Глава 8. До меня это дошло не сразу
Юсси! И никто другой!
До меня это дошло не сразу. Юсси, такой добрый, веселый и румяный, который давал мне печенье и утешал меня, когда я горевал, — предатель!
А сейчас он сидел у огня совсем близко от меня вместе с людьми Тенгиля — Ведером и Кадером, что по-шведски значит Исполнитель и Смотритель, и объяснял, почему он не приехал раньше.
— Нынче ночью Хуберт охотится на волков, а от него мне пришлось прятаться, ясно вам?
Ведер и Кадер продолжали мрачно глядеть на него, и Юсси принялся оправдываться дальше:
— Вы, верно, помните, кто такой Хуберт? Его бы нужно засадить в пещеру Катлы вместе с Софией, ведь он тоже ненавидит Тенгиля.
— Так что же ты не постараешься и не сделаешь этого? — спросил Ведер.
— Ведь ты наш человек в Долине Вишен, не правда ли? — добавил Кадер.
— Ясное дело, ваш, — ответил Юсси.
Он лебезил перед ними, подлизывался изо всех сил, но Ведеру и Кадеру он был не по нраву, это было нетрудно заметить. Дело в том, что никто не любит предателей, даже если пользуется их услугами.
Уши ему не отрезали, они у него остались. Но Ведер и Кадер сделали с ним кое-что другое: выжгли ему клеймо Катлы.
— Все люди Тенгиля должны носить клеймо, и предатели, как ты, тоже, — сказал Ведер, — чтобы ты мог показать его лазутчику, который тебя не знает, если он придет в Долину Вишен.
— Само собой, само собой, — согласился Юсси. Они раскалили на огне железину, велели ему распахнуть кафтан и рубаху и приложили ее к голой груди Юсси.
Когда раскаленное железо коснулось груди Юсси, он дико заорал.
— Теперь ты понял, — сказал Кадер, — понял, что ты теперь навек один из нас, предатель.
Из всех ночей в моей жизни эта была самая долгая и самая трудная, по крайней мере с тех пор, как я очутился в Нангияле. А хуже всего было лежать и слушать, как Юсси бахвалится тем, что он сделал для гибели Долины Вишен.
— София и Хуберт скоро попадутся в ловушку, — сказал он. — Но сделать все надо так, чтобы никто не заподозрил, чья это работа. А иначе как же я смогу по-прежнему быть человеком Тенгиля в Долине Вишен?
«Скоро это уже не будет тайной ни для кого, — подумал я. — Потому что здесь тебя слышит тот, кто разоблачит тебя. Тогда ты побледнеешь, краснорожий негодяй!»
Но потом он сказал такое, от чего сердце у меня сильно заколотилось:
— А вы уже поймали Юнатана Львиное Сердце или он все еще ходит на свободе в Долине Терновника?
Я видел, что Ведеру и Кадеру этот вопрос не понравился.
— Мы напали на его след, — ответил Ведер. — Сотни солдат ищут его день и ночь.
— Найдем его, когда перероем все вверх дном в каждом доме Долины Терновника, — сказал Кадер. — Тенгиль ждет его.
— Понятно, — вставил Юсси, — молодой Юнатан Львиное Сердце опаснее всех, я это уже говорил вам. Потому что он в самом деле настоящий лев.
Я был горд, что Юнатан — настоящий лев. И как я обрадовался, узнав, что он жив! Но тут же я заплакал от ярости, поняв, что сделал Юсси! Он предал Юнатана. Только Юсси мог заманить Юнатана, хитростью заставить его тайно отправиться в Долину Терновника и послать об этом весть Тенгилю. Это Юсси виноват в том, что сотни солдат днем и ночью ищут моего брата, чтобы потом выдать его Тенгилю.
И все же Юнатан был жив, подумать только, он был жив! И к тому же на свободе. Почему же тогда он звал на помощь в моем сне? Я лежал и думал, как мне это узнать.
Правда, лежа здесь и слушая, я узнал многое другое.
— Этот Хуберт завидует Софии, что ее выбрали главной в Долине Вишен, — сказал Юсси. — Ведь Хуберт думает, что он лучше всех.
Вот оно в чем дело! Я вспомнил, с какой злостью тогда Хуберт спросил: «Что такого особенного в Софии?» Ясно, значит, он просто завидовал ей. Ведь можно завидовать и в то же время быть хорошим человеком. Но я с самого начала решил, что Хуберт предатель в Долине Вишен, и все, что он после говорил, казалось бы, совпадало с этим. Подумать только, как легко можно взвалить напраслину на человека! Бедняга Хуберт, а он-то караулил меня, спас мне жизнь, дал мне баранину и еще разные вещи. Я же вместо благодарности крикнул ему: «Не убивай меня». Неудивительно, что он рассвирепел! «Прости меня, Хуберт», — подумал я. Уж я обязательно попрошу у него прощения, если еще доведется встретиться с ним.
Юсси приободрился, он казался довольным. Но иногда, когда клеймо сильно жгло, он слегка стонал, а Кадер каждый раз говорил ему:
— Так тебе и надо! Ты прочувствуй хорошенько! Мне хотелось посмотреть, как выглядит клеймо Катлы. Хотя оно, поди, противное, лучше не смотреть.
Юсси продолжал хвалиться тем, что он сделал и что собирался сделать, и вдруг он сказал:
— У Юнатана Львиное Сердце есть маленький брат, которого он любит больше всего на свете.
Тут я тихонько заплакал, мне захотелось к Юнатану.
— И этот мальчишка может вполне послужить нам приманкой, чтобы поймать Софию на крючок, — сказал Юсси.
— Что же ты, дурья башка, не сказал нам об этом чуть раньше? — разозлился Кадер. — Поймай мы этого брата, мы бы быстренько выманили Юнатана Львиное Сердце из его убежища. Ведь как бы надежно он ни прятался, он наверняка получил бы тайную весть о том, что мы поймали его брата.
— Тут-то он бы и вынырнул, — добавил Ведер. — Мол, отпустите моего брата, возьмите меня вместо него. Он точно сказал бы это, если любит своего братца и не хочет, чтобы ему сделали больно.
Я так испугался, что сразу перестал плакать. А Юсси важно надулся и сказал:
— Да уж я устрою это, как только вернусь домой. Заманю маленького Калле(2) Львиное Сердце в засаду. Это будет нетрудно, стоит только посулить ему немного печенья. А потом заманим туда Софию, чтобы она попыталась спасти его!
— А не слишком ли хитра для тебя София-то? — спросил Кадер. — Сумеешь ли ты обмануть ее?
— Запросто! — ответил Юсси. — Она даже не догадается, кто это сделал. Мне-то она доверяет.
Он сиял от удовольствия, оно аж клокотало в нем.
— Если вы получите и ее, и мальчишку Калле Львиное Сердце, сколько лошадей даст мне Тенгиль, когда он вступит в Долину Вишен?
«Мы еще посмотрим, что ты получишь. Так ты, Юсси, отправишься домой заманивать Калле Львиное Сердце в ловушку. А что ты станешь делать, если ты его не найдешь в Долине Вишен?» — подумал я.
Как ни горько было мне, эта мысль все же немного повеселила меня! Какую рожу скорчит Юсси, узнав, что я исчез!
Но тут Юсси сказал:
— Малыш Калле Львиное Сердце славный, но его уж львом никак не назовешь. Трусливее этого бедняжки не найти. Ему бы больше пристало имя Заячье Сердце.
Да, это я и сам знал. Храбрым я никогда не был. И я не заслужил носить имя Львиное Сердце, которое так шло Юнатану! И все же для меня было ужасно слышать слова Юсси. Мне было очень стыдно, и я решил, что я должен, должен постараться стать хоть немного храбрее. Но только не сейчас, потому что в эту минуту мне было страшно.
Наконец Юсси кончил бахвалиться. Хвастаться ему было больше нечем. Он собрался уезжать.
— Я должен вернуться домой до рассвета, — сказал он.
Они до последней минуты наказывали ему, что он должен делать.
— Смотри, чтобы все вышло как надо с Софией и с этим мальчишкой, его братом, — велел Ведер.
— Да уж положитесь на меня, — ответил Юсси, — только вы не должны делать мальчишке ничего худого, его я как бы немного жалею!
«Спасибо, я уже это заметил», — подумал я.
— Да не забудь пароль, когда приедешь в Долину Терновника с вестями, — напомнил Кадер. — Если хочешь, чтобы тебя впустили сюда живым!
— «Вся власть Тенгилю, нашему освободителю!» — ответил Юсси. — Я помню это день и ночь. А Тенгиль не забудет, что обещал мне?
— Тенгиль ничего не забывает, — ответил Кадер. И Юсси поехал прочь. Он исчез за поворотом в том же направлении, откуда появился, а Ведер и Кадер сидели и смотрели ему вслед.
— А им займется Катла, когда мы расправимся с Долиной Вишен.
Кадер сказал это таким тоном, что было ясно, каково будет тому, кто попадет во власть Катлы. Я мало что знал о Катле, и все же я вздрогнул, и мне стало почти жаль Юсси, хотя он был такой негодяй.
Огонь на поляне догорел, и я стал ждать, что Ведер и Кадер тоже уедут. Я так сильно желал, чтобы они поскорее убрались, что у меня внутри аж все заныло. Так крыса стремится вырваться из крысоловки на свободу. «Если я только сумею выгнать их лошадей из пещеры, прежде чем кто-нибудь из них придет за ними, — думал я, — то, может, я все же сумею выкрутиться. И тогда Ведер и Кадер уедут отсюда, так и не узнав, как легко они могли схватить младшего брата Юнатана Львиное Сердце».
Но тут Кадер сказал:
— Давай ляжем в пещере и поспим немного. «Стало быть, мне конец, — подумал я. — Ну и пусть, у меня уже нет больше сил. Пусть схватят меня! Лишь бы все это уже кончилось!» Но Ведер ответил ему:
— К чему нам спать? Скоро утро. А мне уже надоели эти горы. Я хочу назад, в Долину Терновника.
И Кадер согласился:
— Ну, как хочешь. Выводи лошадей!
Иногда в минуту сильной опасности спасает то, что поступаешь не раздумывая. Я бросился в дальний, самый темный угол, как маленький зверек. Ведер показался в проеме пещеры, но секунду спустя он уже скрылся в кромешном мраке, и больше я не видел его. Он тоже не мог видеть меня, но мне казалось, что он мог бы услышать, как сильно стучит мое сердце. Оно колотилось как бешеное, а я лежал и ждал, что будет, когда Ведер найдет здесь трех лошадей вместо двух.
Когда Ведер вошел, они тихо заржали, все трое. Фьялар тоже. Я узнал бы ржание Фьялара среди тысяч других. Но эта скотина Ведер ничего не понял. Подумать только, он не заметил даже, что в пещере было три лошади. Он вывел тех двух, что стояли ближе к выходу, это и были их лошади, и вышел сам.
Оставшись вдвоем с Фьядаром, я бросился к нему и зажал ему морду. «Милый, милый Фьялар, молчи», — просил я его про себя. Ведь если бы он заржал, они услыхали бы его и поняли: тут что-то неладно. Но Фьялар был такой умный! Он, ясное дело, все понял. Две другие лошади ржали на полянке. Видно, они хотели попрощаться с ним. Но Фьялар стоял молча и не ответил им.
Я видел, как Ведер и Кадер седлают лошадей. Невозможно описать, что я тогда чувствовал. «Теперь я скоро выберусь из этой крысоловки», — думал я.
И тут Ведер сказал:
— Я забыл огниво.
Он спрыгнул с лошади и стал шарить вокруг костра. Потом он сказал:
— Здесь его нет, видно, я забыл его в пещере.
И тут крысоловка захлопнулась с шумом и звоном, я попался. Ведер вошел в пещеру, чтобы найти это проклятое огниво, и сразу же наткнулся на Фьялара.
Я знаю, что врать нехорошо, но, когда дело касается жизни, приходится врать.
Между прочим, кулаки у Ведера были крепки, никто еще никогда не хватал меня так сильно. Мне было больно, и я разозлился. Пожалуй, больше разозлился, чем испугался. Может быть, поэтому я и начал врать так ловко.
— Сколько времени ты лежал здесь и шпионил? — прорычал он, вытащив меня из пещеры.
— Со вчерашнего вечера, — ответил я. — Но я только спал, — добавил я, щурясь на утреннем свете и делая вид, будто только что проснулся.
— Спал! — рявкнул Ведер. — Ты хочешь сказать, что не слыхал, как мы здесь пели и буянили у ночного костра? Не ври давай!
— Может, и слыхал чуть-чуть, как вы пели, — промямлил я, будто вру, чтобы угодить ему.
Ведер и Кадер переглянулись, они поверили, что я спал и ничего не слышал.
Однако толку от этого мне было мало.
— А знаешь ли, что ездить этой дорогой нельзя? Что за это положена смертная казнь? — спросил Ведер.
Я попытался сделать вид, что ничего не знаю ни про смертную казнь, ни про что другое.
— Я просто хотел поглядеть на лунный свет вчера вечером, — пробормотал я.
— И из-за этого рисковал жизнью, лисенок ты этакий! Где ты живешь, в Долине Вишен или в Долине Терновника?
— В Долине Терновника.
Ведь Карл Львиное Сердце жил в Долине Вишен, а я скорее согласился бы умереть, чем сказать, кто я такой.
— А кто твои родители? — спросил Ведер.
— Я живу у… у моего дедушки, — ответил я.
— Ну а как его зовут? — продолжал Ведер.
— Я зову его просто дедушкой, — сказал я, прикидываясь дурачком.
— А где он живет в Долине Терновника?
— В… в маленьком белом доме, — ответил я, решив, что в Долине Терновника дома белые, как и в Долине Вишен.
— Покажешь нам своего деда и свой дом, — прорычал Ведер. — А ну садись в седло!
Мы поехали. И тут над горами Нангиялы взошло солнце. Небо вспыхнуло алым пламенем, и горные вершины засияли. В жизни не видел я ничего прекраснее и величественнее. И если бы я не глядел прямо в спину Кадера и черный зад его лошади, я бы, наверно, ликовал. Но сейчас мне было не до того, вовсе не до того!
Тропа продолжала изгибаться и виться. Но вскоре она резко пошла вниз. Я понял, что мы приближаемся к Долине Терновника. И все же, когда она открылась внизу подо мной, освещенная утренним солнцем, я едва поверил своим глазам. Она была такая же прекрасная, как Долина Вишен: маленькие дома и садики, зеленые склоны и заросли цветущего терновника. Целое море терновника. Сверху он выглядел странно, словно розовая пена на зеленых волнах. Да, «Долина Терновника» было подходящее название для этой долины.
Но без Ведера и Кадера мне было бы никак не попасть в эту долину. Потому что она вся была обнесена стеной, высокой стеной, которую люди построили по приказу Тенгиля. Ведь он хотел сделать их рабами и держать в вечном заточении. Я знал это, мне об этом рассказывал Юнатан.
Видно, Ведер и Кадер забыли спросить меня, как я выбрался из запертой долины, и я молил Бога, чтобы они не догадались спросить меня об этом. Что я ответил бы им? Как мог человек перебраться через эту стену, да к тому же еще и с конем?
По всей стене, насколько я мог видеть, ходили люди Тенгиля в черных шлемах, с мечами. Ворота также надежно охранялись. Да, как раз там, где кончалась тропа из Долины Вишен, в стене были ворота.
Прежде жители свободно ездили из одной долины в другую, а теперь их разделяла стена с запертыми воротами, которые отпирались лишь для людей Тенгиля.
Ведер постучал в ворота мечом. Открылось маленькое окошечко, и верзила-стражник высунул голову.
— Пароль! — заорал он.
Ведер и Кадер шепнули ему на ухо тайный пароль так, чтобы я не мог услышать его. Но они зря старались, я запомнил эти слова: «Вся власть Тенгилю, нашему освободителю!»
Человек в окошке глянул на меня и спросил:
— А этот? Откуда он взялся?
— Да мы нашли этого дурачка в горах, — ответил Кадер. — Но круглым дураком его не назовешь, потому что он вчера вечером проехал в твои ворота. Что ты на это скажешь, главный стражник? Спроси-ка своих людей, как они караулят ворота по вечерам!
Человек в окошке разозлился. Он открыл ворота, но ругался почем зря и не хотел пропустить меня, а только Ведера и Кадера.
— В пещеру Катлы его! — орал он. — Там ему место!
Но Ведер и Кадер стояли на своем, они сказали, что я должен ехать с ними и доказать, что не соврал им. Мол, их долг перед Тенгилем выяснить это.
И вслед за Ведером и Кадером я проехал в ворота.
Я подумал, что если я когда-нибудь еще увижусь с Юнатаном, то расскажу ему, как Ведер и Кадер помогли мне попасть в Долину Терновника. Вот посмеется-то он!
Но сам я не смеялся. Я знал, что мои дела плохи. Мне предстояло найти белый домик и дедушку, а не то меня упекут в пещеру Катлы.
— Поезжай вперед и покажи дорогу, — велел Ведер. — Нам нужно поговорить по душам с твоим дедом.
Я пришпорил Фьялара и свернул на тропу, которая шла почти вдоль стены.
Белых домиков здесь было полно, так же как и в Долине Вишен. Но я не осмеливался показать ни на один из них: почем я знал, кто там живет. Я не смел сказать: «Вот здесь живет мой дедушка!» А вдруг Ведер и Кадер войдут туда, а там нет ни одного старикашки. Во всяком случае никого, кто захотел бы назваться моим дедушкой.
Да, попал я в историю. Я даже вспотел, сидя в седле. Выдумать про дедушку было легко, но теперь мне уже не казалось, что я ловко обманул их.
Я видел людей, работавших возле своих домов, но ни один из них не походил на моего придуманного дедушку, и я чувствовал себя все более несчастным. На людей в Долине Терновника было страшно смотреть. Все они были бледные, исхудавшие и печальные, по крайней мере те, которых я видел, проезжая мимо. Не сравнить с жителями Долины Вишен! Но ведь у нас не было Тенгиля, который заставлял бы нас работать на него и забирал бы все до последнего.
Я все ехал и ехал. Ведер и Кадер стали уже терять терпение, а я все ехал и ехал, словно собирался отправиться на край света.
— Далеко еще? — спросил Ведер.
— Нет, не очень, — ответил я, сам не зная, что говорю и что делаю. Я уже был напуган до смерти и ждал, что меня бросят в пещеру Катлы.
Но тут случилось чудо. Хотите верьте, хотите нет, только перед белым домиком, почти у самой стены, сидел на скамье старик и кормил голубей. Может, я бы и не решился сделать то, что сделал, если бы не увидел среди сизых голубей одного белоснежного. Только одного!
На глазах у меня выступили слезы. Таких голубей я видел только у Софии, да еще однажды на моем окне, давным-давно, в другом мире.
И тут я совершил нечто неслыханное. Соскочил с Фьялара и в два прыжка оказался возле старика. Я бросился ему в объятия, обхватил его за шею и в отчаянии прошептал:
— Помоги мне, спаси меня! Скажи, что ты мой дедушка!
Я дрожал от страха и думал, что он оттолкнет меня. Но он поглядел на Ведера и Кадера в черных шлемах, стоявших позади меня. Зачем ему было врать ради меня с риском попасть из-за этого в пещеру Катлы?
Однако он не оттолкнул меня. Он продолжал держать меня в объятиях, и его добрые, ласковые руки казались мне защитой от всякого зла.
— Ах ты, мой малыш! — сказал он громко, чтобы Ведер и Кадер слышали. — Где же ты так долго пропадал? И что ты наделал, проказник, почему тебя привели домой солдаты?
Бедный мой дедушка, как его отлаяли Ведер с Кадером! Они ругались и орали на него за то, что он распустил своих внуков и позволяет им шататься по горам Нангиялы. И велели ему зарубить себе на носу, что скоро у него не останется ни одного внука. Но на этот раз они все же под конец его простили. И уехали прочь. Скоро их черные шлемы превратились внизу, на склоне холма, в маленькие черные точки.
И тут я ударился в слезы. Я продолжал лежать в объятиях дедушки и не переставая плакал. Ведь такая долгая и тяжелая ночь наконец кончилась. А мой дедушка все еще обнимал меня, слегка покачивая, словно баюкая. И мне хотелось, ах, как мне хотелось, чтобы он был моим настоящим дедушкой. Я попытался сказать ему это, хотя и не переставал плакать.
— Ну конечно, я могу быть тебе дедушкой, — сказал он. — А вообще-то меня зовут Маттиас. А как тебя зовут?
— Карл Льви… — начал было я и замолчал. Неужто я спятил, собрался говорить, как меня зовут, здесь, в Долине Терновника?
— Милый дедушка, мое имя секретное, — ответил я. — Зови меня Сухарик!
— Вот как, значит, Сухарик? Иди в кухню, Сухарик, и жди меня там, — добавил он, — я только отведу твоего коня в конюшню.
И я вошел в дом. В бедной маленькой кухне всего и было что стол, деревянный диванчик, несколько стульев и очаг. И еще большой буфет у стены.
Вскоре пришел Маттиас, и я сказал:
— Такой же большой буфет есть у нас в Долине Ви…
И замолчал.
— Дома, в Долине Вишен, — договорил за меня Маттиас, и я с тревогой взглянул на него. Опять я ляпнул то, чего не следовало говорить.
Но Маттиас больше ничего не сказал. Он подошел к окну и выглянул наружу. Он стоял так долго, глядя по сторонам, словно хотел убедиться, что никого поблизости нет. Потом он повернулся ко мне и тихо сказал:
— Скажу тебе, этот буфет не простой. Погоди-ка, сейчас увидишь!
Он налег на буфет плечом и отодвинул его в сторону. За ним в стене была крошечная дверца, он отворил ее. За ней была комната, маленькая комнатушка. Там на полу кто-то лежал и спал.
Это был Юнатан.