Newborn pop star wins pin ball contest 12 страница

Больше года я запрещал себе подавать любые признаки жизни; я распустил всех нанятых мною детективов и следователей; я заперся в своей квартире и почти никуда не выходил, питался лишь имбирными пряниками и чаем в пакетиках, постоянно поддерживая себя с помощью алкоголя, сигарет и таблеток макситона в лихорадочном состоянии, которое порой сменялось фазами полного оцепенения. Уверенность в том, что Элизабет меня ждала, каждый вечер засыпала, думая, что, возможно, не проснется, каждое утро целовала дочь, почти удивляясь, что все еще живет, понимание того, что отсрочка являлась для нее ежедневно возобновляемой пыткой, иногда переполняли меня мстительным упоением; восторженное злорадство от ощущения всесилия и всемогущества иногда повергало меня в состояние беспредельной подавленности. Целыми неделями, днем и ночью, не в силах спать больше нескольких минут подряд, я ходил по коридорам и комнатам своей пустой квартиры, посмеивался или плакал навзрыд, представляя, как вдруг оказываюсь перед ней, катаюсь по полу и вымаливаю у нее прощение.

В прошлую пятницу, 11 сентября, Элизабет прислала мне второе письмо:

Мсье,

я пишу Вам из родильного дома в Ретеле, где только что родила свою вторую дочь, Беатрис. Старшей дочери Анне недавно исполнился один год. Приезжайте, я Вас умоляю, Вы должны приехать сейчас или никогда.

Через два дня я ее убил. Убивая, я понял, что смерть освободила ее, как послезавтра освободит и меня от меня самого. Жалкие остатки моего состояния переданы моим нотариусам и, согласно моему последнему волеизъявлению, будут разделены между Вашими внучками в день их совершеннолетия.

Мадам де Бомон, даже если и была потрясена известием о смерти дочери, прочла, не дрогнув, о развязке этой истории, которая, похоже, опечалила ее не более, чем двадцать пять лет тому назад самоубийство мужа. Возможно, причина этого кажущегося безразличия к смерти кроется в ее личной истории: одним утром тысяча девятьсот восемнадцатого года, когда семья Орловых, рассеянная после революции по разным концам Святой Руси, каким-то чудом сумела почти целиком воссоединиться, отряд красных взял приступом их дом. На глазах у Веры ее дед, Сергей Илларионович Орлов, которого Александр III назначил полномочным послом в Персии, ее отец, полковник Орлов, который командовал знаменитым батальоном краснодарских уланов и которого Троцкий прозвал «кубанским мясником», а также пятеро ее братьев, самому младшему из которых едва исполнилось одиннадцать лет, были расстреляны. Самой Вере и ее матери удалось сбежать под покровом густого тумана, который продержался три дня. После семидесяти девяти дней этого невероятно ужасного перехода они сумели добраться до Крыма, занятого Добровольческой армией Деникина, а оттуда перебраться в Румынию и Австрию.

Глава XXXII

Марсия, 2

Мадам Марсия — в своей комнате. Это крепкая, суховатая, широкоплечая женщина лет шестидесяти. Она сидит в современном типовом кресле из дерева и черной кожи: полураздетая, в белой нейлоновой комбинации с кружевной каймой, в поясе и чулках; у нее на голове — бигуди. В правой руке она держит большой стеклянный бокал в форме бочонка, заполненный маринованными огурчиками, и один из них пытается вытащить указательным и средним пальцами левой руки. На стоящем рядом журнальном столике — кипы бумаг, книги и прочие предметы: рекламный проспект, напечатанный в виде приглашения на бракосочетание, фирмы «Delmont and С°» (архитектурный дизайн, оформление, предметы искусства) и компании «Artifoni» (флористика, устройство декоративных садов, теплиц, террас, клумб, разведение комнатных растений и цветов); приглашение от Ассоциации франкопольской культуры на ретроспективу фильмов Анджея Вайды; приглашение на вернисаж художника Зильберзельбера: на открытке напечатана репродукция с акварели под названием «Японский сад. IV», нижняя треть которой заштрихована параллельными пунктирными линиями, а две верхние трети отданы под реалистически переданное тяжелое грозовое небо; бутылка «Schweppes»; несколько браслетов; предположительно детективный роман под названием «Clocks and Clouds» с изображенной на обложке доской для игры в жаке, на которой лежат наручники, алебастровая фигурка персонажа с картины Ватто «Равнодушный», пистолет, блюдце, наполненное явно сладкой жидкостью, поскольку к ней прилипло несколько пчел, и шестиугольная жестяная бляха с четко выступающей цифрой «90»; почтовая открытка с надписью «Choza de Indios. Beni, Bolivia», представляющая группу сидящих на корточках аборигенок в полосатых набедренных повязках, которые, щурясь и морща лбы, в полудреме кормят грудью младенцев посреди оравы детишек, копошащихся перед сплетенными из ивовых прутьев хижинами; фотография не иначе, как самой мадам Марсия, хотя и сорокалетней давности: хрупкая девушка в дамской шляпке и жилете в горошек сидит за рулем ненастоящей машины, — такие раскрашенные фанерные декорации, часто с отверстиями для головы, выставляются на ярмарках, — меж двух молодых людей в шляпах канотье и белых пиджаках в тонкую полоску.

Обстановка является результатом дерзкого смешения ультрасовременных элементов — кресло, японские обои, три напольных светильника, похожих на огромные люминесцентные валуны — и диковин самых различных эпох: две заполненные коптскими тканями и папирусами витрины, над которыми два больших сумрачных пейзажа с далекими очертаниями городов и всполохами пожарищ работы эльзасского художника XVII века словно обрамляют вывешенную на почетном месте плитку, испещренную иероглифами; редкая серия бокалов, прозванных «жуликами», которые широко использовали трактирщики XIX века в крупных портах, надеясь сократить количество драк между матросами: снаружи эти бокалы имеют обыкновенную цилиндрическую форму, но внутри сужаются книзу подобно швейным наперсткам, ловко маскируя сей умышленный недостаток крупными пузырями в стекле; на стенках выгравированы параллельные кольца, которые указывают, какое количество напитка можно выпить за ту или иную сумму; и, наконец, московское чудо — экстравагантное ложе, якобы предложенное оставшемуся ночевать в Петровском дворце Наполеону I, который ему наверняка предпочел свою обычную походную кровать; резная махина сплошь инкрустирована крохотными ромбиками из шестнадцати сортов дерева и черепашьего панциря, составляющими сказочную картину: из мира розеток и переплетенных гирлянд является обнаженная боттичеллиевская нимфа, прикрытая лишь своими ниспадающими волосами.

Глава XXXIII

Подвалы, 1

Подвалы.

Подвал Альтамонов — чистый, упорядоченный, правильный: от пола до потолка — полки и ящики с большими четко прочитываемыми этикетками. Свое место для каждой вещи, и каждая вещь на своем месте; здесь продумано все: запасы, припасы, чтобы продержаться в случае кризиса, выдержать блокаду, пережить войну.

Стена слева отведена под продовольственные продукты. Сначала — основные: пшеничная мука, пшеничная крупа, кукурузная мука, картофельная мука, тапиока, овсяные хлопья, рафинад, сахарный песок, сахарная пудра, соль, оливки, каперсы, приправы, горчица и корнишоны в больших банках, оливковое масло в баллонах, высушенная зелень в мешочках, горошины перца в пакетиках, гвоздика, сушеные грибы, нарезанные трюфеля в баночках; винный и спиртовой уксус; продолговатый миндаль, грецкий орех без скорлупы, фундук и арахис в вакуумных упаковках, крекеры для аперитива, конфеты, шоколад для растапливания и шоколад для еды, мед, варенье, молоко консервированное, молоко порошковое, яичный порошок, дрожжи, десерты «Francorusse», чай, кофе, какао, травяные настои, бульонные кубики «Cub», томатная паста, острая приправа, мускатный орех, сушеный стручковый перец, ваниль, специи и травы, сухари панировочные, толченые, тертые, печенье, изюм, засахаренные фрукты, цукат из лепестков дягиля; затем — консервы рыбные: тунец размельченный, сардины в масле, анчоусы в рулетах, макрель в белом вине, сардина в томатном соусе, сайда по-андалузски, копченые шпроты, икра пинагора, тресковая печень; консервы овощные: зеленый горошек, головки спаржи, шампиньоны, стручковая фасоль экстра, шпинат, сердечки артишоков, бобовая смесь, испанский козелец, овощное ассорти; а еще пакеты с засушенными овощами, горох, фасоль белая, чечевица, бобы, фасоль красная, мешки с рисом, лапша, макароны, вермишель, рожки, спагетти, картофельные чипсы, картофельные хлопья для пюре, супы в пакетиках; консервы фруктовые: половинки абрикосов без косточек, груши в собственном соку, черешни, персики, сливы, упаковки с инжиром, финиками, сушеными бананами, черносливом; консервы мясные и готовые блюда: тушенка, ветчина, паштеты из свинины, гусятины, утятины, заливное, говяжьи губы, свинина с кислой капустой, рагу из птицы и фасоли, сосиски с чечевицей, пельмени, баранье рагу с репой и морковью, овощное рагу, кускус, цыпленок с вареными овощами и рисом, паэлья, телячье рагу под белым соусом по старинному рецепту.

Стена в глубине и большая часть стены справа заняты бутылками, разложенными по секциям проволочных стеллажей в чуть ли не каноническом порядке: сначала так называемые «столовые» вина, затем божоле, кот-дю-рон и белые вина с Луары последнего года, затем вина краткосрочного хранения из областей Кагор, Бургёй, Шинон, Бержерак, затем, наконец, настоящий, так сказать, главный погреб, обустроенный согласно специальному винному реестру, в котором напротив каждой бутылки указываются место изготовления, фамилия винодела, фамилия поставщика, год выпуска, дата поступления, срок оптимального хранения, а иногда и дата реализации: эльзасские вина: «рислинг», «траминер», «пино нуар», «токай»; бордо красное: «медок»: Château-de-l’Abbaye-Skinner, Château-Lynch-Bages, Château-Palmer, Château-Brane-Cantenac, Château-Gruau-Larose; «грав» Château-La-Garde-Martillac, Château-Larrivet-Haut-Brion, «сент-эмильон»: Château-La-Tour-Beau-Site, Château-Canon, Château-La-Gaffellière, Château-Trottevieille; «помроль»: Château-Taillefer; бордо белое: «сотерн»: Château-Sigalas-Rabaud, Château-Caillou, Château-Nairac; «грав» Château-Chevalier, Château-Malartic-Lagravière; бургундское красное: «кот де нюи»: Chambolle-Musigny, Charmes-Chambertin, Bonnes-Mares, Romaneé-Saint-Vivant, La Tâche, Richebourg; «кот де бон»: Pemand-Vergelesse, Aloxe-Corton, Santenay Gravières, Beaune Grèves Vignes-de-l’Enfant-Jésus, Volnay Caillerets; бургундское белое: Beaune Clos-des-Mouches, Corton Charlemagne; «кот-дю-рон»: Côte-Rôtie, Crozes-Hermitage, Comas, Tavel, Châteauneuf-du-Pape; «кот-де-прованс»: Bandol, Cassis; вина из Макона и Дижона, вина натуральные из Шампани — Vertus Bouzy, Crémant, — различные вина из Лангедока, Беарна, Сомюра и Турени; вина иностранные: Fechy, Pully, Sidi-Brahim, Château-Mattilloux, вина дорсетские, рейнские и мозельские, Asti, Koudiat, Haut-Mornag, Sang-de-Taureau и т. д.; и, под конец, ящики с шампанским, аперитивами и прочими алкогольными напитками — виски, джин, кирш, кальвадос, коньяк, ликеры Grand-Marnier и Bénédictine, а также, на полках, коробки с различными газированными и негазированными безалкогольными напитками, минеральной водой, пивом, фруктовыми соками.

И, наконец, тут же справа, между стеной и дверью, — решетчатый деревянный стеллаж, обитый железными планками, закрывающимися на два больших амбарных замка. Это — место чистящих, моющих, туалетных средств и прочего : стопки половых тряпок, контейнеры стирального порошка, средства от накипи и нагара, средства для очистки посуды и прочистки труб, жавелевая вода, губки, составы для ухода за паркетом, стеклом, медью, серебром, хрусталем, кафельной плиткой и линолеумом, щетки для швабры, мешки для пылесоса, свечи, спички, пачки электрических батареек, фильтры для кофеварки, витаминизированный аспирин, лампочки для люстр, бритвенные лезвия, литровая бутыль одеколона, мыло, шампунь, вата, ватные палочки для ушей, наждачные пилки, баллончики с чернилами, мастика, баночки с краской, бинты, инсектициды, фитили для розжига, мусорные мешки, кремни для зажигалок, рулоны кухонных бумажных полотенец, которыми можно вытирать абсолютно все.

Newborn pop star wins pin ball contest 12 страница - student2.ru

Подвалы.

Подвал Грасьоле.

Из поколения в поколение сюда сносили хлам, который никто никогда не разбирал и не сортировал. Этот развал простирается на три метра в глубину под неспокойным взором толстой полосатой кошки, которая сидит по другую сторону подвального окна и сверху, сквозь решетку, отслеживает недоступное и все же не такое уж неуловимое передвижение мышей.

Постепенно привыкая к темноте, под тонким слоем серой пыли глаз мог бы различить разрозненные предметы, оставшиеся от многочисленных потомков Грасьоле: кроватные витые спинки и стойки на колесиках, лыжи из гикори, уже давно утратившие эластичность, некогда безупречно белый колониальный шлем, теннисные ракетки, скрепленные тяжелым трапециевидным зажимом, старая пишущая машинка «Underwood» знаменитой серии «Четыре миллиона», которая благодаря автоматической табуляции считалась в свое время одним из самых совершенных механизмов, когда-либо изобретенных человечеством, и на которой Франсуа Грасьоле, задумав модернизировать свою бухгалтерию, печатал квитанции; старый том «Нового Ларусса», начинающийся с наполовину оборванной страницы 71: АСПИД м.р. (гр. aspis), разговорное название гадюки, перен. Langue d'aspic — «злой язык» — и заканчивающийся на странице 1530: МАРОЛЬ-ЛЕ-БРО, г. в окр. Мамер (департ. Сарта), население 2 тыс. жит. (950 в гор. зоне); вешалка из кованого железа, на которой все еще висит суконная шинель в разноцветных лоскутных заплатах: солдат второго класса Грасьоле Оливье был взят в плен в Аррасе двадцатого мая 1940 года и освобожден в мае 1942 года благодаря вмешательству дяди Марка (Марк, сын Фердинана, был не родным, а двоюродным братом его отца Луи, но Оливье его называл «дядей», как и другого брата отца, Франсуа); ветхий и изрядно продырявленный картонный глобус; кипы разрозненных газет и журналов: «Иллюстратор», «Точка зрения», «Радар», «Детектив», «Реальность», «Образы мира», «Комедия»; на обложке журнала «Пари-Матч» Пьер Булез во фраке машет дирижерской палочкой на премьере «Воццека» в парижском Оперном театре; на обложке журнала «История» два подростка, один — в форме полковника гусаров (белые кашемировые панталоны, синий доломан с жемчужно-серыми брандебурами, папаха сако с эгреткой), другой — в черном рединготе, галстуке и кружевных манжетах, бросаются друг к другу с распростертыми объятиями, а ниже помещенная надпись гласит: «Неужели Людовик XVII и Орленок тайно встречались во Фьюме восьмого августа 1808 года? Самая фантастическая загадка истории наконец-то разгадана!». Шляпная коробка, переполненная скукожившимися от времени фотографиями, желтыми и коричневатыми снимками, которые непонятно кому принадлежали и кого изображали: трое мужчин на узкой проселочной дороге; грациозный брюнет с кокетливо завитыми черными усами в светлых клетчатых брюках, наверняка Жюст Грасьоле, прадед Оливье, первый владелец дома, в окружении друзей, вероятно, братьев Жака и Эмиля Беро, на сестре которых, Марии, он женился; а вот двое других мужчин в увешанных орденами и медалями кителях с болтающимися правыми рукавами стоят перед памятником героям, павшим в Бейруте, и левой рукой отдают честь трехцветному флагу, — это Бернар Лёамо, кузен Марты, жены Франсуа, со своим старым другом, полковником Августом Б. Вилхардом, под началом которого он служил переводчиком при Главном штабе Главнокомандующего союзных войск в Перонне и который, как и он сам, потерял правую руку при обстреле вышеуказанного Главштаба «Красным бароном» 19 мая 1917 года; а вот этот явно дальнозоркий мужчина, что читает книгу, лежащую на наклонном пюпитре, — дед Оливье по имени Жерар.

Рядом, в квадратной жестяной коробке, свалены ракушки и морские камешки, собранные Оливье Грасьоле на пляже Гатсо острова Олерон третьего сентября 1934 года, в день смерти его деда, а также перетянутая резинкой стопка нравоучительных картинок, которыми в начальной школе премируют отличников. Верхняя картинка изображает встречу Царя Российской Империи и Президента Французской Республики на военном судне. Повсюду и до самого горизонта курсируют корабли, дым от которых рассеивается в безоблачном небе. Царь и Президент широко шагают навстречу друг другу, протягивая руки в приветственном жесте. За ними, по одному с каждой стороны, следуют сопровождающие их лица, которые, в отличие от нарочито радостных лидеров, выглядят сдержанно-серьезными. Взгляд каждого из них устремлен на своего правителя. Внизу, — видимо, сцена происходит на верхней палубе корабля, — наполовину срезанные окантовкой картинки, в длинной шеренге стоят навытяжку матросы.

Глава XXXIV

Лестницы, 4

Жильбер Берже спускается по лестнице, прыгая на одной ноге. Он почти доскакал до площадки второго этажа. В правой руке он держит пластмассовое мусорное ведро оранжевого цвета, из которого выглядывают два стоптанных ботинка, пустая бутылка из-под кленового сиропа «Arabelle» и овощные очистки. У пятнадцатилетнего мальчугана светлая, почти белесая шевелюра. На нем льняная шотландская рубашка и широкие черные подтяжки с вышитыми стеблями ландыша. На его левом безымянном пальце — алюминиевое кольцо, из тех, что обычно прилагаются к шарику жевательной резинки с химическим привкусом в голубых коробочках под названием «Радость Дарить — Удовольствие Получать», которые вытеснили традиционные упаковки-сюрпризы и теперь за один франк продаются в автоматах, установленных возле канцелярских и галантерейных магазинов. В овальную оправу кольца вставлена имитация камеи с выпуклым изображением головы длинноволосого юноши, которая отдаленно напоминает рельефные портреты эпохи итальянского Возрождения.

Жильбер Берже, несмотря на не очень благозвучное повторение слога «бер», назван Жильбером потому, что его родители — фанатичные поклонники Жильбера Беко — впервые встретились на концерте певца, который проходил в 1956 году в «Театр де л’Ампир» и во время которого, кстати, было сломано восемьдесят семь кресел. Берже живут на пятом этаже слева, рядом с Роршашем, под семьей Реоль, над Бартлбутом, в двухкомнатной квартире с отдельной кухней, где некогда жила дама, которая выходила на лестничную площадку в неглиже и держала собачку по кличке Додека.

В этом году Жильбер перешел в лицей. Учитель французского языка предложил им всем классом выпускать стенгазету. Каждый ученик или группа учеников отвечает за отдельную рубрику и сочиняет тексты, которые весь класс, оставаясь на еженедельное двухчасовое собрание редколлегии, обсуждает, а иногда даже и отвергает. В газете представлены следующие разделы: политическая и профсоюзная хроника, спорт, комиксы, новости лицея, кроссворды, мелкие объявления, местная информация, происшествия, реклама, — обычно размещаемая родителями, чья коммерческая деятельность осуществляется неподалеку от лицея, — а также «занимательные игры» и «умелые руки» («как наклеить обои?», «изготовьте доску для игры в жаке», «сумеете ли вы сделать красивую рамку?» и т. д.). С двумя товарищами, Клодом Кутаном и Филиппом Эмоном, Жильбер вызвался написать многосерийный роман. История называется «Загадочный укол», и соавторы как раз приступили к пятой части.

В первой части — «За любовь Констанции» — к художнику Люцеро, недавнему лауреату главной премии Римской академии, обращается знаменитый актер Франсуа Гормас с просьбой написать картину, в которой была бы изображена сцена, снискавшая ему славу, а именно та, где он, в роли д’Артаньяна, дерется на дуэли с Рошфором, завоевывая любовь юной и очаровательной Констанции Бонасье. Люцеро, полагая, что надутый от самодовольства актеришка недостоин его кисти, все же соглашается, польстившись на щедрое вознаграждение. В указанный день Гормас приходит в большую мастерскую Люцеро, облачается в свой сценический костюм и встает в позу со шпагой в руке; но натурщик, за несколько дней до этого ангажированный художником на роль Рошфора, в назначенный час не явился. Чтобы найти ему срочную замену, Гормас в последнюю минуту посылает за сыном своей консьержки, Фелисьеном Мишаром, который служит полотером у графа де Шатонёф. Конец первой части.

Вторая часть: «Удар Рошфора». Итак, все готово для первого сеанса. Противники занимают исходные позиции; Гормас делает вид, что ловко отбивает in extremis страшный и коварный удар, который Мишар ему якобы наносит с целью проколоть шейную вену. В этот момент в мастерскую залетает пчела и принимается кружить вокруг Гормаса; тот внезапно хватается за затылок, теряет сознание и падает на пол. К счастью, в этом же доме живет врач, и Мишар бежит за ним; врач приходит через несколько минут, констатирует, что укус пчелы поразил продолговатый мозг и спровоцировал паралич, после чего срочно отправляет актера в больницу. Конец второй части.

Третья часть: «Смертельный яд». Во время транспортировки в больницу Гормас умирает. Врач, удивленный столь быстрым действием укуса насекомого, не дает разрешение на погребение. Вскрытие показывает, что на самом деле пчела была ни при чем: отравляющим веществом оказался топазин, чье микроскопическое количество кто-то нанес на острие шпаги Мишара. Это производное от кураре вещество, используемое индейскими охотниками Южной Америки и называемое «бесшумной смертью», обладает удивительным свойством: оно действует лишь на тех, кто недавно болел вирусным гепатитом. А Гормас перенес это заболевание совсем недавно. Это новое обстоятельство, указывающее на предумышленное убийство, становится поводом для расследования, которое возлагается на старшего комиссара Винчестера. Конец третьей части.

Четвертая часть: «К делу подключается Сегесвар». Старший комиссар Винчестер излагает своему помощнику Сегесвару соображения по поводу этого дела:

— во-первых, убийца был знаком с актером, поскольку знал, что тот недавно перенес вирусный гепатит;

— во-вторых, он должен был достать:

а) яд и, особенно,

б) пчелу, так как действие происходило в декабре, а в декабре пчел не бывает;

— в-третьих, он должен был иметь доступ к шпаге Мишара.

А эту шпагу, как и шпагу Гормаса, художнику одолжил торговец картинами Громек, чья жена, как известно, была любовницей актера.

Итак, в деле оказывается шесть подозреваемых, и каждый из них может иметь свой личный мотив:

1. Художник Люцеро, уязвленный необходимостью писать портрет человека, которого он презирает; к тому же вызванный этим делом скандал может оказаться для него коммерчески очень выгодным;

2. Мишар: некогда мадам Гормас предложила маленькому Фелисьену провести каникулы с ее сыном; с тех пор актер без всякого стеснения понукает бедным парнем и постоянно его унижает;

3. Граф де Шатонёф, пчеловод-любитель, который, как известно, питает смертельную ненависть к семье Гормас, так как Гасьен Гормас, будучи председателем Комитета общественного спасения Божанси, в 1793 году отправил Хюда де Шатонёф на гильотину;

4. Торговец картинами Громек, действующий как из ревности, так и из рекламных соображений;

5. Лиза Громек, так и не простившая Гормасу то, что он предпочел ей итальянскую актрису Анжелину ди Кастельфранко;

6. И, наконец, сам Гормас: осыпанный почестями актер, но некомпетентный и неудачливый продюсер на самом деле полностью разорен; ему не удалось получить банковский кредит на финансирование съемок своего крупнобюджетного кинофильма; самоубийство, представленное как убийство, является для него единственным средством достойно покинуть сцену и, — застраховав свою жизнь на внушительную сумму, — оставить детям наследство, которое бы соответствовало их запросам. Конец четвертой части.

Вот на какой стадии находится этот роман с продолжением с легко определяемыми основными первоисточниками: статья в журнале «Наука и Жизнь» о кураре, статья в газете «Вечерняя Франция» об эпидемии гепатита, приключения комиссара Бугрэ и его верного помощника Шароля в комиксах «Рубрикавардак» Готлиба, сообщения об уже привычных финансовых скандалах во французской кинематографии, бегло прочитанный «Сид», детектив Агаты Кристи «Смерть в облаках», фильм с Дэнни Кэй в главной роли под названием «Knock on wood», переведенным во французском прокате как «Заскок». Первые четыре части были встречены всем классом с неподдельным восторгом. Пятая же вызывает у соавторов серьезные сомнения. В шестой и последней части выясняется, что истинный преступник — врач, живущий в доме, где находится мастерская Люцеро. Действительно, Гормасу грозит разорение. Покушение, после которого он чудом остается в живых, обеспечило бы достаточную рекламу для того, чтобы работа над его последним фильмом, приостановленная спустя неделю после начала съемок, возобновилась. Этот хитрый план он задумывает вместе с доктором Борбейлем, который приходится ему молочным братом. Но сын актера Жан-Поль Гормас любит дочь Борбейля Изабеллу. Гормас категорически противится их браку, доктор же, наоборот, относится к этой идее довольно благосклонно. Вот почему, оказавшись с Гормасом наедине в машине «скорой помощи», направляющейся в больницу, врач делает ему укол топазина, не сомневаясь, что подозрение падет на Мишара и его шпагу. Но натурщик, которого Фелисьен Мишар заменил in extremis , на допросе признается, что ему заплатили за то, чтобы он не пришел позировать, и благодаря этой зацепке старший комиссар Винчестер воссоздает всю преступную комбинацию. За исключением двух-трех разоблачений, сделанных в последний миг и противоречащих одному из золотых правил детективного жанра, раскрытие дела и его окончательные последствия составляют вполне приемлемую развязку. Но перед тем как до нее дойти, юные соавторы должны оправдать всех остальных подозреваемых, а как это сделать, они не очень хорошо себе представляют. Филипп Эмон, взяв за образец «Убийство в Восточном экспрессе», предложил сделать виновными всех, но два его компаньона этому энергично воспротивились.

Глава XXXV

Комната консьержки

Мадам Клаво работала в этом доме консьержкой до тысяча девятьсот пятьдесят шестого года. Она была среднего роста, седоволосая, с маленьким ртом, всегда в платке табачного цвета и всегда (кроме тех вечеров, когда устраивались приемы и она заведовала гардеробом) в черном переднике в голубой цветочек. Она следила за чистотой дома с такой тщательностью, как будто была его владелицей. Она была замужем за доставщиком вин от «Nicolas», который разъезжал по Парижу на трехколесном мотоцикле, в картузе набекрень, с сигаретой во рту, а закончив работу и сменив потрескавшуюся кожаную куртку бежевого цвета на флисовую тужурку, оставленную ему Дангларом, часто помогал жене: надраивал медные ручки лифтовых дверей или натирал мелом большое зеркало в вестибюле, не переставая насвистывать самые свежие шлягеры — «Парижский романс», «Рамона» и «Первое свидание». У них был сын по имени Мишель, и именно для него мадам Клаво просила у Винклера марки с посылок, которые тот получал от Смотфа два раза в месяц. В 1955 году девятнадцатилетний Мишель разбился насмерть на своем мотоцикле, и эта преждевременная смерть явно повлияла на решение его родителей уехать. На следующий год они перебрались в Юра. Морелле долгое время утверждал, что там они открыли кафе, которое быстро разорилось, поскольку отец Клаво наливал себе чаще, чем другим, но эти слухи никто никогда так и не удосужился ни подтвердить, ни опровергнуть.

Им на смену пришла мадам Ношер. В то время ей было двадцать пять лет. Незадолго до этого она потеряла мужа, кадрового военного в звании старшего сержанта, который был старше ее на пятнадцать лет. Он умер в Алжире, но не во время бомбардировки, а в результате гастроэнтерита, развившегося вследствие чрезмерного поглощения маленьких кусочков резинки, но не жевательной — что оказало бы менее пагубное воздействие, — а старательной. На самом деле Анри Ношер был помощником заместителя начальника 95-го отдела, то есть подразделения «Статистика» дивизии «Разработки и Проекты» службы личного состава Главного штаба X Военного округа. Его достаточно рутинная до 1954 года работа, начиная с первых призывов солдат срочной службы, становилась все более хлопотной, и Анри Ношер, пытаясь унять нервозность и превозмочь усталость, все чаще грыз карандаши и жевал резинки, когда ему приходилось в сотый раз садиться за свои бесконечные расчеты. Подобные пищевые добавки — в принципе, безвредные, пока они остаются в разумных пределах, — могут оказаться пагубными в случае злоупотребления, ибо чрезмерное поглощение крохотных частиц резины приводит к язвам и поражению слизистой оболочки кишечника, тем более опасным, что они выявляются не сразу, а значит, не поддаются быстрой и точной диагностике. Госпитализированный из-за «желудочного расстройства» Ношер умер еще до того, как врачи поняли, от чего он страдал. Вообще-то его случай так и остался бы медицинской загадкой, если бы в тот же самый период и, возможно, по той же самой причине унтер-офицер Оливетти из Отдела зачисления в Оране и старший капрал Маргерит из Транзитного центра в Константине не скончались при обстоятельствах практически идентичных. Отсюда и название «Синдром Трех Сержантов», которое является совершенно некорректным с точки зрения военной субординации, но достаточно красноречивым для того, чтобы его продолжали употреблять при заболеваниях подобного рода.

Наши рекомендации