Глава 20. Цена одиночества 3 страница

– Вы были лучшим из учителей, мой господин.

– Быть может. Но помни также, что есть и те, кого невозможно приручить, и как ни печально, во имя всеобщей безопасности таких следует истреблять. Сокрытие раба, представляющего опасность для общества карается серьезными штрафами, и эти штрафы ещё более велики для освобожденных.

– Я буду очень осторожен, хозяин. Благодарю Вас за беспокойство. Мартис, Керон, тащите его в комнату. Я иду следом.

У стражей Серегила теперь были имена, хотя он понятия не имел, кто есть кто. Действие эликсира заканчивалось. У него уже хватило сил, вывернувшись в их руках, обернуться к Илару, идущему за ними.

– Что он делает с Алеком?

Серегил хотел спросить, что это ещё за рекаро, но вопрос выдал бы его с потрохами.

– Нечто грандиозное. С помощью твоего полукровки он создает одну прекрасную и весьма полезную штуку. Тебе есть чем гордиться.

– Илар!

Илар улыбнулся:

– Не сейчас, милый хаба.

Серегила притащили в его каморку под домом и кинули на груду стеганых одеял.

Илар велел отстегнуть цепь от ошейника Серегила и удерживать его голову, пока собственноручно вливал несколько капель эликсира между стиснутых зубов Серегила.

– Ну же, давай, тебе будет легче вынести всё это.

Под "этим", видимо, подразумевался хлыст, который Илар держал подмышкой, понял Серегил, устав сопротивляться.

На сей раз оцепенение отличалось от того, что бывало прежде. Он всё так же не мог двигаться, но к сожалению, отлично всё чувствовал, когда Илар положил себе на колени его голову и мягко отвёл волосы с глаз Серегила.

– Должен признаться, я уже начал склоняться к мысли приручать тебя лаской, как предложил хозяин. Когда я смотрел на тебя, мирно спящего всё это время, я был снова околдован тобою. Но ты показал своё истинное нутро, не так ли? Мне следует поблагодарить тебя за то, что привел меня в чувство.

– На здоровье, – прошептал Серегил, пытаясь изобразить подобающую ухмылку. Но его губы не повиновались ему.

Илар рассмеялся:

– Знаешь ли ты, о чем я мечтал все эти годы своего унижения? Я надеялся, что однажды ты будешь страдать так же, как страдал я, и должен сказать, мой дорогой хаба, час пробил.

Он улыбнулся и снова погладил Серегила по щеке.

– Тебе повезло, что мне не хочется ещё больше портить такую прекрасную кожу.

Серегил не имел возможности сопротивляться, когда его перевернули, и лишь слабо и хрипло кричал, пока Илар стегал его плеткой по подошвам ног. Это продолжалось, пока боль не перебила действие лекарства, и он смог слегка уворачиваться в попытке избавиться от истязаний.

Илар смягчился и бросил хлыст одному из своих людей.

– Хватит для начала. Знай, мой дорогой Серегил, что мне пришлось куда как хуже. И с тобой будет так же, пока ты не станешь шёлковым.

Серегил вдруг ощутил неимоверную ясность в голове и странную эйфорию от того, что боль, наконец, прекратилась.

– Ты хочешь, чтобы я тебя боялся или начал тебя обожать? – выдавил он из себя: – Раньше оттрахай себя, твою мать!

Илар оттолкнул его так, что он упал навзничь, и наступил на грудь Серегила ногой, одетой в домашнюю туфлю, не давая ему вздохнуть.

– А вот трахаться я уже не могу, хаба, меня лишили этой радости ещё до того, как я оказался в этом доме. Интересно, захочет ли тебя твой дружок, когда и ты станешь кастратом? Что ты сможешь ему предложить взамен?

С этими словами он выскочил из комнаты вон, оставив Серегила, в темноте, свернувшимся в калачик, с руками, в ужасе прижатыми к паху.

Кастрат?! Паника заглушила даже боль и слабые галлюцинации от действия наркотика, и истеричный смешок сорвался с его губ. Несчастный ублюдок! Не удивительно, что ты так ожесточен. Рабство само по себе ужасно и оскорбительно, но лишиться вдобавок мужественности? "И теперь он собирается сделать то же со мной!" Он знал, что это не было пустой угрозой.

Ему было холодно, но оцепенение не позволяло даже заползти под одеяла. Ноги горели огнём и, кажется, кровоточили. Он изловчился и, уцепившись, сумел натянуть на грудь угол стеганого одеяла, ища спасения в уже едва уловимом запахе Алека.

Как бы ты поступил, тали, сотвори они со мной такое на самом деле?

Мысль была нестерпимой, но даже в этом случае, как подсказывало Серегилу сердце, Алек ни за что не повернется к нему спиной, как не сделал бы этого и он сам, случись с Алеком такая беда. Не сказать, конечно, что это сильно ослабило ужас от мысли об утрате собственных столь любимых частей тела. И все-таки, даже этот страх бледнел в сравнении с видом Алека, висящего в том подвале. Что бы ни говорил алхимик, это было слишком похоже на то, что он медленно умирает, истекая кровью.

Уснуть было немыслимо, так что у него не было даже такого убежища от терзающих его раздумий.

"Если бы не ты, хаба, я и не знал бы о его существовании".

Сожаление снова сокрушило его, стиснув в кулаке его сердце. Илар был прав. Это он увлек Алека по той дорожке, что привела его из ночной темницы к этой клетке. Серегил всегда утверждал, что не верит в судьбу, теперь он уже не был настолько самоуверен. Но если такова его судьба, что сказать обо всей остальной его жизни?

"Илар утверждает, что не хотел, чтобы я убивал хаманца. Что если бы я на самом деле не убил его?"

Так и лежал он там, страдая от холода, скорбных мыслей и боли, мучаясь вопросами, которых не задавал себе никогда прежде. Хаманец первым выхватил оружие. И если бы он просто закричал и напал на него, того мальчишку, каким был тогда Серегил, стал бы он тоже доставать оружие? Илар назвал его чудовищем, обвинив во всем, что случилось с ним с тех пор.

"Впрочем, я ведь тоже обвиняю его". Но он тут же отмахнулся от этой мысли. "Он и я не одно и то же! Это не было моей виной! Если бы он, во-первых, не совратил меня…" И что тогда? Он впервые задал себе этот вопрос. Познакомился бы он тогда с Нисандером? С Микамом? С Алеком?! Он подумал обо всем, что случилось с его друзьями, из-за их знакомства с ним самим. Цепи судьбы или даже простой неудачи вдруг повисли на нем тяжкими оковами. "Им всем было бы лучше без меня".

Коварная мысль отравила его мозг прежде, чем он смог совладать с нею.

– Да прекрати, черт возьми, скулить! – пробормотал он сердито.

Сейчас следовало думать лишь об одном: как выбраться из этой проклятой клетки и вызволить Алека из рук сумасшедшего.

И убить Илара, добавил он про себя со своей мрачной кривой ухмылкой. Пусть узнает, что такое чудовище на самом деле!

Глава 25. Рекаро

– АЛЕК! АЛЕК, ОТКРОЙ глаза.

– Кенир?

Сознание возвращалось медленно. Постепенно, хаотичными кусками. Алек осознал, что уже не висит вниз лицом и что у него чертовски болит в груди, что ему тепло и что он дико хочет есть и пить. Кислый запах земли все еще преследовал его, но к нему теперь почему-то примешивался запах приготовленного мяса. Он заставил себя открыть глаза и обнаружил, что лежит завернутый в теплые одеяла в загончике в углу подвала. Кенир, стоя возле него на коленях, держал кружку возле его губ.

Алек сделал глоток и едва не заплакал от счастья, ощутив во рту насыщенный вкус соленого бульона из баранины. Он с жадностью набросился на еду, не обращая внимания на то, что суп льётся по его подбородку.

Однако Кенир отнял чашку.

– Не торопись. Вовсе незачем так свинячить.

– Ещё! – простонал Алек и был поражен тем, как трудно ему говорить.

Кенир снова поднес ему чашку, и благостное тепло разлилось по телу и жилам Алека. Рукой он скользнул под одеяла, туда, где было больно в груди, и нащупал прямо возле сердца меж ребрами засохшую болячку. И тут же вспомнилось: Ихакобин приближается к нему с золотой затычкой и молотком. Алек, задрожав, стиснул под одеялами кулаки: что ж, радовало и то, что можно было хотя бы лежать теперь здесь, в этом подвале. Всё лучше, чем висеть в той клетке.

– Сколько времени прошло?

– Четыре дня, – отозвался Кенир. – Илбан очень доволен тобой.

– Это правда, – произнес Ихакобин, спускавшийся по лестнице с большим светильником в руках. Вместе с ним спускался Герцог Тэрис. Ахмол и один из стражей Алека следовали за ними, держа в руках небольшие лопаты.

Когда они подошли и чуть расступились, Алек смог увидеть, что в том месте, где Ихакобин закопал свой грязный мешок, земля теперь вздыбилась, словно её пытались раскидать.

– Что там такое? – прошептал он.

– А давай-ка глянем, – отозвался Ихакобин.

Слуги разрыли верхний слой земли и отступили. Алхимик опустился на колени перед мерно вздымающейся грудой и стал осторожно отгребать оставшуюся землю, обнажив странную упругую массу, оказавшуюся под нею. Герцог наблюдал за всем, держась на расстоянии и прикрыв с отвращением нос.

Мешок был теперь раздут и покрыт грязными трупными пятнами. Ахмол пришёл на помощь своему хозяину и когда они очистили большую его часть, Алек смог разглядеть стренное шевеление под его жуткой оболочкой – словно что-то ворочалось и толкалось оттуда, изнутри. Ихакобин ухватился за оболочку и разорвал её, выпустив наружу мерзкое зловоние. Алек зажал рот, а Кенир и герцог со слезящимися глазами спрятали в рукавах носы.

Маленькая, перепачканная грязью ручонка выскользнула из дыры и тут же вцепилась в запястье Ихакобина. Она была совершенной формы, вплоть до самого последнего ноготка, но сияла неестественной белизной, заметной даже под слоем лоснящейся грязи.

Ихакобин что-то ласково произнес на своем языке и погрузил руки в самое нутро грязного мешка, чтобы затем извлечь оттуда… Ребенка!

– О Боже милостивый! – Алек сделал охранительный знак под своим одеялом.

Ребенок был похож на сжатый плотный комочек. Из того угла, где находился Алек, увидеть что-то подробнее было невозможно – лишь изгиб худенькой спинки да массу мокрых белоснежных волос.

Ихакобин острожно уложил дитя на сгиб своей руки и повернулся, чтобы показать его личико Герцогу. Ребенок был очень похож на настоящее дитя, но с более мягкими, как будто незаконченными чертами. Глазки его, разрезом похожие на глаза котенка, были зажмурены, обе ручки плотно прижаты к груди. Алхимик сунул ему в рот палец и извлек оттуда немного прозрачной слизи, затем повертел малыша, разглядывая со всех сторон и слегка нахмурившись.

– Что-то не так, илбан? – поинтересовался Кенир.

– В старинных трактатах говорилось о крыльях, но у него их нет. Впрочем, как бы ни было, он живой, и выглядит вполне годным. Что ж, Алек, тебе придется ещё разок потрудиться. Принесите-ка его сюда.

Алек забился в свой угол, не имея сил сопротивляться. Кенир обнял его за плечи и прошептал ему в самое ухо:

– Делай то, что говорит илбан, прошу тебя!

– Н-нет! – голос Алека сорвался: – Не надо! Почему ты ему помогаешь?

– Потому что он наш хозяин, – ответил Кенир и потащил его волоком по земляному полу.

– Не бойся, Алек, – сказал Ихакобин, вытаскивая своё проклятое шило: – Мне нужна всего лишь капелька крови.

Он кивнул Ахмолу. Раб схватил стиснутую в кулак левую руку Алека, силой отогнул указательный палец и подставил ихакобину. Тот сделал быстрый прокол и поднес палец Алека ко рту белого существа.

Алек упирался изо всех сил, но всё оказалось бесполезно. Бескровные губы сомкнулись на его пальце и присосались, как младенец к материнской груди. Это очень напоминало то, как когда-то Лутас присасывался к его пальцу, приняв его за соску.

Глаза существа широко распахнулись, и Алек совершенно ошеломленный, увидел, что они точно такого же темно-синего цвета, как и у него самого, только безжизненные, как у куклы.

– Что это? – спросил он, едва дыша.

– Это рекаро, Алек. Существо, порожденное алхимией.

Рекаро выпустило палец Алека, и он с отвращением отдернул руку, прижав её к груди. Рекаро медленно распрямилось и поднялось на дрожащие ноги.

Оно было не больше пятилетнего ребенка и вполне совершенной формы, если не считать бесцветной кожи и спутанных белых волос, а также всякого отсутствия гениталий меж его бедер. Встав на ноги, оно так и осталось стоять возле своего творца, без малейшего намека на какие-то живые эмоции.

– Зачем Вам понадобилось создавать эту тварь? – спросил обескураженный Алек.

Было что-то ужасно знакомое в неподвижной маске этого лица.

– То не твоя забота. Теперь можешь отправить его в спальню, Кенир. Смотри, чтобы его как следует помыли и накормили. Сегодня вечером вы оба мне больше не понадобитесь.

Кенир помог Алеку подняться и попытался помочь ему доковылять до дальней лестницы. Но уже через пару шагов ноги Алека подкосились. Один из стражей понес его по лестнице наверх. Алек, кипя от негодования, глядел через его плечо на странное белое существо, слепленное из его собственных тканей.

"Ты станешь отцом ребенка, которого не родит ни одна женщина…"

– Нет, – прошептал, задыхаясь, Алек: – Заклинаю вас, о, Иллиор, о, Дална, только не это!

Он знал, почему лицо того существа выглядело таким знакомым. Тот же самый облик он видел когда-то, будучи совсем малышом, в своём отражении в ванне.

Существо было копией его самого!

Стражники поднялись наверх и остановились возле двери. Несколько ступеней отделяло их от распахнутой ещё чуть выше двери. В неё были видны высушенные тушки зверей и мешки, свисавшие с потолка мастерской. Кенир достал ключ и отпер дверь. За ней оказалась комната, сильно напоминавшая ту, в какой Алека держали все прошлые недели, и которая, кажется, находилась как раз под самой лабораторией алхимика.

В комнатке возле дальней стены стояла удобная кровать, и маленькая ванна была наполнена горячей водой.

Кенир велел охранникам отнести Алека прямо к бадье и опустить в неё.

– От тебя не очень-то здорово пахнет, друг мой.

Он вручил Алеку кусок грубой ткани:

– Вымойся. А я пока пойду, позабочусь об ужине.

Он вышел вместе со стражниками, и Алек услышал щелчок ключа в замке.

Бадья была маленькая, так что вытянуться в ней было невозможно. Кое-как уместившись там, с коленями под самым подбородком, он намочил тряпку и слабым движением потер лицо, грудь, затем провел по сальным, спутанным волосам, мечтая иметь хотя бы кусочек мыла. Небольшой светильник на крюке над дверью отбрасывал в комнату теплый свет. Алек был доволен и этим: он не вынес бы сейчас оказаться взаперти, да ещё и в кромешной тьме.

Все его усилия оказались напрасны. У него совсем не осталось сил. Откинувшись на стенку бадьи, он уперся подбородком в грудь, пытаясь получше рассмотреть свою рану. Она была крошечной, и кажется, почти зажила. Даже кожа вокруг была здоровой. Он задавался вопросом, как такое было возможно, при том, что золотая пробка всё это время оставалась в его сердце, и не способствовали ли такому быстрому заживлению странные очистки Ихакобина?

Он повернулся и тщательно осмотрел дверь. В ней имелась замочная скважина! Губы Алека невольно растянулись в тонкой кривой усмешке, и он ещё раз осмотрелся вокруг, ища, какие ещё возможности предложит опытному взгляду эта маленькая комнатушка.

А его тюремщики становились небрежными!

Кенир возвратился с подносом, полотенцами и с большой книгой подмышкой. Он положил всё это на кровать и запер дверь изнутри, потом опустился на колени возле ванны.

– Ты принёс мне ещё немного мясного? – спросил с надеждой Алек.

– Да. Давай помогу? – спросил Кенир, заметив брошенную тряпку.

Алек покраснел и отвел взгляд:

– Давай. Что он со мной такое сделал? Я едва могу пошевелиться.

– Он обескровил тебя. Тебе, конечно, давали поесть, насколько это было возможно, но он не позволял тебе просыпаться, чтобы было полегче.

Алек поморщился:

– Надо же, как всё продумано. Так ты знаешь, что это за создание и зачем оно нужно? Мне казалось, он говорил о том, что собирается сделать некое лекарство, но не тварь!

– Я точно такой же раб, как и ты. Илбан не доверяет мне полностью.

Он бережно провел по спине Алека.

– Но он всё же разрешил мне позаботиться о тебе, пока ты тут.

– Ты сам попросил его?

– Да. И только посмотри сюда! – Кенир поднялся и подошел к подносу, показывая Алеку миску: – Жареный цыпленок с репой! А ещё он прислал тебе новую книгу, чтобы ты мог приятно скоротать время.

– Должно быть, он сильно мною доволен, – рот Алека моментально наполнился слюной, хоть его желудок, кажется, ещё не успел переварить и тот бульон.

Покончив с купанием Алека, Кенир помог ему одеться в чистое бельё. Когда Алек улегся в кровать, откинувшись на её спинку, Кенир подал ему поднос. Алек чуть не застонал. Кроме цыпленка там был теплый хлеб, кусок благородного сыра, и даже кружка сидра. Но ни к чему из этого он не посмел прикоснуться: что, если его снова захотят одурманить?

– Я уверен, что всё это безопасно, – уверил его Кенир. – Я лично проследил за поваром, пока он готовил. Кроме того, илбан же сказал, что ты ему пока не нужен.

– Ну а когда понадоблюсь? – Алек выгнул бровь, глянув на Кенира: – Хочешь сказать, ты скажешь, что мне снова дали отраву?

– Клянусь, я тогда ничего не знал!

Алек пожал плечами, затем взял костяную ложку и придвинул миску. Еда никогда ещё не казалась столь вкусной.

Добирая хлебом последние драгоценные капельки соуса из миски, он сказал, не поднимая глаз:

– У тебя же есть ключ от этой комнаты?

– Да.

Алек выдержал многозначительную паузу.

В глазах Кенира появился страх:

– Клянусь светом, Алек, даже не проси меня об этом!

– Но я смог бы уйти, если ты дашь мне такой шанс. И мог бы помочь тебе.

В эту самую минуту они услышали шаги наверху в мастерской, а затем низкий звук голоса.

– Тише! Он услышит тебя, – прошептал Кенир, задрожав от страха: – Я до сих пор сохранил обе свои ноги, Алек. И не хочу потерять их теперь. Ведь ловцы беглых рабов только и ждут таких дураков, как ты. Не говоря о простонародье: за вознаграждение они схватят тебя, ты и охнуть не успеешь. Я уже говорил, ты не пройдешь и полмили с твоим лицом и светлыми волосами. Но даже если и это удастся, стоит тебе открыть рот, как они сразу поймут, кто ты такой. Нет, даже не думай об этом. Ты слишком слаб чтобы просто подняться с кровати, куда уж тебе бежать?

– Так значит, ты сдался? – прошептал в ответ Алек. – Ну а я нет! И есть кое-кто…, - спохватившись, он прикусил язык: – Ключ лежит у тебя в кармане, не так ли? Можно сделать вид, словно я напал на тебя и отобрал его силой.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – расстроено ответил Кенир, не смея взглянуть ему в глаза: – Прости. Мне так жаль. Ложись-ка отдыхать.

И он поспешно покинул комнату, крепко заперев за собою дверь.

– Ну что ж, хоть свет ты мне оставил, – пробормотал Алек. Со светом, было можно ещё раз тщательно осмотреть комнату, попробовать отодвинуть кровать, если будет необходимо, и разобраться, как работает замок. Он попробовал встать, но головокружение накрыло его новой волной и он упал на подушки. Эти мерзкие обряды Ихакобина над его кровью совсем лишили его сил.

Его взгляд упал на поднос, который оставил Кенир. Костяная ложка все еще лежала в пустой бульонной чашке! Он схватил её и попробовал на прочность. Она оказалась толстой и прочной.

Было ли это недосмотром или же таким образом Кенир пытался помочь ему? Как бы то ни было, это не имело особого значения. Алек надорвал шов по краю матраца и сунул туда ложку. Чуть-чуть сна и я буду чувствовать себя прекрасно, – подумал он, смежая веки.

Спал он крепко и видел во сне, что дверь распахнулась, и снаружи стоял Серегил со своей кривой усмешкой и махал рукой, чтобы Алек поторопился. Он проснулся, почти не сомневаясь, что наяву увидит распахнутую дверь, но каково же было его разочарование, когда это оказалось всего лишь сном! Он понятия не имел, сколько прошло времени, но подноса уже не было. Его горло и рот горели от жажды, и он был весьма рад обнаружить кувшин свежей воды возле своей кровати. Он сделал несколько маленьких глотков, прислушиваясь к ощущениям в животе, и лишь затем большими и жадными глотками осушил половину кувшина.

Почувствовав себя немного лучше, он осторожно поднялся с кровати и огляделся, поискав что-нибудь, что могло бы помочь ему выбраться из этой жалкой комнатенки. Кровать была, конечно же, привязана, и веревки слишком толсты, чтобы справиться с ними без ножа. Он отчаянно подергал кроватную раму, затем остановился, и сердце его пропустило удар: ложка. Неужели и она приснилась? Он стал быстро шарить по краю матраца, ища место, где распорол шов, и наконец нашел его. Со вздохом облегчения он нащупал сквозь грубую ткань жесткий контур ложки.

– Благодарю, Светозарный! – прошептал он, пока оставляя ложку на месте. Кроме неё, у него был туалетный ковш с крышкой и кувшин для воды. Дальнейшие поиски ничего не дали. Он воспользовался ковшом, а затем вернулся в кровать и занялся ложкой, пробуя разломить ее вдоль на осколки, которые можно было бы пустить в дело.

Звук повернувшегося в замке ключа застал его за этим занятием и здорово напугал. Он же даже не слышал шагов за дверью! Алек едва успел затолкать ложку обратно в матрац и быстренько расправить поверху стеганое одеяло, как дверь отворилась. Он упал ничком на подушки и сделал вид, будто только просыпается.

Вошел Кенир, неся накрытый поднос.

– Ага, наконец-то проснулся.

– Уже утро? – спросил Алек.

– Утро ты давно проспал, солнце снова садится. Ты спал весь день, друг мой. Я пытался разбудить тебя, но твой сон был слишком крепок. Если ты готов, вот твой ужин.

В животе Алека, едва он учуял запах пищи, громко заурчало. Добрый кус черного хлеба был намазан расплавленным сыром, который пах так остро и вкусно. Еще имелось два яблока и кружка чая со взбитыми сливками.

Он снова набросился на еду, как голодный пес, позабыв о всяком смущении.

Кенир сидел у изголовья кровати и улыбался, наблюдая за ним.

– Я могу принести ещё. Илбан сказал, чтобы тебе дали всё, что попросишь. Но для начала тебе следует выпить всю воду в кувшине, и лишь потом просить добавки. Ты отдал слишком много крови.

– Отдал? И что теперь он сделает со мной, когда получил своего… как это оно называется?

– Рекаро. Понятия не имею. Но с того момента, как он выкопал его, он заперся с ним в своей комнате, и даже не ел и не ложился спать. Как бы ни было, он кажется, в совершенном восторге от него, хоть оно и без крыльев.

– Крыльев? Ах да, он говорил что-то такое, – Алек потер глаза: – Все это похоже на дивный сон.

– Это не сон, Алек. Ну ладно, давай-ка поднос, я принесу тебе добавку.

– Не надо, я пока сыт, – Алек откинулся назад и уронил руку, прикрывая глаза.

Интересно, не следует ли поблагодарить Кенира за то, что оставил ложку? А что, если это простая оплошность? Он не был уверен, что хотел это знать наверняка.

– Раз он получил от меня то, что хотел, как ты думаешь, не продаст ли он меня теперь кому-то другому?

Эта мысль не давала ему покоя с того самомго момента, как он очнулся.

– О нет, не думаю. Ты слишком ценный экземпляр. На самом деле, это совсем неплохо. Тебе повезло, что твой первый же хозяин оказался столь добр. Радуйся этому.

"Ни за что", – подумал Алек, но не испытывал сейчас желания спорить с Кениром.

Они поговорили еще немного, потом Кенир пожелал ему спокойной ночи и быстро чмокнул его в лоб. Прежде, чем Алек успел среагировать, он уже выскочил за дверь. Покачав головой, Алек снова поднялся с кровати. Его всё ещё шатало, но он слишком хорошо отдохнул, чтобы снова спать. Немного покружив по комнате, он угомонился и взял в руки книгу, пока не угас светильник, и лишь после этого закрыл глаза.

Он и вправду уснул, и ему снова снился Серегил, явившийся, чтобы вызволить его.

– Ты всегда находишь меня, – сказал он, бросаясь в объятья возлюбленного.

– Не всегда, тали. И когда мне это не удается, ты заботишься о себе сам, – прошептал Серегил ему в ухо.

Внезапный крик разорвал воздух вокруг них. Серегил исчез, а вместо него стоял отец Алека, истерзанный и истекающий кровью, как в тот самый день, когда асенгайский палач прикончил его.

– Отец! – закричал вновь ставший пятнадцатилетним Алек.

Ещё один вопль заставил его проснуться и замереть, вытянувшись стрункой в кровати. Крик раздавался в мастерской наверху. Испугавшись и не зная, что и думать, Алек не смог сдержать дрожи, когда снова услышал крик – высокий, больше похожий на визг, вроде того, какой издает раненый кролик. Но тут он понял, что это никакой не кролик: это оно, то самое бледное существо кричит там потому, что его мучает Ихакобин!

Он откинулся на подушки, и его сердце под ноющей раной бешено заколотилось. "Это не человек. Это монстр. Мерзость. Мне нет до этого дела." Крики становились всё более громкими и ужасными, и он заткнул уши подушкой и свернулся калачиком, пытаясь не дать овладеть собой ужасу и жалости из-за этих звуков, выворачивавших наизнанку его сердце.

Каким бы чудовищем ни было то существо, но слышать столько страдания в его криках было невыносимо! И какой ещё монстр мог заставить его издавать подобные звуки?

Постепенно крики стихли, превратившись в детский плач, приглушенный низким, бесстрастным голосом Ихакобина. Всё закончилось? Молю тебя, Дална, чтобы всё это закончилось! Но новый крик выбросил Алека из кровати. Он подлетел к двери и принялся отчаянно колотить в неё кулаками:

– Прекрати мучить его, ты ублюдок! Оставь его в покое!

Словно в ответ на его просьбу, крики действительно прекратились. Алек медленно сполз по запертой двери и уткнул голову в колени, не в силах унять дрожь. Так и сидел он там, на холодном каменном полу, чувствуя себя более несчастным и беспомощным, чем когда-либо. С тех самых пор, как он слушал, как умирает его отец…

– Нет, – прошептал он горестно: – это не человек. Это на самом деле даже не…

Но шепот оракула снова вкрадчиво прозвучал в его сознании: "Ребенок, которого не родит ни одна женщина…"

Он стиснул кулаками виски, и затряс головой:

– Нет! Нет, нет, нет!

Наверху воцарилась тишина, но он не сдвинулся с места, напрягая весь слух, чтоб услышать хоть что-то. Теперь он расслышал приближающиеся шаги и то, как в замок вставили ключ. Он отполз подальше, и дверь распахнулась.

То был Ахмол.

– Илбан приказал прийти.

Алек не двинулся с места, но он был слишком слаб, чтобы сопротивляться, когда Ахмол легко подхватил его и поднялся по лестнице в лабораторию.

Бледное существо лежало на графитовом столе, и его хрупкое тельце было привязано широкими кожаными ремнями. Алхимик мыл руки в ванне на краю стола, все еще облаченный в свой кожаный передник. Герцог тоже был там, и выглядел он как-то неважно. Два охранника стояли на страже в дверях.

– А, Алек. Ты нужен мне. У меня возникло несколько непредвиденных осложнений в моём деле.

Алек медленно подошел, с каждым шагом ощущая всё большее беспокойство. Он оказался возле стола прежде, чем смог заставить себя посмотреть на лежащее там существо. Когда он все же отважился на это, его худшие опасения подтвердились.

Ихакобин наконец-то отмыл его от грязи. Бледная кожа существа была тусклого грязно-серого цвета. Спутанные светлые волосы были вымыты и неровно острижены. А то, что осталось было на самом деле не совсем белого, но очень бледного серебристого цвета, вроде лунной дымки над морем.

Но Алек не обратил особого внимания на все эти детали, ибо ему бросились в глаза лишь следы злодеяний, совершенных над маленьким тельцем. На месте левого глаза теперь была пустая глазница, сочащаяся желтой жидкостью. На левой руке не хватало трех пальцев, а с рук, ног и груди были срезаны полоски кожи. Тем не менее, крови не было, а была лишь рваная белая плоть, подобно рыбьему мясу, да немного белой жидкости. Все нутро Алека перевернулось, когда он разглядел ровный ряд закупоренных пузырьков, выстроившийся на маленьком столе возле алхимика.

– Зачем Вы делаете это? – прошептал он, не имея сил смотреть дальше на истерзанное тельце. А существо пристально глядело на него его единственным уцелевшим глазом. Алеку показалось, что он увидел там тоскливую мольбу, при том, что вся остальная часть лица существа была, как и прежде подобна безжизненной маске. Но тогда, прошлым вечером, это существо было так похоже на настоящего ребенка, что это разбило его сердце!

– Как Вы можете творить такое? – Алек сверкнул глазами на Ихакобина: – Зачем Вы создали его, лишь затем, чтобы убить?

Ихакобин покачал головой, вытирая тряпкой руки.

– Должен признаться, я не ожидал, что у него окажется голос. В рукописях утверждалось обратное. Нужно полагать, твоя очистка оказалась не столь полной, как я думал.

– Так это…, - Алек сглотнул ком: – Это что, моя вина? Но не я же режу его на куски!

– Рекаро – не домашнее животное, Алек, и не игрушка, – Ихакобин возражал ему мягко, словно увещевая глупого ребенка: – Их и делают для того, чтобы потом использовать.

– Вы отрезали ему пальцы. А его глаз!

– Но с помощью этого я могу создать сильнейшие лекарства, а также мощные заклинания. Или мог бы, будь он более близок к совершенству. Я не могу утверждать, пока не удостоверюсь. А сейчас я вынужден попросить, чтобы ты дал ему ещё немного своей крови.

Алек отшатнулся, но Ахмол подскочил к нему и удержал на месте, подставив Ихакобину его запястье.

– Тебя так тронула его боль. Не хочешь же ты сказать, что откажешь ему в лекарстве? Не могу поверить в такое. Дай сюда руку.