Чемпионат третий (1961) 8 страница
В Днепропетровске я не реализовал запас силы в жиме не только из-за возбуждения. Я лишь догадывался, что лучшая форма в жиме не соответствует лучшей форме в рывке. Это сложно - соединить потребные физические состояния для каждого из упражнений в общую форму. Но я не был убежден в противоречиях этих форм, их практике. Ведь для жима нужно развивать силу рук, а для рывка эти мышцы не имеют существенного значения.
Больше того, рывок любит руки, не загрубленные силой,- тогда свободней и стремительней вымах.
Сопоставив все выступления, я и тренер выявили причину сбоев, а выявив, стали искать оптимальный режим. Через год я уже умел соединять в единое целое каждую из лучших форм трех упражнений.
И еще следовало писать. И вообще учиться. Время, время...
Долго непонятным шифром являлись для меня слова Белинского: "Всякое прекрасное явление в жизни должно сделаться жертвою своего достоинства".
А 16 августа 1857 года Лев Николаевич Толстой заносит в дневник: "...хотелось бы все писать огненными чертами".
Огненно метить дни!
Глава 108.
Маэстро Шемански не пожаловал в Вену из-за травмы. В 1961 году он явился инициатором создания независимого от Национальной федерации тяжелой атлетики комитета по развитию в США гиревого спорта. Но что значат благие порывы без капитала? Комитет Шемански исчез бесследно.
Оставив помост, этот замечательный атлет познал нужду и забвение. О том подробно поведал Марк Крэм в одном из номеров "Спорте иллюстрейтед" за 1967 год. "Советский спорт" тогда же перепечатал очерк:
"...Сотни медалей, призов, кубков, поцарапанных и пыльных, заполняют комнату. Бутылка вина, которую он привез из Парижа десять лет назад, стоит на телевизоре. Это вино, как он сам говорит, единственная вещь, которая кажется ему теперь реальной. Медленно передвигая свое гигантское тело по комнате, он приводит в порядок свои трофеи, достает из угла большой красивый кубок, в котором почему-то оказались детские теннисные туфли.
Вечера его сумрачны и спокойны, но каждое утро вновь оживляет в его мыслях сотни забытых лиц и тысячи обид. Они возникают перед ним, так что вся жизнь начинает ему казаться странной и невесомой, как сон.
"Черт побери, я мог бы кое-чего добиться в жизни...""
Как отлучают и сводят счеты забвением, я могу представить. Могу представить и что такое несправедливость. И жестокость тоже. Тут бы устоять на ногах.
Что до трофеев, не берег я их. Раздаривал сразу же после чемпионата. Ни одного приза дома нет. Не принимал всерьез...
Глава 109.
Подвел итоги года "Спорт за рубежом" (1962, №3. С. 3-4), автор отчета-Тэнно:
"...В десятках сильнейших штангистов мира 1961 года в семи весовых категориях (тогда категорий было семь.- Ю. В.) подавляющее количество мест принадлежит атлетам Советского Союза - 43 места (из них четыре первых), США-12 (одно первое), Венгрии-пять, Японии - четыре (одно первое), Польши - три (одно первое), Финляндии-два, Великобритании, Ирана, Италии и КНР - по одному месту.
...Ныне нашим штангистам принадлежат 16 мировых достижений (из 28), спортсменам США-четыре, Польши - три, Венгрии и Японии - по два и КНР - один.
...Мощным аккордом прозвучало выступление Юрия Власова на первенстве страны, которым он прочно закрепил за собой титул "сильнейшего из сильных". Власов достиг в троеборье астрономической суммы - 550 кг, установив мировые рекорды в рывке - 163 кг и толчке - 210,5 кг. По-видимому, недалек тот день, когда будет стерт последний след эпохи могущества Пола Эндерсона -его результат в жиме 185,5 кг.
Ветеран Норберт Шемански (США), блеснув в начале года отличной формой (жим 175 кг, рывок 159, толчок 192-на различных соревнованиях), снова получил травму и не сумел собрать воедино эти результаты. Однако он все же отметил свою "вторую молодость" лучшим за многолетнюю спортивную карьеру достижением в троеборье, заняв абсолютное второе место за Власовым.
...Среди американских тяжеловесов, сохранивших за собой четыре места в мировой десятке, наибольшие надежды в США возлагают на девятнадцатилетнего Гэри Губнера. Этот самый молодой атлет в десятке сильнейших уже успел прославиться в легкой атлетике (среди толкателей ядра.- Ю.В.)... Следует напомнить, что в его возрасте никто в истории гиревого спорта не имел в троеборье столь высокого результата (490 кг). Обладающий выдающимися атлетическими и волевыми качествами, Губнер стремительно прогрессирует (за год он прибавил в сумме троеборья 52,5 кг), и есть все основания видеть в нем штангиста с большим будущим..."
В первой шестерке сильнейших атлетов тяжелого веса 1961 года по-прежнему четверо были американцы - Шемански, Брэдфорд, Губнер, Зирк. Медведева сменил Жаботинский. В тот год покинул помост и Брэдфорд.
Большой спорт единственное в своем роде явление, где люди, достигшие мастерства, становятся ненужными. Что для библиотечной службы Брэдфорда вся мощь его мускулов? Всю жизнь собирай заново...
Итак, в 1961 году с конца июня я выступил в семи соревнованиях (из них четырех международных). Установил два рекорда СССР и пять - мира, всего семь высших достижений. Рекорд в толчковом упражнении утяжелил на 8 кг. Для шести месяцев результат внушительный. И без экспериментирования с тренировками было от чего надломиться.
Понадобились еще время и опыт новых ошибок, пока я убедился в чрезмерности подобной соревновательной нагрузки. С конца 1962 года я принципиально изменил отношение к соревнованиям. Частые выступления путают очередность нагрузок, искажают годовой цикл. Рассматривать выступление как рабочую, проверочную нагрузку я считаю ошибкой. В любом случае это физическая и нервная мобилизация. К тому же начинаешь побаиваться больших весов: из-за усталости, точнее, памяти на вес усталых мышц, не выводишь себя из нагрузок, работаешь на усталых мышцах. Такие выступления достаточно изымают сил, нельзя их относить к безобидным прикидкам. Впоследствии я придерживался правила: три-четыре выступления в год, зато с мощной отдачей и рекордными результатами. Лучше - три выступления. Опять неизбежность конфликтов. Я как мог отстаивал право подчинения тренировки назначенному смыслу: идти к самой большой силе, не отвлекаться от работы. Но я был профессионалом, мне платили за выступления. Поэтому от меня и требовали подчинения календарю.
Не хочу навязывать свой взгляд. У каждого атлета высокого класса свой тип тренировки. Важную роль играют особенности нервного склада. Однако объективно присутствуют и общие закономерности поведения организма под нагрузками.
Спортивный век определяется временем, за которое атлет добивается лучших результатов. Принято приводить количество рекордов, установленных атлетом. Можно утяжелять рекорд по наименьшей допустимости - на полкилограмма, а можно на многие килограммы и даже десятки килограммов за одну попытку. Опять - как жить свой век. Есть порыв, невозможность иного поведения, а есть и голый расчет.
В искусственном ограничении силы рекордами своя опасность. Для рекорда атлет так или иначе предельно организует силу, а это физический и нервный износ. Богатство дарования, достойные свершения можно утопить в бестолочи мелких успехов. Помимо прочего, топтание возле одного веса и замедленность продвижения вырабатывают почтение к рекорду, которое не должно быть у атлета. Так возникает психологический барьер.
Я не бравировал силой. Разом оседлав предельный вес, обрезал для себя все пути доения рекордов. Поневоле я начинал собирать новую силу, примеряться к новым рубежам, а эта новая сила и пути к ней всегда существуют. Что более приложимо к определению возможностей научно организованной тренировки, чем замечание французского ученого Жана-Анри Фабра: "Область инстинкта - точка, область разума - вся вселенная". Вся природа, все бесконечное сочетание приемов, бесконечность познания вообще - в распоряжении пытливого и настойчивого ума.
Современные Олимпийские игры, история спорта и рекордных достижений -лишь пролог к борьбе за постижение природы организма, а большой спорт из того же постижения. Он как бы осуществляет физическое посредничество между природой и человеком. Причем посредничество на высочайшем уровне. За суетой рекордов, побед, газетных славословий и всяческих почитании кроется этот смысл. Каковы бы ни были практические истоки, побудительные причины движения результатов, они вскрывают физическую и духовную сущности человека.
Большой спорт - одна из форм познания. Какие угодно причины могут приводить в большой спорт: любовь, мужество, преданность силе, испытаниям, честолюбие, корысть. Однако объективно все это будет оборачиваться не чем иным, как познанием. Большое, малое, но познание. И этот процесс необратим.
Рекордсменство, вызывая порой раздражение в обществе, само того не желая, обогащает то же общество. Знание о силе есть прежде всего знание о человеке. И уже не только о его силе, а вообще о нем. И эти знания так или иначе становятся достоянием всех, не любопытством строк, а практикой поведения, культурой управления организмом, новой красотой человека, одной из форм его мышления.
Большой спорт не только искусство, как модно сейчас писать. И, я бы сказал, не столько искусство с его приверженностью к прекрасному и совершенному. Обобщать характеристику большого спорта означает исследовать экономическую, общественную и нравственную эволюции общества. Меньше всего взрыв интереса к спорту связан с прогрессом радио и телевидения, доступностью зрелищ. Не даст ответ и объяснение желанием порадоваться, отойти от забот. Существует сложная совокупность объяснения. Коренным образом заблуждается и тот, кто относит громадный прогресс спорта к явлению искусственному. Большой спорт вызван к жизни и никогда не оставит людей. Это в природе самого развития человечества. И это, повторяю, одна из форм его мышления.
В ту пору жил я по Герцену: "Порой забываешься и говоришь свободное слово. Оглянешься, а на тебя смотрят с укором". Если бы только с укором...
Я бы никогда не стал тем атлетом, которым меня узнал мир, без благородных и богатых традиций русской силы. Сколько помню себя, любил силу, но одно это чувство не выработало бы из меня классного спортсмена.
Русская школа тяжелой атлетики сформировалась во второй половине XIX столетия. Кстати, в России задолго до революции уже издавалось несколько спортивных журналов. Поколения атлетов по крупице добывали драгоценный опыт. Эти знания о тренировке постепенно складывались в строгие методические приемы. Талант русских самородков и это знание явились причиной выдвижения отечественной тяжелой атлетики на ведущее место в мире. Мир знал и уважал наших атлетов.
В 30-е и 40-е годы тяжелая атлетика в Советском Союзе переживает качественно новый подъем. Следствием его оказался необыкновенный рост достижений советских атлетов. Стремительно это прохождение - от первой, и единственной, победы могучего Григория Новака на чемпионате мира 1946 года в Париже до нашего бесспорного лидерства в мировой тяжелой атлетике со второй половины 50-х годов. Мы являемся единственной страной, в которой счет рекордсменам и чемпионам мира уже можно вести на сотни!
Силой и умением побеждать наделяли меня тренировки с такими прославленными атлетами, как Трофим Ломакин, Владимир Стогов, Александр Курынов, Рудольф Плюкфельдер. Каждый из них был замечателен и самобытен в постижении истинно выдающейся силы.
Да, в каждом человеке есть материал для того, чтобы воспитать в себе силу. В сильном же от природы человеке есть задатки того, чтобы стать самым сильным, если это его манит. Но воля определяет силу. Единственный непреложный талант, без которого беспомощна и сила,-это воля, воля, освещенная разумом.
Почему даже к благу людей нельзя идти, а надо прорываться, теряя силу, близких?..
Я оглядывался: странная революция - царя нет, а вот как бы рабов... очень много. Работа в моем сознании на эту тему не прекращалась ни на один день. Вокруг споры о Сталине. Ведь те годы - это часть правды о нашем прошлом. Хрущев приоткрыл ее народу.
"Ничего особенного Сталин не совершил,- постепенно наполнялся я выводами.- Он обратился к привычной практике революций - террору, то есть диктатуре, но разве не она, диктатура пролетариата,- главное в учении о революции? Именно террор помог удержать власть после Октября 1917 года. Только Сталин распространил этот самый террор во все стороны без ограничений. Но это тотальное насилие вовсе не его изобретение.
Результат (тоже как рекорд)-уродливейшая экономика, миллионные жертвы, разгромленное крестьянство, почти стертая с лица жизни русская интеллигенция, а с ней и русская культура (не казенная)... Созданный государственный механизм окостенел и обюрократился в считанные годы. Уродливый нарост на теле экономики - бюрократия. Ни одно дело - без нее, и каждое дело - безразлично ей.
Догматизм устройства жизни лишил разум простора и самостоятельности. Идеи и мысли могли существовать только в строго заданном замкнутом пространстве. Это делало людей послушными и легкоуправляемыми. Блаженны нищие духом..."
В самые горячие спортивные годы я писал, не забывая о главной книге - о революции. Я жадно собирал материал - жизнь щедро наделяла им. И сколько же читал!..
Понять, понять!..