Реальное ощущение жизни пьесы и роли 5 страница
Наступила небольшая пауза. К.С. ждал ответа.
В.В.Лужский решил ответить за актеров.
- Понятно-то оно понятно, - сказал он, а молчат они, наверное, потому, что думают, как им сыграть скуку. Ну, если не лучше, то хотя бы так, как вы нам это блестяще продемонстрировали.
Актеры, конечно, немедленно поддержали Василия Васильевича, а кто-то добавил:
— Ведь вы, Константин Сергеевич, и все действия, какие мы можем совершать по своему положению для характеристики пресыщенных людей, уже сделали.
— Во-первых, я не запрещаю вам ими пользоваться и их совершать. Подумаешь, большая находка то, что я делал! За хотеть метнуть карту или выпить бокал вина каждый может. Но ведь и я и каждый из вас это сделают по-своему.
Я сбил с ног арапчонка. Кто-то может и этим воспользоваться. Но, если каждый из вас будет это делать, получится сцена избиения младенцев.
У вас, значит, фантазия не работает, если вы полагаете, что я обобрал вас, совершив все возможные действия, характеризующие пресыщенного "аристократишку".
Я не думал и не придумывал, что я буду делать, идя на сцену. Я только сказал себе: "Черт бы побрал этого маркиза де Прель. Опять надо идти на его дурацкую оргию. Как никак, ведь начальник полиции! Не придешь - скажут, что я не благонадежен, что хожу еще куда-нибудь. Скажут, чего доброго, вольтерьянец! До чего мне надоело все это! И вообще все на свете. Идти не хочу, делать ничего не хочу, а надо. "Ох, ехать, так ехать", - сказал попугай, когда кошка потащила его из клетки за хвост! Вот с чем я вышел на сцену.
Дружным смехом встретили мы последнюю реплику К.С.
"Зерно" самочувствия французского "аристократишки" сильнее всего сказалось в той интонации, с какой Константин Сергеевич говорил нам свой краткий, но яркий внутренний монолог. Пресыщенность, отсутствие каких бы то ни было интересов, неуважение и безразличие к окружающим, самомнение и чванство - все эти признаки морального падения сумел нам передать Станиславский в импровизированном обращении к самому себе. Это была еще одна из форм режиссерского "подсказа".
Быстро поднялись актеры со своих мест. Еще раз открылся занавес, и весь первый эпизод картины прошел довольно удачно.
Среди развевающихся занавесок, за которыми нашему воображению рисовались самые разнузданные сцены, в полумраке какого-то зала, сопровождаемые арапчатами с канделябрами в руках, появлялись ко всему равнодушные наши исполнители ролей "аристократов". Они держали себя самоуверенно, нагло, не горбились, не изображали развалившихся от древности и безнравственного поведения стариков, как у нас было первоначально задумано. При этом они были в меру красивы и изящны, но в сочетании со всем фоном "вечеринки" картина получалась страшноватая. Холодом и скукой веяло от нее. Казалось, что внешне картина стала эффектнее (тени, цветные блики света, колышущиеся занавески, свечи у арапчат), но, очевидно, таков уж был талант и знание сцены Станиславского, что все это не имело решающего значения для ее внутреннего содержания, и никому не приходило в голову любоваться ее внешним видом. Красивости, которой мы так боялись, не было и в помине.
В этой-то атмосфере и произошла встреча графа де Линьера и Роже с хозяином дома маркизом де Прель.
Очень правдиво прозвучал вопрос графа: "Чем вы нас сегодня порадуете, маркиз?" и ответ последнего: "Ручаюсь, что вы останетесь довольны". После чего должен был последовать выход Генриетты, вернее, ее должны были привести, дрожащую и испуганную, в эту компанию.
Но...
Константин Сергеевич прервал в этот момент репетицию. Снова он попросил всех сойти в зрительный зал.
- Я репетирую с вами сегодня не совсем обычным способом. Создавая вам реальную обстановку на сцене и даже подсказывая вам поведение действующего лица, я через оправдание физического действия заставляю вас искать нужное, правдивое самочувствие.
Вы можете подумать, что это чисто режиссерский прием идти от внешнего к внутреннему. Но это неверно. Во-первых, мы подробно оговорили с Николаем Михайловичем возможность так репетировать с вами. Николай Михайлович поручился, что вы с ним глубоко и серьезно проработали всю смысловую и сюжетную внутреннюю линию пьесы и каждой роли. Это мне дает возможность пробовать с вами репетировать сегодня больше режиссерский, чем педагогически, предлагая вам в ряде случаев решение сценической задачи и сценического самочувствия актера через физическое действие или предлагаемое режиссером логическое по сюжету и жанру пьесы действие - "приспособление".
Одно из таких "приспособлений" позвольте сейчас предложить вашему вниманию. Но я скажу о нем каждому исполнителю отдельно.
- Дело идет о том, как лучше устроить появление похищенной Генриетты на "этой пирушке", - продолжал Константин Сергеевич, - при этом необходимо поставить Генриетту, Роже и всех участвующих в картине в такие обстоятельства, при которых Генриетте было бы наиболее естественно и легко испугаться за свою судьбу. Роже захотеть ее защитить и спасти, а всем высокопоставленным подлецам, присутствующим при этой сцене, захотеть продлить эту сцену, позабавиться, поиздеваться над несчастной девушкой.
Мне пришло в голову одно "приспособление", которым часто пользовались, чтобы возбудить интерес таких компаний, какая собралась у маркиза де Прель, к новой красотке.
Я хочу, чтобы вы его увидели и отнеслись к нему так же непосредственно, как это случилось бы на самом деле на такой вечеринке.
Поэтому Роже я не скажу ничего заранее, - он не должен знать, что произойдет. Если случившееся вызовет в нем возмущение, актер воспользуется текстом, который у него написан в роли на подобную тему...
П.В.Массальский (цитирует). "Новая актриса в новой комедии... Она притворяется, чтобы лучше сыграть свою роль..." и так далее...
К.С. Очень хорошо, что Роже сразу не поверил в искренность Генриетты, так как действие - "приспособление", которое я собираюсь предложить, очень театрально. Генриетте мне, к сожалению, придется сказать несколько слов по секрету, но она их должна забыть, как персонаж, когда ей придется начать действовать. Де Прелю придется все сказать, так как это он ведь, по существу, выдумал то, что я собираюсь устроить. А все присутствующие, и гости - "аристократы" и "поддужные", знают, что для каждой вечеринки де Прель придумывает такой "сюрприз", но какой именно будет сегодня им предложен, они не знают.
Попрошу ко мне посекретничать Ангелину Осиповну (А.О.Степанова, - Н.Г.), Женю (Калужский, - Я.Г.) и Николая Михайловича. Остальные могут минут десять - пятнадцать отдохнуть и покурить.
В.В.Лужский. А я к какой группе отнесен: к посвящаемым в "сюрприз" или терпеливо его ожидающим.
К.С. К последним. Я проверю на вас его эффект.
Всеми этими предупреждениями Станиславский, конечно, возбудил ваше любопытство до крайности. И действительно, то, что он рассказал в ближайшие пять минут мне, Калужскому и Степановой, было очень интересно и вполне соответствовало задачам сцены. Но он взял с нас слово никому ничего не говорить до начала репетиции, и мы втроем отправились на сцену подготовлять задуманный им "фортель".
Через десять - пятнадцать минут и у нас и у Алексея Викторовича Щусева, который был посвящен в план К.С. раньше нас, все было готово. Исполнители ждали нас в зале у режиссерского стола.
- Итак-с, - обратился еще раз ко всем Станиславский, - попрошу сыграть всю картину с начала и до конца без остановки. Первую часть мы сегодня проходили, она не может вызвать никаких осложнений. Во второй части с момента приглашения всех к ужину - заранее предупреждаю вас, что мы решили с Николаем Михайловичем * вторую часть картины сыграть за столом, поэтому не вздумайте удивляться тому, что маркиз де Прель предложит вам ужин, - во второй части картины все должно идти по тексту, как у вас шло, но отношение к появлению Генриетты у вас переменится настолько, насколько нам удастся осуществить ее появление. Это отношение прошу найти в порядке этюда, импровизации и действовать, как вам подскажет ваше художественное чутье. Попрошу всех на сцену.
Еще раз в этот день открылся занавес, и мы увидели начало "вечерники". Оно прошло хорошо. Чувствовалось, что все были внимательны и как-то настороженно ждали второй части картины. Поэтому атмосфера великосветского притона, мрачного и жестокого по своей сущности, богатого и эффектного по внешности, передавалась со сцены в полной мере.
После прихода графа де Линьер маркиз де Прель пригласил всех к столу. По его знаку открылись большие занавеси в центре сцены, и мы увидели полукруглую нишу, в которой стоял пышно сервированный для ужина стол **. Не знавшие об этой части "сюрприза", наши исполнители - "аристократы" хорошо скрыли, естественное, всегда у актера, чувство любопытства при виде новой декорации и с относительно безразличным видом отправились рассаживаться за стол. Тут они встретились с группой "поддужных", которым Константин Сергеевич забыл объявить о том, будут ли их тоже кормить ужином или нет.
* "Мы решили с Николаем Михайловичем" - это, конечно, было сказано для того, чтобы поддержать мой авторитет режиссера. Фактически "мы" ведь ничего не решили.
** Все было приготовлено А. В. Щусевым, пока мы беседовали с К.С. в зале.
Создалась неожиданная и для нас - режиссеров, и для актеров сцена, в которой "поддужные" стремились деликатно пристроиться к ужину, покушать с "барского стола", "аристократы" же не знали, как им реагировать на это.
В конце концов, "аристократы" посадили между собой девушек из "плебса", а подозрительных мужчин арапчата отогнали на дальний край сцены и даже поставили перед ними какую-то ширму.
Станиславский был чрезвычайно доволен, наблюдая, как актеры импровизационно решали сцену.
- Все фиксируйте, - шептал он мне, - эта сцена подарок нам, режиссерам. Она сама сложилась из столкновения характеров и положений двух групп действующих лиц. Это драгоценный штрих к нравам господ и слуг той эпохи. Записывайте, зарисовывайте все. Девушки отлично действуют, стараясь продать себя за "чечевичную похлебку". Вот что значит, верно намеченная логика действий и предельно-конкретное ощущение жизни пьесы.
Наконец все расселись. Маркиз де Прель провозгласил какой-то тост, а затем встал и заявил:
- Я приготовил вам сюрприз, за успех которого могу поручиться. Внимание, господа! Прошу отведать лучшего блюда моей кухни.
Он хлопнул в ладоши. Из-за боковой занавески появилась целая процессия.
Четверо арапчат освещали канделябрами путь шестерым камердинерам, которые, высоко подняв, торжественно несли большое блюдо, сплошь наполненное фруктами, виноградом и украшенное гирляндами роз.
- Прошу всех отведать этих плодов, - довольно решительно и таинственно произнес "маркиз" - Калужский, когда слуги водрузили блюдо на стол. - Они наполнены элексиром молодости!
Заинтересованные его словами, сидевшие за столом потянулись к блюду, охотно стали разбирать фрукты, грозди ягод... и действительно фрукты оказались волшебными!
За столом воцарилось веселое оживление, все приподнялись со своих мест, наклонились над блюдом.
- Действуйте, как вы собираетесь действовать, - раздался голос Станиславского из зала, - но с места не сходите и не приподнимайтесь с кресел. Иначе мы из зала ничего не увидим!
Гости мгновенно сели обратно в кресла, не переставая также оживленно обсуждать и рассматривать заинтересовавшее их блюдо, на котором мы увидели... одетую в греческую тунику, очевидно, находившуюся еще в обмороке Генриетту.
Вот это был действительно "фортель"!
Подать на блюде на стол скрытую сначала цветами и фруктами легко одетую девушку! *
В зале воцарилось такое же оживление, как на сцене, а Василий Васильевич, обернувшись из первого ряда, где он сидел, демонстративно, но бесшумно зааплодировал Станиславскому.
- Тс-с! - остановил наши восторги К.С., - следите за сценой...
Де Прель поднес какой-то пузырек к лицу девушки. Генриетта очнулась и приподнялась, опираясь на локоть.
- Где я? - очень естественно произнесла она, оглядывая присутствующих.
Ей отвечали смехом, ироническими репликами. Роже был уверен, что это наняли молоденькую актрису сыграть роль невинной деревенской девушки, задремавшей во время сбора фруктов и доставленной в таком виде "к столу" маркиза де Прель. С Генриеттой начали заигрывать, кто-то пытался снять с нее легкий шарф, окутывавший ее плечи. Девушки, предвидя в ней соперницу, издевались над ней. Кто-то бросил в нее орехом. Вдруг Генриетта вспомнила про Луизу.
- Отпустите меня обратно! Зачем вы разлучили меня с сестрой?.. Вы не понимаете, что вы сделали... Ведь она осталась одна, на площади, ночью, в незнакомом городе... Она же не может сделать без меня ни шагу... Ведь она слепая!..
Отчаянное положение, в котором оказалась сама Генриетта, стр'зх за сестру любовь к ней придали такой драматизм словам актрисы, что Роже готов был поверить ей.
- Неужели же никто из вас не защитит меня? Что я вам сделала? У нас с Луизой нет ни отца, ни матери... Слышите, она зовет меня, она жалуется на то, что я ее покинула. Подумайте, она одна в целом мире, она в чужом городе. Неужели никто из
вас не заступится за бедных девушек... Никто не верит мне...
Генриетта не могла действовать физически: легкая одежда, нелепое положение на столе под перекрестными взглядами десятка мужчин, стыд за себя, страх за сестру - все это сковывало актрису внешне, но заставило всю силу темперамента и чувство вложить в текст, в мольбу, в просьбу к окружающим отпустить ее на поиски сестры. Естественно было, что Роже де Линьер поверил ей, естественно создалось драматически-напряженное положение.
____________________
* Конечно, "легкость одежд" нашей Генриетты была мнимой. Когда К.С. шептался со Степановой, как мы это узнали впоследствии, он учил ее, как надо одеться, чтобы достигнуть такого впечатления со сцены.
Зная по первой части картины, куда и к кому привели Генриетту, зритель хорошо понимал, в какое отчаянное положение она попала.
Сидевшим вокруг нее за столом "аристократам" было необычайно удобно издеваться над ней - она оказывалась естественным центром их внимания. Если все это и можно назвать "фортелем", то глубоко был прав Станиславский, предупреждая нас, что это будет фортель - трюк, логически оправданный сюжетом, духом времени, идеей пьесы и характерами действующих лиц! Такой "трюк" стоит поискать и в своей режиссерской фантазии и в материалах по эпохе! Обо всем этом мы думали, глядя, как развивались события на сцене.
Массальский нашел выход из положения. Прежде всего, он бросил свой плащ Генриетте, дав ей, таким образом, возможность двигаться!
- Зафиксируйте это, - в ту же секунду услышал я громкий шепот Станиславского.
Затем Массальский решительно подошел к краю стола, наиболее близкого к Генриетте, и твердо сказал: "Дайте мне вашу руку. Я вам верю! Идемте отсюда!"
О дальнейшем развитии сюжета этой картины режиссеры: могли не беспокоиться. Актеры блестяще импровизировали действие, зная текст, отношение друг к другу и к событиям.
Придворные щеголи нагло преградили дорогу Роже и Генриетте, думая испугать его, силой отбить у него девушку. Но стоило вынуть ему шпагу - они трусливо отступили. В дверях комнаты его ждал отец. Его шпага была обнажена против сына. Роже отступил и вместе с Генриеттой кинулся через всю сцену к противоположным дверям. В них стоял маркиз де Прель, тоже с обнаженной шпагой. Он мог предполагать, что начальника полиции Роже не посмеет тронуть, так же, как не посмел сразиться с отцом. Де Прель ошибся. Ловким ударом Роже вышиб шпагу из его руки и, оттолкнув негодяя, увлек за собой девушку из комнаты!
Зал искренне аплодировал вместе с Константином Сергеевичем всем этим новым действиям актеров, ими самими найденными. Причем не пропал почти ни один кусок текста.
- Сейчас же повторить все, что вы делали, начиная с приноса Генриетты, - раздался голос Станиславского из зала, прежде чем успели дать занавес. - Но пройдите все совершенно спокойно, без нерва и темперамента.
Зафиксируйте для себя самих текст, физические действия, отношения и даже мизансцену. Проходите все очень медленно. Условие одно - ни о чем только, друг с другом не спорьте. Делайте каждый то, что он только что делал. Если что-нибудь будет не так, режиссура поправит вас из зала. А мы с Николаем Михайловичем запишем всю партитуру сцены. Начинайте.
Около сорока минут и Станиславский, и я записывали всю композицию этой части картины, следя за действиями актеров на сцене. Поправок делать почти не пришлось. Один или два раза начинавшийся спор у актеров решительно прерывал голос К.С.:
- Прекратите спор! Продолжайте действовать! Говорите текст!
И работа продолжалась.
А когда дошли до конца, последовало новое распоряжение:
- Ну-с, а теперь еще раз всю картину в ритме, тоне и с точным исполнением всех задач в предлагаемых обстоятельствах.
И всю картину сыграли еще раз. Станиславский остался доволен.
- Я хочу, чтобы от сегодняшней репетиции вы запомнили, каким сильным средством воздействия на все поведение актера, на его психику, на его отношение ко всему окружающему является физическое действие, реальное ощущение обстановки и атмосферы пьесы.
Ангелине Осиповне, чтобы помочь себе, помочь сестре, надо было, во что бы то ни стало, выбраться с этого дурацкого блюда, слезть со стола, и она всю силу словесного действия направила на то, чтобы убедить хоть кого-нибудь из присутствующих помочь ей. И нашла такого. Роже ей поверил, хотя, как мы знаем, сначала совсем не был к этому расположен.
Роже - Массальскому надо было увести во что бы то ни стало Генриетту с оргии, и, видите, он начал очень убедительно действовать. Дал плащ девушке - легко одетых людей ведь не водят даже по комнатам, не говоря уже про улицу! Решил сразиться со всеми маркизами и виконтами; взял себя в руки, чтобы не нанести удар отцу, и без страха перед начальником полиции нанес ему удар. Так же верно реагировали-действовали все остальные, увидев заманчивое "блюдо" на столе, и затем, когда поняли, что у них хотят отнять лакомый кусок.
Как режиссер я вам сегодня подсказал те свои ощущения, которые во мне родились, когда я после показа обдумывал, чего не хватает этой картине. Я не стал с вами много рассуждать о моральном облике действующих лиц. Эта сторона работы над пьесой и над образами у вас была проделана с Николаем Михайловичем. Я просто предложил вам ряд конкретных обстоятельств для уже разработанных вами и срепетированных сцен: во-первых, не все, что должно совершаться по сюжету пьесы, надо показывать открыто - многое необходимо показывать "намеком", через "каше"*, как говорят французы.
Это сцены "вечеринки" до Генриетты. А во-вторых, я предложил вам одно крупное физическое действие - "приспособление", как повод к целому ряду последующих внутренних и внешних действий, - это принос Генриетты на блюде. Как будто оба режиссерских приема принесли вам пользу.
Но никогда не рассчитывайте, работая над пьесой и ролью, что режиссер всегда будет находить такие удачные "приспособления", которые искупят все недочеты работы. Таких режиссеров нет, и главная задача режиссера заключается совсем не в том, чтобы искать и разрабатывать сценические "приспособления" на все повороты действия в пьесе...
В.В.Лужский. А жаль...
К.С. Что - жаль?
В.В.Лужский. Что режиссерам нельзя этим заниматься.
К.С. Почему?
В.В.Лужский. Актерам было бы с ними легче и веселее работать.
К.С. Не смущайте молодежь. Вы совсем не такой легкомысленный, каким любите себя представить окружающим. Все режиссерские приемы хороши, когда и режиссер и актеры знают, как достичь главного - "искренности страстей и правдоподобия чувств в предполагаемых обстоятельствах". И когда это найденное служит самому главному - идее пьесы или, как мы говорим на своем режиссерском языке, сверхзадаче спектакля. Той задаче, ради которой театр из многих пьес решает показать зрителю именно данную пьесу - пьесу, по мнению руководства театра, сообщающую сегодня необходимые зрителю мысли, вызывающие в нем, по мнению театра, необходимые ему сегодня чувства.
Режиссерская фантазия, тот или иной способ репетиции - это лишь средства воплощения идеи, выраженной автором в пьесе.
Через автора мы узнаем жизнь, дополняем, а иногда и проверяем ее своими наблюдениями, в чем нам помогает знание жизни, а затем, как специалисты-профессионалы своего дела, воплощаем литературное произведение-драму в сценическое произведение - спектакль. Это громадная и почетная задача: средствами своего искусства, театра, уметь, на основе литературного произведения, пьесы, передавать через действие, слова, мысли и чувства образов - действующих лиц, в обстановке сцены, на глазах тысячи зрителей живую ткань подлинной действительности, которую острый глаз и поэтическое вдохновение писателя сделало т и п и ч е с к и м для данной эпохи, нужной для своего зрителя - народа. Этой большой сверхзадаче нашего искусства мы должны подчинять все средства, все известные вам приемы нашей работы над пьесой, над ролью, над спектаклем.
____________________
* От французского глагола "casher" - прятать, в переносном смысле через что-то, через диафрагму.
* *
*
С еще большей четкостью прочертил К.С. линию физических действий, или, как он называл, реальное ощущение пьесы и роли актером в эпизодах, связанных с сложным физически и психологически действием в картине, которую мы условно называли "домик Генриетты".
Одним из кульминационных моментов в пьесе была встреча Генриетты и Луизы в финале третьего акта.
Еще в период обсуждения этой сцены до ее репетиций с актерами К.С. посоветовал нам наметить в ней схему необходимых по сюжету действий.
- Для чуть было несостоявшейся встречи сестер, - сказал нам К.С., - я советую вам разработать систему физических препятствии, которые актерам необходимо будет преодолевать на глазах публики. Вы заметили, что наши молодые актеры начинают все лучше и лучше ориентироваться в физических действиях, хорошо оправдывают их по мере того, как совершают их, неизменно загораются эмоционально.
Это очень важно! Значит, я не ошибаюсь, утверждая, что от верно разработанной партитуры действий обязательно рождается чувство, эмоциональная оценка совершаемых действий.
Поэтому мы имеем право, и в сцене встречи сестер предложить им такие действия, которые вызовут в них нужные нам чувства.
Поговорите с Алексеем Викторовичем, и не бойтесь сделать для этой встречи сложную по виду декорацию. Например, комнату Генриетты на втором этаже с балконом, сад с оградой и калиткой, наружную лестницу к входной двери в дом, часть улицы за оградой. Столярные конструкции такой, якобы сложной декорации, часто во много раз проще изящной, "воздушной", условной декорации. К тому же специальность Алексея Викторовича - архитектура, и он сумеет на небольшом пространстве создать перспективу улицы, садика перед домом. А мы всем этим воспользуемся в решительный м о м е н т, как реальным поводом к действиям.
Композиция картины у нас будет примерно та же, что у вас намечена. Любовная сцена Генриетты и Роже очень искренняя, чистая, в лирических, я бы сказал, даже в "идиллических" тонах. Потом приезд к Генриетте матери Роже. Тоже как будто обыденная, скромная сцена: богатая заказчица приехала к белошвейке. Ольга Леонардовна умеет играть такие сцены, она умеет скрывать и "приоткрывать" мысли и чувства своего персонажа зрителю.
А затем резкий перелом, когда графиня де Линьер узнает, что Луиза ее дочь, и бурный финал картины. Тут мы с вами передадим содержание финала в простейших, на первый взгляд, но обусловленных железной логикой содержания, действиях, если вам удастся с Щусевым сделать хорошую, выгодную для этих действий декорацию. Будем ломать двери, прыгать из окон, пробегать взад и вперед по лестнице, перелезать через ограду и так далее. Актеры любят конкретные действия - они легко вызывают в них нужные чувства. Мы увлечем их преодолением реальных физических препятствий на сцене. Это возбудит их аппетит к ролям.
Картину во дворе тюрьмы* надо построить всю на таинственных входах, уходах и переходах действующих лиц, полушепоте, обрывках фраз; не понятных никому, на первый взгляд, действиях. Что-то в городе творится, и слухи об этом проникают в тюрьму. И эффектный финал с объявлением, что Бастилия взята! Ворота тюрьмы, сквозь них толпа, часть ее над тюремной стеной... Трехцветное знамя в руках Пьера!
* *
*
В течение следующих недель Константин Сергеевич репетировал на Большой сцене, и Василий Васильевич, распределявший время пребывания Станиславского на репетициях той или другой пьесы, не мог его направить к нам.
За этом время Алексей Викторович сделал черновой вариант - эскиз "домика Генриетты", но Константин Сергеевич был так занят, что велел делать декорации по эскизу под ответственность режиссера и художника.
По телефону он меня успокоил: "Если я вам хорошо рассказал свой замысел, а вы, как режиссер, хорошо меня поняли, то у Алексея Викторовича не может не получиться то, что нам надо. Он слишком опытный художник, и грош цена нашим режиссерским замыслам, если мы с вами не сумели донести до художника свою мысль".
____________________
* Следующая за "домиком Генриетты" картина происходила во дворе женской тюрьмы, в которую заключил Генриетту маркиз де Прель.
Через три недели Константин Сергеевич смотрел декорации "домика Генриетты".
Слева от зрителя была видна часть парижской улички. Высокий каштан закрывал перспективу улицы со стороны левых кулис; по другую сторону - высокая сплошная ограда из серого камня. Ограда закруглялась в глубину сцены. На первом плане в ней находилась калитка "домика Генриетты". Между калиткой, чугунной решеткой и стеной дома оставалось некоторое пространство, нечто вроде палисадника. Над ним был расположен небольшой балкон; комната Генриетты на втором этаже имела выход на этот балкон. По наружной стене дома, справа от зрителя, шла лестница во второй этаж, к входной двери, очевидно, в небольшую переднюю, скрытую от глаз зрителя. Черепичная кровля заканчивала дом сверху, отделяя его от падуг. Весь квадрат стены в комнате Генриетты, обращенной к зрителю, был целиком "вынут" А.Щусевым.
Станиславского, видимо, удовлетворила декорация. Он предложил актерам подняться на сцену. Генриетту попросил посидеть в комнате, выйти на балкон, быстро сбежать по наружной лестнице, выйти через калитку на улицу. Луизу - идти из глубины сцены по уличке к решетке калитки, напевая свою песенку. Графиню до Линьер - придти, подняться по лестнице, постучать во входную дверь. Велел повесить небольшой деревянный молоток у двери, Генриетте - открыть дверь, встретить графиню, провести к себе в комнату, усадить, найти себе место в комнате при посетительнице.
Тетке Фрошар предложил попробовать тащить Луизу по улице, отрывать ее руки от решетки калитки.
Маркизу де Прель и графу де Линьер - пройти мимо Луизы и вместе с двумя полицейскими быстро подняться по лестнице. Умело выломать входную дверь. Расположиться всем в крошечной комнатке Генриетты (шесть человек: граф, графиня, Генриетта, маркиз де Прель, два полицейских) так, чтобы не чувствовалась фальшь условной маленькой комнаты.
Все это К.С. требовал проделывать без слов.
Видно, что в это время он в своем воображении проигрывал ряд сцен из этой картины. Затем Константин Сергеевич попросил А.В.Щусева поставить вместо вынутого квадрата "четвертую" стену в комнате Генриетты с окном, насколько возможно большим по архитектуре. Когда ему из щитов выгородили такое окно, он опять велел актерам проделать все предыдущие действия.
Они получились, при наличии большого окна в "четвертой стене", гораздо оправданнее и выразительнее.
Все это заняло много времени.
- Завтра на целый день картина у Генриетты, - сказал К.С. - Репетировать ее начнем с конца. Попрошу всех участвующих в картине одеться во что-нибудь старое, так как придется много бегать и лазить по декорациям...
В.В.Лужский. У нас есть для всей молодежи прозодежда.
К.С. Простите, как вы сказали?
В.В.Лужский. Специальная одежда для таких репетиций. Нечто вроде рабочего комбинезона: штаны с нагрудником и рубашка. Это теперь полагается выдавать молодым актерам, чтобы они не портили своих костюмов и платьев.
К.С. Очень разумно, но как же в таком костюме соблюдается стиль эпохи?
В.В.Лужский. А никак! Просто длинные штаны мужчинам и девушкам на все эпохи.
К.С. В штанах через двери в домике Генриетты легко проскочишь, а в кринолине?