Горнее епископство

Горнее епископство хранил и восхитил в блажен­ную Вечность святой Старец Николай. Очевидно, что для Батюшки епископство не было «почетной ступе­нью», а являлось духовной лествицей восхождения к небесному, и пример его шествования от земли на Не­бо должен и наши умы привлекать к Богу и иным, не­бесным, реальностям, которые невозможно постичь логическим мышлением.

Батюшка Николай, по своей духовной жизни, во многом подобен Владыке Иоанну Шанхайскому. Не­обыкновенна простота, святая простота их Духа, по­зволяла им быть свободными от того, «как принято ду­мать», «как должно считать», он не был стеснен рамками человеческих воззрений и мнений. Возвышенная, постоянная устремленность к высотам Небесного ми­ра, делала его таинником Божиих откровений. Преж­де всего, Владыку Старца Николая (схиепископа Нек­тария), как и владыку Иоанна, надо понимать как Христа ради юродивых, оставшихся таковыми и в епископском сане. Оба Владыки, подобно Григорию Богослову, не соответствовали «принятому» «стандарт­ному» пониманию «облика» епископа. Они жили жизнию духа, а не плоти. Вот как говорил о монашестве Чудотворец Иоанн: «Монаху, как только постригут его, надо все сразу дать: саккос, великий омофор, белый клобук с алмазным крестом, две панагии, — словом, все. А потом, по мере возрастания духовного — пома­леньку, потихоньку все это опытные старцы будут с не­го снимать. И если он станет истинным монахом, вои­ном Христовым — то в гроб ляжет в одном подрясничке». Батюшка Николай прошел смиренным путем делания, неся в простоте свое послушание епископа, и отошел ко Господу истинным монахом — «воином Христовым, в одном подрясничке». И напрасно не хо­тят понять эту духовную высоту люди, которые, не уви­дев на всечестном теле Старца Николая во время обла­чения (опрятывания) парамана, берутся судить, что он не монах. Такие монахи-епископы, как схиепископ Нектарий — красота и радование Церкви, ибо они яв­ляются вместилищем великой, огненной силы Духа Христова, которая преображает мир, являет ему при­мер победы Духа над плотию. Именно древнеотеческий дух озарял душу праведного Старца, который по­добен огненному херувиму, попаляюшему внешнее, плотское, недостойное внити в Царство Небесное. Именно такие святые, как Батюшка, восприняли не­бесную славу отцов, ни во что вменявших земное.

С точки зрения канонической, говорил Батюшка, архиерейская хиротония его была законной и безупреч­ной, имевшей исходную преемственность. Воистину, это так и было... Богобоязненный пастырь, исполнен­ный с детства монашеских добродетелей и дарований, прошедший монашеский искус под водительством опытных старцев, имевший непорочное и доброде­тельное житие, совершавший служение в Православ­ной Церкви среди пастырей-архиереев исповедников, наблюдавших его достойное жительство, по Промыслу Божию и благословению отцов — поставлется в епи­скопы в трудное для Русской Церкви время. Поставля­ется без кафедры, поскольку тогда кафедры не откры­вались, а упразднялись: уничтожалось самое Тело Свя­той Церкви, физически истреблялись корни — духовенство и архиерейство. Всем ныне известны страшные последствия и данные в цифрах этих гоне­ний. Сравним, восплачем и помолимся...

На 1917 год: Епископов — 163; священников — 51.105; храмов — 79.767; монастырей — 1.257. К 1939 году. Епископов — 4; священников — 400; храмов — 400; монастырей — 80... По словам святого Батюшки Серафима: «Ангелы Божий не успевали принимать ду­ши умученных за Веру».

Уже Поместный Собор Русской Православной Церкви 1917—1918 года принимает решение срочно увеличить число архиерейских кафедр и в епархиях от­крыть по нескольку викариатств, совершить архиерей­ские хиротонии. Мудрые Архипастыри, светильники Церкви, прозревают грядущее... Всезлобный ад обру­шился на Церковь после того, как был предан, всеми оставлен и ритуально умучен извергами Русский Пра­вославный Царь. Отъят был Удерживающий Божий Помазанник, — и тайна беззакония открылась во всем своем страшном, диавольском коварстве. В 1939 году из Архиереев на своих кафедрах оставались: Митропо­лит Московский Сергий (Страгородский), Митропо­лит Ленинградский Алексий (Симанский), Архиепи­скоп Петергофский Николай (Ярушевич), управляю­щий Новгородской и Псковской епархиями, и архиепископ Дмитровский Сергий (Воскресенский). Открытое духовенство, оставшееся в живых, находи­лось в тюрьмах, лагерях и ссылках. Исповедники веры Христовой взошли на Голгофский Крест. Последовал на Крест за Христа и Царя двадцатилетний таинник Божией Матери Николай, уже имевший монашеский постриг.

«Сорвали цветок и топчут его в грязь»

Эти слова вышли из уст одного архиерея-мученика при виде смиренного юного монаха, оказавшегося в узах в Питерских «Крестах». Смиренный, непоколеби­мый молитвенник! Это отражалось во всем облике Ба­тюшки и в глазах с самого детства. Высокого роста, со­бранный во всем: и в мыслях, и в помыслах, и в словах, и во взгляде. Он казался мне всегда очень высоким, по­тому что дух его пламенел молитвенным столпом к Небу. Взор Старца, с детства, всегда обращен вовнутрь. «Знай себя, храни сердце!» — так постоянно научал Старец. Глубинное созерцание Господа чрез молитвой очищенное сердце. «Я с детства только Господа знал и Его любил... Любил Господа так, что плакал. Всегда, и во всем, и везде для меня был Один Сладчайший Спаси­тель мира Христос». В Чудских Заходах проживало много эстонцев, они были протестантами, лютерана­ми, не освященными Духом Святым. Юный отрок знал, что без принятия Благодати святого крещения спасения души не будет и, духовно любя своих малень­ких эстонский друзей, погружал их в бочку с водой — и крестил со словами: «Во Имя Отца — Аминъ! — и Сына — Аминъ! — и Святаго Духа! — Аминъ!» Затем одевал всем деревянные крестики, которые сам делал. Часто собирал на молитву, вручал иконы, кресты и с пением: «Господи, помилуй» («Иссэнт хэй да арму» — по-эстонски) вел крестным ходом вокруг Храма и села. И до последнего дня своей земной жизни Ста­рец возносил ко Господу это прошение на двух языках.

«Иисусе Сладчайший, спаси нас!» — так молился во всех скорбных обстояниях духоносный отец. Ака­фист Иисусу Сладчайшему был его молитвенным ды­ханием. Читая его, он разговаривал с Господом. Благо­ухание молитвы Иисусовой, почивавшей на устах и в сердце Старца, наполнило светом тюремную камеру. В темной каменной пещере зазвенел весенний ручей, мощно пробивший заледенелый снег. Томившиеся долгое время в камере узники почувствовали молит­венные удары юного сердца. Билось оно любовию ко Господу... Эта любовь мгновенно согрела усталые от брани и искушений сердца. Батюшка всегда мало гово­рил, потому что непрестанно пребывал в молитве, и она истекала и в сердца бывших рядом с ним людей... Не преобучал Иисусовой молитве специальными на­ставлениями, но просил Господа даровать ближнему это утешение; конечно, если сердце человека искало Божественной сладости в Сладчайшем Имени Спаси­теля, и тогда Господь Сам, за молитвы Старца, возжи­гал сердце.

Божественный плод молитвы отражался во всем облике юного подвижника, и убеленный душою ар­хиерей-мученик, опытный делатель и наставник при­зывающих спасительное Имя Господа Иисуса Христа, узрел яко крин селъный, распустившийся посреди гряз­ной камеры. «Сорвали цветок и топчут его в грязъ» — прошептал Владыка. Сердце архипастыря было истощено болью и переживаниями за судьбы Церкви. Все кто молятся, излагают свои мысли светло-духовно и приточно-образно. «Благоухающий крин Царицы Небесной» — так видели Старца Николая ду­ховные люди. Величие нареченного образа восходило к высоте и силе молитвы Старца. Ангельские струны его души звучали в гармонии с Ангельским миром, славя­щим Бога.

Ангельские души праведников пребывают с нами в мире, во зле лежащем. Они украшают и очищают наш страшный мир. Они научают нас Любовию Христовой не отчаиваться и жить в этом мире, побеждая страх, и быть верными Спасителю даже до крови. Батюшка Николай был верным. Мы любили с ним вспоминать крестные страдания русских Архиереев и духовенства. Какую радость доставляли ему жизнеописания новомучеников и исповедников Российских! Некоторых из них Старец близко знал, многое рассказывал о них. «Слава Богу! Им теперь молятся и учатся от них вере христианской и мужеству, исповедническому духу», — говорил Батюшка. Помянник духовенства и мирян, принявших мученическую кончину на Бутовском по­лигоне под Москвой за то, что они не отреклись от Христа, он взял из моих рук со словами: «Святые Муче­ники, молите Бога о нас!» — и попросил оставить ему этот Помянник на молитвенную память. Попросил именно так написать на первом листе: «На молитвен­ную память Батюшке...» Слушая их жития, он часто плакал и непременно делал глубокий поясной поклон ко святым образам, а если были силы, то и земной — пред иконами Спасителя и Матери Божией.

В житии святого Архиепископа Пермского и Кунгурского Андроника (Никольского), которое читали еще задолго до публикации в рукописях, есть удиви­тельное свидетельство его мучителей о том, как он вел себя на допросе и как свято берег Веру, напутствуя христиан «не принимать злых умыслов инородцев на Церковь Христову, которая является последним усто­ем, сохраняющим от развала нашу русскую нацию» и собранное веками самим народом богатство. «Все мое преступление против власти рабоче-крестьянского правительства, — сказал Владыка, — сводится к тому, что я содержу верно и твердо исповедуемую мною свя­тую Православную Веру, заповедующую мне до смер­ти стоять за Святую Церковь и церковное достояние». Затем Владыка долго молчал и не отвечал ни на один из вопросов. Присутствовавший в ЧК на допросе сви­детель вспоминает: «А потом, будто решившись на что-то, снял с себя нагрудный крест, завернул его в большой шелковый лиловый платок, положил перед собой на письменный стол, поднялся с кресла и, обра­щаясь к нам, сказал примерно так: «Мы враги откры­тые, примирения между нами быть не может. Если бы положение было противоположным, я, Именем Гос­пода Бога, приняв грех на себя, благословил бы пове­сить вас немедля. Других разговоров от меня не будет». Потом сел, не спеша развернул крест, надел на шею, спокойно поправил его на груди и превратился в будто бы отсутствующего человека». Превратился в отсутст­вующего. Да, богоборцы не ошиблись! Святитель вос­ходил ко Господу, оставляя богоотступникам их ру­котворный ад!»⁸

В семнадцатом веке пережила Святая Русь лихоле­тье «рукотворного ада», в Смутное время, когда на нее, как на огромный тонущий корабль, ринулись со дна разные хищники: продажные бояре и князья, поляки с Сигизмундом, иезуиты с «католической экспансией», самозванцы и «воры», и жидовины... Казалось, что дни русские сочтены, уже звонил похоронный колокол по Святой Руси... Но среди этой смуты загремел глас Пат­риарха Гермогена, призывающий свергнуть иго: «Не бойся, малое стадо, яко благоизволил Отец Небесный дать нам Царство... Если велики волны и грозна буря, не бойся гибели, ибо на камне Веры и Правды стоим. Пусть пенится и беснуется море, оно не может пото­пить корабля Иисусова!»

На Святого Патриарха поднялся главарь измен­ников, предатель, что хуже любого иноплеменника, требовать, чтобы «разрешил Патриарх народу Крест целовати самому Королю Сигизмунду». Гермоген — адамант, с проклятием отказал боярам передать Рос­сию и Православие в угоду полякам и папе. Салтыков бросился с ножом на Патриарха Гермогена, но без-сильно отступил, когда Святый пастырь, творя крест­ное знамя, возгласил: «Крестное знамение да будет против твоего окаянного ножа. Будь ты проклят в сем веце и будущем!»

А Святой Руси Патриарх Гермоген оставил запе­чатленный мученичеством завет:

«Стойте за Веру Православную неподвижно, а я за вас Бога молю!»

Мученики двадцатого века исполнили этот завет, исполнил его и духоносный Старец Николай — Столп Веры, мужества, истинный, непреклонный на соглаша­тельства, непоколебимый пастырь — Царский Архие­рей схиепископ Нектарий, воспевающий и хранящий в сердце своем заветы Святой Руси и передавший эти заветы нам: «Храните Веру Православную и молитесь о даровании Царя. Царь-Батюшка — Помазанник Божий. При венчании на Царство Ему дается в руки ски­петр и держава, а держава — образ Державы Небес­ной, Которая в Пречистых Дланях у Спасителя мира. Тот, кто со Христом, тот и с Царем!»

«Христос Воскресе! Русская Земля!»

Молитвенно преклоняю сердце пред памятью до­рогих архипастырей, пастырей и монашествующих Русской Церкви, убеливших своей мученической кро-вию, своими мученическим страданиями нашу Землю и наши ветхие ризы... «Вот они проходят пред глаза­ми — образы пастырей, гонимых штыками, убивае­мых у околиц родных деревень, где они крестили, вен­чали, отпускали грехи живым, разрешали от клятвы умерших, ссылаемых на каторжные работы, бредущих пешком, полураздетых в стужу, в далекий Туркестан, в Сибирь, в Соловки, напоивших кровию просторы ро­димых полей и погостов... Тысячи и десятки тысяч свя­щеннослужителей... «были побиваемы камнями... под­вергаемы пытке, умирали от меча»... Так славословит их честные страдания за Христа Церковь.⁹

Верные Церкви Архиереи и пастыри были едино-мысленны в осознании произошедшего: приблизилось не просто время гонений, а время антихриста, кото­рый начал срывать кресты с куполов церквей и натель­ные кресты с христиан. Он подготавливал свой приход и принятие диавольского начертания... И сейчас мы зрим его лукавую поступь и сопротивляемся его духу, стремящемуся разложить Церковь изнутри; видим ру­котворный ад, творимый служителями сатаны, кото­рый тщится отнять у нас у каждого светлое имя Хри­стово и начертать вместо него свой код-печать, с при­нятием которого откроются врата адовы. Но мы веруем и знаем несомненно, что врата ада не победят Церковь Христову.

Батюшка Николай говорил, что нам не нужны ни­какие «номера в Церкви», и что нужно, в Церкви уже все есть, ничего не надо выдумывать, «века жили без этого». «Номера, коды — это что-то новое, нам не ве­домое и ненужное», — говорил Старец. Представите­лю от Патриархии на вопрос об инн говорил, что он не знает, что такое инн, а как же принимать то, что не ве­даем? «Высказывать пока ничего не могу и не имею», — сказал Старец. Когда же ему высказали опа­сения, что из-за инн в Церкви произойдет раскол, он четыре раза, твердо, постоянно крестясь, сказал: «Нет! Раскола не будет! Православие — оно никогда не было с расколом. Права и славная Церковь. Православная. Права и славная! Да! Стопы моя направи по словеси Твоему, да не обладает мною всякое беззаконие, избави мя от клеветы человеческия, и сохраню заповеди Твоя»... Когда в его присутствии зашел спор о том, что находится в этих номерах, он просто отстранил спорящих рукой, перекрестился и сказал: «Я не знаю, что это инн... Нет, мои драгоценные, я ничего не знаю... Христианин, что должен? Трудиться и молить­ся. Да? Так? — И он так и творит. И молится, и тру­дится, и где работает, на государственном труде, и как он относится к труду — тоже благодатно. Поняли? Вы ведь замечаете, что ничего нет такого — какого-то кривого, а все то, что надо... Я ведь уже много лет свя­щенствую»...

Батюшкин ответ прямой и ясный: за христиани­ном, который и так честно и благодатно трудится, ни­какой контроль и учет — инн, коды — не нужен. В ад­рес Богословской комиссии, которая проходила в Троице-Сергиевой Лавре в феврале 2001 года, на имя Митрополита Минского и Слуцкого Филарета (Вахромеева), он отправил через корреспондентов газеты «Русский Вестник» телефонограмму: «Помоги Вам, Господи, Владыка, спасти Церковь от номеров».

Заключил Старец словами: «Все будет так, как Гос­поду надо. Только надеемся на Милость Божию. Поня­ли? И Милость Божия устраивает так, как надо»... А потом добавил: «Надо всем просить Царя Николая, Он любит Россию и подправит все это кривое — номе­ра и коды»...