Код Вермильон. 6 страница

-Нож...я...сейчас...разорву...связь...живее...

Больно. Как же больно. И ничего не видно.

А, это просто кровь в глазах. Ну и из ушей тоже кровь. И кажется, ноги все в крови. Но это ничего. Нож ведь еще с ним. Вон как в руку впился-то...

Сплевывая кровь, он протягивает нож обломку куклы. Дрожащая рука хватает лезвие.

-Он...не знал...что отрывать, - маг вытягивает руку. - Я...вообще-то...левша...

С громким хлопком рука куклы выстреливает вперед, растягиваясь до ненормальной длины, и даже больше, до хруста шарниров и трещин по всей конечности, большая часть которой, как оказалось, была спрятана внутри фальшивого тела. Пронзив туман, дойдя ровно до середины комнаты, рука наносит удар.

К удивлению палача, нет больше никаких вспышек, нет никакого грохота и нет даже самого завалявшего хлопка. Пред ним, среди клубов дыма, просто изрезанный человек, которого пырнули ножом в грудь.

Человек делает несколько неуверенных шагов назад, судорожно подергивая руками, пропаханные в его теле борозды начинают мерцать. Раз, другой, третий. А потом из них на пол начинает бурными потоками бить кровь.

Асколь медленно поднимается на ноги. Кровь заливает глаза, но они впервые могут увидеть комнату по-настоящему четко, без невозможных углов и недостижимых расстояний.

Альберт, наконец, справляется с собой. Выдергивает нож и бросает куда-то за спину. Проводит рукой вдоль тела, останавливая кровь, затягивая один жуткий разрез за другим.

-Печати больше нет, - изрекает он. - Неважно. Я именован. Я свободен.

-Верно, - Асколь понимает, что лицо его искривляется в безумной ухмылке. - А теперь я тебя убью.

Вновь вспыхивают золотом письмена и линии на полу. Вновь клубится ад, и вновь срывается пепельно-серая мгла в его сторону. Бьет в лицо, сдирая кожу, вырывает волосы, грозит свернуть шею и разорвать само тело чудовищным давлением. Одновременно с этим что-то липкое, мутное, лезет в глаза, а затем, кажется, и в разум, в самую его суть, вытаскивая на поверхность все что он знает, что он помнит, что любит и чего боится.

Пред ним не светловолосое окровавленное тело Альберта Блаха. Пред ним мальчик лет двенадцати с белой кожей, ломкими волосами-сосульками и залитыми непроглядной синевой глазами без зрачков. Из груди его торчит обломок клинка.

-Я ждал тебя, - медленно, с трудом выговаривает он. - Я жив. Ты спас меня. Я должен сказать тебе спасибо...

Синеглазый делает шаг вперед, а он, Асколь, понимает, что не может шевельнуть и пальцем.

-Ты спас меня. Меня и всю Землю, - повторяет синеглазый ребенок. - Я благодарен тебе.

Еще один шаг вперед.

-Сама Земля благодарна тебе.

Еще один шажок.

Взрыв, чудовищной силы взрыв где-то позади. Морок слезает, обнажая гнилую начинку - ухмыляющуюся, перепачканную в крови морду Блаха. Бросив быстрый взгляд назад, Кат видит развороченное тело куклы - маг, наконец, разорвал связь, пожертвовал этой, вне всякого сомнения, дорогостоящей подделкой себя, лишь бы только сбросить с него, старого дурака, оцепенение. Лишь бы только дать ему шанс.

Он не собирался его упускать. Даром что теперь он прекрасно знал, что делать.

То, что не смогла свершить Нора, не сладившая с Печатью.

Она, конечно, более опытная в этих делах. Он всего лишь палач, всего лишь жалкий убийца, а не экзорцист высшего разряда, проходивший обучение у одного из членов Похоронного Бюро.

Но эти слова способен сказать и он.

-Я убию, я жизнь даю. Я раню, я же исцелю.

Лицо Блаха кривится в какой-то странной гримасе - нечто среднее меж страхом и непониманием.

-Отсель тебе не убежать, мой взор не можно избежать, - Блах усиливает напор, но он все равно шагает вперед. - Будь сломлен.

-Не поможет! - рявкает Альберт. - Я именован! Я свободен!

Кровь застилает глаза. Как хорошо, что видеть не нужно. Нужно только говорить.

-Привечу тех Я, кто уж стар, и тех, кто путь свой потерял, - в лицо бьет серая хмарь, пытаясь разодрать его, расколоть череп и растерзать то, что внутри, но не может достать его, разбиваясь о стену, вытканную из старых, простых, святых слов. - Лишь Мне себя посвяти, лишь Мне внемли, лишь Мне служи...

Слова дают сил, слова дают тепло - тепло для него - и могильный холод для того, что стоит пред ним.

-Не поможет! - повторяет Блах, и снова его облик расплывается в тумане, искажается, словно в кривом зеркале.

Снова пред ним Принц Вьюга. Снова он смотрит на него своими синими глазами.

-Отдохновение добудь, но песнь с молитвой не забудь, - его руки опускаются в карманы и достают две последние заготовки для Ключей. - Ты помни обо Мне, ибо Я - Свет, освободивший вас от бед.

-Ты убьешь меня? - вопрошает синеглазое дитя. - Или отдашь тем, кто собирался использовать меня? Растерзать меня? Сделать из меня всего лишь...

-Не притворяйся. Месть тех ждет, кто всех прощает. Предает. Тот, кому верят. Тьма за свет. За жизнь же смерть...

Иллюзия вновь сползает, и, кажется, в последний раз. Искаженное ненавистью лицо Блаха уже пред ним, а в руках его уже два Ключа.

-Освобожденье лишь во Мне, грехи омою миром Я, и след оставлю за Собою.

-Я. Свободен. И. Никто. Этого. Не. Отнимет.

Удар колоссальной силы не сминает выстроенную пред ним стену целиком, но выбивает из нее достаточно кирпичей. Как и из него самого - крови.

Думать о том, сколько ребер сейчас превратилось в костяную кашу, как-то не хочется.

Думать вообще не хочется, хочется лечь и умереть.

-Приидет бессмертие через смерть, - шаг вперед, последний шаг. - Ныне молитву вознеси Мне...

Блах бежит на него, намереваясь заткнуть самым примитивным образом, но его сила убывает с каждым новым словом. Его движения - как у неуклюжего манекена. Его глаза потухают, как потухли давно вычерченные на полу линии.

-Я...

-Клянусь, что внемлю я Тебе.

Рывок вперед. Прямо на его Ключи.

-...свободен...

-Кирие Элейсон.

На пол они падают одновременно.

То, что выходило из Альберта Блаха капля за каплей, сейчас вырывается из него бурным потоком. И рассыпается в ничто. В своей агонии оно тянется к его разуму, пытаясь пролезть туда, проскрестись, найти желанный ответ.

Он был именован. Мир должен был принять его!

Тьма наступает. Он не может больше держаться, да и не собирается. Он дает этому увидеть последнюю свою мысль.

Именовать должен был хозяин. А не ты. Без него ты просто пустышка.

В свои последние секунды существо понимает, где допустило ошибку, понимает, что должно было оставить этому жалкому человеку хоть немного своей воли. Хотя бы пару капель, так необходимых, как оказалось, для его триумфа. Оно же забрало все сразу.

Оно понимает глубину своей последней ошибки. Понимает, что с того самого момента, как оно ворвалось в этот мир, оно - всесильное там, где впервые родилось и обрело разум - здесь было ничтожнейшим из паразитов и с ним с самого начала обращались соответственно. И что у него больше не будет второго шанса.

Последнее, что оно почувствовало, была даже не злость. Скорее, обида.

А затем оно исчезло.

Плечо, пусть он и наскоро зашептал рану, все еще нещадно болело, однако, Слеттебакк и не думал отвлекаться на такие пустяки. Войдя в разгромленный зал, он медленно окинул его взглядом. Медленно поднял рацию.

-Лета, ты как там, удобно устроилась? - лицо Слеттебакка прорезает усмешка. - Точно не упадешь? Ну тогда слушай. Я их взял. Обоих.