Хронологические проблемы истории Древнего Востока

В отличие от нашей со­временности ни в одной из стран Древнего Востока (и тем более для всего громадного региона Древнего Востока) не существовало единой исходной даты, от которой можно было отсчитывать время и отталкиваться при точной фиксации происходящих собы­тий (наподобие дат сотворения мира или Рождества Христова, вычисляемых по Биб­лии, античных дат первой Олимпиады или основания Рима, мусульманской хиджры). Определенные эры вводятся в некоторых странах Древнего Востока лишь на поздней­ших этапах его истории. В целом же про­блемы датировки, точной фиксации событий прошлого во времени мало инте­ресовали общество. Вот почему многие древневосточные документы, материалы, произведения либо не датированы, либо их датировка связана с какими-то событиями (ср. датировочные формулы Месопотамии: год постройки такого-то здания, год, когда велась такая-то война, год восшествия царя на престол, такой-то по счету год такого-то царя), которые сами нуждаются в датиров­ке. Таким образом, установить точные даты многих событий древневосточной истории очень сложно, и по поводу таких датировок до сих пор идут ожесточенные дискуссии, особенно для III—II тысячелетий до н. э.

В некоторых странах Древнего Востока составлялись списки последовательно сме­няющихся династий и царей (например, в Египте и Ассирии) или списки особых чи­новников (ежегодно сменяющихся «лимму» в Ассирии), по которым датировались ис­торические события. Но даже располагая такими списками за несколько веков, уче­ные могут использовать их для точной фик­сации событий во времени только в том случае, если хоть для одного из событий списка можно установить абсолютную дату (как правило, по данным астрономических наблюдений, приводимых источниками для того или иного момента,— солнечных и лунных затмений, новолуний). Не менее важное значение имеют устанавливаемые по источникам синхронизмы одних собы­тий с другими (в том числе точно датируе­мыми). С другой стороны, царские списки и хроники дошли до нас с повреждениями, пропусками, иногда они представляют од­новременные правления и события как по­следовательные и т. д. Несмотря на все эти трудности и ведущиеся дискуссии, к насто­ящему времени датировки событий древне­восточной истории являются более или менее точными для конца II—I тысячелетия до н. э. для стран Ближнего Востока и начиная с IV—III вв. до н. э.—для стран Южной Азии и Дальнего Востока как цело­го.

Процесс развития историографии Древ­него Востокапрошел несколько этапов, для каждого из которых характерны свои осо­бенности. Эти особенности определяются общим уровнем мировой исторической на­уки и общественной мысли, объемом име­ющихся источников и состоянием источ­никоведения, наличием исследовательских кадров и главными задачами в развитии данной отрасли исторической науки в каж­дый период.

Первый этап древневосточной историо­графии охватывает время от начала до 80-х годов XIX в. и характеризуется первыми шагами древневосточной историографии, первыми подходами к изучению древнево­сточных обществ. Для истории Древней Ин­дии он связан с деятельностью У. Джонса и Ф. Боппа, которые обосновывали гипотезу родства санскрита и древнеперсидского языка с греческим и латинским языками, изданием и переводом на европейские язы­ки многих памятников древнеиндийской литературы, в том числе и древнейшей — ведийской литературы. С 20-х годов XIX в. после первых опытов Ф. Шампольона началась дешифровка древнеегипетской иероглифики, а затем и вавилонской кли­нописи, были обнаружены в результате рас­копок многие города, поселения и храмы, особенно в долине Нила и Месопотамии, найдено большое количество письменных материалов, которые стали предметом спе­циальных исследований. Первый период стал временем накопления фактического материала, благодаря которому перед изум­ленной Европой начали вырисовываться контуры блестящих древневосточных циви­лизаций и прежде всего древнеегипетской, древневавилонской (и ассирийской) и древ­неиндийской.

Второй этап в науке о древневосточной истории продолжался с 80-х годов XIXв. и до начала Первой мировой войны. Его мож­но определить как один из самых плодо­творных, как классический в форми­ровании древневосточной историографии. Он характеризовался прежде всего огром­ным интересом европейского общества и европейских государств к изучению древне­восточной истории, вызванным, в частно­сти, тем, что именно в это время произошло формирование основных колониальных империй — Британской, Французской и Германской,— правительства которых счи­тали своим долгом для нужд колониальной администрации знать обычаи, традиции, историю и прошлую цивилизацию народов Ближнего, Среднего и Дальнего Востока, в том числе и его древнейшую историю. Пра­вительства Англии, Франции, Германии, а затем и США стали выделять на раскопки и научную разработку истории стран Вос­тока значительные финансовые и матери­альные средства; появилась целая плеяда выдающихся ученых в области древневосточ­ной историографии: Г. Масперо, Эд. Мейер, Ф. Питри, Б.А. Тураев, Г. Винклер, де Мор­ган, Л. Вулли, Дж. Маршалл, В. Смит, А. Мас­перо и др. В европейских университетах изучение древней истории Востока, подго­товка кадров в этой области стали занимать все более заметное место. В области собст­венно научной разработки древневосточной истории в этот период получили развитие новые, более зрелые методы исследования, в частности, были сформулированы основ­ные принципы научных изданий, предпо­лагающие использование всего арсенала источниковедческих приемов, накоплен­ных мировым источниковедением в области антиковедения, медиевистики, создание своих собственных методов исследования. В этот период были установлены, прочита­ны и научно прокомментированы практи­чески все известные к тому времени тексты, а их издания приняли классический харак­тер в виде собрания многотомных корпусов, изучение которых позволяло оптимальным образом использовать данные категории ис­точников.

Другой особенностью древневосточной историографии этого периода стали внед­рение более совершенной методики архео­логического обследования на обширных площадях, обработки и хранения добытого материала, возрастание интереса не только к монументальным постройкам, произведе­ниям высокого искусства или письменным памятникам, но и к изучению рядового материала.

В Каире, Берлине, Лондоне, Санкт-Пе­тербурге и других городах появляются бога­тые коллекции восточных древностей, которые тщательно изучаются.

На основе обширной источниковой ба­зы, совершенствования источниковедче­ских методов, освоения специалистами философских концепций, главным обра­зом, позитивизма, проводятся фундамен­тальные исследования собственно исто­рических сюжетов и, прежде всего, религи­озно-культурных и политических. В миро­вой научной литературе появляются такие классические работы, как «История наро­дов классического Востока» Г. Масперо (1895—1899, т. I—III), «История древно­сти» Эд. Мейера (1884—1910, т. I—V), «Ис­тория Древнего Востока» Б.А. Тураева (1912—1913, т. I—II), а также сводные тру­ды по отдельным регионам Древнего Вос­тока: «История Египта с древнейших времен» Ф. Питри (1894—1905, т. I—III), «История Египта» Д. Брэстеда (1905, т. I— II) и его «Памятники Древнего Египта» (1906—1907, т. I—V), «Вавилонская куль­тура и ее отношение к культурному разви­тию человечества» Г. Винклера (1903), «История Вавилонии» (1915) и «История Шумера и Аккада» Л. Кинга(1916), «Ранняя история Индии» В. Смита (1904), «Буддий­ская Индия» Т. Рис Дэвидса (1903). В этих работах разрабатывается собственно исто­рия древневосточных государств, заклады­ваются основы событийной, фактоло­гической и концептуальной истории, на которой будут работать ученые следующего поколения.

Третий этап древневосточной историо­графии падает на межвоенный период — с конца 10-х и до конца 30-х годов XX в. В это время произошли существенные изме­нения в мировой исторической науке и общественной мысли. Они выразились в расколе бывшего более или менее единого историографического потока на несколько различных направлений, где исследование древнейших стран велось с разных позиций: традиционное, продолжавшее лучшие тра­диции предшествующей историографии; марксистское, формирующееся в СССР; расистское, на позициях которого стояли многие германские и итальянские ученые. Противоборство этих направлений сопро­вождалось ожесточенной, в значительной степени политизированной полемикой, а борющиеся стороны зачастую стремились не столько к выяснению объективной исти­ны, сколько к созданию образа идеологиче­ского врага.

Менее политизированным и поэтому более плодотворным для научного исследо­вания оказалось традиционное направле­ние. Широкомасштабные раскопки на больших площадях привели к открытию новых цивилизаций, источников по исто­рии таких крупных государственных обра­зований, как, например, хеттское общество, Урарту, древний период в истории Египта (IV—III тысячелетия до н. э.) и Месопота­мии (раскопки Л. Вулли); в Индии была открыта древнейшая цивилизация с цент­рами в Мохенджо Даро и Хараппе. Резко возросло общее количество самых различ­ных категорий источников, включая де­шифровки многих текстов, ранее плохо поддававшихся пониманию (например, древнешумерийских). Важной особенно­стью традиционной школы древневосточ­ной историографии стало переосмысление роли древневосточных культур в свете кон­цепции мировых цивилизаций, которая бы­ла высказана в общей форме О. Шпенг­лером в его книге «Закат Европы» (1922), затем развернутая в научную теорию Арн. Тойнби («Исследования истории», т. I—X, до войны вышло 4 тома). Согласно этой теории Древний Восток признавался реги­оном, в котором сформировались и прошли сложный и самостоятельный путь развития несколько независимых цивилизаций: древнеегипетская, вавилонская, иудейская, иранская, индийская, дальневосточная. Принципиальным положением теории Тойнби был тезис о равноправии всех древ­невосточных цивилизаций и цивилизаций западных, т. е. был нанесен удар по суще­ствующему со времен Гегеля тезису о глу­боких противоречиях между Западом и Востоком и извечном превосходстве перво­го над вторым. Бесспорно, глубокий кризис колониальной системы, рост национально­го самосознания и освободительного дви­жения в колониальных странах Азии, Африки и Латинской Америки способство­вал пробуждению глубокого интереса к на­циональной истории и ее истокам, появлению, пока еще немногочисленных, кадров национальных историков. Однако большая их часть, будь то египтяне, индий­цы или китайцы, как правило, были учени­ками европейских специалистов, получали подготовку в европейских университетах и работали в русле европейской исторической школы. Традиции национальных историо­графий только начинали создаваться.

Вторая мировая война прервала науч­ные исследования в области истории Древ­него Востока. С ее окончанием произошли крупные изменения в мире и в развитии общественных наук, в том числе и в исто­рической науке. Начался четвертый этап развития древневосточной историографии. Разгром фашизма и его расистской идеоло­гии, чудовищные разрушения самой опу­стошительной в истории человечества бойни способствовали утверждению в об­щественном сознании выстраданных миро­вой историей идей мира и гуманизма, концепций безвоенного мира, основанного на уважении человеческих прав всех людей земли. Рухнула мировая колониальная сис­тема, возникли самостоятельные суверен­ные государства в Азии, Африке, Латинской Америке. Мощный взрыв национального самосознания не мог не ускорить культур­ное и духовное развитие новых наций и их Цивилизаций. Пробудившиеся народы стран Азии, Африки, Латинской Америки в Целом сохраняли лояльное отношение к своим бывшим метрополиям и их культуре, хотя дело не обходилось без локальных кон­фликтов, междоусобий, а в идеологической сфере — проявлений расизма в той или иной форме.

Очень важным фактором общественно­го развития явилось создание мировой со­циалистической системы во главе с Советским Союзом, в рамках которой гос­подствующей идеологией стал марксизм-ленинизм в его догматической, сталинской редакции. Развитие общественной мысли, исторической науки в целом, и истории Древнего Востока в частности, в социали­стических странах Европы и Азии (в Китае, во Вьетнаме) происходило на основе марк­систской концепции мировой истории, а история стран Древнего Востока понима­лась как история единой рабовладельческой общественно-экономической формации.

Рост национального самосознания, глу­бокий интерес к истокам своей истории во многих странах Востока активизировали на­учные изыскания в целом, которые никогда не прекращали европейская и американская наука, что приводило и к новым грандиоз­ным раскопкам и блестящим открытиям, и к новым изданиям многих письменных па­мятников, и к появлению многочисленных конкретно-исторических исследований по самым разным аспектам истории древнево­сточных стран. Отметим главные особенно­сти послевоенной мировой историографии Древнего Востока: отказ от односторонно­сти в подходе к историческому процессу разных стран, интерес мировой науки к влияющим на этот процесс факторам, та­ким, в частности, как социально-экономи­ческие отношения, которые теперь не только в марксистской историографии при­знаются важным компонентом историче­ского процесса, наряду с политическими отношениями, сферой культуры и религии. Другой особенностью историографии стал повышенный интерес к доисторическим или протоисторическим корням древневос­точных цивилизаций, вызванный крупны­ми археологическими открытиями в Малой Азии и Северной Месопотамии, Китае и Индо-Китае. Благодаря этому появилась возможность исследовать длительные пери­оды их исторического развития, воссоздать его процесс.

Далее, важное значение в науке приоб­рело изучение контактов и взаимовлияния древневосточных и античной цивилизаций и тесно связанный с ними вопрос об исто­рическом наследии народов Древнего Вос­тока в контексте мировой цивилизации.

Характерной особенностью развития мировой науки стало укрепление нацио­нальных школ (в Китае, Японии, Вьетнаме, Индии и др.) в исследовании древнейших периодов своей истории, осмысление опыта европейской науки о Древнем Востоке, изу­чение своих национальных культурных тра­диций.

В послевоенный период дальнейшее развитие научной мысли как в Европе, так и в национальных школах (например, Ин­дии, Китая) позволило выявить глубокое своеобразие обществ и культур Древнего Востока по сравнению с европейскими. Это подводило к пониманию неадекватности изображения многих сторон древневосточ­ной цивилизации в рамках понятий, сло­жившихся в европейской науке под влиянием исследований античной и евро­пейской истории (например, понятий «раб­ство», «феодализм», «капитализм», «рес­публика», «гражданство»), которые зача­стую переносятся на аналогичные явления древневосточных обществ без должной кри­тики. Неудовлетворенность так называе­мым научным европоцентризмом в 60-х годах вызвала оживленную дискуссию об азиатском способе производства. Хотя дис­куссия вспыхнула в кругах марксистских или близких к марксизму ученых, тем не менее она отразила по существу общее со­стояние мировой историографии о Древнем Востоке, включая и традиционное ее на­правление. На первый взгляд, дискуссия не привела к каким-либо конкретным истори­ческим выводам, однако она сыграла роль важного рубежа в развитии всей мировой науки о Древнем Востоке. Дискуссия под­вела своеобразный итог четвертого этапа развития историографии и открыла совре­менный, пятый его этап как для марксист­ской, так и для традиционной исто­риографии, так сказать, утвердила положе­ние о глубоком своеобразии древневосточ-

ного общества и древневосточной цивили­зации по сравнению с античностью. Тем самым был преодолен, если не окончатель­но, тo весьма существенно тот научный европоцентризм, о котором говорил в свое время выдающийся отечественный синолог Н.И. Конрад. Для традиционной историо­графии итогом дискуссии стал существен­ный пересмотр и даже отказ от теории цивилизаций Арн. Тойнби и выход на новые теоретические рубежи, которые можно оп­ределить как рубежи теоретического плю­рализма.

Еще большее значение итоги этой дис­куссии имели для марксистской, и, прежде всего, советской историографии. Они при­вели к существенному пересмотру многих положений теории общественно-экономи­ческих формаций в их догматической ре­дакции, в частности теории рабовладель­ческой формации в ее струвианско-мишу­линском варианте. В настоящее время по­лучает распространение концепция мно­жественности путей развития цивилизации и классовых обществ Древнего Востока, и происходит известное сближение теорети­ческих позиций марксистской и традици­онной прогрессивной историографии. Это сближение благотворно сказывается на про­цессе познания сложной и во многом зага­дочной до сих пор цивилизации древ­невосточных народов и обогащает совре­менный этап развития мировой историогра­фии новыми истинами в познании Древ­него Востока.

В современной историографии Древне­го Востока получают все большее признание гуманистические и либеральные тенденции в подходе к древневосточной цивилизации, восприятие ее не как абстрактного и нейт­рального по отношению к последующему историческому процессу явления, а как одной из важных основ современной миро­вой цивилизации в целом.