, то ему противостоит такая сила страха, что возможность проявить свою свободу оказывается лишь номинальной. Посмертное бытие человека вообще мало интересует авторов Пятикнижия; царство мертвых смутно представляется как некий шеол, где умерший, если и не уходит в полное небытие, то сохраняет сомнительное существование как-то на грани этого – без радостей, без мучений, без желаний, без Бога, наконец; шеол – это полная утрата духовности, т. е. человечности, возвращение в прах земной. Как же жить человеку? Ради чего, помимо природного, по существу, животного благополучия, исполнять Закон? Имеет ли, наконец, жизнь отдельного человека хоть какой-то смысл, и есть ли смысл в самих раздумьях об этом смысле? Во всяком случае ветхозаветные тексты, создающиеся наряду и после Пятикнижия, полны подобными размышлениями. Смысл бытия народа прояснен заключением Завета, и теперь внимание библейских авторов обращается на смысл бытия индивида. В особой мере эта тематическая направленность присуща текстам, относящимся к так называемым Писаниям; это, прежде всего, Псалмы, авторство которых приписывается царю Давиду, книга Иова, притчи Соломона, книга Екклесиаста, книга Премудрости Соломона (из неканонических) и др. Постановка проблемы человека и ее решение в этих книгах существенно различаются, но все они демонстрируют движение религиозного мышления, стремящегося разрешить или, по крайней мере, обнажить те противоречия, которые, при внимательном размышлении, обнаруживает религиозная доктрина Пятикнижия.

В ряду названных произведений наибольшую известность приобрела книга Екклесиаста, отличающаяся необыкновенной глубиной содержащихся в ней размышлений о человеке. Автор этой книги, Екклесиаст, отождествляется в Библии со знаменитым древнееврейским царем Соломоном[58], однако и современная наука, и богословие подвергают этот факт вполне обоснованному сомнению. Слово «екклесиаст» греческого происхождения и означает «проповедник»; применение в Библии этого наименования к Соломону подчеркивает то обстоятельство, что он, отличаясь легендарной мудростью, выступал для евреев не только как царь, но и как учитель, наставник. Книга Екклесиаста – это религиозно-философское эссе о смысле бытия человека в мире; при этом в понимании предмета своих размышлений автор стоит именно на позициях современной ему культуры, т. е. рассматривает человеческое бытие исключительно в земном измерении. Однако Екклесиаст не просто тождественен своей культуре, принимает ее принципиальные ценности верой; он – мудрец, а потому размышляет над основаниями веры последовательно и бесстрашно; последнее справедливо потому, что выводы, к которым приходит автор, для человека неутешительны, а для религиозного учения иудаизма деструктивны.

В контексте размышлений Екклесиаста жизнь человека лишена смысла, так как ничто в ней не представляет абсолютной ценности; человек как индивид лишен цели, а следовательно именно его пребывание в мире ничем не оправдано, а потому – все суета! Логика рассуждений Екклесиаста предельно проста: мир предопределен Богом, установленный им порядок вечен, и не в силах человека что-либо изменить в нем – «что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было» (Екклесиаст. Гл. 3. Ст. 15); порядок этот предполагает конечность всего существующего – «всему свое время, и время всякой вещи под небом» (Екклесиаст. Гл. 3. Ст. 1), – а для человека эта временнáя конечность подразумевает неизбежную смерть.

Смерть – вот главная проблема для Екклесиаста, и он не находит ее удовлетворительного решения в иудаизме. Смерть ставит человека в тупик не потому, что кончается земная жизнь, а потому, что со смертью для него кончается всё – «мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению, и любовь их и ненависть их и ревность их уже исчезли, и нет им более части вовеки ни в чем, что делается под солнцем» (Екклесиаст. Гл. 9. Ст. 5 – 6). Перед лицом смерти теряется различие между человеком и животным – «как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом» (Екклесиаст. Гл. 3. Ст. 19 – 20); смерть обесценивает все дела человеческие – «одна участь и праведнику и нечестивому, и доброму и злому, чистому и нечистому…, как добродетельному, так и грешнику» (Екклесиаст. Гл. 9. Ст. 2). Как же жить человеку в этом безнадежном мире? Ответ Екклесиаста оскорбительно прост – «нет лучшего для человека под солнцем, как есть, пить и веселиться» (Екклесиаст. Гл. 8. Ст. 15).

В осознании суетности всего сущего и спокойном смирении по отношению к неизбежному ходу вещей и состоит истинная мудрость человека. Мудрость Екклесиаста ни в коем случае нельзя понимать в духе гедонизма[59], поскольку никакое целеполагание вообще, включая и материальное благополучие, для человека не имеет смысла, все в воле Бога, «есть, пить и веселиться» – не исключение. Человек ничем, по сути, не отличается от животного, не располагая собой ни в жизни, ни в смерти. То исключительное положение в природе, которое ветхозаветный человек осознает в Бытии, наделяя себя божественным духом и возвышая над всей тварью, для Екклесиаста оказывается эфемерным, ибо «человек не властен над духом, чтобы удержать дух, и нет власти у него над днем смерти, и нет избавления в этой борьбе» (Екклесиаст. Гл. 8. Ст. 8).

Размышления Екклесиаста не только раскрывают бессмысленность жизни отдельного человека, но ставят под вопрос Закон, а следовательно и Завет, т. е. отношение человека к Богу. Может ли бытие народа иметь исторический смысл, когда жизнь каждого отдельного человека бессмысленна? Есть ли у народа будущее, когда ни у кого в отдельности его нет? И наконец, имеет ли ценность Бог, когда совершенно обесценен его «образ и подобие»?

Ветхозаветные авторы настойчиво стремятся оправдать для человека веру, дать ей смысл и историческую перспективу. Поздние книги Ветхого Завета все в большей мере содержат в себе пророческие откровения, указывающие на грядущие существенные перемены в мировой истории, на новое сближение Бога с людьми, обещающее спасение и благополучие. Еврейский народ осознает эти пророчества, прежде всего, в контексте собственной истории и культуры, ожидая Царства Божьего как осуществления своего земного могущества, выдвижения своего народа в центр мирового человечества. В действительности же развитие культуры вывело человеческий дух за рамки этнической ограниченности, породив религиозное учение, которое радикально переосмыслило Бога и человека, возведя отношения между ними в степень абсолютной духовности. Бог пришел в мир, и он пришел как человек.

§ 3. Религиозная идея в текстах Нового Завета

Если ветхозаветные тексты в христианстве рассматриваются прежде всего как откровение Бога периода предыстории пришествия божественного Спасителя, предназначенные для того, чтобы подготовить людей к принятию Мессии, то книги Нового Завета с религиозной точки зрения содержат откровение Бога, пришедшего в мир и давшего его людям непосредственно – учение Иисуса Христа, подкрепленное всей его жизнью и проповеднической деятельностью апостолов.