Призрачная беременность 2 страница

– А то! Я сделаю это, а потом всю следующую неделю буду незаметно пробираться, расписывая всякую ерунду на зеркалах и развешивая везде удавки! Это безумно их напугает. Хочется увидеть, как Грейс Бруэр-Фэй написает в постель!

Бобби наблюдала, как Грейс висела на руке Кейна, словно какая-то второсортная героиня фильма. Это было такой уловкой – у Грейс больше тестостерона, чем у обоих парней вместе взятых. Будет ли забавно сбить с нее спесь? Черт возьми, да!

Идущие впереди Сэди и Марк достигли Дома Бронте. Только ночной свет озарял длинный ряд мирных спален: тусклый серебристый свет направлял девушек к пожарному выходу. Горизонт был чист, и дверь в ванную была слегка приоткрыта, ожидая их. Бобби не смогла удержаться и не подумать, что ванная выглядела немного зловеще в темноте, в ночь на Хэллоуин, в бушующую грозу…

Она мысленно опрокинула на себя ведро реальности. Она не должна быть такой идиоткой. Глупые дети по всему миру шепчут «Кровавая Мэри» у зеркала. Если бы все было правдой, она была уверена, что пресса бы осветила это к настоящему времени.

– Идем! – Сэди на цыпочках прокралась в душевую комнату. Сделав глубокий вдох, Бобби позволила Нае затащить ее через порог.

Как всегда, выложенная плиткой сырая комната источала яичный запах забившихся волосами водостоков в сочетании с ароматом мыла и шампуня. За рваными синтетическими занавесками из протекавшего ржавого душа постоянно капало на керамический пол. Бобби сомневалась, что в эту дыру можно будет вызвать даже самого отчаянного духа.

– Закройте дверь, – скомандовала Сэди, и Бобби выполнила. Сэди открыла свою сумочку, которую уже набила свечами и спичками из своей спальни, и начала расставлять их вокруг длинных совмещённых раковин, стоящих перед зеркалом. Все было продумано до мельчайших деталей. Бобби задавалась вопросом, как давно Сэди спланировала все это. Между Грейс и Сэди была какая-то неразрешенная напряженность: обе были в «Элите» – давнее объединение учреждения Пайпер Холла. Каждый год одна или две девушки из богатых, влиятельных или знаменитых семей были посвящены в «особый клуб», чтобы тайно собираться и, как правило, быть подлыми (вроде масонов, но с блеском для губ). Из того, что Бобби удалось выяснить, как аутсайдеру: Грейс и Сэди постоянно соперничали за звание Главной пчелки/Королевы сучек.

Это был полнейший бред. Из-за того, что ее мама была своего рода знаменитостью, Бобби приглашали вступить в клуб в ее первый учебный год. Она отказалась, потому что это все выглядело как какой-то подслащенный миниюбочный анорексичный культ, и, как следствие, с тех пор терпела страдания. Она была социальной «живой мишенью», но ей это было до лампочки. Однако Ная ужасно хотела вступить в него. Грейс, невзлюбившая знойную новенькую американку с первого взгляда, когда та появилась на следующий год, сделала все, чтобы этого никогда не произошло.

Бобби бросила короткий взгляд на свое отражение в длинном зеркале, задержавшись только, чтобы распушить прямые бесцветные волосы, а затем переключила свое внимание на более интересного Кейна – на бронзовый тон его кожи и бархатную текстуру волос. Когда отражение Кейна поймало взгляд ее собственных глаз, она быстро склонила голову, молясь, чтобы он не заметил, как она пялилась. Или хуже – что, если бы Грейс застукала ее на месте преступления? Ей нужно срочно взять себя в руки.

– Окей. Почти полночь… кто будет первым?

Грейс выпрямилась в полный рост и любовалась собой в зеркале, разглаживая безупречные пряди светлых волос.

– Я не собираюсь этого делать и точка. Это для детей.

– Тогда почему ты здесь? – повторила Ная.

– Потому что я знаю, какая ты, – ее голос был пронизан обвинением.

Кейн, видимо, почуявший назревающую склоку, шагнул вперед к зеркалу, потянув коренастого Марка за собой.

– Мы первые!

Парень пониже отдернул руку назад.

– Я не буду этого делать. А что, если это реально? Я просто сниму все на телефон, чтобы иметь возможность издеваться над тобой до скончания века!

– Что такое со всеми? – снова появилась неотразимая улыбка Кейна. – Вы все такие слабохарактерные!

Ная присоединилась к нему, встав перед зеркалом.

– Нет слабохарактерных нью-йоркцев, дорогуша.

Бобби приподняла бровь, неуверенная, пытается Ная быть привлекательной или нет. Если пытается, то это не работает. А потом она почувствовала, как ее ноги делают нечто почти чужеродное… они начинают двигаться в сторону остальных. Как если бы Кейн был компьютерным вирусом, полностью заразившим ее личный жесткий диск… все ее обычные эвристические подходы заблокированы. Все здравые невидимые механизмы самозащиты подавлены ее желанием произвести впечатление на парня, которого она встретила всего несколькими часами ранее и с которым даже не разговаривала.

Ная посмотрела на нее со смесью шока и гордости.

– Бобби?

– Что? – ответила она. – Я не боюсь. Это глупо.

Бобби раздражало, что Ная считала ее слабачкой, когда знала ее настоящую.

Грейс бросила на нее жалостливый взгляд, припасенный, как правило, для трехногой собаки.

– Давай, Бобби! Обожаю девчонок с яйцами! – Кейн замолчал. – Ну, не совсем… ты же поняла, что я имею в виду.

На секунду Бобби утонула в его глазах. В первый раз он подарил ей более, чем мимолетное секундное внимание. «Он знает её имя». Она выпрямилась. Парни – как опасные собаки: если показать им страх, то они могут съесть твое лицо.

– Так, давайте покончим с этим, пока нас всех не отчислили.

– Да, пожалуйста, – согласилась Грейс. – Кровавая Мэри – это одно, государственная школа – другое.

Сэди отошла к пребывавшей в дурном настроении Грейс и к открывшему свой мобильник Марку, начавшему записывать их личный малобюджетный фильм ужасов.

– Как только будете готовы… Уже за полночь. Если решитесь, – Сэди прошептала последнее слово, как какая-то вычурная хранительница склепа.

Все трое посмотрели в зеркало. Как и ожидалось, три отражения взирали в ответ. Бобби – изящная и утонченная, прячущаяся за толстыми очками. Кейн – высокий, широкоплечий, с телосложением пловца. И Амазонка Ная – с густыми черными кудрями, спадающими на ее плечи. Самое маловероятное трио, какое только можно было бы найти в женском туалете посреди ночи.

Шумно вздохнув через нос, Кейн посмотрел на каждую из них по очереди:

– Готовы?

– Да. – Ная казалась менее уверенной на данном этапе. Бобби ответила кивком головы.

– Окей. На счет три…, – продолжил он. – Раз, два… три…

Они тянули время, никто не хотел быть первым.

– Ну же! – рассмеялся он. – Еще раз…

– К… Кровавая Мэри, – начала Ная, и остальные послушно присоединились.

Их голоса звучали низко и монотонно. Бобби почувствовала, как воздух покинул комнату. Сама ночь услышала их начало и затаила дыхание.

– Кровавая Мэри… – Напряжение стало слишком невыносимым. Кейн и Ная разразились хохотом, и Бобби присоединилась к ним, не желая оставаться в стороне от веселья.

– Продолжайте, – подбодрила Сэди со стороны. – Произнесли только дважды.

Они подавили смех.

– Кровавая Мэри… Кровавая Мэри.

Свечи замерцали и зашипели, когда легкий ледяной ветерок пронесся по ванной комнате. Тени заплясали на стенах и над всеми тремя лицами, заключенными в зеркале. При таком освещении их лица казались изможденными, с впалыми щеками, черепоподобными.

– Еще один раз. – Бобби заглянула вглубь глаз Наи и увидела, что бравады в ней осталось только на йоту.

– Все вместе, – Кейн объединил их. Стоя между девушками, он взял правую руку Наи и левую Бобби. Сердце Бобби бешено заколотилось в груди; она не могла даже дышать, не говоря уже о произнесении двух оставшихся слов. Она посмотрела в самую дальнюю точку в задней части зеркала. Безумно странно, но оно, казалось, растянулось, словно она глядела в длинный черный туннель. Там даже не было больше отражения, а только темный проход, простирающийся на многие мили. В его дальней точке что-то зашевелилось.

Губы Кейна приоткрылись. Ная одарила их сдержанным кивком. Бобби вдохнула и закрыла глаза.

– Кровавая Мэри, – сказали они все вместе.

Свет в комнате померк, словно все свечи собирались одновременно погаснуть. А потом ничего. В ванной стало тихо, помимо монотонного капанья в душевых кабинках. Бобби взглянула на своих товарищей. Ная так сильно сжалась, что были видны сухожилия на ее шее. Кейн нервно пожевывал нижнюю губу.

Ничего.

Бобби не выдержала первая. Она разразилась хохотом, и остальные последовали ее примеру. Дикий, ухающий смех вырвался из их груди причудливой смесью облегчения, истерии и полнейшего смущения. На долю секунды каждый из них по-настоящему поверил в нее.

– Словно было нужно еще какое-нибудь доказательство… Я такая круглая неудачница! – хихикнула Бобби.

– А взгляд на твоем лице – нечто бесподобное! – Кейн показал на Наю, сгибаясь от смеха.

– Я? Чувак, да и ты сам-то не выглядел настолько уж горячим!

Сэди была в таком же состоянии, оперевшись о стену рядом с Грейс, которая сохраняла свое жуткое впечатление холодной мокрой рыбы. Сэди захихикала:

– Это было угарно! Было похоже, что вы собираетесь наложить в штаны!

– Спасибо за это, Сэди! – Бобби протянула ей руку, которую Сэди пожала. – Ладно, признаю, это было еще то веселье на Хэллоуин. Отлично проведенный первоклассный праздник страха. Теперь же, не знаю как вы, но я собираюсь спать.

– Слава Богу, – усмехнулась Грейс. – Кейн?

– Малыш, мы должны отправляться домой. Я останусь сегодня у Марка.

Губы Грейс изогнулись в разочаровании прежде, чем она вспомнила, кем была – не та, которую можно дурачить, а выше всего и каждого, леди Пайпер Холла.

– Отлично. Тогда увидимся позже. – Она выбежала из ванной комнаты, а следом за ней Сэди.

Кейн поежился, говоря Марку:

– Чувак, какая там Кровавая Мэри, теперь у меня огромные неприятности!

– Она справится, – мило улыбнулась Ная. – Не обижайся, милый, но она притаскивает сюда разных деревенских парней каждые выходные. Вы сможете найти дорогу обратно?

– Так же, как и вошли? – отвечает Марк.

– Да, а ты быстро учишься.

– Нескучного вечера, девушки. – Кейн произнес «девушки» как «деушки», и Бобби своего рода понравилось это. Она гадала, откуда он – у него был не местный акцент. Кейн заключил Наю в дружеские объятия.

– Скоро увидимся, да?

Он подошел к Бобби с тем же жестом, который она неуклюже вернула. Ее сердце замерло, и она забыла о дыхании, вдыхая гигантский глоток его мальчишеского запаха – стирального порошка с мачо-дезодорантом. Для него это ничего не значило – сделанный по ходу жест, о котором он никогда снова не подумает, а она запомнит навечно. Символично.

– Приятно познакомиться, Бобби. Классное имя, кстати.

– Да. Спасибо. – Ее язык связало в толстый узел.

Очередная проверка горизонта показала, что все было чисто, и парни пошли к выходу. Бобби повернулась к темному прямоугольнику зеркала, задувая свечи. Может быть они и не вызвали духа, но глубоко внутри у Бобби точно что-то проснулось. Она покачала головой и отправила свою внутреннюю глупенькую девушку в шаловливый уголок. Она должна быть выше чепухи Джуди Блум[3].

Бобби последовала за Наей из ванной комнаты, даже не заметив монотонного кап кап кап, отзывающегося эхом от плитки.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Глава 3

Послание

Бобби проснулась от того же, от чего просыпалась каждое утро – Ная во весь голос пела песню. На испанском.

– О, Боже! – умоляла Бобби, переворачиваясь в постели. – Ты не могла бы, пожалуйста, оставить меня в покое? Сегодня воскресенье – целый день, предназначенный специально для отдыха!

Она засунула голову под подушку, но Ная дружелюбно убрала ее и пропела несколько слов ей на ухо.

– Вставай-вставай. Места посетить, людей посмотреть!

– Ты упала? Это же Пайпер Холл. Тут нет мест, которые можно посетить, ни одного.

– Ну же, сегодня воскресенье. Церковь!

Бобби ошарашено села в кровати, убирая с лица волосы.

– Что?

– Попалась! – захихикала Ная. – Но, по крайней мере, ты встала. Пойдем же, а то пропустим завтрак.

Теперь, когда они были старшеклассницами, Бобби и Нае посчастливилось жить в двухместной комнате, в то время как ученицам младших классов приходилось тесниться вчетвером в комнатке размером с консервную банку. По сравнению с этим, их комната была хоромами.

– Как думаешь, я не потолстела? – Ная стояла перед зеркалом, тыча пальцем в почти несуществующий животик.

Бобби натянула одеяло обратно.

– Ты сумасшедшая, знаешь об этом?

– Клянусь, я откажусь от углеводов…

Раздался стук в дверь, и в комнату просунулась голова миссис Крэддок.

– Роберта, дорогая, тебя к телефону.

Это означало лишь одно – время для еженедельных новостей от мамы. Бобби завернулась в свой домашний халатик.

– Ная, прибережешь для меня немного завтрака?

– Обязательно, дорогуша.

Они вместе дошли до кабинета по соседству с помещением миссис Крэддок, которое по какой-то неизвестной причине девушки называли «Домиком». Бобби заработала репутацию «прилежной девушки» (не смотря на прошлую ночь), поэтому ее оставили в тесной комнатушке без присмотра.

– Здравствуй, мама. – Бобби сама была удивлена торжественности своего приветствия.

– Бобби? Ты в порядке, милая? – прокричала мама. Ее мама всегда разговаривала не меньше, чем криком.

– Привет, да, извини, я в порядке. Просто только проснулась.

– Хорошо, я даже забеспокоилась на секунду! Любимая, ты не должна пугать так мамочку!

– Прости. Как там Нью-Йорк?

– Милая, я практически не выходила на улицу с тех пор, как сошла с трапа самолета – с тех пор как ступила ногой в Барней. Репетиции проходили в абсолютном режиме нон-стоп. Дорогая, у меня едва было время почесать задницу!

Бобби не была уверена, что именно должна ответить на это. В Нью-Йорке было все еще довольно-таки ранее утро. Она полагала, что мама только что притащилась с коктейльной вечеринки или чего-то еще и позвонила ей прежде, чем завалиться спать. Это была часть, где ее мама будет бесконечно жаловаться на режиссера, сценарий, театр, при этом любя каждую минуту своего сумасшедшего существования.

– Но ты же прилетишь на ночь открытия, не так ли, дорогая? – закончила мама.

– Возможно, – ответила Бобби. – У меня экзамены после Рождества, мне нужно заниматься.

– Ах, не будь такой королевой драмы, дорогая. – Было забавно слышать это от нее. – Ты можешь долететь до аэропорта Хитроу меньше, чем за восемь часов, и позаниматься или сделать что угодно, пока будешь в самолете! Я даже отправлю водителя забрать тебя из школы.

– Хорошо, мам, как скажешь. Мне бы хотелось увидеть пьесу.

– Конечно, ты ее увидишь! Это, несомненно, самая лучшая пьеса, в которой я когда-либо играла! – Она говорила так обо всех пьесах. – Как дела в школе, дорогая?

Бобби пожала плечами, но вспомнив, что это невозможно услышать по телефону, сказала:

– Да, хорошо.

– Бобби, я плачу астрономические суммы не за «хорошо»!

– Ах, изумительно, мам, превосхожу сама себя. Им придется удалять меня из этого места хирургическим путем, когда мне исполниться восемнадцать!

– Не будь язвительной, Роберта, а то появятся морщины.

– Я думала, они появляются от того, что хмуришься?

– Не умничай! Ты же знаешь, мамочка любит тебя, верно?

– Я тебя тоже люблю, мам. – И она действительно любила. Не каждый бы захотел себе в матери наполовину известную и наполовину увядшую актрису, но у Бобби не было другой, и она любила ту, которая у нее была. Она была безумна, но всегда рядом – на другом конце телефонного провода. Некоторым девочкам из Пайпер Холла везло, если их хотя бы раз в году навещала няня.

– Экстрабольшой трансатлантический поцелуй, пожалуйста! – приказала мама.

Бобби с огромным шумом чмокнула телефонную трубку, уверенная, что поблизости никого не было, чтобы услышать. Она ошибалась. Безупречная голова просунулась в дверь. Это была директриса, доктор Прайс.

– Мам, мне надо идти. Люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, зайка.

Бобби положила трубку. Доктор Прайс вошла в комнату, даже в воскресенье одетая в строгий гладкий юбку-костюм. В свои почти пятьдесят глава школы была красивой женщиной, может быть слегка угловатой, напоминая лаконичных ледяных женщин с картин де Лемпицка, которые они изучали на уроке по искусству. У нее была аккуратная клубнично-блондинистая круглая, короткая стрижка боб, и она смотрела на Бобби из-под тяжелых век.

– Жаль прерывать ваш телефонный звонок… э-э…

– Роберта, мисс.

– Роберта, точно. Но вы пропустите завтрак, если не поторопитесь.

– Извините, доктор Прайс. Я сейчас пойду и супербыстро приму душ.

Бобби по какой-то причине всегда была очень застенчивой в присутствии учителей, даже если и знала многих из них в течение почти пяти лет. Ее оценки были ОТЛИЧНЫМИ, поведение ХОРОШИМ, посещаемость ИДЕАЛЬНОЙ – будучи такой, она смогла за все время, проведенное в Пайпер Холле, оставаться вне поля зрения. Но особенно плохо дела обстояли в присутствии доктора Прайс. Не только из-за того, что она была директором, но и потому что она всегда была такой уравновешенной и обаятельной, в то время как Бобби понимала, что даже когда была в своей форме, она выглядела как оборванец.

Ей не нужно было спрашивать, почему в воскресенье директриса была в школе. Бобби могла узнать трудоголика с первого взгляда, да и ходил слух, что она, к тому же, переживает «горький развод». Опустив голову, Бобби проскользнула мимо директрисы и неуклюже поковыляла обратно в спальню, чтобы забрать свою сумочку с банными принадлежностями.

Мысли об омерзительных подгоревших ужасах, которые останутся в столовой в девять утра, подтолкнули Бобби к действиям. Она повернула ручку душа и вспомнила о выходке прошлой ночи. При свете дня ванная была совершенно другой. Она столкнулась с испачканным зеркалом, забрызганным зубной пастой, следами от прыщей и блеска для губ, по меньшей мере, дюжины девушек, и улыбнулась сама себе. О чем они вообще думали? Так глупо.

Затем она вспомнила о Кейне, и внезапно внутри у нее потеплело. Бобби положила очки на край раковины и стала изучать свое лицо в зеркале, которое перестало быть черным туннелем судьбы. Никто бы не назвал её уродливой, но все же она не была, как Грейс или Ная. И, конечно же, не такой, какие нравились таким парням, как Кейн. Бобби поняла, что в мире существовало два типа девушек: те, которые носят колготки даже в тридцатиградусную жару, и те, которые демонстрируют свои ноги. Она была из первой категории, а такие, как Грейс и Ная, – из последней. Слава богу, она никому не рассказала о своем увлечении. Элита просто распяла бы ее.

Зеркало стало запотевать, и она стянула свой халатик. Скорее бы рождественские каникулы, когда она сможет принять душ в комнате без коллективного образца ДНК еще двадцати девушек. По крайней мере, вода была горячей. Напор также был неплохим, и она позволила струям воды барабанить по её спине в течение нескольких минут, прежде чем помыть волосы. Хотя бы раз душевая комната была в её полном распоряжении – редкая роскошь – и она осталась бы там подольше, если бы в животе не начало урчать.

Она повернула ручку душа, выключая его, и не желая, чтобы мыло попало в глаза, вслепую потянулась за полотенцем на вешалке. Бобби просунула руку за занавеску, размахивая ей налево и направо, не в состоянии определить расположение вешалки для полотенца сразу же за кабинкой.

Ее рука задела кого-то – конкретнее, чьи-то волосы.

Она в ужасе отпрянула. Бобби была уверена, что находилась одна.

– Извините! Я не знала, что здесь был кто-то еще… – Она вытерла воду с глаз и осторожно откинула заплесневелую занавеску для душа. Уборная была пустой.

Она обернула полотенце вокруг своего мокрого тела и внимательно прислушалась. В помещении стоял густой пар, и из душа слышалось постоянное кап, кап, кап, но комната была безлюдной.

– Хм, – пробормотала Бобби, выходя из душевой кабинки и ступая на прохладную плитку. – Странно.

Вероятно она коснулось рукой полотенца – на ощупь оно было очень похоже на волосы.

Вдруг вентиляционная вытяжка заскрипела и застонала, удаляя излишки пара, и Бобби отчетливо увидела зеркало. Кто-то написал на запотевшем зеркале, маленькие струйки воды стекали от слов, словно вены.

Для Бобби они не имели никакого смысла. Эти два слова просто гласили:

ПЯТЬ ДНЕЙ

Глава 4

Воскресенье

Бобби не зацикливалась над водянистыми словами, её урчащий живот имел первостепенное значение. Если бы она вообще о них подумала, то отмахнулась бы, приняв за название новой мальчишеской группы, написанной на зеркале сексуально озабоченной фанаткой. К моменту, когда на зеркале исчез пар, она уже позабыла о них.

Столовая представляла собой зал с высокими потолками в старинном здании с огромными деревянными балками, образующими свод – Бобби всегда нравилось воображать, что она находилась внутри Ноева ковчега. Покрытые свинцом узкие окна даже в солнечные дни пропускали совсем мало скудного света, поэтому сегодня помещение было особенно мрачным и гнетущим. Был конец застолья, следовательно, зал уже наполовину опустел – отсутствие конкурирующих анорексиков компенсировали соперничающие булимисты. Каким бы ни было соревнование, школа-интернат, несомненно, была способна пробудить инстинкт убийцы в девушках-подростках с высокими устремлениями.

Проходя мимо Грейс и остальной «Элиты», которая всегда восседала за неофициальным «главным» столиком, Бобби слышала, как они перешептывались о том, во что она была одета или о чем-то столь же тривиальном, о чем они всегда говорили. Бобби закатила глаза. Она не знала, что вызывало у нее большее отвращение – наличие откровенной иерархии, которую учителя предпочитали игнорировать, или же то, что все, кажется, не замечали, что слово «элита» во множественном числе будет – «элита». Бобби не утруждала себя даже связываться – она никогда не станет самой умной, красивой или быстрой. Что означало, что она была одним из лучших писателей. В этом была ее изюминка.

Ная помахала ей.

– Эй, я прихватила для тебя всего понемногу.

– Ты – лучшая. – Заранее приготовленный омлет не выглядел съедобным, но Бобби решила попробовать тонкий ломтик бекона.

– Какие планы на сегодня? – спросила Ная.

– Не знаю, – призналась Бобби, поднося ко рту полную вилку замороженных бобов. – Я собиралась поработать над той новой историей, о которой говорила тебе вчера.

– Нет, это скучно! Давай отправимся в Оксли! Ой, да ладно, все равно же делать нечего, верно? – спросила она, уловив отсутствие энтузиазма у Бобби. – Сидеть здесь и наблюдать, как сохнет краска?

«В Пайпер Холле часы рисования при высыхании становятся очень захватывающими», – подумала Бобби.

По выходным леди Пайпер Холла должны каким-то способом самосовершенствоваться. Это сделает их заявки в Кембридж или Оксфорд более полными. Бобби записалась в класс по написанию сочинений по утрам в субботу, воскресенье же было посвящено всему спортивному – не её конек.

– Хорошо, ладно. Мы можем пойти в библиотеку.

Не так скучно, как прозвучало. У библиотекаря было отложено для нее несколько книг Сьюзен Хилл, и у них был бесплатный прокат DVD.

– Крошка, а ты знаешь, как тусоваться!

– Ох, или мы могли бы пойти поболтаться возле бара, посмотреть, можно ли заманить мужчин, чтобы те купили нам спиртное в обмен на сексуальные услуги, словно распутные бухающие сирены? – голос Бобби пестрел сарказмом.

– Очень смешно. Но я была бы не прочь потусоваться с теми ребятами с прошлой ночи. Они кажутся веселыми, как думаешь?

Как только образ лица Кейна пронесся в голове Бобби, ее щеки запылали, и она подозревала, что они стали темно-малинового оттенка.

– Да, они показались милыми.

Ная воспользовалась ее покрасневшим лицом в своих интересах.

– Роберта Роу! Так ты втюрилась? Ах, ты развратная шлюшка! Кто из них?

Бобби не могла смотреть ей в глаза и лгать.

–Нет! Ты же знаешь, какая я.

– Куколка, нам придется что-то сделать по поводу твоих проблем с мальчиками или люди начнут думать о наличии у тебя лесбийских наклонностей, что, кстати, нормально. Я полностью поддерживаю твой жизненный выбор. Кстати, говоря о…

В этот момент в обеденный зал вошла Сэди Уолш, бледная имитация самой себя, заядлой любительницы прогулок.

– Сэди не лесбиянка. – Бобби понятия не имела, почему она ее защищала.

– Она – лесбиянка! Я не осуждаю, но поговаривают, что у нее есть подружка по интернету из Новой Зеландии!

Бобби закатила глаза.

– Ну, тогда это должно быть правдой!

Сэди, с темными синяками под глазами, поплелась к стойке с едой и, взяв скудный завтрак, направилась к ним, словно зомби.

– Подружка выглядит помятой, – прошептала Ная. – Думаешь, она заболела?

– Шшш! Она идет!

Сэди плюхнула свой поднос на их столик.

– Можно мне сесть здесь? Сегодня я не в духе для Элиты, – произнесла она рассеяно.

– Конечно, – ответила Ная.

– Сэди, с тобой все в порядке? Ты выглядишь немного осунувшейся.

На мгновенье показалось, что Сэди собирается откусить ей голову, но ей явно не хватало энергии.

– Я очень плохо сплю.

– Что такое?

– Странные сны.

– Ты их помнишь? Мама говорит, что все сны имеют значение, – предположила Ная.

– Да, но разве твоя мама не саентолог? – не удержалась Бобби.

– Спасибо, Боб.

– Нет, не помню, но последние две ночи я просыпалась, словно в лихорадке, вся в поту. Может быть, я заболеваю гриппом или что-то типа того.

– Должно быть, просто кошмары … или может быть, один из тех снов. О ком-нибудь в частности, Сэди? – сладострастно усмехнулась Ная.

– Ха-ха, очень смешно. Я не знаю. И эта прохудившаяся труба где-то возле нашей спальни капает уже несколько дней. Она капает прямо по моим мозгам. – Она оттолкнула свою сырую кашу. – Я даже не голодна, а я всегда голодна.

– Послушай, – Бобби поставила миску на поднос. – Почему бы тебе не вернуться в постель? Сегодня воскресенье.

– Не могу. Я тренер по хоккею девчонок младше шестнадцати, вот так.

– Не срывайся на них, – порычала Ная.

Бобби подняла поднос, готовая отчистить его. Для Наи-стервы еще слишком рано.

– Пошла собираться. Приходи за мной, когда захочешь отправиться в город.

Ная сразу же уступила.

– Я пойду с тобой сейчас.

Отлично, склоку избежали. Пока они шли к выходу, Бобби случайно бросила взгляд через плечо. Сэди действительно выглядела изможденной и сероватой и, как писателю, Бобби не могло не прийти на ум выражение «преследуемая призраком».

Одноэтажный автобус катился через открытую ветрам одинокую болотистую местность, позади Пайпер Холла. Небо и дорога имели сочетающиеся оттенки меланхолично-серого, а воздух был пропитан бензиновым душком, который следует за грозой. Сегодня туман задержался над вересковой пустошью – наполовину дымкой, наполовину изморосью.

Сам автобус источал жар из тех обогревателей возле ног, которые напоминают фен для лодыжек. Бобби задавалась вопросом, шел ли пар от ее мокрой спортивной куртки, когда запотели все окна. У них с Наей на двоих был один айпод, наушники свисали между головами, словно телефонный кабель. Всю дорогу до города они пролистывали хлам и вновь прослушивали любимые треки в дружеской тишине.

По прибытии в Оксли они прямиком направились к библиотеке, и Ная провела библиотекаря, заставив его поверить, что им было восемнадцать, так что они смогли позаимствовать «Убийца-психопат» и «Ярость и детеныш 3: Отродье». В Оксли был чайный магазин, но не тот с кофе мокко, а истинный чайный магазин с пшеничными лепешками и чаем «Эрл Грей», так что им ничего другого не оставалось, кроме как наслаждаться свободой.

Ная проверила телефон, пока они спускались по влажной библиотечной лестнице.

– Кейтлин говорит, что они все на кладбище. Хочешь пойти?

– Я ясно дала понять о своем отношении к кладбищу, не так ли? – Бобби считала, что торчать на кладбище было неуважительно на, приблизительно, сотне различных уровнях неправильности.

– Да, знаю, но там Марк. Он немного милый. Мне нравятся его руки. Они были…. у него были такие мужские руки. – Вот в этом и заключалась реальная причина, почему леди Пайпер Холла приезжали в Оксли – из-за мимолетной возможности XY хромосомы.

Внимание Бобби пробудилось. Если Марк был там…

– А Грейс с Кейтлин?

– Ты имеешь в виду – Кейн с Марком? – Они брели мимо военного мемориала и двинулись в сторону церкви.

– Я не это сказала.

Ная усмехнулась.

– Знаешь, моя бабушка говорила, что я была ясновидящей…

– Кейн милый. – Бобби поправила шарф вокруг шеи. – Но еще он с Грейс. Конец. Я не та маленькая Грабительница Сьюзи.

– Подруга, там некого грабить. Согласно сплетням, которые я слышала, Кейн встречался с какой-то девушкой во время учебы в Рэдли Хай, и ему полностью снесло башню, поэтому он бросил ее. Так что наш парень снова свободная личность. Только то, что он нравится Грейс, еще ничего не значит.