Воссоздания уникальных объектов архитектурного наследия и их последствия для методологии реставрации.

Последняя особенность периода - воссоздание, имевшее идеологическую мотивацию. Несколько значительных работ по воссозданию утраченных памятников проведено в Москве в 1990 годы, в качестве программной компенсации сносов 1920-х - 1930-х годов. Один из примеров - восстановление Казанского собора на Красной площади. Автор первоначальной реставрации - П.Д. Барановский, восстановление производилось одним из его учеников по его материалам. Работам предшествовали археологические раскопки, выявившие фундаменты давно утраченных приделов храма, что породило мысль об их восстановлении. В результате реставрации возрождён центральный храм и прибавлены воссозданные по аналогам приделы. Снесённая ранее колокольня начала Х1Х века и уничтоженная позднее трапезная не восстанавливались. Вместо этого сделана охватывающая главный объём храма галерея и к ней пристроена новая колокольня, спроектированная на основании неполного и неточного изображения 1800-го года с привлечением аналогов. Появление колокольни и заменяющей трапезную галереи вызваны функциональной необходимостью, так как храм проектировался изначально действующим, но можно было избежать недостоверных добавлений. Тем не менее, собор и воссозданные вслед за ним Воскресенские ворота с Иверской часовней во многом восстановили композиционный узел при въезде на Красную площадь, утраченный в 1930-е годы.

К крупным воссозданиям конца ХХ века относятся: восстановление храма Христа Спасителя в Москве, Александровского и Андреевского залов в Кремлёвском дворце, воссоздание и приспособление под президентскую резиденцию Константиновского дворца в Стрельне под С.-Петербургом и т.д.

Храм Христа Спасителя был разрушен в 1930-х годах ради несостоявшегося строительства Дворца Советов. Восстановление основывалось на частично сохранившейся первоначальной проектной документации, на фото фиксационном материале, тоже неполном. Фотографии подвергались детальному анализу с тем, чтобы извлечь из них максимум информации. В том, что касается собственно архитектурных форм, удалось в целом получить достаточно достоверный материал для воссоздания объекта. В меньшей степени это удалось сделать в отношении росписи храма. Здесь многократно фотографировались центральные пространства интерьера, но по многим периферийным компартиментам собора фотографий найти не удалось. Живопись восстанавливалась по аналогам. Воссозданный объект, естественно, не может рассматриваться как точное воспроизведение когда-то бывшего, но повторяет произведение прошлого в достаточном приближении, чтобы донести до нас основные черты его художественного образа. Названная работа не может быть квалифицирована как собственно реставрационная, но, тем не менее, она многое восстановила в историческом облике города.

Особенности общекультурной ситуации 1990-х годов привели, кроме указанных примеров, к всплеску практики воссоздания сооружений или их частей, к достаточно вольному обращению со многими компонентами сохранившихся памятников. Это вызвало негативную реакцию среди части профессионалов. Характерно, однако, что дискуссий по этим работам не возникало: сторонники воссозданий в своей практике и публикациях предпочитали не замечать выступлений оппонентов.

В 1997 году в РААСН прошли академические чтения по вопросу о допустимости воссозданий, отражённые затем в специальном сборнике (Проблемы воссоздания утраченных памятников архитектуры. Proetcontra. М., 1998). В подавляющем большинстве случаев выступавшие не отвергали в принципе возможность воссоздания, ссылаясь на такие прецеденты, как восстановление Кампаниллы в Венеции или дворцов ленинградских пригородов. В то же время лишь немногие оказались сторонниками широкой практики воссозданий. Остриё критики было направлено против практики именно конца ХХ века, в ходе которой создавалась иллюзия очевидной необходимости этого процесса и лёгкости его реализации, формировалась опасная идея: «разрушили - ничего страшного - построим». Отмечалось, что истинное уважение к памятникам строится на осознании невосполнимости утрат. Поскольку в ряде случаев воссоздания могут оказаться желательными с точки зрения восстановления градостроительного ансамбля, некоторыми участниками предлагалось проведение чёткой дифференциации нового строительства в «стиле» и собственно реставрации. Другие предостерегали именно от нарушающего градостроительную ситуацию строительства в «стиле».

Опасная идея «разрушили - ничего страшного - построим» даёт свои плоды и в начале ХХ1 века. Самый яркий из московских примеров - достройка усадебного комплекса Царицыно, вокруг результатов реставрации которого уже длительное время ведутся наиболее острые споры и которая воспринимается знаковым событием всеми участниками полемики. Музей в Царицыно представляет собой комплекс из большого четырёхчастного дворца (часть Екатерины Великой, Павла 1, общий дворец обоих и парадный дворец), более десятка вспомогательных, хозяйственных и парковых сооружений и парка размером более 100 га. Резиденция, первоначально построенная Василием Баженовым по заказу императрицы, ей не понравилась и была снесена, выстроена по проекту Матвея Казакова (доведена до перекрытий), но вновь не понравилась, была заброшена и никогда не достраивалась. До 1880 года дворец был перекрыт железом, позднее крыши сняли, и он превратился в руины, в этом состоянии простоял до 2004 года, когда Министерство Культуры РФ передало его московским властям. В 2005 году московское правительство заявило о намерении восстановить Царицынский дворец и приспособить его для размещения музейной экспозиции. Работы, начатые осенью того же года, велись ударными темпами, Был осуществлён проект, предусматривающий не только принятое в таких случаях воссоздание утраченных форм архитектуры дворца, но и включение элементов более раннего варианта, от которого сам Матвей Казаков отказался. То есть Царицынский дворец сделан таким, каким он ни в реальности, ни даже на бумаге никогда не был. Были поставлены фактически никогда не существовавшие завершения дворца, заново спроектированы «классицистические» интерьеры, наряду с этим добавлены модернистские элементы, вроде стеклянного купола над Хлебным домом В. Баженова. Получившийся результат нравится заказчику и основной массе горожан, хотя памятник прошлого фактически утрачен. Музей-заповедник «Царицыно» открылся 2 сентября 2007 года в честь 860-летия Москвы.

Чрезвычайно интересно мнение профессионалов относительно этой работы и её сравнение с «общественным» мнением. Анализируя произведённые в Царицыне работы, Г. Ревзин в своей статье «Пустое место» пишет: «Подлинный памятник уничтожен - безвозвратно, непоправимо и, добавлю, триумфально, Всей академической России плюнули в лицо - историкам, искусствоведам, музейщикам...

...Сердца москвичей - простых посетителей Царицына - проникнуты чувством даже не удовлетворения, а ликующей благодарности к мэру, подарившему Москве такое чудо. Когда так радикально расходишься с населением и властью в области, где ты специалист, надо переходить на позиции этнографа.

Они (москвичи) сегодня, в 2007 году, на полном серьёзе построили императорскую резиденцию ХУ111 века и считают её музеем. К безумию они двигались постепенно. Сначала они по фотографиям построили копию храма Христа Спасителя. Это стёрло разницу между фальшивкой и подлинной вещью, поскольку копия стала национальной святыней. Потом они снесли гостиницу «Москва» и строят её заново, считая той же «Москвой» Разница между настоящим и прошлым в существенной мере утратилась, однако сохранилось ещё требование, чтобы в прошлом было что-то, что они строят в настоящем. А вот теперь они построили новый дворец ХУ111 века, которого в ХУ111 веке не было, и теперь считают его там бывшим».

Возникшая ситуация фактически является повторением историй со стилистическими реставрациями Х1Х века, с восстановительными работами в послевоенное время. Она позволяет ещё раз обратить внимание на определённую цикличность в отношениях между профессиональными реставраторами и обществом, между реставрационной методологией и «общественным мнением», в конечном счете, между исторической и культурной составляющими архитектурного наследия. В очередной раз возникает потребность поиска компромисса, определённого равновесия между исторической и культурной значимостью объекта. Для достижения этой цели в очередной раз всплывает необходимость популяризации значимости архитектурного наследия.

Наряду с работами, отразившими специфику социально-экономической ситуации 1980-х - 2000-х годов, продолжались вполне традиционные реставрационные работы. К ним относятся: тщательная реставрация Путевого дворца в Москве с его приспособлением для Дома приёмов правительства Москвы, восстановление погибших в пожаре интерьеров особняка З. Морозовой, служащего Домом приёмов МИД. Происходит постепенное перемещение понятия престижного жилища из «Рублёвки» на внутреннюю сторону Бульварного кольца с тщательной и дорогостоящей реставрацией приобретаемых в частную собственность старинных московских особняков. Однако на первое место выходит не ценность памятника как прошлого, а уровень его художественного оформления и приёмы архитектурной организации жизни в дворянских особняках. Эти примеры говорят об изменении отношения к памятникам архитектуры, признания за ними в первую очередь культурной значимости относительно их исторической ценности, как объектов архитектурного наследия. Что существенно, это происходит в среде, представители которой зачастую решают их судьбу.

Выводы.

В качестве выводов необходимо отметить, что у заказчиков и у многих реставраторов в этот период постоянно присутствует стремление к полному восстановлению некогда бывшего облика памятника, то есть к целостной реставрации. Несмотря на осознание относительной недостоверности реконструкции утраченных элементов, для них сохраняет привлекательность возвращение памятнику его композиционной полноты. Приходится констатировать очередное возвращение моды на стилистические реставрации. Сказанное вполне приложимо как к памятникам гражданской, так и культовой архитектуры.

Наряду с этим в памятниках гражданской архитектуры оказываются привлекательными принципиально модернистские дополнения. Они формально отвечают фундаментальным правилам реставрации, не одобряющим стилизации и гипотетические дополнения. В то же время содержательно они оказываются близки другой группе заказчиков, формируя импонирующий им образ современного, по передовому организованного архитектурного пространства.

В научно-методическом плане в качестве малоизученной и весьма актуальной проблемы вырисовывается рассмотрение принципов взаимосвязи внешнего и внутреннего, наружного вида памятника и художественного решения его интерьеров (в тех случаях, когда сохранность интерьера не предопределяет сама по себе его простого поддержания). Проблема одинаково существенна и для культовых построек с существующей тягой к традиционности внутреннего убранства, и для гражданских, для которых имеется ещё больший разброс разнообразных решений, по-разному взаимодействующих с дошедшим до нас образом наследия. Именно проблема внутреннего и внешнего становится одной из главных, требующего своего методического осмысления.

Многие вопросы, актуальные для современной реставрации, не решаются в рамках её теории и методики. Это вопросы деятельности реставрационных организаций, контроля деятельности пользователей и инвесторов, законодательного и нормативного обеспечения охраны наследия.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1