Chinese calendar/ checkers/ chess/ Empire/ forget-mе-not/ gooseberry/ lantern/ Revolution/ Wall (RHD)

Впрочем, эта модель универсальна и создает ксенонимы самых разнообразных внешних культур АЯМО:

Armenian/Gregorian/Greek/ Russian Orthodox Church (RHD)

German shepherd – one of a breed of large shepherd dogs... (RHD).

French Academy, also Academic Française (RHD).

Hawaiian guitar/shin (RHD).

Panama bat (WNCD).

SpanishArmada/ Civil War (RHD).

Chinese/ Egyptian/ Jewish calendar (RHD).

Небольшая группа ксенонимов этого типа передаёт и элементы русской культуры, некоторые из них регистрируются словарями. В частности, как известно, русскую куклу-матрешку иностранцы нередко так и называют Russian doll.

В качестве уточняющего термина в АЯМО(РК) выступают определения Russian, Soviet, Siberian, Uralic, etc.:

RussianBallet/ Baroque/ bath/ bear/ cigarette/ dancer/ dandelion/ dinner/ doll/ dressing/ (Easter) egg/ Empire/ Federation/ iron/ leather/ muskrat/ Orthodox (Church)/ Revolution/ sable/ wolfhound (=borzoi).

Словосочетания этого типа встречаются регулярно в текстах межкультурного общения:

For a few moments afterwards, perhaps there would be time for «student tea» and a piece of Russian black bread (Gorbachev).

Fifty Siberian tigers, between 15 and 25 percent of the total in the wild, were reportedly poached in Russia last year. (Newsweek 18.01.1993)

Номинация этого типа может успешно выполнить свою функцию и закрепиться в качестве ксенонима только в том случае, если речь идет о достаточно уникальном в своем микрополе культурном элементе. Так, понятие «серебряный век/Silver Age» полионимично, и не ориентировано специально в область какой-либо одной культуры:

Silver Age «a period regarded as inferior to a golden age, e.g. that of post classic Latin literature in the early Imperial period (OEED silver).

Поэтому достаточно уточнить с помощью наименования страны в качестве атрибута, и мы образуем ксеноним: Russian/Russia’s Silver Age; the Silver Age of Russian culture:

Vastly Rozanov, the journalist, essayist and thinker who died in 1919, was not only enfant terrible of the Russian Silver Age, but also the founder of a new genre of literature which he dubbed «fallen leaves» (Moscow Times 02.08.1997).

Дело в том, что фактически любой элемент русской культуру можно описать с помощью сочетания Russian + Noun - Russian art movement, Russian youth, Russian painter, Russian educator, но сами по себе подобные номинации не характеризуются обратимостью, и их недостаточно, если, скажем, мы хотим вести речь о конструктивизме, Третьяковской галерее, художнике Илье Репине или А.С. Макаренко. И только в исключительных случаях, когда такого атрибута становится достаточно, эта модель имеет право на существование. Например, если словосочетание Russian museum малоинформативно, то собственное имя the Russian Museum – это общепринятый ксеноним, характеризующийся уверенной обратимостью.

Так, если в пределах России словосочетание «Белый дом» в приложении к российской действительности самодостаточно, то в англоязычных публикациях обычно вводится уточняющий компонент Russian/Russia’s, чтобы исключить возможность путаницы с американским White House в Вашингтоне:

The showdown came last week... in the Russian White House (US. News and World Report 01.07. 1996).

Практически каждый специфический элемент внешней культуры может быть передан этим способом: «колхоз» → Russian farm; «ОМОН» → Russian riot police, но образовавшееся при этом словосочетание далеко не всегда может быть использовано в качестве полноправного ксенонима, поскольку очень часто подобные языковые единицы весьма приблизительны. В лучшем случае читатель может сказать: «Скорее всего (видимо) речь идет о...», например:

Russian boots → валенки? Russian accordion → баян? Russian soup → щи? Russian reform → перестройка? Russian traffic police → ГАИ?

Анализ показывает, что данная номинативная модель целесообразна только тогда, когда речь идет об элементе внешней культуры, который в своем сегменте семантического континуума уникален. В частности, это относится к последнему случаю, поскольку словосочетание Russian traffic police самодостаточно, а все остальные вышеупомянутые описательные обороты характеризуются неуверенной обратимостью.

Неуверенной обратимостью характеризуется и довольно распространённый ксеноним Russian Revolution. Эта номинативная неопределенность даже отмечается словарями:

Russian Revolution

(1) Also called February Revolution, the uprising in Russia in March 1917 (February Old Style), in which the Tsarist government collapsed and a provisional government was established.

(2) Also called October Revolution, the overthrow of tills provisional government by a coup d’etat on November 7, 1917 (October 25 Old Style), establishing the Soviet government (RHD).

Языковая практика отбирает лишь те ксенонимы данной модели, которые позволяют однозначно идентифицировать нужный элемент внешней (в нашем случае – русской) культуры:

I swore by all the saints of the Russian calendar that I loved her, (S. Maugham. «The Dream»).

Всем, кто хотя бы самую малость знаком с русской культурой, понятно, что речь идет о той системе календаря, которая существовала в России до Октябрьской революция, т.е. Юлианский календарь, обозначаемый в англоязычных описаниях русской культуры как Old Style.

К новообразованиям этого типа следует относиться с большой осторожностью, поскольку они могут внести искажения в описание внешней культуры. Так, термин кулинарии Russian salad зарубежным читателем воспринимается как «салат Оливье», в то время как англоговорящие русские в России в основном уверены, что речь идёт о другом блюде – «винегрет».

В заключение, следует обратить внимание на то, что английское слово Russian используется как в значении «русский», так и в значении «российский», а это приводит к искажению описания русской культуры, порою к нарушению этикета межкультурного общения. Во избежание этого в тех случаях, когда определение используется в значении «российский» в последнее время широко используется оборот Russia’s или of Russia: Russia’s Far East; Russia’s budget; Russia’s Civil War.

Использование полионимов. Поскольку полионимы выступают в качестве культуральных универсалий, уже по определению они не могут выполнить функцию обозначения специфического элемента внешней культуры, т.е. не могут выступать в качестве ксенонима. Однако они могут быть использованы при упрощенном описании внешней культуры. Выше уже указывалось неоднократно, что иноязычное описание внешней культуры постоянно сопровождается необходимостью выбора между точностью описания, ведущего к усложнению текста, и доступностью текста, которая нередко достигается, иеною потери точности описания. Если нет необходимости использовать точное обозначение элемента внешней культуры, текст можно упростить с помощью замены точного, но труднодоступного ксенонима ближайшим по значению англоязычным полионимом:

квас → drink; валенки →boots; щи →soup; духобор → religious person.

Очевидно, что подобные наименования необратимы и схематизируют описание внешней культуры.

В качестве обобщающих, схематичных обозначений могут использоваться и описательные обороты, типа указанных выше. Так, вместо развернутого словосочетания, объясняющего значение русизма «духобор», как было продемонстрировано выше, может использоваться лишь его часть:

Doukhobor– «a member of an independent religious sect».

При таком подходе мы, естественно, теряем часть информации, но зато добиваемся простоты наложения, а это бывает вполне уместно в популярных текстах. Такая подмена целесообразна только тогда, когда соображения простоты текста первостепенны.

Введение в описание родового термина или схематичного описательного оборота иногда используется как способ упрощённой экспликации:

The barn was full of dachniki (vacationists) and disabled soldiers from a nearby hospital (Nabokov. Pnin),

Pirogi, large pies, and pirozhki, individual pasties, are generally made from a yeast-based dough... (Craig).

Аналогия в языке межкультурного общения. В случае аналогии соответствующие культурные элементы лишь частично совпадают всвоём значении, поэтому речь идет не о введении в текст ксенонима, а о схематизации описания внешней культуры. Рассмотрим следующие примеры:

accordion аккордеон? баян? гармонь?

buffoon клоун? скоморох? шут?

cottage дача? изба? коттедж?

department отдел? отделение?

nursery (school) детский сад? ясли? ясли-сад?

Ph.D. кандидат/доктор наук?

Как видим, уверенной обратимости сами по себе культурные аналоги не несут. Речь идёт лишь о частичном совпадении значения, о том, что в словаре описывается фразой – a kind/ a sort of:

баян (муз. инструмент) bayan (kind of accordion) (PACC).

Вот почему аналог может дать лишь приблизительное представление о специфическом элементе внешней культуры:

Incidentally, his symphony for orchestra and the Russian accordion was recently performed in Paris (Moscow News No. 30, 1985).

О каком конкретно музыкальном инструменте в данном случае идёт речь, сказать трудно. Уточнение Russian исключает вариант accordion, но остаются ещё два – bayan и garmon’.

Аналоги – это удобное средство пояснения значения внешнекультурного термина, но только в тексте, не требующем научной точности, поскольку, как следует из самого понятия «аналогия», значение аналога лишь частично покрывает значение искомого внешнего элемента:

I sat one evening in a traktir – a kind of lower-class inn – across the street from the gates of Smolny... (Reed).

Аналог даёт читателю, пусть не идеально точное, но легко доступное представление о специфическом внешнекультурном элементе, и поэтому его употребление оправдано, когда он вводится как средство семантизации непонятного заимствования:

Beyond it to the south is the true steppe or prairie grassland (CamEnc, 1994)

‘Vocational-technical school’ (professional’no-tekhnicheskoe uchilishche or PTU) is a trade school, roughly the equivalent of art apprenticeship, training skilled workers (CamEnc, 1982).

Естественно обращение к знакомому читателю географическому термину «prairie» при использовании ксенонима steppe. Последний, между прочим, входит в слой общедоступной лексики и фиксируется даже самыми малыми словарями, и появление аналога в параллельном подключении можно объяснить лишь желанием автора сделать доходчивым повествование. Еще уместнее аналог при объяснении значения ПТУ. Обратим внимание на развернутый характер параллельного подключения (а) кальки полного идионима-этимона, (б) этого же идионима втранслитерации, (в) аббревиатуры, также в транслитерации, (г) аналогов – 1. trade school; 2. apprenticeship; и, наконец, (д) описания – training skilled workers.

Особенно часто прибегают к аналогам в кулинарной ксенонимии, поскольку оказывается удобным эксплицировать малоизвестный ксеноним с помощью знакомого читателю англоязычного полионима, идионима или посредством введения в текст более знакомого ксенонима другой внешней культуры:

One night, Aim and I were enjoying a dinner of unusual fish delicacies and other special Russian zakuski (the hors d’oeuvres that are the heart of a Russian meal, more important than the entree)... (Smith, 1976).

The outstanding dish was and still is pel’meni, a version of what the Italians call ravioli and the Chinese wraplings or chiao-tzu, in which noodle paste is formed into pouches containing usually a meat filling (Chamberlain).

В первом случае кулинарный ксеноним zakuski поясняется с помощью аналога-франкизма hors d’oevre, и это не очень желательно, потому что уже сама форма этого слова придает тексту колорит другой внешней культуры. Такой прием, кстати, используется во втором примере, где значение идионима «пельмени» поясняется путем сравнения его с соответствующими аналогами в итальянской и китайской кухне, которые более известны читателю.

В определённых условиях аналог может использоваться и в качестве полноправного ксенонима. В таких случаях фактически можно говорить о наличии семантического калькирования, поскольку слово приобретает новое значение, потенциально способное войти в узус, а следовательно фиксироваться словарями. Так, английское prince регулярно используется в значении русского термина «князь». Эта специализация значения многозначного английского слова уже фиксируется составителями словарей (причем в последнем значении толкования данного слова специально указывается на то, что это англоязычное обозначение титула иностранной аристократии):

prince(as a title usually Prince) 1.a male member of it royal family other than a reigning king; 2. (in full ^~ of the blood)a (grand)son of a British monarch; 3. a ruler of a small State, actually or nominally subject to a king or emperor; 4. (as an English rendering of foreign titles) a noble usually ranking next below a duke (OEED).

Как видим, четвертое значение слова является специализированным и направлено в область внешних культур вообще. Правда, удобство этого термина сохраняется лишь в тех ситуациях, когда на ограниченном отрезке повествования не сталкиваются два термина – «князь» и «княжич». В этом случае prince становится родовым термином и, следовательно, характеризуется неуверенной обратимостью. Аналогично слово princess при описании русской культуры теряет свою точность тогда, когда в тексте идёт речь одновременно и о «княгине» и о «княжне» (вспомним «Княжну Мэри»).

Ситуацию, когда на ограниченном участке семантического поля расположены близко два и более идионима, «незначительно» расходящихся по своему значению, будем называть высокой номинативной плотностью. Сюда можно отнести, в частности, случай с обсуждавшимися выше музыкальными терминами «аккордеон» – «баян» – «гармонь». Высокая номинативная плотность наблюдается и в номенклатуре учёных степеней, где двум русским идионимам – «кандидат/доктор наук» – противостоит один англоязычный – Ph.D. Использование в данном случае аналога порождает ситуацию неуверенной обратимости. Одни авторы приравнивают англоязычную ученую степень Ph.D. к российской ученой степени «кандидат наук»:

Post-graduate study can lead to the Candidate of Sciences degree (kandidat nauk), roughly equivalent to a Western Ph.D... (CamEnc, 1982).

A candidate, corresponding to an American Ph.D. with a scaled-down dissertation, goes into academic or industrial employment... (Daniels).

Другие специалисты считают, что Ph.D. скорее соответствует степени «доктор наук». Вот почему в современных анкетах (присылаемых к нам из-за рубежа, в основном из UK и USA) для поступающих на работу за границей нередко специально указывается на нежелательность перевода русскоязычных обозначений ученых степеней. Другими словами, номинативная привязка или прямая трансплантация идионима крайне желательна.

Решающее слово и здесь непосредственно за практикой межкультурного общения: если элемент частотен, под давлением фактора требования стандартизации языкового общения осуществляется отбор и преимущественное использование какого-либо конкретного термина. В условиях низкой частотности внешнекультурного элемента сосуществование различных вариантов может продолжаться бесконечно долго.

Механическая подмена специфического исходного обозначения элемента внешней культуры аналогом ведёт к ассимиляции, схематизации и искажению описания этой культуры. Поэтому именно в случае межкультурно-языковой аналогии мы чаще всего стоим перед выбором между точностью и доступностью текста.

Так, русское слово «обед» в русско-английских словарях получает однозначное толкование: dinner (PACC/ORED). Между тем иностранцы, столкнувшись с этим элементом русской культуры, нередко отмечают специфику этого русского обычая:

We sat down to lunch (or dinner) somewhere about three o’clock – the Russians are accustomed to eating at rather different hours from us (Cusack).

The delegation has decided to have dinner at seven o’clock – American style... (Wilson).

Показательно, что всякий раз, когда текстуально требуется точность описания, на помощь приходит этимон, т.е. исходный термин:

The most important Russian meal of the day is obed (Chamberlain).

Ксенонимические номинации типа ad hoc («дня данного случая»). Иногда оказывается возможным в АЯМО ввести в текст ксенонимическую номинацию, которая действительна лишь в рамках данного текста, обосновав «легальность» такого приема с помощью ксенонимической привязки. Такие текстуальные обозначения можно назвать латинским термином ad hoc – для данного случая. Аналог с помощью параллельного подключения ориентируется на внешнюю культуру, фактически приобретая статус ксенонима:

Originally organized in two stages – creches (yasli) for infants aged six months to three years, and kindergartens (detskie sady) for ages 3 to 7 they are now often joined in single institutions (yasli-sady) (CamEnc, 1982, p.400).

В этом примере параллельное подключение условно приравнивает русскоязычные обозначения «ясли» и «детский сад» к англоязычным creches и kindergarten. В результате такого подключения становится возможным в рамках данного текста использовать слово creche в значении «ясли», а слово kindergarten - в значении «детский сад». При этом читатель должен помнить о таком распределении значения. В случае необходимости ему приходится вернуться к месту номинативной привязки, чтобы убедиться в правильности своего понимания авторской трактовки ксенонимической номинации.

Глава 6.