Мистера Оскара Уайльда из Лондона, Англия 3 страница

Пауза.

– Господи. Я тебе сочувствую. Очень.

Обе надолго замолчали. Наконец Стейси снова заговорила:

– Ты и представить себе не можешь. Эти приступы бывают у меня без всяких причин. Я ору, как какой-нибудь долбаный маньяк. Или гипервентиляция: я впадаю в неконтролируемую панику. Господи, это ужасно. И наступает совершенно неожиданно. Я иногда так себя чувствую, что не могу встать с кровати, сплю по четырнадцать часов в день. И потом начинаю заниматься этим вот дерьмом – пью. На работу не устроиться. Уволена по медицинским показаниям – это приходится писать, когда подаешь заявление на работу, наниматель читает это и думает: на фиг нам нужна эта чокнутая. У них у всех на машинах желтые ленточки^[30], но когда речь идет о приеме на работу ветерана с посттравматическим стрессовым расстройством, тут тебе дают понять: пошла отсюда, сучка.

Она потянулась к бутылке. Кори перехватила ее руку и осторожно удержала.

– Тебе не кажется, что уже достаточно?

Стейси выхватила бутылку из ее руки, сделала большой глоток, а потом внезапно швырнула бутылку через всю комнату, и та разбилась о стену.

– В жопу. Хватит.

– Дай я тебе помогу подняться.

Кори взяла Стейси под руку, и та, опираясь на Кори, поднялась на нетвердых ногах. Господи, как же от нее несло бурбоном! Кори сочувствовала ей. Она подумала, не удастся ли ей вытащить пистолет из кобуры, но решила, что не стоит этого делать – мало ли как Стейси отреагирует. Нужно уложить ее в постель, а уж потом потихоньку разобраться с пистолетом.

– Поймали того сукина сына, что стрелял в твою машину?

– Нет. Они думают, что это был браконьер.

– Ни хрена там не браконьер. – Стейси споткнулась, но Кори поддержала ее. – Я не смогла найти следы этого поганца. Слишком много снега выпало.

– Давай пока забудем об этом.

– А я не могу забыть. – Она выхватила пистолет и принялась размахивать им. – Я этому хмырю мозги размажу по стенке.

– Знаешь, тебе не стоит иметь при себе пистолет, когда ты пьяна, – тихо и твердо сказала Кори, стараясь не выдавать беспокойства.

– Да. Ты права. Извини. – Стейси вытолкнула магазин – тот выпал из ее рук и упал. Пули разлетелись по полу. – Лучше тебе его взять.

Она протянула пистолет рукоятью вперед, и Кори взяла его.

– Осторожнее. Один патрон в патроннике еще остался. Дай я его достану.

– Я сама. – Кори извлекла патрон и бросила его на пол.

– Эй, детка, да я смотрю, ты разбираешься в таких вещах!

– Приходится – я ведь собираюсь работать в полиции.

– Ё-моё, из тебя когда-нибудь выйдет хороший коп. Ты мне нравишься, Кори.

– Спасибо.

И Кори повела Стейси по коридору к их комнатам. Она слышала звук пролетающих над ними вертолетов, а из окна увидела, как прожектор одного из них обшаривает землю. В городе что-то происходило.

Наконец ей удалось уложить Стейси под одеяло. Рядом с кроватью Кори поставила пластиковое ведро – на случай, если Стейси будет рвать. Но та сразу же уснула.

Кори вернулась в гостиную и принялась наводить там порядок, Джек вился у ее ног. Пьяная Стейси до смерти напугала бедного пса. Да и не только пса. Кори выпрямилась и услышала звук еще одного летящего вертолета. Она подошла к окну из толстого стекла и выглянула в темноту. За гребнем горы со стороны города разливалось сильное желтое сияние.

Глава 42

Когда дела, казалось, уже не могли пойти хуже, они все-таки пошли хуже, – об этом думал шеф полиции Моррис, глядя на две столкнувшиеся машины, заблокировавшие 82-й хайвей, и на жуткую пробку, образовавшуюся за ними. Медицинский вертолет как раз взлетал, поднимая снежную бурю, словно без него тут было мало снега. На борту вертолета находились двое пострадавших, их срочно нужно было доставить в травматологическое отделение больницы в Гранд-Джанкшн, где по меньшей мере один из них, которому прострелили голову, вероятно, умрет. Больше всего шефа полиции выводило из себя то, что во время самого происшествия никто не пострадал, но оно спровоцировало ссору, в ходе которой водитель «БМВ Х5» достал пистолет и расстрелял двух человек в «гелендвагене», врезавшемся в него сзади. Шеф полиции слышал, как закованный в наручники преступник, сидящий в задней части его машины в ожидании снегохода, орет истошным голосом, что действовал в рамках «самозащиты» и «будет стоять на своем». Таким образом, если раненый умрет, – а редко кто остается в живых, если его череп прошивает патрон тридцать восьмого калибра, – это будет означать, что в городе менее чем за две недели произошло девять убийств. Тогда как до этого Роринг-Форк долгие годы не видел ни одного убийства.

Какой-то кошмар, и ни конца ни края ему не видно.

До Рождества четыре дня, сильный снегопад, а по прогнозу за следующие три дня выпадет от двадцати четырех до тридцати дюймов осадков, завершится же снежная буря сильным ветром. Из-за этого инцидента 82-й хайвей – единственный выезд из города – был заблокирован, снегоуборочные машины не могли работать, метель их быстро опережала, и примерно через час дорогу придется закрыть, и всех этих людей, которые кипят от ярости в своих машинах, орут, сигналят и визжат как сумасшедшие, придется спасать.

Со взлетной полосы Маккастер без перерыва взлетали «гольфстримы» и другие частные самолеты – отдыхающие покидали город, но и полосу вскоре придется закрыть. А когда это произойдет, Роринг-Форк будет закупорен – ни въехать, ни выехать, разве что на снегоходе.

Шеф полиции посмотрел в зеркало заднего вида в сторону города. Хуже всего был третий поджог. Не с точки зрения количества погибших, а по тому психологическому эффекту, который он произвел на Роринг-Форк. Сожженный дом стоял на окраине города, почти на подошве горы, – величественный старый особняк в викторианском стиле, принадлежавший Морису Жиро, знаменитому распорядителю фондов и нью-йоркскому светскому льву, пятому в списке Форбс, поразительному старику с амбициями, огромными, как Эверест. Погибли он и его молодая жена, по ее виду ей было не больше восемнадцати. Охваченная огнем, она выбросилась из окна верхнего этажа.

Это видел весь город, и, конечно, психологическая травма была серьезной. А как следствие, этот затор, стрельба на дороге, классический пример положения, хуже которого и не придумаешь.

Его мысли сами собой вернулись к Пендергасту, чьи слова теперь можно было считать пророческими: «Следующий дом, без сомнений, будет таким же заметным. – И его заключение: – Чтобы отправить послание».

Но какое послание?

Моррис снова посмотрел на дорогу. У его патрульной машины со стрелком, сидящим сзади, были включены проблесковые маячки и сирена, но все это только ради демонстрации. Идиоты, бегущие из города, заблокировали обе стороны хайвея, а также обочины. К тому же высокие сугробы по обеим сторонам не позволяли машинам развернуться, отчего затор стал тотальным. В нем застрял даже шеф полиции, и, несмотря на все его усилия не допустить, чтобы машины подпирали его сзади, они его заперли.

По крайней мере, удалось временно заблокировать выезд из города, а это означало, что пробка хотя бы не будет расти. И слава богу, у полиции Роринг-Форка имелись три снегохода, которые уже были в пути. Шеф полиции сидел в машине, дворники безуспешно совершали свои движения по лобовому стеклу, и тут до него донесся звук приближающегося снегохода. Он схватил рацию и дал команду полицейскому на снегоходе в первую очередь забрать преступника. Рассерженная толпа стала собираться вокруг его патрульной машины, люди кричали на стрелка, проклинали его, угрожали, предлагали повесить на ближайшем дереве, а преступник кричал в ответ, подначивал их. Удивительно похоже на те дни, когда в Роринг-Форке заправляли отряды самозащиты. Да, слой цивилизации был очень тонок.

И ко всему прочему Пендергаст исчез, сбежал, улетел в Лондон в тот момент, когда он нужен здесь больше всего. Чиверс, пожарный следователь, вступил в открытую войну с управлением полиции, а подчиненные Моррису сыщики были деморализованы, злы и не соглашались друг с другом.

Вот прибыл и второй снегоход, привез криминалистов и двух детективов, чтобы задокументировать происшествие, изучить место преступления и опросить свидетелей. Снег усиливался, крупные снежинки падали все быстрее. Выйдя из патрульной машины, шеф полиции направился к снегоходу и сел в него вместе с другими людьми, которым нужно было вернуться в город и разбираться с очередным поджогом. Несколько отчаявшихся автомобилистов тоже желали попасть в город, и шеф полиции разрешил паре с ребенком сесть на борт, из-за чего те, кто получил отказ, принялись недовольно роптать.

Снегоход направился назад в город по глубокому снегу вдоль хайвея, и шеф полиции снова – в тысячный раз – вернулся к своим мыслям, к главной тайне поджогов: в чем состоит послание? Является ли поджигатель абсолютным безумцем? Но если да, то каким образом ему удается так тщательно планировать и совершать преступления?

Они въехали в город, и после хаоса на дороге шеф полиции был поражен пугающей пустотой на улицах. Практически к Роринг-Форку вернулся статус города-призрака. Улицы в праздничном убранстве, витрины магазинов, сверкающие дорогими товарами, – все это усиливало элемент призрачности. Картинка на следующий день после Страшного суда.

Шеф полиции не был уверен, станет ли Роринг-Форк снова таким, каким был еще недавно.

Глава 43

Вечером того же дня, возвращаясь из ангара, Кори решила остановиться в городе и согреться – выпить чашку горячего шоколада и проверить электронную почту. Было темно, падал снег, и она знала, что ей пора домой, но так не хотелось возвращаться в этот мерзкий холодный особняк, после того как она целый день провела на морозе в ангаре, который про себя называла «сибирской камерой пыток».

Когда она припарковала на улице свой новый «форд», снег уже немного ослабел. После вчерашнего поджога места для парковки стало много, а ведь прежде днем с огнем нельзя было сыскать. Хотя дорогу и аэропорт вчера закрыли, из города удалось вырваться чертовой прорве народа. Кори вошла в «Озимандиас» – одно из немногих простых, без претензий кафе в городе, с бесплатным вай-фаем и неторопливыми официантами, которые не смотрели на нее сверху вниз.

В кафе было почти пусто, но к Кори подошел официант и разбавил ее дурное настроение своим дружелюбием. Она заказала горячий шоколад и вытащила свой айпад. Писем пришло довольно много. В том числе одно от ее научного руководителя, который просил еще раз проинформировать его о состоянии ее дел на сегодня, спрашивал о том, что происходит в Роринг-Форке, и сетовал, что она не держит его в курсе своих дел. Это верно, в своих отчетах Кори была уклончива. Она не хотела, чтобы он вмешивался или пытался закрыть ее проект, а потому считала, что чем меньше информации к нему попадет, тем лучше. А когда ее работа будет закончена и сдана, комитет придет в восторг. У научного руководителя не будет иного выхода, кроме как подключиться к всеобщему одобрению. Она получит премию Розвелла… ну, по крайней мере, Кори на это надеялась. Поэтому, чтобы успокоить Карбона, она составила туманный, двусмысленный ответ на его письмо, придав своему посланию вид отчета, но при этом ничего не сказав по существу: якобы дела продвигались поначалу медленно и у нее пока мало информации. Она нажала кнопку «отправить», надеясь, что на несколько дней отделалась от него.

Принесли горячий шоколад, и она, отпивая по глоточку, просмотрела остальные письма. От Пендергаста ничего… впрочем, она и не надеялась: он явно не был большим любителем электронной почты. Закончив с почтой, Кори просмотрела «Нью-Йорк таймс», «Хафф пост» и несколько других сайтов. В «Таймс» история о поджогах была вынесена на первую страницу, и девушка с интересом прочитала ее. После второго случая поджоги приобрели национальную известность, ну а третий превратил эти события в наводящую страх сенсационную историю, которая привлекла внимание всей страны. По иронии судьбы теперь, когда это стало первоочередной новостью, снежная буря закрыла город и никаким репортерам сюда было не пробраться.

Допив шоколад, Кори решила, что ей и в самом деле пора, затянула потуже шарф, вышла из кафе и с удивлением увидела, что по другой стороне улицы, прямо под фонарем, идут Стейси и Тед. Она уставилась на них. Они не то чтобы шли под ручку, но были вполне на дружеской ноге, болтали и щебетали. На ее глазах они исчезли в ресторане.

Кори вдруг стало нехорошо. Стейси говорила, что весь день проведет в доме Файна, объясняя это похмельем. Но оказывается, похмелье не помешало ей пойти пообедать с Тедом. Не завели ли эти двое интрижку у нее за спиной? Это казалось немыслимым, но внезапно стало вполне вероятным. Может быть, Тед хотел таким образом отплатить Кори за отказ провести с ним предыдущую ночь? Не вышло с ней, так он решил заняться Стейси?

…А что же Стейси? Неужели она дошла до того, что стала способна на подобные вещи? В конце концов, она оказалась вовсе не тем чрезвычайно уверенным в себе капитаном ВВС, как представлялось вначале, а скорее запутавшейся и одинокой женщиной. Кори не нравилось думать, что все это изменило ее отношение к Стейси, но она ничего не могла с собой поделать. Интересно, что это за штука такая – посттравматическое расстройство и как оно может проявляться. А еще Кори припомнила один странный факт: прежде чем заявить о себе, Стейси несколько дней тайно жила в Роринг-Форке. Что она делала в эти дни? Действительно ли просто хотела сначала «почувствовать» этот город?

Кори села в машину и завела двигатель. Он еще не успел полностью остыть, а потому быстро согрелся, к ее радости. Она выехала из города и направилась к дороге Вороньего оврага, проходя повороты на минимальной скорости. Снег теперь падал так густо, что на дворниках наросли комья снега. Вот и отлично: кто бы там ни сидел в засаде с оружием, он даже не заметит машину Кори на дороге. А уж сделать прицельный выстрел тем более не сумеет. Значит, такая погода ей на пользу. Девушка подумала о паршивых бобах с рисом – единственное, что она могла себе позволить, – и еще об одном вечере с отмороженной задницей. Ну его к черту. Она вскроет замок регулятора температуры и включит тепло. Пусть себе хозяин вопит. Смешно, что мультимиллионеру жалко потратить несколько долларов.

За снежной пеленой проступили очертания особняка, темного и мрачного. Как она и предполагала, машина Стейси отсутствовала. Кори понадеялась, что Стейси не будет пить в ресторане и не сядет за руль пьяной в такую погоду.

Она припарковалась на площадке перед домом. Машину к завтрашнему утру занесет снегом, как это уже случалось несколько раз, и придется поработать лопатой. А все из-за того, что хозяин не позволил ей пользоваться гаражом. Неудивительно, что он увяз в этом своем жутком разводе.

Кори вышла из машины, сразу же замерзла, и тут ей вдруг пришло в голову, что Пендергаст был прав: пора уезжать из Роринг-Форка. Ее исследования в общем и целом были закончены, а надежда на то, что она раскроет серийные убийства полуторавековой давности, была более чем призрачной. Кори проверила все варианты, но так ничего и не нашла. Как только дорога откроется, она сбежит отсюда.

Решение было принято.

Кори отперла дверь, предполагая, что сейчас ее встретит обычный шквал лая и повизгивания, но внутри царила тишина.

Ее охватили дурные предчувствия. Вчерашний вечер словно бы повторялся.

– Джек? – окликнула она.

Никакого ответа. Неужели Стейси забрала собаку с собой в город, чтобы псу не было одиноко? Но она не проявляла особого интереса к Джеку и вообще сказала Кори, что предпочитает котов.

– Джек? Ко мне, Джек!

Ни звука. Кори снова попыталась смирить рвущееся из груди сердце. Она включила повсюду свет – наплевать на счета за электричество! – и принялась звать собаку. Пройдя по коридору в свое крыло дома, она обнаружила, что дверь в ее спальню закрыта, и распахнула ее.

– Джек?

В комнате было темно. На полу у кровати лежало что-то непонятное, окруженное еще более густой темнотой. Кори включила свет и увидела, что на коврике лежит обезглавленное тельце Джека, а вокруг расплывается огромное кровавое пятно.

Кори не вскрикнула. Она потеряла голос. И могла только смотреть.

Потом она увидела голову – на туалетном столике. Открытые глаза уставились в никуда, по псевдодеревянному фасаду столика стекала полусвернувшаяся кровь. Между стиснутыми челюстями был всунут клочок бумаги. Действуя почти бессознательно, как будто это происходило с кем-то другим, Кори взяла канцелярский нож, разжала челюсти собаки, вытащила клочок бумаги и прочла послание:

Свенсон, убирайся из города сегодня же, иначе ты труп. Пулька в твою хорошенькую маленькую головку.

Кори уставилась на записку. Это было похоже на дурное подражание «Крестному отцу». И уж совсем смехотворно это выглядело теперь, когда она не смогла бы убраться из города, даже если бы очень хотела.

Записка вернула ее к реальности. Кроме болезненной смеси страха и отвращения, Кори ощутила прилив гнева, настолько сильный, что сама испугалась. Как они посмели запугивать ее, как они посмели сделать такое с невинным, несчастным Джеком!

Убраться из города? Ни за что! Она остается.

Глава 44

Роджер Клифиш отметил про себя, что Хэмпстед-Хит сильно изменился к худшему с тех дней, когда Китс пересекал его на пути из Клеркенуэлла в коттедж Каудена Кларка, где читал свои стихи и разговаривал о литературе. Или с тех пор, когда учитель рисования Уолтер Хартрайт, проходя по этим местам однажды вечером, глубоко погруженный в свои мысли, встретил на далекой обходной дорожке призрачную Женщину в белом^[31]. Теперь все это находилось в пределах большого Лондона, с автобусными остановками и станциями метро по границам, где прежде росли леса.

Время шло к полуночи, на улице похолодало, и пустошь^[32] была относительно пустынна. Они уже покинули Парламент-Хилл с его великолепной панорамой Сити и Канэри-Уорф и теперь двигались на северо-запад. Под бледной луной холмы, пруды и рощи были не более чем тенями.

– Я взял с собой потайной фонарь, – сказал Клифиш скорее для того, чтобы поддержать бодрость духа, чем для информирования. Он помахал фонарем, который до этого был спрятан под его тяжелым широким пальто. – Мне показалось, что он как нельзя лучше подходит для данного случая.

Пендергаст кинул взгляд на фонарь:

– Анахронизм, конечно, но может пригодиться.

Ранее, в комфорте его жилища, планирование этого маленького приключения вызывало у Клифиша возбуждение. После того как Пендергасту не удалось получить разрешения попасть в Ковингтон-грейндж, он заявил, что так или иначе проникнет туда, пусть и нелегально. Клифиш с энтузиазмом согласился ему помочь. Но теперь, когда они осуществляли задуманное, он испытывал испуг. Одно дело было писать исследование о профессоре Мориарти, этом короле преступного мира, или полковнике Себастиане Моране, «втором опаснейшем человеке в Лондоне». Но совсем другое – самому выходить из дома с целью взлома и проникновения в чужую собственность.

– Тут, кстати, есть местное отделение полиции, – сказал Клифиш.

– Неужели? – раздался ответ. – И в каком количестве?

– Человек десять-двенадцать. У некоторых есть полицейские собаки.

На это вообще не последовало никакого отклика.

Они обогнули Саут-Мидоу и вошли в густой лесок Дьюэлинг-Граунд. На севере виднелись огни Хайгейта.

– А еще мы не должны забывать о смотрителях Национального фонда, – добавил Клифиш. – Нельзя исключать возможность того, что кто-то из них задержится на месте.

– В таком случае я предлагаю вам спрятать этот фонарь как можно дальше.

Они замедлили шаг, когда цель их поездки появилась из-за вершины небольшого холма. Ковингтон-грейндж находился в дальнем конце Дьюэлинг-граунд и был с трех сторон окружен лесом. Справа располагались Стоунбридж и Вуд-понд. На север в направлении Кенвуд-хауса уходила лужайка. А еще дальше мелькали фары автомобилей на Хэмпстед-лейн.

Пендергаст оглянулся, потом кивнул Клифишу и двинулся вперед, держась края леса.

Сам Грейндж представлял собой археологическую загадку, словно его создатель не мог определиться не только с архитектурным стилем, но и с эпохой, к которой это строение должно было принадлежать. Низкий фасад был наполовину деревянный, как при Тюдорах, но маленькая пристройка с одной стороны представляла собой странное творение в неороманском стиле. Длинная покатая деревянная крыша, ощетинившаяся карнизными свесами, свидетельствовала о том, что этот дом более чем на полвека опередил эру крафтсман^[33]. К дальней части дома прилепился парник, стеклянные панели которого потрескались и заросли плющом. Все сооружение было обнесено сеточным ограждением, провисшим и подранным. Похоже, его воздвигли в целях безопасности несколько десятилетий назад и с тех пор так и не поправляли.

Следуя за Пендергастом, Клифиш подошел к ограждению со стороны входа в здание. Здесь имелась небольшая калитка на висячем замке. Подвыцветшее от времени объявление рядом с ней сообщало: «СОБСТВЕННОСТЬ ПРАВ-ВА ЕЕ ВЕЛИЧ-ВА. ВХОД ЗАПРЕЩЕН».

– Ну что, Роджер, идем? – спросил Пендергаст спокойным голосом, как будто приглашал спутника отведать огуречный сэндвич в «Рице».

Клифиш нервно оглянулся, покрепче прижал к себе фонарь.

– А замок… – начал было он, но не успел закончить, потому что раздался тихий щелчок и замок открылся в руках Пендергаста.

Они быстро прошли в калитку, и Пендергаст закрыл ее за собой. Луна спряталась за тучами, и мир погрузился в темноту. Пока Пендергаст наскоро производил разведку, Клифиш ждал во дворике. Он слышал самые разные звуки: смех вдалеке, едва слышное постукивание мотоциклетного двигателя – или это ему только чудилось, – нервное биение собственного сердца.

Пендергаст вернулся и жестом показал, что можно идти к входу. Дверь тоже открылась почти сразу же, стоило агенту ФБР к ней прикоснуться. Они вошли внутрь. Пендергаст затворил дверь, и они оказались в полной темноте. К ощущениям Клифиша добавились новые: запах плесени и опилок, стук крошечных ножек, шорох потревоженных червей.

Из темноты донесся голос:

– Чтобы помочь себе в поисках, давайте еще раз вспомним, что нам известно. В течение более чем десяти лет с тысяча девятьсот семнадцатого по тысяча девятьсот двадцать девятый год Конан Дойл часто приезжал сюда в качестве гостя Мэри Уилкс, здесь он углублял свои знания спиритуализма и читал собственные сочинения на эту тему друзьям, тоже неравнодушным к предмету. Он умер в тысяча девятьсот тридцатом году, отправился, по его собственным словам, «в величайшее, самое восхитительное из всех приключений». Сама Мэри Уилкс умерла в тысяча девятьсот тридцать четвертом году. Ее дочь Летиция Уилкс жила здесь – поначалу вместе с племянником и племянницей – до своей смерти в тысяча девятьсот восьмидесятом году, когда она передала эту собственность правительству. С тех пор в доме никто не жил, более того, к нему явно никто и не прикасался.

Клифишу нечего было добавить, и он промолчал.

Появился маленький красный лучик – это Пендергаст включил фонарик с фильтром на отражателе. Слабый луч пошарил вокруг. То, что они увидели, когда-то было уютным домом с мебелью, покинутым людьми в 1980-х годах. Здесь вдоль стен неровными рядами стояли стопки книг, а на приставных столиках, покрытых толстым слоем пыли, сидели всевозможные крохотные гномы и стеклянные фигурки. Дальний конец коридора выходил на кухню, слева и справа были арки, ведущие соответственно в гостиную и столовую. Первый этаж был устлан потрепанным ковром отвратительного оранжевого цвета.

Пендергаст принюхался:

– Сильный запах гнилого дерева. Мой друг из Национального фонда была права: дом находится в опасном состоянии и близок к разрушению, возможно, его опорные элементы подгнили. Мы должны действовать с осторожностью.

Они прошли в гостиную, и Пендергаст обвел комнату приглушенным лучом фонарика. Здесь царил кавардак. В углу стояло пианино, ноты упали с подставки и перевернутой скамьи и свалились на пол, на нескольких тронутых плесенью карточных столах лежали головоломки, партии в «Монополию» и китайские шашки, оставленные посреди игры. На столах и диванах в беспорядке громоздились журналы.

– Похоже, Летиция Уилкс не следила за своей собственностью, – неодобрительно хмыкнув, сказал Пендергаст.

Остальная часть первого этажа имела такой же вид. Игрушки, всякий хлам, старая одежда, купальные костюмы и тапочки. И повсюду этот отвратительный оранжевый ковер, отливающий в свете фонаря Пендергаста жутким алым оттенком. Неудивительно, что Национальный фонд оставил этот дом на волю стихий, подумал Клифиш. Он представил себе, как некий несчастный чиновник на минуту просунул в дверь голову, окинул все оценивающим взглядом, а потом снова закрыл дверь, поставив крест на восстановлении дома. Клифиш посмотрел на обои с огуречным рисунком, на побитую и заляпанную мебель, пытаясь найти хоть какой-нибудь знак, говоривший о том, что когда-то этот зачарованный дом посещал Конан Дойл, что он работал и отдыхал здесь. Но никаких знаков не обнаруживалось.

В подвале не нашлось ничего, кроме пустых кладовок, холодной топки и мертвых жуков. Пендергаст поднялся по опасно поскрипывающим ступеням на второй этаж. В центральный коридор здесь выходили шесть дверей. Первая вела в кладовку для белья, содержимое которой было трачено временем и молью. За второй дверью обнаружилась обычная ванная. За тремя следующими дверями были спальни. В одной из них хаос не так бросался в глаза, – судя по всему, когда-то это была спальня Летиции. Другими, видимо, пользовались ее племянник и племянница, о чем говорили постеры Диона^[34] и Фрэнки Валли^[35] в первой спальне и многочисленные выпуски «Сан» (все открытые на третьей странице) во второй.

Оставалась еще одна закрытая дверь в конце коридора. У Клифиша упало сердце. Лишь сейчас он понял, сколько надежд возлагал на эту авантюру, полагая, что наконец отыщется пропавший рассказ о Холмсе. Но глупо было рассчитывать, что его ждет успех там, где до него столько людей потерпели неудачу. В особенности еще и потому, что поиски нужно вести среди такого бедлама – тут и недели не хватит.

Пендергаст взялся за ручку, открыл последнюю дверь – и сердце Клифиша воспарило к небесам с той же быстротой, с какой только что погружалось в отчаяние.

Комната, представшая их взору, отличалась от остального дома, как день от ночи. Они словно перенеслись во времени лет на сто с лишним назад. Комната представляла собой кабинет, обставленный скудно, но со вкусом. После ужасного беспорядка в остальном доме увидеть эту комнату для Клифиша было все равно что глотнуть свежего воздуха. Пока Пендергаст шарил лучом фонарика, Клифиш осмотрелся по сторонам, и его дурные предчувствия исчезли, вытесненные возбуждением. Здесь стояли письменный стол и удобный стул. На стенах в простых рамках висели копии старинных картинок, посвященных спортивным событиям, и дагеротипы. Тут же примостился почти пустой книжный шкаф. В комнате имелось высокое обрешеченное окно. По стенам были развешены строгие, но изящные декоративные драпировки.

– Думаю, мы можем рискнуть и добавить света, – пробормотал Пендергаст. – Ваш фонарь, пожалуйста.

Клифиш выставил перед собой фонарь, взялся за ручку сдвижной панели и приоткрыл ее. Комнату залил более яркий свет. Клифиш с восторгом отметил прекрасный деревянный пол полированного паркета, выложенного старомодным рисунком. В середине комнаты лежал небольшой квадратный коврик из грубой материи. У дальней стены между драпировками стоял шезлонг, который, видимо, служил для того, чтобы в нем можно было вздремнуть днем.

– Вы думаете… – начал Клифиш, обращаясь к Пендергасту и почти боясь задать вопрос.

В ответ Пендергаст показал на один из дагеротипов на стене.

Клифиш присмотрелся и не без удивления увидел, что это даже и не дагеротип, а обычная фотография, очевидно сделанная в начале двадцатого века. На фотографии была молоденькая девушка, опиравшаяся подбородком на руку. Она смотрела в камеру с озадаченным выражением. Перед ней находились четыре маленьких существа на тонких ножках и с большими, как у бабочек, крыльями, они танцевали, скакали или наигрывали мелодии на тростниковых дудках. Никаких свидетельств хитроумного монтажа не было видно: эти эльфы казались неотъемлемой частью фотографии.

– Феи из Коттингли^[36], – прошептал Клифиш.

– Верно, – ответил Пендергаст. – Как вам прекрасно известно, Конан Дойл был убежден в существовании фей и подлинности этих фотографий. Он даже написал работу об этом: «Пришествие фей». Две йоркширские девочки, Элси Райт и ее двоюродная сестра Фрэнсис Гриффитс, заявили, что встречаются с феями, и сфотографировали их. Вот некоторые из тех фотографий.

Клифиш сделал шаг назад. Сердце его учащенно билось. Сомнений больше не оставалось: они находились в кабинете Конан Дойла, расположенном вне его дома. И семья Уилкс сохраняла этот кабинет с любовью, хотя остальная часть дома разрушалась и была захламлена.

Если пропавший рассказ и можно было где-то найти, то только здесь.

Пендергаст с новым приливом энергии шагнул вперед, не обращая внимания на скрип половиц под ногами и рыская лучом фонарика. Он открыл дверку письменного стола и внимательно осмотрел содержимое всех ящиков, обстукал боковины и задники. Потом перешел к книжному шкафу, вытащил хранящиеся там запыленные тома, тщательно просмотрел каждый, даже заглянул под корешки. Затем принялся по одной снимать со стены рамки с картинками, оглядывал каждую, осторожно ощупывал задники – не спрятано ли под ними что-нибудь. После чего тщательно проверил каждую драпировку на стенах.