Кем же на самом деле был дон хуан? 3 страница

— Я никогда не верил в духов, — отрывисто произнес он однажды. — Никогда не интересовался привидениями и призраками, голосами в темноте и всяким таким. У меня было очень прагматичное, серьезное мировоззрение. Моим компасом всегда была наука. Но потом, когда я работал в поле, в меня стала проникать всякая чертовщина. Например, однажды ночью я отправился с несколькими индейцами на поиск видения. Они собирались по-настоящему инициировать меня посредством болезненной церемонии протыкания грудных мышц. Они готовили в лесу парную. Я настраивал себя на то, чтобы вытерпеть боль. Чтобы придать себе силы, я пару раз хлебнул. И вдруг человек, который должен был «ходатайствовать» за меня перед выполняющими ритуал, закричал в ужасе, указывая на темную, зловещую фигуру, которая шла прямо к нам.

Когда эта фигура приблизилась ко мне, я увидел, что передо мной старый индеец, одетый самым диким образом. У него были шаманские регалии. Увидев этого старого шамана, человек, который меня опекал в ту ночь, упал от страха в обморок. Старик подошел ко мне вплотную и уперся мне пальцем в грудь. А палец был — одна кожа и кости. Старик бормотал мне что-то непонятное. К этому моменту все остальные уже увидели старика и молча бросились ко мне. Старик повернулся и взглянул на них, и все они застыли на месте. Он сверлил их взглядом пару секунд. Голос у него был просто незабываемый. Словно он говорил через трубу или у него было во рту какое-то другое приспособление, извлекавшее звуки из самого его нутра. Клянусь, я видел, что этот человек говорит внутри тела, а его рот просто транслирует слова, как какой-то механизм. Так вот, пронзил он их взглядом и пошел дальше, мимо меня, мимо них, и исчез, растворился в темноте. Билл рассказал, что церемония инициации так и не состоялась. Все индейцы, в том числе и шаманы, ответственные за ритуал, так дрожали от страха, что чуть не выпрыгивали из ботинок. Немного придя в себя, они разбежались кто куда.

— Люди, которые были друзьями многие годы, — продолжал он, — больше никогда не разговаривали друг с другом. Они заявили, что видели привидение в образе невероятно старого шамана и что, если бы они разговаривали об этом друг с другом, это принесло бы им несчастье. Даже просто смотреть друг на друга было опасно. Большинство из них потом уехало из тех мест.

— Почему они считали, что разговаривать друг с другом или смотреть друг на друга — к несчастью? — спросил я Билла.

— Таковы их верования, — ответил он. — Привидения такого рода обращаются к каждому из присутствующих индивидуально. Для индейцев получить такое видение — это значит определить свою судьбу на всю жизнь.

— И что же привидение сказало им индивидуально? — спросил я.

— Вот этого я не знаю, — ответил Билл. — Они ведь и мне никогда ничего не говорили. Когда я спрашивал их, они все входили в состояние глубокого оцепенения. Ничего не видели, ничего не слышали. Уже через несколько лет после этого события тот человек, который потерял сознание, клялся мне, что обморок был притворный. Он просто до смерти боялся взглянуть в лицо тому старику. А то, что старик имел сказать каждому из них, все они понимали не на словесном, а на каком-то другом уровне. То, что привидение сказало Биллу, насколько он понял, имело отношение к его здоровью и его будущему.

— То есть? — спросил я.

— Дела мои не очень хороши, — признался он. — Мое тело чувствует себя неважно.

— Но ты хоть знаешь, в чем тут дело?

— Ну да, — сказал он безразличным тоном, — врачи мне все объяснили. Но я не собираюсь беспокоиться и даже думать об этом. Откровения Билла оставили во мне тяжелый осадок, С этой стороны я его совершенно не знал. Я всегда считал, что он — весельчак, рубаха-парень. Никогда бы не подумал, что у него есть уязвимые места. И такой Билл мне не нравился. Побыло уже слишком поздно отступать. Наше путешествие продолжалось. В другой раз он доверительно сообщил мне, что шаманы Юго-запада умеют превращаться в различных существ и что деление шаманов па «медведей», «горных львов» и т.п. следует понимать не в символическом или метафорическом смысле, а в самом что ни на есть буквальном.

— Не знаю, поверишь ли ты, — заявил он самым почтительным тоном, но есть шаманы, которые на самом деле становятся медведями, горными львами или орлами. Я не преувеличиваю и ничего не придумываю, когда говорю, что однажды я сам видел превращение шамана, который называл себя «Речной Человек», «Речной Шаман» или «Пришедший с Реки, Возвращающийся к Реке». С ним я был в горах в штате Нью-Мексико. Я возил его на машине; он мне доверял. Этот шаман искал свой исток — так он говорил. Один раз мы с ним шли по берегу реки, как вдруг он стал каким-то очень возбужденным. Он велел мне скорей убегать с берега к высоким скалам, спрятаться там, накрыть голову и плечи одеялом и выглядывать в щелочку, чтобы не пропустить то, что он сейчас будет делать.

— Что же он собирался делать? — спросил я, не в силах сдержать нетерпение.

— Я не знал, — сказал Билл. — Мне оставалось только догадываться. Я н представить, себе не мог, что он собирался делать. Он просто зашел в воду, во всей одежде. Когда вода дошла ему до икр — это была широкая, но мелкая горная речка, — шаман просто исчез, растворился. Но прежде чем войти в воду, он шепнул мне на ухо, что я должен пройти вниз по течению и подождать его. Он указал мне точное место, где ждать. Я нашел это место и увидел, как шаман вышел из воды. Хотя глупо говорить, что он «вышел из воды». — Я видел, как шаман превратился в воду, а затем воссоздал себя из воды. Ты можешь в это поверить? Я не мог ничего сказать по поводу этой истории. Поверить в нее было невозможно, но и не верить я тоже не мог. Вилл был слишком серьезным человеком. Напрашивалось единственное разумное объяснение: в этом путешествии он пил с каждым днем все больше. В багажнике у Билла был ящик с двадцатью четырьмя бутылками шотландского виски — для него одного. Он пил как лошадь.

— Я всегда был неравнодушен к эзотерическим превращениям шаманов, — объявил он мне в другой день. — Не скажу, что я могу объяснить эти превращения или хотя бы верю в то, что они на самом деле происходят, но в качестве интеллектуального упражнения очень интересно подумать о том, что превращение в змей и горных львов не так трудно, как то, что делал водяной шаман. В такие моменты я задействую свой разум таким образом, что перестаю быть антропологом и начинаю реагировать на то, что чую нутром. А нутром я чую, что эти шаманы определенно делают что-то такое, что невозможно научно зафиксировать и вообще обсуждать, если ты в здравом уме. Например, есть облачные шаманы, которые превращаются в облака, в туман. Я никогда этого не видел, но я знавал одного облачного шамана. Я не видел, чтобы он исчезал или превращался в туман на моих глазах, как тот, другой шаман превратился в воду. Но однажды я погнался за облачным шалманом, и он просто исчез — в таком месте, где спрятаться просто негде. Хотя я не видел, как он превратился в облако, но он исчез! Я не могу объяснить, куда он девался. Там, где он пропал, не было ни скал, ни растительности. Я был там через полуминуты после него, но шамана уже не было.

—- Я гнался за этим человеком, чтобы получить информацию, — продолжал Билл. — Но он не хотел уделить мне время. Он был очень дружелюбен, но и только. Билл рассказал мне еще массу других историй — о соперничестве и политических группировках индейцев в разных резервациях, о кровной мести, вражде, дружбе и т. д. и т.п. — все это не интересовало меня ни в малейшей степени. А вот истории о превращениях шаманов и привидениях давали мне серьезную эмоциональную встряску. Они меня одновременно и привлекали, и пугали. Но почему они меня привлекают или пугают, я не мог понять, как ни пытался. Могу только сказать, что эти шаманские истории задевали меня на каком-то неизвестном, телесном уровне, я бы даже сказал, на уровне внутренностей. Еще во время этой поездки я понял, что индейские сообщества Юго-запада — это действительно сообщества закрытые. И я в конце концов согласился с тем, что мне действительно нужно было пройти основательную теоретическую подготовку, что разумнее было бы заняться полевой антропологической работой атакой сфере, с которой я знаком или в которой имеется некоторая конкуренция. Когда наша поездка закончилась, Билл отвез меня на автобусную станцию в Ногалес, штат Аризона. Оттуда мне предстояло вернуться в Лос-Анджелес. Пока мы сидели в зале ожидания, Билл по-отечески поучал меня, напоминая, что неудачи в антропологической полевой работе неизбежны, но они являются признаками приближения к цели или моего созревания как ученого. И вдруг он наклонился ко мне и движением подбородка указал на противоположный конец зала.

— Кажется, вон тот старик, который сидит на скамейке в углу, — это и есть тот человек, о котором я тебе рассказывал, — прошептал он мне на ухо. — Я не совсем уверен, потому что я видел его перед собой, лицом к лицу, только один раз.

— Который человек? Что ты мне о нем рассказывал? — спросил я. — Когда мы говорили о шаманах и шаманских превращениях, я рассказал тебе, как однажды я встретил облачного шамана.

— Да-да, я помню, — сказал я. — Это и есть облачный шаман?

— Нет, — сказал Билл, — но мне кажется, что это товарищ или учитель облачного шамана. Я их обоих видел вместе много раз — правда, издалека и много лет назад. Я вспомнил, что Билл мельком упоминал, причем не в связи с облачным шаманом, о существовании некоего таинственного старика, бывшего шамана; этот старый мизантроп из индейцев юма одно время был ужасным колдуном. 0б отношениях этого старика с облачным шаманом мой друг никогда ничего не рассказывал, но, очевидно, это был настолько важный пункт для Билла, что он был уверен — я тоже об этом знаю. Странное беспокойство неожиданно овладело мной и заставило вскочить со скамьи. Как будто влекомый чужой волей, я подошел к старику и сразу же начал длинную тираду о том, как я много знаю о лекарственных растениях и о шаманизме индейцев равнин и их сибирских предков. Мимоходом я упомянул, что наслышан о старике как о шамане. В заключение я заверил старика, что для него было бы крайне полезно побеседовать со мной обстоятельно.

— Во всяком случае, — сказал я нетерпеливо, — мы могли бы обменяться историями. Вы расскажете мне свои, а я вам — мои. Все это время старик не поднимал на меня глаз. И тут вдруг поднял. «Я Хуан Матус», — сказал он, глядя мне прямо в глаза. Моя тирада ни в коем случае не должна была прекращаться, но по какой-то непонятной причине я вдруг почувствовал, что мне больше нечего сказать. Хотелось только назвать свое имя. Но старик поднял руку на уровень моих губ, как бы заставляя меня молчать. В этот момент подъехал автобус. Старик проворчал, что это тот автобус, на котором он должен ехать; затем он дружелюбно пригласил меня заглянуть как-нибудь к нему, чтобы мы могли поговорить в непринужденной обстановке и обменяться историями. Говоря это, он иронично усмехнулся уголком рта. С невероятной для человека его возраста ловкостью — ему было, как я прикинул, за восемьдесят — он в несколько прыжков покрыл пятидесятиярдовое расстояние между скамьей, где он сидел, и дверью автобуса. Автобус словно остановился специально для того, чтобы подобрать этого старика, — как только он запрыгнул, дверь закрылась и машина тронулась. Старик уехал, а я вернулся к скамейке, где сидел Билл.

— Что он сказал, что он сказал? — спрашивал он возбужденно.

— Чтобы я заглянул к нему домой, — ответил я. — И даже сказал, что мы там сможем поговорить.

— Он пригласил тебя к себе домой? Что же ты ему такого сказал? — приставал Билл. Я похвастался Биллу, что во мне погиб торговый агент, и рассказал, как я пообещал старику поделиться с ним своей богатой информацией о лекарственных растениях. Билл явно не поверил ни одному моему слову. Он обвинил меня в том, что я что-то утаиваю от него.

— Я знаю, что за люди здесь живут, — заявил он воинственно, — а этот старик — особенно странный тип. Он не разговаривает ни с кем, в том числе и с индейцами. С какой бы стати ему разговаривать с тобой, чужаком? Был бы ты хоть умный! Было очевидно, что мой друг рассердился на меня, хотя я и не мог понять за что. Я не смел попросить у него объяснений. У меня возникло впечатление, что он ревнует меня к этому старику. Возможно, я добился успеха там, где он в свое время потерпел поражение. Как бы то ни было, мой случайный успех ничего не значил для меня. Если не считать кратких замечаний Билла, я не имел ни малейшего понятия о том, как трудно было сойтись с этим стариком. Да и ничего особо примечательного в нашем разговоре я в то время не обнаружил. И меня удивляло, что Билл так расстраивается по этому поводу.

— А ты знаешь, где он живет? — спросил я его. — Не имею ни малейшего понятия, — ответил он сухо. — Местные люди говорили, что он не живет вообще нигде, просто появляется неожиданно то здесь, то там, но все это, конечно, чушь собачья. Наверное, живет в какой-нибудь развалюхе в мексиканском Ногалесе.

— Чем же он такой важный? — спросил я. Задав этот вопрос, я смог набраться храбрости и добавить: — По-моему, ты расстроен из-за того, что он разговаривают со мной. Почему? Билл с безразличным видом признал, что он был раздосадован, потому что, по его сведениям, даже пытаться заговорить с этим человеком было бесполезно.

— Этот старик — редкий грубиян, — добавил Билл. — В лучшем случае, ты к нему обращаешься, а он на тебя только смотрит и слова не скажет. А в другой раз и взглядом не удостоит; просто не обращает на тебя внимания, словно ты пустое место. Я один-единственный раз попытался заговорить с ним, и он меня очень грубо оборвал. Знаешь, что он мне сказал? «На твоем месте я бы не тратил энергию на открывание рта. Береги ее. Она тебе нужна». Не был бы он такой старой галошей, я бы врезал ему по носу. Я заметил, что называть этого человека «стариком» было бы не совсем корректно. На самом деле он не выглядел таким уж старым, хотя лет ему, безусловно, было много. Он невероятно подвижен и крепок. Про себя же я подумал, что Билл оказался бы в жалком положении, если бы вздумал врезать такому «старику» по носу. Старый индеец был силен. Можно даже сказать, он внушал страх. Но этого я вслух не сказал. Билл продолжал разглагольствовать о том, как ненавистен ему этот гадкий старикашка и что бы он со старикашкой сделал, если бы тот не был таким тщедушным.

— Как ты думаешь, кто бы мог мне подсказать его адрес? — спросил я. — Возможно, кое-кто в Юме, — ответил он, понемногу успокаиваясь. — Может быть, те люди, с которыми я тебя познакомил в начале нашей поездки. Ты ничего не потеряешь, если порасспросишь их. Можешь сказать, что это я тебя к ним направил. Итак, мои планы изменились. Вместо того чтобы вернуться в Лос-Анджелес, я отправился в Юму, штат Аризона. Встретился с людьми, с которыми меня познакомил Билл. Они не знали, где живет тот старый индеец, но их отзывы о нем еще больше возбудили мое любопытство. Мне сказали, что он не из Юмы, а из мексиканского штата Сонора и что в молодости он был внушающим ужас магом, творил заклинания и налагал чары на людей, но, постарев, превратился в отшельника-аскета. Хотя он был индейцем яки, одно время его видели с группой мексиканцев, которые, судя по всему, хорошо разбирались в колдовстве. Все информаторы Билла утверждали, что уже много лет никто из той компании в окрестностях Юмы не появлялся. Один из информаторов добавил, что этот старик был сверстником его дедушки. Но дедушка был уже дряхл и прикован к постели, а маг с годами, казалось, лишь набирался сил. Этот же рассказчик порекомендовал мне обратиться к неким людям в Эрмосильо, столице Соноры, которые могли знать старика и рассказать мне о нем больше. Перспектива поездки еще и в Мексику меня не очень-то радовала. Сонора находилась слишком далеко от сферы моих интересов. Кроме того, я подумал, что лучше все-таки и впрямь заняться городской антропологией, и вернулся в Лос-Анджелес. Перед отъездом в Калифорнию я, правда, прочесал окрестности Юмы, повсюду расспрашивая о старике. Но больше никто не знал о нем ничего. В автобусе на пути в Лос-Анджелес мной владели смешанные ощущения. С одной стороны, я чувствовал себя полностью излечившимся от всяких помрачений, связанных с полевой работой и стариком-индейцем. С другой стороны, меня мучила странная ностальгия. Такого со мной раньше никогда не бывало. Новизна ощущения поразила меня до глубины души. Это была смесь беспокойства и тоски, как будто мне не хватало чего-то крайне важного. По мере того как я приближался к Лос-Анджелесу, все, что воздействовало на меня в Юме, постепенно начало уходить на задний план. Но от этого моя тоска лишь усиливалась.

— 2 —

НАМЕРЕНИЕ БЕСКОНЕЧНОСТИ

Я хотел бы, чтобы ты не спеша обдумал каждую подробность того, что случилось между тобой и теми двумя людьми, Хорхе Кампосом и Лукасом Коронадо, которые на самом деле привели тебя ко мне, — сказал дон Хуан. — Потом расскажи мне все, что вспомнишь. Его просьба оказалась для меня очень сложной, и все же мне даже понравилось вспоминать то, что рассказывали эти двое. Дон Хуан хотел услышать все подробности, и это заставило меня предельно напрягать свою память. История, которую заставил меня вспомнить дон Хуан, началась в городке Гуаймас мексиканского штата Сонора. В Юме, штат Аризона, мне дали имена и адреса тех людей, которые, как мне сказали, могут пролить свет на загадку старика, встреченного на автобусной остановке. Но люди, которых я навестил, не только не знали никакого старого шамана, но и вообще сомневались, что такой человек существует. Впрочем, все они рассказывали множество жутких историй о шаманах из племени яки и воинственном духе всех представителей этого племени. Однако они намекнули, что, возможно, я смогу найти кое-кого, кто укажет мне верное направление, в Викаме — железнодорожном поселке между городами Гуаймас и Сьюдад-Обрегон.

— Можете ли вы порекомендовать конкретного человека? — спросил я.

— Лучше всего будет поговорить с инспектором государственного банка, — предположил один из моих собеседников. — В этом банке много инспекторов. Им известно все о местных индейцах, так как банк является государственным учреждением, скупающим их урожаи, а каждый индеец яки — фермер: он владеет участком земли и может считать его своей собственностью, пока обрабатывает его.

— Вы знакомы с каким-нибудь инспектором? — спросил я. Все переглянулись и посмотрели на меня с извиняющимися улыбками. Они не знали ни одного инспектора, но настоятельно советовали мне найти любого из них и рассказать ему о своей проблеме. Мои попытки познакомиться с инспекторами государственного банка на станции Викам обернулись полной неудачей. Я встретился с тремя из них, но, как только рассказывал, чего от них хочу, они начинали смотреть на меня с нескрываемой подозрительностью. Они немедленно решали, что я — шпион янки, подосланный для того, чтобы затеять какие-то неприятности. Хотя инспекторы не могли точно определить, какие именно, но высказывали самые дикие предположения — от политической пропаганды до промышленного шпионажа. Все вокруг без всяких на то оснований верили, что в недрах земель племени яки есть залежи меди н янки пытаются завладеть ими. После провала всех моих попыток я вернулся в Гуаймас и остановился в гостинице неподалеку от одного знаменитого ресторана, куда ходил трижды в день. Кухня там была великолепной. Мне она так понравилась, что я остался в Гуаймас еще на неделю. Фактически, я чуть ли не жил в этом ресторане и благодаря этому хорошо познакомился с его владельцем, сеньором Рейесом. Однажды во время обеда мистер Рейес подвел к моему столику какого-то человека, которого представил как Хорхе Кампоса, чистокровного индейца яки и предпринимателя; в молодости он жил в Аризоне, прекрасно говорил по-английски и был американцем больше, чем любой другой американец. Мистер Рейес восхвалял его как настоящий образец того, как упорный труд и настойчивость способны превратить человека в исключительную личность. Мистер Рейес оставил нас наедине, а Хорхе Кампос присел за столик и немедленно перешел к делу. Он старался вести себя скромно и отрицал похвалы, только что прозвучавшие в его адрес, но было совершенно ясно, что на самом деле он чрезвычайно польщен словами мистера Рейеса. С первого взгляда у меня возникло четкое впечатление, что Хорхе Кампос относится к тем предпринимателям, каких можно встретить в баре или на оживленном углу главной улицы — они продают идеи или просто пытаются найти хитроумный способ избавить людей от их сбережений. У мистера Кампоса была очень приятная внешность — около шести футов ростом, стройный, с импозантным брюшком, выдающим любителя крепких напитков. У него было очень смуглое лицо с легким налетом бледности. На нем были дорогие джинсы и лакированные ковбойские ботинки с острыми носками и угловатыми задниками, словно ему часто приходилось упираться в землю, чтобы остановить пойманного петлей лассо бычка. Помимо этого, на нем была безупречно выглаженная серая рубашка из шотландки; из правого кармана выглядывал пластиковый чехол с целым набором ручек. Мне доводилось видеть такие карманные чехлы у конторских служащих, не желавших испачкать чернилами карманы своих рубашек. Наряд Кампоса довершали довольно дорогая на вид, отделанная бахромой красновато-коричневая замшевая куртка и высокая шляпа техасского ковбоя. Его круглое лицо было бесстрастным. Морщин на нем не было, хотя на вид Кампосу было уже за пятьдесят. По какой-то неясной причине я решил, что этот человек опасен.

— Очень приятно познакомиться с вами, мистер Кампос, — сказал я, протягивая ему руку. — Давай покончим с формальностями, — ответил он, энергично пожимая мою руку. — Мне нравится держаться с молодыми людьми на равных, несмотря на разницу в возрасте. Зови меня просто Хорхе. Он на мгновение умолк — без сомнения, для того, чтобы понаблюдать за моей реакцией. Я не знал, что ответить. Мне совершенно не хотелось шутить с ним, но в то же время я не мог воспринимать его всерьез.

— Любопытно, что привело тебя в Гуаймас? — непринужденно продолжал он. — На туриста ты не похож, да и глубоководная морская рыбалка вряд ли тебя привлекает.

— Я изучаю антропологию, — ответил я, — и пытаюсь сойтись с местными индейцами, чтобы провести полевые исследования.

— А я деловой человек, — откликнулся он. — Мой бизнес заключается в снабжении информацией, в посредничестве. У тебя есть потребность, у меня — товар. Но я беру плату за свои услуги и при этом гарантирую качество. Если ты останешься недоволен, платить не придется.

— Если ваш бизнес заключается в продаже информации, — сказал я, — то я с удовольствием заплачу, какую бы цену вы ни назначили.

— Ага! — воскликнул он. — Тебе явно нужен проводник — кое-кто более образованный, чем обычный здешний индеец яки, кто познакомил бы тебя с окрестностями. Получил дотацию на исследования у правительства Соединенных Штатов или у какой-то крупной организации?

— Да, — солгал я. — Дотацию выделил Эзотерический Фонд Лос-Анджелеса. Как только я произнес это, в его глазах промелькнул жадный блеск.

— Ага! — снова воскликнул он. — Это крупная организация?

— Довольно большая, — подтвердил я.

— Господи! Что, правда? — переспросил он, будто мои слова были тем объяснением, которое он желал услышать.

— Могу ли я спросить, если, конечно, ты не против, — насколько велика эта дотация? Сколько они дали?

— Несколько тысяч долларов для предварительных полевых изысканий, — опять соврал я, чтобы увидеть, как он отреагирует.

— Ага! Я люблю откровенных людей, — сказал он, смакуя каждое свое слово. — Я думаю, мы с тобой достигнем взаимопонимания. Я предлагаю тебе услуги в качестве проводника и готов послужить тем ключом, что отворит перед тобой множество тайных дверей племени яки. Как ты мог заметить по моему внешнему виду, я обладаю определенным вкусом и средствами.

— О да, у вас явно хороший вкус, — подтвердил я.

— Я имею в виду, — продолжал он, — что за небольшое вознаграждение, которое ты сочтешь вполне разумным, я приведу тебя к нужным людям — к людям, которым ты сможешь задать любые вопросы. За незначительную дополнительную плату я слово в слово переведу для тебя их ответы на испанский или английский. Еще я говорю на французском и немецком, но что-то подсказывает мне, что эти языки тебя не интересуют.

— Вы правы. Вы совершенно правы, — сказал я. — Эти языки меня совершенно не интересуют. Сколько же вы хотите в качестве вознаграждения? Он вынул из внутреннего кармана обтянутый кожей блокнот, помахал им перед моим носом, нацарапал в нем какие-то беглые пометки, снова махнул им, закрывая, и изящным и быстрым движением сунул в карман. Я был уверен, что он хотел продемонстрировать мне, насколько ловко и споро управляется с вычислениями.

— Так! Мое вознаграждение! Я возьму с тебя пятьдесят долларов в день, не считая транспортных расходов и питания. Это значит, что, когда будешь кушать ты, кушать буду и я. Что скажешь? В этот момент он подался ко мне и почти шепотом сообщил, что нам следует перейти на английский, потому что он не хочет, чтобы окружающие узнали о характере нашей сделки. После этого он начал говорить со мной на каком-то языке, но это был вовсе не английский. Я совершенно растерялся и не знал, как мне реагировать. От вида человека, несущего какую-то тарабарщину с совершенно естественным выражением лица, я нервно задрожал. Но он вел себя совершенно спокойно, сопровождая слова оживленными жестами и указывая то на одно, то на другое, будто объяснял мне что-то. Мне показалось, что это не был какой-то из перечисленных им языков; возможно, он говорил на языке яки. Когда мимо нашего стола проходили люди, я кивал головой и произносил: «Да, да, конечно». Один раз я сказал: «Вы не могли бы повторить еще раз?» — это прозвучало так смешно, что я расхохотался до рези в животе. Он тоже от души рассмеялся, словно я рассказал невероятную шутку. Должно быть, он заметил, что я совершенно сбит с толку, так как, прежде чем я успел сказать ему, что ничего не понимаю, он вновь перешел на испанский.

— Не хотелось бы утомлять тебя своими глупыми наблюдениями, — сказал он, — но, если я стану твоим проводником, — а мне кажется, я им стану, — нам придется проводить за разговорами долгие часы. Только что я проверял тебя, пытаясь определить, хороший ли ты собеседник. Раз мне суждено продолжительное время быть рядом с тобой, пока ты ведешь машину, я хочу убедиться, что ты умеешь слушать и поддерживать беседу. Рад сообщить, что ты искусен и в том, и в другом. Он поднялся, пожал мне руку и ушел. Словно по сигналу, к столику подошел владелец ресторана; он улыбался и покачивал головой из стороны в сторону, как медвежонок.

— Он замечательный парень, правда? — поинтересовался мистер Рейес. Мне не хотелось добавлять что бы то ни было к этому заявлению, так что мистер Рейес по собственной воле поведал мне, что в данный момент Хорхе Кампос выступает в роли посредника в одной чрезвычайно деликатной и выгодной сделке. Он добавил, что некие горнодобывающие компании Соединенных Штатов заинтересованы в разработке залежей железа и меди в землях индейцев яки и на этом Хорхе Кампос собирается заработать около пяти миллионов долларов. Теперь я наверняка знал, что Хорхе Кампос — мошенник: в земле, которой владели индейцы яки, не было ни железа, ни меди. Будь там полезные ископаемые, частные предприятия давным-давно вытеснили бы индейцев с этой земли и поселили бы где-то в другом месте.

— Он действительно замечательный, — сказал я. — Самый удивительный человек из всех, кого я встречал. Как я могу снова найти его?

— Не беспокойтесь об этом, — заверил меня мистер Рейес. — Хорхе уже расспросил меня о вас. Он наблюдал за вами с того самого момента, когда вы здесь появились. Думаю, сегодня вечером или завтра он сам постучит в вашу дверь. Мистер Рейес был прав. Пару часов спустя, когда я прилег вздремнуть после обеда, меня разбудили. Я собирался покинуть Гуаймас ранним вечером и за ночь добраться до Калифорнии. Разбудил меня Хорхе Кампос. Я объяснил ему, что уезжаю, но вернусь сюда примерно через месяц. — Ага! Но ты должен остаться, ведь я согласился стать твоим проводником, — сказал он. — Мне очень жаль, но с этим придется подождать. Сейчас у меня очень мало времени, — ответил я. Я знал, что Хорхе Кампос — плут, и все же решил рассказать ему, что у меня уже есть источник информации, пожелавший поработать на меня, и что я познакомился с ним в Аризоне. Я описал ему старика и сказал, что его зовут Хуан Матус, а другие люди говорили о нем как о шамане. Хорхе Кампос широко улыбнулся в ответ. Я спросил, знаком ли он с этим стариком.

— О да, я его знаю, — весело подтвердил он. — Можно даже сказать, что мы хорошие приятели. — Не дожидаясь приглашения, Хорхе Кампос вошел вкомнату и присел за столик возле балкона.

— Он живет где-то рядом? — спросил я.

— Конечно, — уверенно сказал Хорхе.

— Вы можете проводить меня к нему?

— Почему бы и нет, — ответил он.

— Мне понадобится пара дней, чтобы навести кое-какие справки — просто убедиться, что сейчас он здесь. Потом мы сможем навестить его. Я понимал, что он лжет, и все же мне хотелось в это поверить. Я даже подумал, что мое первоначальное недоверие было совершенно необоснованным: в этот миг он, казалось, был вполне искренним.

— Однако, — продолжал он, — я запрошу с тебя плату за то, что приведу к этому человеку. Мой гонорар составит двести долларов. Эта сумма превышала все, что было в моем распоряжении. Я вежливо отказался и заявил, что у меня нет таких денег.

— Мне не хотелось бы выглядеть торгашом, — сказал он, расплываясь в обаятельной улыбке, — но скажи тогда, сколько ты можешь себе позволить? Учти, что мне придется потратиться на взятки. Индейцы яки очень замкнуты, но определенные способы всегда существуют. Любые двери открываются одним золотым ключиком — деньгами. Несмотря на все мои дурные предчувствия, я был убежден в том, что Хорхе Кампос вхож не только в мир индейцев яки, но и в дом того старика, что так меня заинтриговал. Мне не хотелось торговаться, и я испытал легкий стыд, предложив ему лежащие в моем кармане пятьдесят долларов.