Что люди обычно хотят изменить в языке?
Нет сомнений в том, что язык развивается в ответ на потребности общества. Иное дело — вопрос о том, насколько сознательно общество воздействует на язык и насколько удается то, что планируется.
Беспокойный человеческий ум не раз останавливался перед видимым несовершенством языка. Нередко это несовершенство усматривали в самом разноязычии народов. С библейских времен разноязычие считалось Божьей карой за гордыню. Мечта о едином общечеловеческом языке побуждала конструировать искусственные языки. Известно около 1000 проектов таких языков, однако даже самый совершенный из них — эсперанто — не становится общечеловеческим языком или вторым языком каждого человека (см. с. 113 — 115).
Рационалистический XVII в. не устраивала видимая алогичность естественных языков — избыточность в обозначениях (синонимия) и многозначность, размытость и "субъективность" границ между языковыми значениями, неполный параллелизм синтаксиса "фигурам мысли". На этой почве возникали идеи искусственных формализованных языков науки. Все же проекты логико-математических языков Фрэнсиса Бэкона, Рене Декарта, "Готфрида Лейбница оставались целиком теоретическими построениями, опередившими свой век. Тем не менее идеи искусственного логического языка — "орудия разума" — не погибли. В XX в. они реализовались в математических языках программирования, в искусственных информационных языках. Следует, однако, видеть, что все это хотя и нужные человеку языки, но не натуральные человеческие языки.
Нередко несовершенство языка видели в его недостаточной выразительности, гибкости, красоте или "чистоте". В любом обществе, сколько веков существует в нем представления о "правильном" и "красивом" языке, столько не смолкают разговоры о "порче" языка. Правда, сами представления о "правильности" и "порче" языка менялись. Менялся и профессиональный круг тех людей, которые замечали "порчу" и стремились каким-то образом "защитить" язык.
Между тем сама возможность сознательной "защиты", или "исправления", или "улучшения" языка вызывала и вызывает у людей скептические оценки, причем самые скептические — у языковедов[87]. Действительно, сознательное воздействие на язык означает конфронтацию противоположных начал: 1) волевого, сознательного и неосознанного (полубессознательного, непроизвольного); 2) индивидуального и социального (коллективного). В состоянии ли индивид (или группа индивидов) изменить полубессознательные языковые привычки коллектива говорящих и тем самым изменить язык? Если это возможно, то в какой степени? Какие уровни и подсистемы языка в наибольшей мере доступны сознательному воздействию общества?
Чтобы ответить на эти вопросы, рассмотрим некоторые факты такого воздействия.