Сербская и черногорская литературы 6 страница
В творчестве Наима Фрашери (1846—1900) заметно влияние культур Востока и Запада. Он получил образование в греческой гимназии в Янине, преподавание в которой еще с XVIII в. велось в духе идей французского Просвещения. В сознании молодого Наима материалистическое восприятие мира своеобразно переплеталось с пантеизмом, усвоенным им от дервишей-бекташей, его религиозных наставников в детстве. Поэт увлекался также персидской поэзией Руми и Саади. Суфийский пантеизм, утверждавший присутствие божества во всем существующем, признававший человека высшим воплощением божественного начала, стал основой религиозно-философского мировоззрения Н. Фрашери. Проповедь морального совершенствования, призывы к человечности, добру, всеобщей любви, братству, к овладению знаниями соединялись в его творчестве с идеей борьбы за национальное освобождение.
Н. Фрашери начал свою литературную деятельность с произведений на турецком и персидском языках. В 1884 г. в Стамбуле была издана написанная им на турецком языке аллегорическая новелла «Четыре времени года». Там же появился в следующем году сборник лирических стихов на персидском языке — «Грезы» (1885). С 1886 по 1899 г. он опубликовал в изданиях Общества албанской печати (в Бухаресте и в Софии) на албанском языке поэму «Стада и пашни» (1886), поэтические сборники «Стихи для начальных школ» (1886), «Летние цветы» (1890), «Рай и летучие слова» (1894), перевод первой песни «Илиады» Гомера (1896), две эпические поэмы — «История Скандербега» и «Кербела» (1898). К этому списку следует добавить «Бекташинскую тетрадь» (1896), излагающую в прозе и стихах религиозно-этическое учение секты бекташей, а также «Всеобщую историю» (1886) и «Историю Албании» (1899).
Одна из главных тем поэзии Н. Фрашери — вездесущее и безличное божество, которое мусульманский поэт никогда не называет Аллахом, а только «богом великим и истинным». В персидских стихотворениях («Небо», «Философия», «Солнце», «Луна») и в албанских («Бог», «Вселенная», «Знания», «Истина» и др.), автор с лирическим пафосом рисует картину Вселенной. Бесконечные звездные миры, движение небесных светил, их рождение и угасание, смены времен года, безбрежный океан бытия, в котором живые существа рождаются, существуют, подчиняясь законам Вселенной, уходят в небытие и снова рождаются в новых воплощениях — вся эта космическая тематика предстает в его поэзии не как изложение представлений поэта о мире, но как откровение, как взволнованный пересказ великого мифа.
Рядом с космической темой в его поэзии идет тема Человека. Поэт искал воплощения божества в звездных мирах и в капле воды, но прежде всего в человеке: «Повсюду я его искал, // Говорил, где бог? // Но потом я понял, // Ведь он во мне самом, // А я этого не знал!» Вечность существования Вселенной предполагает в религиозной концепции Наима тождественность различных форм бытия: «Ничто не умирает, ибо Вселенная // Всегда остается живой. // Я был солнцем, был луной. // Был звездой, птицей, бараном, // И также человеком я был много раз». И далее: «Человеческое „я“ — это „капля в безбрежном море“».
Согласно этической концепции Н. Фрашери, божество воплощено в человеке, и это исключает поиски каких-либо иных святынь. Человек должен познать самого себя. И главное — человек, заключающий в себе божественную сущность, должен стремиться к преодолению зла как в самом себе, так и в других, должен развивать человечность, мудрость, стремление к знаниям, любовь к родине.
Тенденциозность и дидактика отягощают некоторые произведения, в которых глубина мысли и искренность чувств соединяются с ярким образным поэтическим строем. Такова, например, поэма «Стада и пашни».
О албанские вершины, о дубрава молодая,
О цветущие долины. Я живу, о вас мечтая!
Вы, смеющиеся взгорья, пенящиеся цветами,
Я хочу воспеть отары, пастбища под звездным кровом...
(Перевод Д. Самойлова)
Н. Фрашери, живший много лет в Стамбуле, воспел природу своей родины, мирный труд ее пастухов и земледельцев. Пантеистически обожествленная
534
поэтом природа в единстве с сельским трудом представлена им частью мироздания, воплощением красоты и гармонии. Мысль о труде как основном законе человеческого бытия пронизывает всю поэму.
В лирике Н. Фрашери чувствуется влияние и сентиментально-романтической поэзии Ламартина, которого поэт ставил на первое место среди известных ему европейских поэтов XIX в., и классической персидской поэзии. В частности, стихотворение «Флейта» является вольной переработкой известного стихотворения «Песня Флейты» Джалаледдина Руми (XIII в.). В то же время несомненна самобытность албанского поэта.
Опыт великих предшественников Н. Фрашери использовал при создании басен. Часть его произведений, написанных в этом жанре, составляют вольные переработки басен Лафонтена и притч Руми. В конце своего литературного и жизненного пути Н. Фрашери обратился к эпическому жанру. В поэме «История Скандербега» он рассказывает о жизни албанского национального героя. В основу поэмы «Кербела» положены трагические события ранней истории ислама. Новым было то, что в этих поэмах автор полностью отказался от использования иноязычных — арабских, персидских, турецких — слов и выражений. Эти поэмы, как и все предшествующее творчество поэта, составляют основу новой албанской поэзии и современной формы литературного албанского языка.
Сами Фрашери (1850—1904) начал как журналист — сотрудник и редактор ряда прогрессивных турецких газет в Стамбуле, где он провел большую часть жизни. На турецком языке им созданы роман и три драмы. С. Фрашери переводил на турецкий язык произведения европейских писателей («Робинзон Крузо» Дефо, «Отверженные» Гюго и др.). Много сил он отдал популяризации научных знаний. Им была издана серия научно-популярных брошюр, посвященных космогонии, географии, антропологии, истории культуры ислама, положению женщин в странах Востока и др. Кроме того, он был автором шеститомной Энциклопедии.
С. Фрашери участвовал в создании албанского алфавита, был руководителем Общества албанского книгопечатания, редактором первого албанского журнала «Дрита» («Свет»), выходившего в 1884—1885 гг. в Стамбуле.
Вершиной политической, публицистической и литературной деятельности С. Фрашери стал его трактат «Албания, какою она была, какая она есть и какою она будет» (1889), который содержал идеологическое обоснование и программу албанского национально-освободительного движения. Этот трактат способствовал также дальнейшему развитию жанра публицистической прозы в албанской литературе. По изяществу стиля, выразительности и чистоте языка произведение может быть отнесено к классическим памятникам албанской литературы конца XIX — начала XX в.
Важной частью албанской литературы XIX в. была литература, складывавшаяся в албанских поселениях Южной Италии (в областях Калабрия и Сицилия). Творчество арберешских (итало-албанских) поэтов вдохновлялось идеями национально-освободительного движения. Албанское культурное движение Рилиндье своих первых литературных успехов достигло именно в итало-албанской среде.
Итало-албанская поэзия развивалась в русле романтического направления, испытав известное влияние европейских, в частности итальянских, поэтов-романтиков. Однако основным, определяющим для нее моментом был национальный романтизм, выражавшийся в культе исторического прошлого албанского народа, в постоянном обращении к памяти о сопротивлении, которое Албания оказала в XV в. турецким завоевателям. В романтической идеализации национальной старины и героической эпохи скандербеговских войн получали выражение идеи борьбы за освобождение Албании от турецкого ига.
Средством воплощения культа национальной старины и народности стал фольклор, художественные принципы которого оказались близки итало-албанским писателям. Эта близость проявилась в развитии лирической поэзии на почве арберешской песенной традиции (З. Серембе, А. Сантори), и бытовой драмы, насыщенной крестьянской идиоматикой (А. Сантори), и в особенности романтических поэм с историческими и квазиисторическими сюжетами, стилизованных под народный эпос (И. Де Рада, Г. Дара, З. Скиро).
Особый интерес итало-албанцев к фольклору, наряду с собиранием народной поэзии, привел к появлению «фольклоризирующей литературы», поддерживавшей и развивавшей традиции народной культуры.
Таким образом, для культурной жизни итало-албанских поселений в XIX в. определяющим моментом была органическая связь фольклора и письменной литературы. Этим определялся не только фольклоризм романтической итало-албанской поэзии, но также и некоторая степень олитературенности итало-албанского фольклора.
Крупнейшим представителем итало-албанской литературы был поэт Иероним Де Рада (1814—1903). Его поэтическое дарование ярко проявилось
535
уже в юношеском произведении «Песни Милосао» (1836). Однако Де Рада приобрел известность среди своих соотечественников в то же время как собиратель и издатель арберешского фольклора, редактор периодических изданий, автор многочисленных публикаций общекультурного и политического характера, а также поэм, в которых романтически идеализировалось албанское средневековье.
В 1866 г. Де Рада издал собрание албанских фольклорных текстов с итальянскими переводами, озаглавленное «Рапсодии албанской поэмы». Тексты, опубликованные Де Радой, обладают своей спецификой в сравнении с фольклором, собранным в Албании: в итало-албанском фольклоре ощущаются связи с греко-византийской фольклорной традицией.
Одно из наиболее значительных произведений Де Рады — поэма «Несчастливый Скандербег» (1877). В ней поэт представил широкую картину жизни и борьбы албанского общества первой половины XV в. Поэма состоит из 32 песен, связанных образом Скандербега. Де Рада не стилизует свое произведение под народный эпос, хотя фольклоризм сюжетов и некоторых стилистических средств заметен.
Итало-албанский поэт Гавриил Дара-младший, юрист по образованию, участвовал в революционных событиях 1848 г., а затем в движении Гарибальди, после победы которого занимал в Риме различные административные посты, издавал газету; в конце жизни вернулся в Сицилию. Г. Дара писал стихи на итальянском и албанском языках. В поэме «Последняя песнь Балы» (1885) рассказывается история романтической любви молодого рыцаря и прекрасной княжны, относящаяся к эпохе турецкого завоевания Албании. Главный герой Ник Пета и его соперник Пал Големи взяты из арберешского фольклора. В поэме действуют и исторические личности, в частности Скандербег. Поэма стилизована под арберешские народные баллады, а ее создателем объявлен вымышленный легендарный певец, старый воин Бала. Обоснованию легенды об «албанском Оссиане» Дара посвятил обширное предисловие к поэме и поэтический пролог. Опубликованная посмертно и ставшая широко известной в Албании лишь в 50-е годы XX в. поэма «Последняя песнь Балы» остается в албанской литературе не более или менее удачной подделкой под старинный эпос, но одним из наиболее ярких творческих проявлений национального романтизма.
Обширной и разносторонней была литературная деятельность калабрийца Антона Сантори (1819—1894). Поэт-лирик, драматург, новеллист, он также занимался собиранием фольклора. В творчестве А. Сантори, происходившего из бедной семьи и по своей деятельности сельского священника тесно связанного с жизнью калабрийско-албанских крестьян, отражены горести и радости простых людей села. Наиболее известное его произведение, пьеса «Эмира», привлекает наивным реализмом в изображении современной ему жизни. Поэма «Политический узник» (1848), как и пьеса «Эмира», дает представление о политических и социальных конфликтах в калабрийской деревне.
Трагически сложилась судьба талантливого калабрийско-албанского поэта Зефа (Джузеппе) Серембе (1843—1901). Несчастная любовь, бедность вынудили тридцатилетнего поэта эмигрировать, он оказался в Бразилии, но пробыл там не более года и вернулся на родину разбитым морально и физически, без средств к существованию. Через некоторое время он снова уехал в Бразилию, где и умер. Большая часть созданного поэтом была утрачена во время скитаний. Серембе теснее, чем другие итало-албанские поэты, связан с современными ему литературными течениями Италии. В его гражданской лирике сливаются революционные идеи освобождения и объединения Италии с вековыми мечтами албанских переселенцев об освобождении родины их предков. Так, в стихотворении «За свободу Венеции» воспевается участие итальянских албанцев в походе Гарибальди, а сам Гарибальди сравнивается с национальным албанским героем Скандербегом.
Любовная и исповедальная лирика выделяется обнаженностью чувств, силой художественного выражения. Серембе значительно обогатил систему поэтических средств албанского языка, использовав размеры и формы европейской лирической поэзии. В его сонетах строгость и изящество формы соединяются с глубиной содержания. Он был мастером поэтического пейзажа. Его сонет «Греза» с полным правом может считаться жемчужиной албанской поэзии.
Особое место в итало-албанской литературе принадлежит поэтическим произведениям Винченцо Стратико (1822—1886). Он происходил из старинной, прославленной военными подвигами итало-албанской семьи, родился и вырос в Лунгро — большом калабрийско-албанском селении, известном своими солеварнями. Тяжелый труд рабочих соляных промыслов и бедность калабрийского крестьянства были знакомы поэту с детства. В семье Стратико революционные настроения были традицией. Будучи студентом университета в Неаполе, он участвовал в революционных событиях 1848 г., в 1860 г. возглавил отряд гарибальдийцев, набранный им из жителей его родного албанского села. В новом итальянском государстве Стратико несколько
536
лет служил в армии, имел высокий офицерский чин, но затем бросил службу, вернулся на родину и занялся публицистической деятельностью, отстаивая в печати права и интересы крестьянства южной Италии и рабочих. Он принадлежал к числу тех революционных гарибальдийцев, которые разочаровались в своих ожиданиях демократических свобод и социальной справедливости и для которых был неприемлем монархический буржуазно-помещичий строй Италии, установленный после ее объединения.
Литературное наследие Стратико невелико, всего несколько стихотворений, выделяющихся социальной остротой выраженных в них идей: «Плач над телом неимущего», «Солдат», «Русские крестьяне» (написано в 1873 г., но до сих пор не опубликовано), «Албанец» (на итальянском языке). В оде «Плач над телом неимущего», используя фольклорную форму надгробного плача, Стратико создал собирательный образ «неимущего» — сельского батрака, рабочего соляных промыслов, фабричного рабочего. Некоторые лирические стихотворения поэта стали народными песнями.
Совершенно иной была идейно-художественная направленность творчества Зефа (Джузеппе) Скиро (1865—1925). Кроме произведения «Албанские рапсодии», стилизованного под фольклор, Скиро создал две поэмы. В поэме «Мило и Хайде» (1891) идиллически повествовалось о любви и гибели арберешских юноши и девушки. Этот сюжет как бы повторил содержание юношеского шедевра И. Де Рады — поэмы «Песни Милосао»; однако гибель героев в поэме З. Скиро не обусловлена внутренней логикой художественного замысла, который тем самым обнаруживает свою вторичность. Поэма «На чужой земле» (1900) воскрешает патриархальный быт итало-албанских поселений. Составляющие ее песни снабжены обширными авторскими комментариями этнографического и исторического характера. Творчество З. Скиро было последним значительным явлением поэзии национального романтизма, которая расцвела в XIX в. на почве традиций народной культуры, сохраненных потомками переселившихся в Италию албанцев.
Литературы США и Канады [второй половины XIX в.]
Литература США [второй половины XIX в.]
537
На президентских выборах 1860 г. победу одержал республиканец, активный противник рабовладения Авраам Линкольн. Южная Каролина, а вслед за ней еще шесть южных штатов немедленно объявили о своем выходе из американского Союза. Конфедерация мятежных штатов была создана в феврале 1861 г., а два месяца спустя прогремели выстрелы Гражданской войны. После четырех лет упорной борьбы, в которую были вовлечены огромные массы людей, война завершилась 9 апреля 1865 г. капитуляцией армии конфедератов при Аппоматоксе.
Гражданская война по своему историческому смыслу была буржуазно-демократической революцией, чьим высшим завоеванием стала ликвидация рабства по всей территории США. Препятствия на пути развития капитализма были теперь устранены.
Начинается период необычайно интенсивного развития американского капитализма. Резкое и болезненное преобразование всего характера жизни в заокеанской республике ознаменовалось новыми социальными противоречиями. Массовый демократический подъем военных лет вскоре сменился глубоким разочарованием: действительность «позолоченного века», как охарактеризовал эту эпоху Марк Твен, развеяла иллюзии относительно великих перспектив, которые должны были открыться перед Америкой, покончившей с рабовладением.
Американский путь развития привел к тому, что на исходе XIX в. США стали вровень с крупнейшими капиталистическими государствами мира. Однако это было достигнуто за счет жестокой эксплуатации трудовых масс (и прежде всего — формально освобожденных негров), коррупции в политической и экономической сферах.
Последние десятилетия XIX в. — время исключительно быстрого роста промышленности, высоких темпов урбанизации, стремительного освоения огромных незаселенных пространств на западе страны, значительного изменения национального состава жителей США, пополнившегося миллионами иммигрантов из Восточной Европы, Скандинавии, Ирландии, Италии. Это эпоха, когда на историческую арену выступает как организованная сила американский пролетариат и завязываются первые бои рабочего класса против эксплуатации и социальной несправедливости. Происходившие в стране общественные процессы выдвинули перед литературой принципиально новые художественные задачи. Заключительные четыре десятилетия XIX в. для литературы США — особый период развития, обладающий своей внутренней логикой и завершенностью. Важнейшая черта литературного процесса в этот период — становление реализма. Оно протекает в американской литературе с особенной интенсивностью и отмечено многими специфическими чертами.
537
ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ
ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
Нараставшие противоречия между системой плантаторского рабовладения на Юге и развитыми буржуазными отношениями на Севере составляли важнейшую политическую коллизию американской жизни вплоть до Гражданской войны. Особую актуальность она приобрела в 50-е годы в связи с такими событиями, как закон о беглых рабах (1850) и казнь Джона Брауна, во главе небольшого отряда попытавшегося в 1859 г. овладеть стратегически важным для Юга фортом Харперз-Ферри, чтобы затем поднять рабов против их угнетателей.
Как и общественное сознание страны в целом, литература этого периода расколота на два лагеря — сторонников ликвидации или сохранения рабства. 50-е годы — время расцвета аболиционистской литературы, представляющей собой наиболее активное в общественном и политическом смысле течение в американском романтизме. Произведения писателей-аболиционистов всегда имели конкретную пропагандистскую задачу. Элементы публицистичности, нескрываемый проповеднический пафос неизменно отличают произведения аболиционистов. Аболиционизм и созданная им литература критиковали рабство главным образом с моральной стороны. Лишь Торо впрямую связывал позорные уступки рабовладельцам, на которые шло американское правительство, с другими проявлениями кризиса и упадка демократии
538
джефферсоновского образца, когда в статье «Рабство в Массачусетсе» (1854) говорил о том, что после закона о беглых рабах он «потерял родину».
Художественные достижения писателей-аболиционистов скромны, и тем не менее их творчество имело большое значение, подготовив тот расцвет демократической литературы, каким ознаменовались годы Гражданской войны. Мятеж, поднятый плантаторскими штатами, резко активизировал гражданское начало в творчестве крупнейших американских писателей той эпохи. В подавляющем своем большинстве они решительно выступили в поддержку Севера. С первых же дней войны в публицистике и поэзии сторонников Севера речь идет не просто о подавлении мятежа, а о немедленном освобождении негров как насущном требовании времени. Литературу Гражданской войны отличают воинствующий демократизм, боевой пафос, подчеркнутая злободневность тематики, не препятствующая романтическому характеру образности и стиля. Это особый этап в развитии американского романтизма.
Ведущая роль принадлежит в это время поэзии и сатире. Роман о Гражданской войне, если не считать нескольких скороспелых поделок, появляется уже после завершения военных действий, становясь одним из тех жанров, где всего ранее заявляет о себе формирующийся американский реализм. Отчасти такой роман подготовлен сатирической литературой военных лет.
Создателями этой литературы были фельетонисты нью-йоркских и провинциальных газет. В романтической поэзии этого времени преобладают мотивы героики, воодушевления и надежды на светлое будущее, ожидающее Америку после разгрома конфедератов. Жестокое осмеяние и романтическая патетика переплетаются в литературе эпохи Гражданской войны, и здесь проступает историческая противоречивость самого этого события. Сражаясь за ликвидацию рабства, солдаты Севера сражались и за неограниченный простор для дальнейшего развития буржуазных отношений.
К высшим завоеваниям поэзии Гражданской войны относится народная песня, вошедшая в золотой фонд американского фольклора. Поэзию и народную песню Гражданской войны сближает патриотический пафос. Поэзия американского романтизма переживает в эти годы один из высших своих взлетов. Однако романтики и в своих стихотворениях о воюющей Америке по-прежнему прибегали к архаичному поэтическому словарю и библейской образности, вкладывая обобщенный смысл в излюбленные ими понятия свободы, блага, греха, истины и т. п.
Особенно наглядно такие тенденции выявились в поэзии Джеймса Рассела Лоуэлла (1819—1891). Певец сельских пейзажей и идеализированной патриархальной гармонии, последователь Вордсворта и создатель пасторальных стихотворений, где органичная жизнь природы противопоставлена тщеславной суете цивилизации, Лоуэлл вместе с тем обращался и к политической тематике, язвительно критикуя американскую общественную и культурную жизнь. Два различных начала плохо уживались в его поэзии, и, сознавая это, он избрал своего рода литературную маску — недалекого, но честного и искреннего фермера Хоси Биглоу, который остроумно, хотя порою и наивно, комментирует такие знаменательные события американской истории, как агрессия против Мексики в 1848 г. (первая серия «Записок Биглоу», 1849) и Гражданская война (вторая серия — 1867).
В «Записках Биглоу» поэт подражает полуграмотной, пестрящей диалектными и жаргонными словечками речи своего персонажа и достоверно воспроизводит строй его мышления и провинциальное окружение Хоси Биглоу — из тех страдающих от избытка честности людей, которые так и не усвоили утилитарную мораль, «практический» взгляд на вещи. Сам герой заметно выигрывает на таком фоне. Это человек непоколебимо демократических убеждений, при всем своем простодушии подмечающий разлад между словом и делом в американской политической жизни, всевластие своекорыстных интересов.
Вторая серия «Записок Биглоу» представляет собой попытку творческого синтеза романтики и сатиры — двух ведущих идейно-художественных тенденций литературы о Гражданской войне. Герой высказывает здесь немало горьких истин о нерешительности и просчетах федерального командования, наглости примазавшихся к армии спекулянтов, расистских предрассудках многих северян. В книгу включены и стихотворения, воспевающие героизм простых людей, щедрость их сердца и благородство поступков. Объединяет эти разноплановые стихи тонко и убедительно воссозданное мироощущение рядового фермера, для которого война сама по себе величава и романтична, но будни военного времени тягостны, прозаичны. Они менее всего напоминают тот идеал всеобщего воодушевления, который прославляли, изображая войну, У. К. Брайент, О. У. Холмс и Дж. Г. Уиттьер, автор знаменитой баллады «Барбара Фритчи», где сделана попытка создать подлинно героический
539
характер, избегая романтических штампов.
В отличие от «Записок Биглоу» другие произведения Лоуэлла отмечены тяготением к архаичной художественной норме и свидетельствуют о непоследовательности поэтического сознания автора. В послевоенном творчестве Лоуэлла исчезает струя народного юмора и достоверного бытописания. За Лоуэллом закрепляется репутация классика — почитаемого, но уже не читаемого. Судьба, типичная для поэтов-романтиков Новой Англии в послевоенные десятилетия.
Семнадцать послевоенных лет в творчестве Лонгфелло, хотя он продолжал выпускать книгу за книгой и демонстрировал замечательное стиховое мастерство, особенно в сонетах из сборника «Маска Пандоры» (1875), все-таки отмечены лишь немногими действительно крупными художественными свершениями. В годы войны Лонгфелло, выступая время от времени со стихами на злобу дня, был преимущественно занят работой над книгой стихотворных новелл «Рассказы придорожной гостиницы» (1863), построенной по образцу «Декамерона» Боккаччо и «Кентерберийских рассказов» Чосера. Эти новеллы большей частью не поднимаются над уровнем виртуозной стилизации великих образцов.
Лирика последнего периода творчества Лонгфелло почти не связана с американской жизнью. В ней преобладают мотивы усталости и ожидания смерти, мысль о бренности бытия и нетленном величии истинного искусства. Центральное место эти мотивы заняли и в посмертно опубликованной стихотворной драме «Микеланджело» (1883). Лонгфелло предпринял несколько триумфальных поездок в Европу, где его называли величайшим поэтом, сравнивая лишь с Гюго; он был избран почетным членом множества иностранных обществ и академий, в том числе русской (1873), а в США певца Гайаваты почитали подлинно национальным художником. Но, по сути, уже с конца Гражданской войны Лонгфелло оказался далеко в стороне от основных путей, по которым развивалась американская литература. Лучшая пора его творчества была далеко позади.
Брайент за тринадцать лет после войны не создал ничего примечательного, отдавшись малоудачным переводам из Гомера, а Холмс тщетно пытался оживить угасающий жанр романтической баллады и выпускал новые сборники очерков и размышлений на самые разнообразные темы, представлявшие собой причудливую смесь фельетона, бытовой зарисовки и философского эссе, — все это в форме разговоров, которые ведет за обеденным столом бостонского пансиона автобиографический герой его книг. Разнообразие тематики и остроумие Холмса, принесшее ему признание современников, все-таки не могли скрыть облегченности авторской мысли, скользящей по самой поверхности явлений.
Холмс пытался в этих разговорах за столом представить Новую Англию все тем же единственным очагом культуры среди американской дикости. Однако эта эпоха ушла, и в творчестве поэтов Новой Англии зазвучали ностальгические ноты, особенно сильные в поздних стихотворениях Уиттьера. Его поэма «Занесенные снегом» (1866) и автобиографические стихи 70—80-х годов поразили читателей глубоким лиризмом и непритупившейся обостренностью переживания мелких событий детства, прошедшего в крошечных поселках и на одиноких фермах, затерянных среди лесов Массачусетса, воспоминаниями о суровой, но вольной и романтической жизни в лад с ритмами природы и законами добросердечия, которые в былые времена связывали жителей сельской Новой Англии. Уиттьер нашел новую для своей эпохи поэтическую тему, и она придала живое звучание стихам, созданным на закате его долгой жизни (1807—1892), охватившей почти все XIX столетие.
Поэтическая традиция Новой Англии, неотделимая от романтизма, после Гражданской войны вступает в полосу угасания. Зато в судьбах другой литературной школы — раннего американского реализма — те же годы сыграли совсем иную роль. Тенденции реализма ясно проступили в романе о Гражданской войне, созданном ее участниками.
Лучший из этих романов «Мисс Равенел уходит к северянам» был издан в 1867 г. Его автором был Джон Дефорест (1826—1906). Он провел на фронте с перерывами около трех лет. Впечатления этой поры дали Дефоресту материал для его главной книги.
В «Мисс Равенел» типичный для тогдашней беллетристики занимательный сюжет и достаточно шаблонные мотивы и герои. Дефорест заплатил дань художественным вкусам своей эпохи. Однако основная тема книги — духовное возмужание ее главного персонажа, капитана Колберна, прошедшего на войне истинную школу жизни, — решена автором своеобразно и в целом реалистически.
Дефорест подчеркнуто не вводит в свой рассказ прославленных исторических лиц, тщательно и без малейшего стремления к романтическим эффектам показывая боевой путь обычного офицера и его армейского окружения. Батальные сцены романа и сменяющие их эпизоды тыловой жизни свидетельствуют о