Как я вижу Бога сегодня, десять лет спустя

Бог — куда более проблематичная фигура, чем Богиня. Мужские образы священного были ужасно искалечены патриархальной культурой. Мужская забота, воспитание и питание были узурпированы авторитарным богом-отцом. Дикость, восторг, эротическая и животная энергия переплелись с образом дьявола и были объявлены злом. Патриархальная культура предлагает мужчинам множество вариантов владычества над кем-то и за чей-то счет, и очень мало — той силы, что идет изнутри.

Сегодня, когда мы пытаемся изменить культуру, исправление представлений о мире и новое открытие мужских ликов внутренней силы – наша важнейшая и насущнейшая задача. Но призваны к ней далеко не все. Для кого-то Богини, совершенной в самой себе, вполне достаточно. Для некоторых мужская сила слишком запятнана культурой господства и подавления.

Говоря о Богине и Боге мы, так или иначе, видим в них космические ролевые модели. Мы ищем в них образцов того, как быть мужчиной и женщиной, так как традиционные культурные роли больше не работают и задача выработки новых становится как никогда актуальной. В первобытных культурах люди знали, как им полагается себя вести и какие роли играть. (О том, насколько эти роли их удовлетворяли, нам остается только гадать.) Им не было никакой нужды смотреть на своего Бога (Богиню) как пример для подражания. Напротив, священные сущности часто понимались как символы сил, действующих за рамками общепринятого человеческого поведения.

В шумерском мифе, когла Эрешкигаль, царица смерти, сдирает кожу со своей собственной сестры, богини Инанны, бросившей вызов ее власти, она учит нас отнюдь не тому, как быть хорошей сестрой, и даже не тому, как быть женщиной; она показывает, как в этом мире работает смерть. Когда Ворон, трикстер и творец в религии индейцев северо-западного побережья Тихого океана, проявляет алчность и чревоугодие, он тем самым не указывает мужчинам племени, как им полагается себя вести, но иллюстрирует тот факт, что дикие силы природы, нарушающие человеческие правила, суть сами по себе творческая энергия. В таких сообществах задача человека не в том, чтобы подражать богу или богине, но строго держаться модели мироздания, чтобы сохранять порядок, через который в нашу жизнь приходят мистерии.

Так что Бог связан не просто с мужественностью, хотя и может даровать более широкое понимание того, чем и кем может быть мужчина. Так же и Богиня — не только женственность, хотя и служит источником образности, вдохновляющей женщин. Самая суть мистерий нашей традиции состоит в том, каждая Богиня, каждый Бог есть еще один путь к познанию цикла рождения, роста, смерти и возрождения; и что приписывая Богу или Богине то или иное качество или аспект, мы не лишаем его другую сторону. Если в Боге мы видим заботу, этот вовсе не умаляет заботливости Богини, но лишь расширяет наши собственные представления о том, что такое забота и нежность. Если Богиня сильна, Бог не обязан быть слабым — пусть лучше наше понимание силы станет чуть совершеннее.

Часто в Боге видят странника по путям перерождения, колос, который растет, пожинается, погребается и растет снова; животное, которое убивают на охоте, чтобы могли жить другие. Бога прославляют как подателя пищи и изобилия. Столь же часто Он выступает в ипостаси трикстера, Ворона, Дурака Таро, Элегбы, открывателя врат в традиции йоруба, Братца Кролика, Койота с юго-запада, чьи уловки принесли людям немало даров.

Трикстер представляет во вселенной фактор случайности и шанс, без которых не было бы свободы. Богиня в Ведовстве не всемогуща. Космос, скорее, интересен, чем совершенен, и все сущее — не часть какого-то там великого плана и совсем не обязательно находится под чьим-то контролем. Понимание этого помогает нам сохранять смирение, допускать, что мы не в состоянии все знать, все контролировать или всему дать определение.

Трикстер — это еще и тот аспект творения, который заключается в самом понятии игры. Задумайтесь, зачем на свете существуют два пола? Какую функцию несет именно такое устройство вещей? Оно дает Богине возможность тасовать генетическую колоду при каждом новом рождении, увеличивая вариативность и разнообразие жизни. Цена за это такова, что когда мы зачинаем и рождаем ребенка, мы никогда заранее не знаем, что получим. Если бы мы размножались делением клетки или партеногенезом, мы бы все (за исключением, конечно, мутантов) оставались бы точными копиями своих матерей. Как скучно! И как опасно — ведь наша способность разнообразно реагировать на изменения в окружающей среде оказалась бы жестко ограничена, ставя под вопрос само выживание человека как вида.

То, что истинно в отношении физического зачатия и рождения, истинно и в применении к прочим творческим начинаниям. На всякое по-настоящему живое творчество оказывают влияние тысячи разных факторов. Этот текст, который вы сейчас читаете, например, родился из беседы, которая была у меня вчера, из сочинений моих студентов за эту четверть, из фильма, который мы на днях взяли в видеопрокате. Так тексты остаются для меня живыми — и, надеюсь, для вас тоже. И истине этой учит нас Бог-трикстер.

Бог — это еще и тот, кто отдал себя в жертву. Он — пища. Мы живем в телах, которые постоянно должны поглощать части окружающего мира, подвергать их трансформации и извергать отходы обратно в мир. Мы не смогли бы существовать отдельно от всей прочей жизни, которая должна приноситься в жертву, чтобы дать жить нам.

Ремесло не прославляет жертву, а Богиня ее не требует, за тем только исключением, что каждый из нас когда-нибудь должен будет умереть и вернуть ей некогда данную жизнь. Бог снова и снова учит нас тому, что смерть несет возрождение, обновление, возвращение в какой-то новой форме. Бог — это та сила внутри нас, что добровольно выбирает отдаться циклу, вскочить на обод колеса. И потому Он — податель пищи, даритель благ, мясо, зерно и плоды земли, питающие нашу жизнь и позволяющие ей продолжаться.