Ответ находим у Маркса — в его концепции отчуждения

Маркс, анализируя современное ему капиталистическое общество, показывает, что в этом обществе имманентно присущая человеку объективация себя вовне превращается в отчуждение. Тем самым Маркс обнаруживает специфику человека на данной стадии развития обще­ства, вскрывая самое серьезное из противоречий капитализма — его антигуманность, в прямом смысле этого слова, как несоответствие истинной сущности человека:

«...труд является для рабочего чем-то внешним, не принадлежащим к его сущности; в том, что он в своем труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не разверты­вает свободно свою физическую природу и духовную энергию, а изнуряет свою физическую природу и разрушает свой дух. Поэтому рабочий только вне труда чувствует себя самим собой, а в процессе труда он чувствует себя оторванным от самого себя. У себя он тогда, когда он не работает; а когда он работает, он уже не у себя. В силу этого труд его не добровольный, а вынужденный; это — принуди­тельныйтруд. Это не удовлетворение потребности в труде, а толь­ко средство для удовлетворения других потребностей, нежели по­требность в труде. Отчужденность труда ясно сказывается в том, что, как только прекращается физическое или иное принуждение к тру­ду, от труда бегут, как от чумы....

...В результате получается такое положение, что человек (рабо­чий) чувствует себя свободно действующим только при выполнении своих животных функций — при еде, питье, в половом акте, в лучшем случае еще расположась у себя в жилище, украшая себя и т.д., — а в своих человеческих функциях он чувствует себя только лишь жи­вотным. То, что присуще животному, становится уделом человека, а человеческое превращается в то, что присуще животному...

...Поэтому отчужденный труд, отнимая у человека предмет его производства, тем самым отнимает его родовую жизнь, его действи­тельную родовую предметность, а то преимущество, которое чело­век имеет перед животным, превращается для него в нечто отрица­тельное, поскольку у человека отбирают его неорганическое тело, природу»⁸⁷.

В шутку людей можно разделить на две категории: на тех, кто живет, чтобы работать, и на тех, кто работает, чтобы жить.

Мы ви­дим, что у Маркса первое — это естественное состояние человека, соответствующее его природе, а второе — неестественное, искажен­ное эксплуататорским обществом.

Определив способ производства как системообразующий фактор социальной структуры, Маркс и Энгельс ставят задачу выявить зави­симость иных сторон человеческой деятельности от этого фактора:

«Итак, дело обстоит следующим образом: определенные индивиды, определенным образом занимающиеся производственной деятель­ностью, вступают в определенные общественные и политические от­ношения. Эмпирическое наблюдение должно в каждом от­дельном случае — на опыте и без всякой мистификации и спеку­ляции — выявить связь общественной и политической структуры с производством. Обще­ственная структура и государство постоянно возникают из жизнен­ного процесса определенных индивидов — не таких, какими они могут казаться в собственном или чужом представлении, а таких, каковы они в действительности, т.е. как они действуют, материально производят и, следовательно, как они действенно проявляют себя при наличии определенных материальных, не зависящих от их произвола границ, предпосылок и условий»⁹'.

Рассмотрев структуру общества, Маркс и Энгельс переходят к социальной динамике, т.е. собственно к историческому процессу:

«...мы должны прежде всего констатировать первую предпосыл­ку всякого человеческого существования, а следовательно, и всякой истории, а именно ту предпо­сылку, что люди должны иметь возможность жить, чтобы быть в со­стоянии "делать историю". Но для жизни нужны прежде всего пища и питье, жилище, одежда и еще кое-что. Итак, первый исторический акт, это — производство средств, необходимых для удовлетворения этих потребностей, производство самой материальной жизни...

...Второй факт состоит в том, что сама удовлетворенная первая потребность, действие удовлетворения и уже приобретенное ору­дие удовлетворения ведут к новым потребностям, и это порождение новых потребностей является первым историческим актом»⁹². Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. С. 25.

Опять мы видим, что человеческая история выводится из физио­логических потребностей человека. Ввиду этого, на мой взгляд, оста­ются неясными причины и механизм порождения новых потребнос­тей: почему у животного удовлетворение потребности в пище и раз­множении не порождает новых потребностей, а у человека порождает? А ведь именно это Маркс и Энгельс называют «первым историческим актом».

Таким образом, мы снова сталкиваемся с той же проблемой — с непроясненностью перехода от неисторичного существования жи­вотных к человеческой истории.

Суть «материалистического понимания истории» в том виде, как оно сложилось у них к середине 1840-х годов, Маркс и Энгельс резю­мируют так:

«Итак, это понимание истории заключается в том, чтобы,

· исходя именно из материального производства непосредственной жизни, рассмот­реть действительный процесс производства и понять связанную с данным способом производства и порожденную им форму обще­ния — т.е. гражданское общество на его различных ступенях — как основу всей истории;

· затем необходимо изобразить деятельность граж­данского общества в сфере государственной жизни, а также объяс­нить из него все различные теоретические порождения и формы сознания, религию, философию, мораль и т.д. и т.д., и проследить процесс их возникновения на этой основе, благодаря чему, конечно, можно будет изобразить весь процесс в целом (а потому также и взаимодействие между его различными сторонами).

Это понима­ние истории, в отличие от идеалистического, не разыскивает в каждой эпохе ту или иную категорию, а остается все время на почве действительной истории, объясняет не практику из идей, а идейные образования из материальной практики и в силу этого приходит также к тому выводу, что … не критика, а революция является движущей силой ис­тории, а также религии, философии и прочей теории.

Эта концепция показывает, что история не растворяется в "самосознании", как "дух от духа", но что каждая ее ступень застает в наличии определенный материальный результат, определенную сумму производительных сил, исторически создавшееся отношение людей к природе и друг к другу, застает передаваемую каждому последующему поколению предшествующим ему поколением массу производительных сил, ка­питалов и обстоятельств, которые, хотя, с одной стороны, и видоиз­меняются новым поколением, но, с другой стороны, предписывают ему его собственные условия жизни и придают ему определенное развитие, особый характер. Эта концепция показывает, таким обра­зом, что обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства»'³. ⁹³ Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. С. 37.

Маркс сосредоточил свои усилия на сис­тематическом анализе капиталистического общества (результатом чего явился его фундаментальный труд «Капитал»), а перу Энгельса при­надлежит, в частности, ряд работ, в которых он применяет метод «исторического материализма» к анализу ранних стадий человеческо­го развития. И эти работы чрезвычайно любопытны, на мой взгляд, не своими выводами, а именно практикой применения метода.

Небольшую работу «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» Энгельс начинает с основного теоретического утвержде­ния:

«Труд — источник всякого богатства, утверждают экономы. Он дей­ствительно является таковым... Но он еще и нечто бесконечно боль­шее, чем это. Он — первое основное условие всей человеческой жизни, и притом в такой степени, что мы в известном смысле должны сказать: труд создал самого человека»⁹⁴.

⁹⁴ Энгельс Ф. Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека//Маркс К.,Энгельс Ф. Избр. произв.: В 3 т. М., 1979. Т. 3. С. 69.

Заявив исходную посылку, далее Энгельс рассуждает так:

«Под влиянием в первую очередь, надо думать, своего образа жизни, требующего, чтобы при лазании руки выполняли иные функции, чем ноги, эти обезьяны начали отвыкать от помощи рук при ходьбе по земле и стали усваивать все более и более прямую походку. Этим был сделан решающий шаг для перехода от обезьяны к челове­ку».

Даже человеку, весьма далекому от биологии, хорошо известно, что функции передних и задних лап различаются не только у обезья­ны, а еще, например, у крыс, хомяков и белок. То есть мы опять имеем дело с неспецифищрованным человеку (или точнее той обезья­не, от которой он произошел) свойством. Итак, обезьяна по каким-то не совсем ясным причинам стала ходить на задних лапах.

«Если прямой походке у наших волосатых предков суждено было стать сначала правилом, а потом и необходимостью, то это предпола­гает, что на долю рук тем временем доставалось все больше и боль­ше других видов деятельности. Уже и у обезьян существует извест­ное разделение функций между руками и ногами Ни одна обе­зьянья рука не изготовила когда-либо хотя бы самого грубого каменного ножа.

Поэтому те операции, к которым наши предки в эпоху перехода от обезьяны к человеку на протяжении многих тысячелетий посте­пенно научились приспособлять свою руку, могли быть вначале только очень простыми... Но решающий шаг был сделан, рука стала сво­бодной и могла теперь усваивать себе все новые и новые сноровки, а приобретенная этим большая гибкость передавалась по наследству и возрастала от поколения к поколению.

Рука, таким образом, является не только органом труда, она так­же и продукт его».

Не столь важно то, что Энгельс в 70-е годы XIX в., когда была написана эта работа, не мог еще знать, что приобретенные признаки не передаются по наследству. Хотя здесь уместно вспомнить Канта, кото­рый утверждал, что специфически человеческое свойство — знание приобретается и передается путем научения, а не наследования как инстинкты у животных.

Но важнее все же другое — неясен побудитель­ный мотив и механизм, который «доставляет» руке иные виды деятель­ности. Неясно, если рука продукт труда, то получается, что трудиться начинает все-таки обезьяна, отбирая тем самым у человека его сущно­стное свойство. Неясен также и механизм возникновения речи: «...формировавшиеся люди пришли к тому, что у них появилась по­требность что-то сказать друг другу».

Затем Энгельс рассматривает развитие мозга, органов чувств, по­явление общества и т.д. Не будем останавливаться на дальнейшем построении, а зададимся вопросом: почему же Энгельс, человек весь­ма не глупый, не замечает очевидную нелепость своей конструкции?

На мой взгляд, он стал заложником теории. Логика здесь такова. Еще в середине 1840-х годов Марксом было доказано, что труд есть специ­фически человеческое качество, отличающее человека от животного. Маркс и Энгельс (как сам Энгельс неоднократно подчеркивал) со­здают по сути естественно-научную теорию.

В середине XIX в. Чарлз Дарвин создает теорию естественного отбора как механизма эволю­ции. Венцом эволюции является человек, полезное качество которо­го, позволившее ему победить в этом «конкурсе на выживание», — это труд. У Энгельса человек возникает так же, как и другие виды животных, — в результате естественно-природного процесса.

Вработах Энгельса можно обнаружить и иные примеры прямой работы теории. Работа Энгельса «Происхождение семьи, частной соб­ственности и государства» написана в значительной мере на этногра­фическом материале, собранном Льюисом Морганом. Но при харак­теристике низшей ступени первоначального состояния человека — «дикости» Энгельс вынужден, ввиду отсутствия материала, прибег­нуть к чисто умозрительной конструкции:

«Детство человеческого рода. Люди находились еще в местах свое­го первоначального пребывания, в тропических или субтропических лесах. Они жили, по крайней мере частью, на деревьях; только этим и можно объяснить их существование среди крупных хищных зве­рей. Пищей служили им плоды, орехи, коренья; главное достижение этого периода — возникновение членораздельной речи. Из всех народов, ставших известными в исторический период, уже ни один не находился в этом первобытном состоянии. И хотя оно длилось, веро­ятно, много тысячелетий, доказать его существование на основании прямых свидетельств мы не можем; но, признав происхожде­ние человека из царства животных, необходимо допустить такое переходное состояние»'⁵. ⁹⁵ Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства// Там же. С. 225-226.

Не претендуя на дальнейший полноценный анализ историософии марксизма, поскольку это потребовало бы отдельного исследования^{96 (}Вс. Вильчек «Прощание с Марксом», где дан оригиналь­ный анализ основных идей марксистской социальной теории), приведу лишь классические выдержки из более поздних произведе­ний самого Маркса, в которых он излагает квинтэссенцию своей тео­рии:

• «В общественном производстве своей жизни люди вступают в опре­деленные, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил.
• Совокуп­ность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юри­дическая и политическая надстройка и которому соответствуют оп­ределенные формы общественного сознания.
• Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и ду­ховный процессы жизни вообще.
• Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание.
• На известной ступени своего развития материальные производи­тельные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями или — что является только юриди­ческим выражением последних — с отношениями собственности, внут­ри которых они до сих пор развивались. Из форм развития произво­дительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда на­ступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей гро­мадной надстройке»⁹⁷. " Маркс К. К критике политической экономии//Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 6-7.

Таковы основные позиции «исторического материализма». Конеч­но, их не надо упрощать, не стоит редуцировать материалистическое понимание истории до формулы «бытие определяет сознание». Про­тив такой примитивизации теории Маркса выступал в конце своей жизни Энгельс.

⁹⁸ Фридрих Энгельс — Йозефу Блоху. С. 394.

Наиболее уязвимы построения Маркса там, где он сам противо­речит логике своей теории.

Например, рассматривая классовую борьбу как двигатель исторического процесса, Маркс пишет о борьбе эксплу­ататоров и эксплуатируемых в каждой общественно-экономической формации, в результате которой побеждает новый класс, становя щийся системообразующим на следующем этапе исторического развития. Например, при феодализме противоборствующими классами являются «помещик и крепостной», а победу одерживает буржуа. Но почему пролетариат должен победить буржуазию? Ведь пролетариат; не новый, а системообразующий класс капиталистического общества. И Марксу приходится создавать дополнительную теорию, согласно которой пролетариат — единственный класс, который осознает свое положение и сознательно борется против буржуазии. Но это положение вступает в противоречие с изначальной теорией:

«Материалистическое понимание истории исходит из того положе­ния, что производство, а вслед за производством обмен его продуктов, составляет основу всякого общественного строя; что в каждом выступающем в истории обществе распределение продуктов, а вме­сте с ним и разделение общества на классы или сословия, определя­ется тем, что и как производится и как эти продукты производства обмениваются. Таким образом, конечных причин всех общественных изменений и политических переворотов надо искать не в головах людей, не в возрастающем понимании ими вечной истины и справед­ливости, а в изменениях способа производства и обмена; их надо искать не в философии, а в экономикесоответствующей эпохи»⁹⁹.

Один из существенных недостатков «исторического материализ­ма» как раз и состоит в преувеличении значения классовой борьбы как двигателя исторического процесса.

«Пожалуй, самой большой слабостью марксистской теории являет­ся недооценка силы связей между людьми, возникающих по причи­нам, совершенно не зависящим от производства. Трудно оспорить то,
что религиозная, расовая или национальная принадлежность является в долгосрочном плане как минимум столь же важной, как и принад­лежность классовая. От подобных связей нельзя просто отмахнуться, назвав их "ложным сознанием", внедряемым правящим классом, что­бы низшие сословия не осознали, что подвергаются эксплуатации; вероятнее всего, эти связи удовлетворяют фундаментальную чело­веческую потребность».

Джон Тош¹⁰⁰

Развитие социальной теории в XX в. пошло именно по этому пути — исследования человеческих связей во всем их многообразии. Русский социолог, один из основоположников современной американской социологии П. А. Сорокин определял социологию как «науку о чело­веческих взаимодействиях».

Маркс и Энгельс верили, что уже к 70-м годам XIX в. уровень развития производительных сил позволяет перейти к социально спра­ведливому механизму распределения. Они ориентировались, в част­ности, на развитие техники, прогресс которой в эпоху промышлен­ной революции был несомненен.

Проект будущего общества, по крайней мере в том виде, в кото­ром он представлен в работах Энгельса, поражает своей наивностью, своим простодушным гуманизмом:

«...общественные производительные силы, выросшие настолько, что буржуазия не может с ними более справиться, лишь ждут того, чтобы объединившийся пролетариат ими овладел и установил такой строй, который представит каждому члену общества возможность участво­вать не только в производстве, но и в распределении и управлении общественным богатством и который путем плановой организации всего производства увеличит до таких размеров производительные силы общества и создаваемые ими продукты, что каждому будет обеспечено удовлетворение его разумных потребностей в постоян­но возрастающих размерах»^|01.

Нам хорошо памятен лозунг КПСС: «Задача партии — удовлетво­рение все возрастающих потребностей трудящихся». Правда, по срав­нению с приведенной цитатой из работы Энгелься из лозунга исчезло ключевое слово — «разумных».

Итак, Энгельс пишет не о том, что будут удовлетворены все потребности, а только разумные, хотя и во все возрастающих размерах. А какие потребности являются разумны­ми? Наш современник скорее всего затруднится ответить на этот воп­рос, потому что потребности у всех разные. Но, по-видимому, не бу­дет слишком смелым предположение, что Маркс и Энгельс имели в виду в первую очередь собственно физиологические потребности, порожденные «телесной организацией» человека (вспомним аксиома­тику «Немецкой идеологии»). А если это так, то, может быть, это и не так уж наивно? Известно, что в ведущих странах Запада пособия по безработице, например, вполне хватает для обеспечения разумных (физиологических) потребностей человека.

Как известно, одной из фундаментальных идей Маркса—Энгель­са была идея об общественном разделении труда как системообразую­щем факторе социального развития.В будущем обществе разделение труда должно будет исчезнуть и не создавать больше почвы для соци­альных конфликтов:

Раз общество возьмет во владение средства производства, то будет устранено товарное производство, а вместе с тем и господство про­дукта над производителем. Анархия внутри общественного производ­ства заменяется планомерной, сознательной организацией. Прекра­щается борьба за отдельное существование. Тем самым человек те­перь — в известном смысле окончательно — выделяется из царства животных и из звериных условий существования переходит в условия действительно человеческие»¹⁰².

На этом собственно и должна закончиться предыстория человече­ства. Пройдет еще полвека — рубеж Х1Х-ХХ вв., и 3. Фрейд напишет:

«Если в деле покорения природы человечество шло путем постоян­ного прогресса и вправе ожидать еще большего в будущем, то труд­но констатировать аналогичный прогресс в деле упорядочения чело­веческих взаимоотношений»¹⁰³.

Сложно ответить на вопрос, есть ли вина Маркса и Энгельса в том, что «устранение безумной роскоши и мотовства господствующих... классов» было воспринято в революционной России как требование уничтожения самих этих классов, тогда как в западном мире давно научились решать эту проблему через систему налогообложения?

Ви­новаты ли Маркс и Энгельс в том, что принцип социально справед­ливого распределения трансформировался в формулу Шарикова: «от­нять и поделить»?

Сам же Энгельс представляет себе механизм унич­тожения классовых различий весьма наивно:

«...распределение, поскольку оно управляется чисто экономически­ми соображениями, будет регулироваться интересами производства, развитие же производства больше всего стимулируется таким спо­собом распределения, который позволяет всемчленам общества как можно более всесторонне развивать, поддерживать и проявлять свои способности. Способу мышления образованных классов... должно, конечно, казаться чудовищным, что настанет время, когда не будет ни тачечников, ни архитекторов по профессии и когда человек, который в течение получаса давал указания как архитектор, будет затем в течение некоторого времени толкать тачку, пока не явится опять не­обходимость в его деятельности как архитектора. Хорош был бы социализм, увековечивающий профессиональных тачечников!»¹⁰⁴.

Примечательно, что у Энгельса речь идет не об уравнительном распределении, а о таком, которое позволит каждому максимально реализовать свои способности. Откуда же стойкое убеждение в том, что при социализме «потребности людей будут удовлетворяться полно­стью и поровну»¹⁰⁵?

Могу предложить лишь гипотезу: на концепцию Маркса—Энгельса проецируется идеал утопического социализма (ко­торый, как известно, является одним из источников марксизма), выработанный в то время, когда человек воспринимался как суще­ство по преимуществу разумное, а люди как одинаковые от рождения. Для такой проекции есть существенные основания в гуманистической вере Маркса и Энгельса в разумность человека.

Итак, Маркс и Энгельс создали грандиозную теоретическую мо­дель исторического процесса, оказавшую огромное методологическое воздействие на социально-политическую и историческую науку XX в.

Изъяны этой теории обусловлены,

во-первых, исход­ной аксиомой, сводящей сущность человека к его телесной организа­ции,

и, во-вторых, распространение на весь исторический процесс положений, сформулированных в результате изучения современного Марксу и Энгельсу капиталистического общества.

«Как и другие социальные теории, универсалистские рецепты Мар­кса не избежали чрезмерного влияния проявлений современной ему обстановки. Классовая самоидентификация и классовая борьба были характерными чертами находящихся на стадии индустриализации Германии, Франции и Британии, где Маркс провел свою жизнь, но они куда меньше проявлялись в более ранние периоды, и исследова­тели доиндустриальных обществ испытывают огромные трудности, пытаясь применить к ним марксистскую теорию в полном объеме». Джон Тош

Подведем итоги:

■ на рубеже XVIII—XIX вв. в результате, по преимуществу, ос­мысления результатов Великой французской революции приходит по­нимание, что исторический процесс — процесс саморазвивающийся и в глобальном масштабе неподвластный человеческому разуму;

■ под влиянием этого фактора формируются новые требования к научному историческому знанию: оно должно служить основой зако­нотворчества и принятия политических решений и формировать на­ционально-государственную идентичность;

■ разочарование в рационалистическом идеале человека эпохи Просвещения заставляет философов уделять специальное внимание проблеме социальной сущности человека как субъекта истории;

■ Гегель и Конт дают два варианта ответа на вызов времени: исто­рия нужна для понимания настоящего и социального действия и ис­тория нужна как материал для социологии, задача которой открыть законы развития общества, равнозначные естественнонаучным за­конам, что даст возможность социального предвидения;

■ концепция Гегеля по сути первая собственно историческая кон­цепция, охватывающая весь исторический процесс как целое;

■ под воздействием позитивизма изменилось представление о ко­нечных целях научного исторического познания, но исследовательс­кая практика историков не претерпела существенных изменений;

■ наиболее существенное воздействие на исследовательскую прак­тику оказал историзм, кредо которого сформулировал Леопольд фон Ранке: «показать, как все происходило на самом деле»;

■ наиболее системную, всеобъемлющую и в силу этого влиятель­ную теорию исторического процесса — «исторический материализм» сформулировали Маркс и Энгельс;

■ в построении теории Маркса—Энгельса наиболее спорными моментами являются исходная аксиома, сводящая сущность человека к его телесной организации, и распространение на весь исторический процесс положений, сформулированных в результате изучения со­временного им капиталистического общества.