Глава десятая Рассказ Кричера

Н а следующее утро Гарри, закутанный в спальник на полу гостиной, проснулся рано. Между тяжелыми шторами виднелась узкая полоска неба. Она была холодного, чистого голубого цвета разведённых чернил, что-то между ночью и рассветом, и всё вокруг было тихо, за исключением медленного, глубокого дыхания Рона и Эрмионы. Они лежали на полу рядом, и казались Гарри тёмными тенями. Рона посетил приступ галантности, и он настоял на том, чтобы Эрмиона спала на диванных подушках, так что её силуэт возвышался над Роновым. Её согнутая рука лежала на полу, пальцы были у самых пальцев Рона. Гарри задал себе вопрос, не держались ли они за руки, засыпая. От этой мысли он почувствовал себя странно одиноко.

Он взглянул на тёмный потолок, на затянутый паутиной канделябр. Двадцати четырёх часов не прошло, как он стоял под солнцем у входа в шатёр, готовясь встречать свадебных гостей. Казалось, это было целую жизнь назад. Чего ждать теперь? Он лежал на полу и думал о Разделённых Сутях, об устрашающе сложном задании, которое ему оставил Дамблдор. Дамблдор…

Печаль, владевшая им с момента гибели Дамблдора, теперь ощущалась по другому. Обвинения, которые он услышал на свадьбе от Мюриэль, похоже, поселились в его мозгу как болезнетворные микробы, заражающие его воспоминания о боготворимом волшебнике. Мог ли Дамблдор допустить, чтобы такое случилось? Он что, был вроде Дадли, спокойно наблюдал пренебрежение и жестокое обращение, пока они не касались его самого? Мог ли он повернуться спиной к сестре, которую прятали, как в тюрьме?

Гарри думал о Годриковой Лощине, о могилах там, про которые Дамблдор никогда не упоминал; он думал о загадочных вещах, оставленных без всяких объяснений в завещании Дамблдора, и в темноте нарастало негодование. Почему Дамблдор не сказал ему? Почему не объяснил? Да вообще заботился ли Дамблдор о Гарри? Или Гарри был ничем иным, как орудием, которое шлифуют и оттачивают, но которым просто пользуются, которое не посвящают в смысл дела?

Гарри стало невыносимо лежать в компании одних только горьких мыслей. В отчаянных поисках какого-нибудь занятия, чтобы отвлечься, он вылез из спальника, взял палочку и осторожно вышел из комнаты. На лестничной площадке он прошептал «Люмос», и, светя палочкой, пошёл вверх по лестнице.

На следующей площадке была спальня, которую занимали они с Роном, когда были здесь прошлый раз; он заглянул в неё. Платяной шкаф стоял нараспашку, постельное бельё – сорвано. Гарри вспомнилась перевёрнутая нога тролля внизу. Кто-то обыскивал дом после того, как Орден ушёл. Снэйп? Или, может, Мундугнус, который вволю навытаскивал всего из дома, как до, так и после смерти Сириуса? Взгляд Гарри перешёл к портрету, в котором иногда бывал Финеас Нигеллус Блэк, прапрадед Сириуса, но там было пусто, на портрете был лишь кусок грязной портьеры. Наверно, Финеас Нигеллус проводил ночь в Хогвартсе, в кабинете директора.

Гарри продолжил путь вверх по лестнице, пока не достиг самой верхней площадки, со всего двумя дверями, та, что была прямо напротив него – с табличкой «Сириус». Гарри никогда раньше не заходил в спальню крестного. Толчком он открыл дверь, высоко подняв палочку, чтобы осветить сразу как можно больше. Комната была просторная, и когда-то, наверное, красивая. В ней были большая кровать с резным деревянным изголовьем, высокое окно, прикрытое длинными бархатными занавесками, и канделябр, плотно укутанный пылью; в гнёздах всё ещё были огарки свечей, застывший воск свисал сосульками. Сплошной слой пыли покрывал картины на стенах и изголовье кровати, между канделябром и верхом большого деревянного шкафа растянулась паутина, и когда Гарри вошёл в комнату, то услышал шорох разбегающихся потревоженных мышей.

Сириус- подросток так залепил стены плакатами и картинками, что серебристо-серого шёлка обоев было почти не видно. Гарри мог только предположить, что родители Сириуса не смогли победить Неотлипные чары, на которых всё это держалось на стене, потому что – он был уверен – они не могли одобрять оформительские вкусы своего старшего сына. Похоже, Сириус давно лез из кожи вон, чтобы досадить своим родителям. Здесь было несколько больших знамён Гриффиндора, потускневшие багрец и золото, просто чтобы подчеркнуть Сириусово отличие от остальной Слитеринской семьи. Было много изображений маггловских мотоциклов, и ещё (Гарри не мог не восхититься нахальством Сириуса) несколько плакатов с маггловскими девушками в купальниках. Гарри знал, что это были магглы, потому что они на картинках совсем не двигались, их выцветшие улыбки и тусклые глаза примёрзли к бумаге. Среди них выделялась единственная на стене волшебная фотография, изображение четверых хогвартсовских студентов, стоящих плечом к плечу, и смеющихся в камеру.

С внезапной радостью Гарри узнал своего отца, его непричёсанные чёрные волосы торчали сзади, как и у Гарри, и он тоже был в очках. Рядом с ним был Сириус, небрежно красивый; его несколько заносчивое лицо – много-много моложе и счастливее того, которое Гарри видел на живом Сириусе. Справа от Сириуса стоял Петтигрю, ниже его более чем на голову, пухлый, с водянистыми глазами, румяный от радости, что его пустили в самую крутую компанию, к Джеймсу и Сириусу – бунтарям, которыми все восхищались. Слева от Джеймса – Люпин, даже тогда выглядевший немного потрёпанным, но и у него такой же вид радостного удивления, что его любят и с ним водятся; или просто Гарри знал, как оно было, вот и увидел это всё в фотографии? Он попытался снять фотографию со стены, в конце концов она же теперь его, Сириус оставил ему всё, но она не пошевелилась. Сириус сделал всё, чтобы не позволить своим родителям изменить внешний вид своей комнаты.

Гарри стал осматривать пол вокруг. Небо снаружи светлело. В луче света стали видны обрывки бумаги, книги и всякая мелочь, разбросанные по ковру. Спальню Сириуса явно тоже обыскали, хотя её содержимое было сочтено большей частью, если не полностью, бесполезным. Некоторые книги трясли так грубо, что они расстались с переплётами, и разрозненные страницы усеивали пол.

Гарри наклонился, поднял несколько обрывков, и стал их рассматривать. В одном он опознал часть старого издания Истории Магии Батильды Багшот, другой относился к руководству по техническому обслуживанию мотоцикла. Третий был написан от руки и измят. Гарри расправил его.

Дорогой Большелапый,

Спасибо, спасибо тебе за подарок для Гарри! Теперь это его любимая штука. Всего годик, а уже рассекает на игрушечном помеле, и так доволен собой. Прилагаю фотокарточку, чтобы ты сам увидел. Хоть она, ты знаешь, поднимается всего на два фута, он уже чуть не убил кошку и расколотил ужасную вазу, которую Петуния прислала мне на Рождество (на что я не жалуюсь). Конечно, Джеймса это веселит, он говорит, что Гарри будет великим игроком в Квиддитч, но нам пришлось убрать все безделушки, и каждый раз, как он принимается за дело, удостоверяться, что он всё время будет у нас на виду.

У нас был тихий деньрожденный чай, только мы и старая Батильда, которая всегда так мила с нами, а в Гарри души не чает. Нам очень жаль, что ты не смог прийти – но дела Ордена в первую очередь, да и Гарри всё равно ещё не в том возрасте, чтобы знать, что это его день рождения! Джеймс немного расстроен из-за нашего заточения, он пытается это не показывать, но я-то вижу – и к тому же его Плащ-невидимка всё ещё у Дамблдора, так что никаких маленьких экскурсий. Если бы ты cмог заглянуть, это бы его очень обрадовало. В прошлое воскресенье приходил Хвостик. Он мне показался удручённым, но возможно это из-за новостей о Мак-Киннонах, я сама весь вечер проплакала, когда услышала.

Батильда заглядывает почти каждый день, она очаровательная старушенция, и так удивительно рассказавает о Дамблдоре. Не уверена, что он бы обрадовался, если бы знал! Я и сама не знаю, насколько этому можно верить, потому что немыслимо, чтобы Дамблдор

У Гарри руки и ноги словно онемели. Он стоял, не шевелясь, сжимая удивительный листок бумаги в бесчувственных пальцах, а внутри его словно тихое извержение посылало по венам радость и горе в равной мере. Он шатающейся походкой подошёл к кровати и сел.

Он перечитал письмо, но не смог найти в нём какого-нибудь содержания сверх того, что он нашёл в первый раз, и стал просто смотреть на сам почерк. Лили писала букву «д» так же как, и он. Он просмотрел письмо, отыскивая каждую такую букву, и каждый раз чувствовал, словно ему дружески махнули рукой сквозь мглу. Это письмо было невообразимым сокровищем, доказательством того, что Лили Поттер жила, на самом деле жила, что она однажды водила своей тёплой рукой по этому пергаменту, сплетая чернильные линии в эти буквы, в эти слова, слова о нём, Гарри, о своём сыне.

Нетерпеливо смахивая влагу из глаз, он снова перечитал письмо, в этот раз сосредоточившись на смысле. Это было словно слушать полузабытый голос.

У них была кошка… Возможно, она погибла в Годриковой Лощине, как и его родители… Или, может, убежала, когда не осталось никого её кормить… Сириус купил ему его первую метлу… Его родители знали Батильду Багшот; не Дамблдор ли познакомил их? Плащ-невидимка всё ещё у Дамблдора… В этом было что-то занятное, странное…

Гарри задумался, взвешивая слова своей матери. Почему Дамблдор забрал у Джеймса Плащ-невидимку? Гарри чётко помнил, как директор давным-давно говорил ему: «Мне не нужен плащ, чтобы стать невидимым». Возможно, какому-нибудь менее одарённому члену Ордена нужна была помощь, а Дамблдор выступал в роли посредника? Гарри продолжил…

Приходил Хвостик… Петтигрю, предатель, выглядел «удручённым», вот как? Осознавал ли он, что видит Джеймса и Лили живыми в последний раз?

И наконец снова Батильда, рассказывающая невероятные истории о Дамблдоре. Немыслимо, чтобы Дамблдор…

Чтобы Дамблдор что? Впрочем, существует множество вещей, которые немыслимы, когда речь идёт о Дамблдоре; например, что он однажды получил низший балл на экзамене по Преобразованию, или, как Аберфорт, занялся зачаровыванием коз…

Гарри поднялся на ноги и начал исследовать пол: возможно, где-то здесь была остальная часть письма. Он хватал листы, в своём рвении обращаясь с ними с не большим уважением, чем тот, кто искал до него; он выдвигал ящики, тряс книги, вставал на стул, чтобы провести рукой по верху шкафа, и заползал под кровать и кресло.

Наконец, прижавшись щекой к полу, он заметил под комодом что-то, выглядевшее как обрывок бумаги. Когда он вытащил его, клочок оказалась большей частью фотоснимка, который Лили описывала в письме. Черноволосый ребёнок на маленькой метле, закатываясь смехом, влетал и вылетал из фотографии, а пара ног, которая должно быть принадлежала Джеймсу, бегала за ним. Гарри положил фотографию в карман, к письму Лили, и продолжил поиски второго листка письма.

Однако, ещё через четверть часа, он был вынужден признать, что остальная часть письма его мамы пропала. Потерялась ли она просто так за те шестнадцать лет, как письмо было написано, или его забрал тот, кто рылся в комнате? Гарри снова перечитал первый лист, в этот раз пытаясь найти намёки на то, что на втором листе могло быть важного. Его игрушечная метла вряд ли представляла интерес для Пожирателей Смерти… Единственное, что, на его взгляд, могло быть полезным, это возможная информация о Дамблдоре. Немыслимо, чтобы Дамблдор – что?

– Гарри? Гарри? Гарри!

– Я здесь, – крикнул он. – Что случилось?

За дверью послышался грохот шагов, и в комнату влетела Эрмиона.

– Мы проснулись, и не знали где ты! – сказала она задыхаясь, потом обернулась и крикнула через плечо: – Рон! Я нашла его!

Раздражённый голос Рона донёсся эхом откуда-то снизу: – Славно! Скажи ему от меня, что он придурок!

– Гарри, пожалуйста, не исчезай просто так. Мы были в ужасе! И кстати, ты почему сюда поднялся? – Она оглядела разгромленную комнату: – Ты что тут делал?

– Смотри, что я только что нашёл.

Он протянул ей мамино письмо. Пока Эрмиона его читала, Гарри смотрел на неё. Когда она дочитала до конца страницы, она посмотрела на него:

– Ох, Гарри…

– И ещё вот это.

Он передал ей порванную фотографию, и Эрмиона улыбнулась при виде ребёнка, шныряющего туда-сюда на игрушечной метле.

– Я искал оставшуюся часть письма, – сказал Гарри, – но её здесь нет.

Эрмиона посмотрела вокруг. – Это ты тут такой кавардак устроил, или он уже тут частично был к твоему приходу?

– Кто-то уже искал до меня, – сказал Гарри.

– Я так и думала. В каждой комнате, в которую я заглянула по пути наверх – беспорядок. Как ты думаешь, что тут искали?

– Если это был Снэйп – сведения по Ордену.

– Но подумай – у него уже было всё, что ему нужно. В смысле, он же был в Ордене, не так ли?

– Ну, тогда, – Гарри страстно желал обсудить свою теорию, – может, сведения о Дамблдоре? Например, вторую страницу письма. Вот эта Батильда, которую упоминает моя мама, знаешь – кто она?

– Кто?

– Батильда Багшот, автор…

– Истории Магии, – сказала Эрмиона; было видно, что она заинтересовалась. – Так твои родители её знали? Она была потрясающим магическим историком.

– И она ещё жива, – сказал Гарри, – и проживает в Годриковой Лощине. Ронова тётя Мюриэль говорила о ней на свадьбе. Она также знала и семью Дамблдора. Было бы очень интересно с ней поговорить, разве не так?

На вкус Гарри, в улыбке, с которой Эрмиона на него взглянула, было слишком много понимания. Он забрал письмо и фотографию и спрятал их в мешочек на шее, чтобы не взглянуть на неё и этим не выдать себя.

– Я понимаю, почему тебе так хочется поговорить с ней о твоих маме и папе, и ещё о Дамблдоре, – сказала Эрмиона, – но это же не очень поможет нам в поисках Разделённых Сутей, не так ли?

Гарри не ответил, и она поспешно продолжила: – Гарри, я знаю, что ты правда хочешь попасть в Годрикову Лощину, но я напугана. Я напугана тем, как запросто те Пожиратели Смерти обнаружили нас вчера. Из-за этого я просто ещё сильнее чувствую, что нам необходимо избегать места, где похоронены твои родители; я уверена, что они ожидают – ты туда явишься.

– Дело не только в этом, – сказал Гарри, по-прежнему избегая смотреть на неё, – Мюриэль на свадьбе рассказала кое-что о Дамблдоре. Я хочу знать правду…

Он рассказал Эрмионе всё, что Мюриэль рассказала ему. Когда он закончил, Эрмиона сказала: – Конечно, я понимаю, почему это расстроило тебя, Гарри.

– Я не расстроился, – солгал Гарри, – я просто хочу знать, правда это или нет, или…

– Гарри, ты правда думаешь, что можешь добиться правды от злобной старухи вроде Мюриэль, или от Риты Москиты? Как ты можешь верить им? Ты же знал Дамблдора!

– Я думал, что знал, – пробормотал он.

– Но ты же знаешь, сколько правды было во всём том, что Рита написала про тебя? Додж прав, как ты можешь позволить этим людям омрачать твою память о Дамблдоре?

Он отвернулся, пытаясь не выдать своё негодование. Опять это: выбирай, чему верить. Он хотел правды. Почему все вокруг уверены, что она ему не нужна?

После небольшой паузы Эрмиона предложила: – Может, пойдём на кухню? Найдём что-нибудь на завтрак?

Он согласился, хотя без желания, вышел за Эрмионой на площадку, и прошёл мимо второй выходившей на площадку двери. На этой двери были глубокие царапины в краске под небольшой табличкой – в темноте он её не заметил. Гарри задержался на верху лестницы, чтобы прочитать её. Это была маленькая высокопарная табличка, аккуратно выписанная от руки; такую мог бы повесить на двери своей спальни Перси Висли:

Не Входить

Без Подтверждённого Разрешения

Регулюса Арктуруса Блэка

Возбуждение струйками растеклось по Гарри, но он не сразу осознал, почему. Он снова прочёл надпись на табличке. Эрмиона была уже пролётом ниже.

– Эрмиона, – сказал он, удивлённый тому, как спокоен его голос, – вернись-ка сюда.

– В чём дело?

– Р.А.Б. Я думаю, я нашёл его.

Послышалось: «Ах!», и Эрмиона взбежала обратно на верх лестницы.

– В письме твоей мамы? Но я не видела…

Гарри помотал головой, указывая на табличку Регулюса. Эрмиона прочитала, и вцепилась Гарри в плечо так сильно, что Гарри поморщился.

– Брат Сириуса? – прошептала она.

– Он был Пожирателем Смерти, – сказал Гарри, – мне про него Сириус рассказал, он пошёл к ним, когда был очень молод, а потом струхнул и попытался уйти – вот они и убили его.

– Подходит! – выдохнула Эрмиона. – Раз он был Пожирателем Смерти, у него был доступ к Волдеморту, а если он разочаровался, он мог захотеть Волдеморта низвергнуть!

Она отпустила Гарри, перегнулась через перила, и пронзительно закричала: – Рон! РОН! Поднимайся сюда, быстро!

Запыхавшийся Рон появился через минуту, с палочкой наготове. – Чего тут у вас? Если опять вот такие пауки, я лучше сперва позавтракаю…

Он неодобрительно прищурился на табличку на двери Регулюса, на которую молчаливо указывала Эрмиона.

– И что? Это был Сириусов брат, да? Регулюс Арктурус… Регулюс… Р.А.Б.! Медальон – вы считаете…?

– Давайте посмотрим, – сказал Гарри. Он толкнул дверь, она была заперта. Эрмиона направила палочку на ручку, сказала: – Алохамора, – раздался щелчок, и дверь открылась.

Они вместе перешагнули порог, озираясь. Спальня Регулюса была чуть меньше спальни Сириуса, хотя имела тот же дух былого величия. Но если Сириус стремился подчеркнуть своё отличие от семьи, Регулюс старался заявить обратное. Изумрудный и серебряный – цвета Слитерина – были везде, покрывая кровать, стены и окна. Над кроватью был старательно нарисован родовой герб Блэков вместе с девизом: «Чисты навеки». Под ним была коллекция жёлтых вырезок из газет, собранных вместе в неровный коллаж. Эрмиона прошла через комнату, чтобы посмотреть на них.

– Они все о Волдеморте, – сказала она, – Регулюс, похоже, был его почитателем за несколько лет до вступления в Пожиратели Смерти…

Небольшой клуб пыли поднялся с покрывала, когда она присела, чтобы прочесть вырезки. В это время Гарри заметил другую фотографию: Хогвартсовская Квиддичная команда улыбалась и махала из рамки. Он подошел поближе, и увидел змей, нарисованных у них на груди: Слитеринцы. Регулюс опознавался мгновенно – парень, сидящий в середине первого ряда: у него были такие же тёмные волосы и немного высокомерный вид, как у его брата, хотя он и был меньше, тоньше, и далеко не такой красавец, каким был Сириус.

– Он играл Ловцом, – сказал Гарри

– Что? – рассеянно спросила Эрмиона. Она всё ещё была погружена в вырезки из газет с Волдемортом.

– Он сидит в середине первого ряда, как Ловец… Впрочем, неважно, – сказал Гарри, сообразив, что никто его не слушает. Рон на четвереньках заглядывал под шкаф. Гарри посмотрел вокруг, прикидывая, где могут быть тайники, и подошёл к письменному столу. И снова здесь кто-то искал до него. Не так давно содержимое ящиков вывернули, в пыли были следы, но не было ничего стоящего: старые перья, устаревшие учебники, нёсшие на себе следы жестокого обращения, недавно разбитый пузырёк чернил – его липкое содержимое покрывало содержимое ящика.

– Есть путь проще, – сказала Эрмиона, пока Гарри вытирал чернильные пальцы о джинсы. Она подняла палочку и сказала: – Ассио медальон!

Ничего не произошло. Рон, обыскивающий складки выцветших портьер, выглядел разочарованным.

– И что – всё? Его здесь нет?

– Ну, он всё ещё может быть здесь, но под контрчарами, – сказала Эрмиона. – Знаешь, такие чары, которые защищают его от магического призывания.

– Вроде тех, что Волдеморт наложил на каменную чашу в пещере, – сказал Гарри, вспоминая, как он не смог призвать поддельный медальон.

– Ну и как тогда, спрашивается, нам его искать? – спросил Рон.

– Ручками, – сказала Эрмиона.

– Классная мысль, – сказал Рон, закатив глаза, и продолжил исследование портьеры.

Они прочесывали каждый дюйм комнаты больше часа, но в конечном итоге были вынуждены признать, что медальона здесь нет.

К этому времени солнце уже взошло, и его свет ослеплял даже сквозь замызганные окна лестничной площадки.

– Ну, он может быть где-нибудь ещё в доме, – оживлённо сказала Эрмиона, когда они брели вниз по лестнице. В то время как Гарри и Рон впадали всё в большее уныние, она, казалось, становилась всё более решительной.

– Смог ли он уничтожить его или нет, он бы хотел спрятать его от Волдеморта, не так ли? Помните все те ужасные вещи, от которых нам пришлось избавляться, когда мы были тут прошлый раз? Часы, кидающиеся стрелками, и та старая мантия, которая пыталась задушить Рона. Регулюс мог их расставить, чтобы защитить тайник с медальоном, даже если мы тогда этого… этого…

Гарри и Рон уставились на неё. Она застыла с одной ногой в воздухе, с остолбенелым видом человека, которому только что Прочистили память, даже глаза её смотрели невесть куда.

–…не знали, – закончила она шепотом.

– Что-то не так? – спросил Рон.

– Там был медальон.

– Что? – хором сказали Рон и Гарри.

– В секретере в гостиной. Его было не открыть. И мы… мы…

У Гарри было такое чувство, словно сквозь его грудную клетку провалился кирпич и рухнул в желудок. Он вспомнил. Он даже держал эту штуку в руках, они передавали его друг другу, и каждый по очереди пытался его открыть. Его сунули в мешок для мусора, вместе с бородавочным порошком в табакерке, и с музыкальной шкатулкой, которая на всех наводила сон…

– Кричер спёр у нас кучу барахла, – сказал Гарри. Это был единственный шанс, единственная слабая надежда, остававшаяся им, и он собирался держаться за неё до последнего. – У него в буфете на кухне были его целые залежи. Пшли.

Он побежал вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, его друзья грохотали прямо за ним. Они производили столько шума, что, пробегая через прихожую, разбудили портрет матери Сириуса.

– Грязь! Грязнокровки! Отбросы! – неслось им вдогонку её верещание, пока они не влетели в полуподвальную кухню и не захлопнули за собой дверь. Гарри промчался через комнату, скользя притормозил у Кричерова буфета и рывком распахнул его дверцу. Там было гнездо из старых грязных одеял, в котором когда-то спал домовой эльф, но оно уже не сверкало от безделушек, стащенных Кричером. Всё, что осталось, это старая книга Истоки благородства: колдовская генеалогия. Не желая верить своим глазам, Гарри поднял одеяла и потряс их. Из них вывалилась дохлая мышь и уныло покатилась по полу. Рон застонал и упал на кухонный стул, Эрмиона закрыла глаза.

– Ещё не всё потеряно, – сказал Гарри и, повысив голос, позвал, – Кричер!

Громко треснуло, и домовой эльф, столь неохотно унаследованный Гарри от Сириуса, появился из ниоткуда перед холодным и пустым очагом: маленький, в половину человеческого роста, бледная кожа свисает складками, уши, похожие на уши летучей мыши, поросли белыми волосами. Он всё ещё носил ту грязную тряпку, в которой они в первый раз его встретили, и презрительный взгляд, который он бросил на Гарри, показал, что его отношение к смене хозяев изменилось не более, чем его одежда.

– Господин, – проквакал, словно лягушка-бык, Кричер и низко поклонился, бормоча в колени: – опять в старом доме моей Госпожи, и с ним Висли, изменник крови, и грязнокровка…

– Я запрещаю тебе называть кого бы то ни было предателем крови или грязнокровкой, – прорычал Гарри. Для него Кричер с его носом-пятачком и налитыми кровью глазами всё равно оставался бы особенно нелюбимым, даже если бы он не предавал Сириуса Волдеморту.

– Я задам тебе вопрос, – сказал Гарри; он смотрел сверху вниз на эльфа, и его сердце быстро билось, – и я приказываю тебе ответить на него правдиво. Понял?

– Да, Господин, – сказал Кричер, снова низко кланяясь. Гарри видел, что его губы беззвучно шевелятся, без сомнения проговаривая про себя оскорбления, которые ему было запрещено говорить вслух.

– Два года назад, – сказал Гарри, его сердце молотило в рёбра, – в гостиной наверху был большой золотой медальон. Мы его выкинули. Ты его вытаскивал обратно?

На мгновение повисла тишина, во время которой Кричер выпрямился, взглянул прямо Гарри в лицо, а затем сказал:

– Да.

– Где он сейчас? – с ликованием спросил Гарри; Рон и Эрмиона радостно переглянулись.

Кричер закрыл глаза, словно ему было невыносимо видеть, как они воспримут то, что он скажет.

– Пропал.

– Пропал? – повторил Гарри, восторг вытекал из него, – Как это – пропал?

Эльф задрожал, зашатался.

– Кричер, – яростно сказал Гарри, – я приказываю тебе…

– Мундунгус Флетчер, – проквакал эльф, по-прежнему не открывая глаз. – Мундунгус Флетчер украл всё это, фотографии мисс Беллы и мисс Цисси, перчатки моей Госпожи, Орден Мерлина первой степени, бокалы с фамильным гербом, и… и…

Кричер глотал воздух, его ввалившаяся грудь быстро поднималась и опадала; потом он открыл глаза и издал леденящий кровь вопль.

–…и медальон, медальон юного господина Регулюса. Кричер сделал всё неправильно, Кричер не выполнил приказ!

Гарри среагировал инстинктивно: как только Кричер рванулся к стоящей в камине кочерге, он бросился на эльфа, прижимая его к полу. Крик Эрмионы смешался с воплем Кричера, но громче их обоих заорал Гарри:

– Кричер, я приказываю тебе не двигаться!

Он почувствовал, что эльф застыл, и отпустил его. Кричер лежал на холодном каменном полу, слёзы текли из его опухших глаз.

– Гарри, разреши ему подняться! – прошептала Эрмиона.

– Чтобы он смог избить себя кочергой? – фыркнул Гарри, вставая на колени рядом с эльфом. – Не думаю, что стоит это делать. Ладно, Кричер, я хочу правды: откуда ты знаешь, что медальон унёс Мундугнус Флетчер?

– Кричер видел его! – задыхался эльф, а слёзы текли по его пятачку прямо в рот, полный сероватых зубов. – Кричер видел, как он вылезал из буфета, где живёт Кричер, с руками, полными сокровищ Кричера. Кричер сказал подлому вору остановиться, но Мундугнус Флетчер рассмеялся и у-убежал…

– Ты назвал его «медальоном юного господина Регулюса», – сказал Гарри. – Почему? Откуда медальон появился? Как с этим связан Регулюс? Кричер, сядь и расскажи мне всё, что ты знаешь о медальоне, и всё о том, как с ним связан Регулюс!

Эльф сел, свернулся комочком, сунул мокрое лицо между колен и начал качаться вперёд-назад. Когда он заговорил, его голос был приглушён, но вполне отчетлив в тихой, гулкой кухне.

– Молодой господин Сириус убежал, и хорошо, что мы от него избавились, потому что он был плохим мальчиком, и разбил сердце моей Госпожи своим неправедным поведением. Но юный господин Регулюс вёл себя хорошо, он знал, что пристало роду Блэков и достоинству чистой крови. Годами он говорил о Тёмном Лорде, что собирался вывести волшебников из подполья, чтобы они правили Магглами и Магглорождёнными… и когда ему исполнилось шестнадцать, юный господин Регулюс пришёл к Тёмному Лорду. Такой гордый, такой гордый, так рад служить…

И однажды, спустя год после того, юный господин Регулюс спустился в кухню, увидеть Кричера. Юный господин Регулюс всегда любил Кричера. И юный господин Регулюс сказал… он сказал…

Старый эльф закачался ещё быстрее, чем до этого.

–… он сказал, что Тёмному Лорду нужен эльф.

– Волдеморту был нужен эльф? – повторил Гарри, оглядываясь на Рона и Эрмиону, которые смотрели так же озадаченно, как и он сам.

– О да, – простонал Кричер, – И юный господин Регулюс предложил Кричера. Это была честь, сказал юный господин Регулюс, честь для него и для Кричера, который обязан исполнить всё, что прикажет ему Тёмный Лорд… а затем в-вернуться домой.

Кричер закачался ещё быстрее, его дыхание переходило во всхлипы.

– И Кричер пошёл к Тёмному Лорду. Тёмный Лорд не сказал Кричеру, что они будут делать, но взял Кричера с собой в пещеру около моря. А за этой пещерой было подземелье, и в подземелье было огромное чёрное озеро…

Волосы на затылке у Гарри встали дыбом, квакающий голос Кричера, казалось, доносился до него через тёмную воду. Он видел, что произошло, так ясно, как будто сам там был.

–…там была лодка…

Конечно, там была лодка; Гарри знал эту лодку, призрачно-зелёную и маленькую, заколдованную так, чтобы нести только одного волшебника и одну жертву к островку в середине. Значит, вот как Волдеморт проверял защиту, окружающую его Разделённую Суть – прихватив существо, от которого можно избавиться, домового эльфа…

– Там, на острове, б-была чаша, полная зелья. Т-тёмный Лорд заставил Кричера выпить его…

Эльф задрожал с ног до головы.

– Кричер пил, и пока он пил, он видел ужасные вещи… Внутри у Кричера горело… Кричер кричал, чтобы юный господин Регулюс спас его, он звал свою Госпожу Блэк, но Тёмный Лорд только смеялся… Он заставил Кричера выпить всё зелье… Он бросил медальон в пустую чашу… Он снова наполнил её зельем.

– А потом Тёмный Лорд уплыл, оставив Кричера на острове…

Гарри мог представить, как это было. Он видел, белое, змееподобное лицо Волдеморта, исчезающее во тьме, красные глаза, без жалости смотрящие на страдающего эльфа, чья смерть настанет через несколько минут, когда он поддастся отчаянной жажде, которую дарит жертвам горящий яд… Но тут воображение Гарри забуксовало, потому что он не мог представить, как Кричеру удалось вернуться.

– Кричеру нужна была вода, он подполз к краю острова, и он пил из чёрного озера… и руки, мёртвые руки вышли из воды, и потащили Кричера в глубину…

– Как тебе удалось выбраться? – спросил Гарри, и не удивился тому, что спросил шёпотом.

Кричер поднял уродливую башку, посмотрел на Гарри огромными, налитыми кровью глазами и сказал:

– Юный господин Регулюс велел Кричеру вернуться.

– Я знаю – но как ты ушёл от Инфери?

Кричер, похоже, не понял.

– Юный господин Регулюс велел Кричеру вернуться, – повторил он.

– Я знаю, но…

– Ну, Гарри, это же очевидно, разве нет? – сказал Рон. – Он оттуда телепортировал!

– Но… телепортировать в эту пещеру или из неё нельзя, – сказал Гарри, – иначе Дамблдор…

– Магия эльфов на волшебниковую не похожа, разве не так? – сказал Рон. – То есть, что они же могут телепортировать в Хогвартс и из него, а мы – нет.

В молчании Гарри переваривал услышанное. Как мог Волдеморт допустить такую ошибку? Но пока он это обдумывал, заговорила Эрмиона, и в её голосе был лёд.

– Волдеморт, конечно же, считает жизнь домовых эльфов абсолютно не стоящей его внимания… Ему бы никогда не пришло в голову, что у них может быть магия, которой нет у него.

– Высочайший закон домового эльфа – приказ его Господина, – произнёс Кричер нараспев. – Кричеру было велено вернуться домой, и Кричер вернулся домой…

– Ну, значит, ты и сделал, что тебе было велено, так ведь? – ласково сказала Эрмиона. – Ты ни в чём не нарушил приказ!

Кричер помотал головой, продолжая быстро раскачиваться.

– Так что было, когда ты вернулся? – спросил Гарри. – Что сказал Регулюс, когда ты рассказал ему, что происходило?

– Юный господин Регулюс был очень обеспокоен, очень обеспокоен, – прокаркал Кричер, – Юный господин Регулюс велел Кричеру прятаться и не выходить из дома. А потом… совсем немного времени прошло… юный господин Регулюс однажды ночью нашёл Кричера в его буфете, и юный господин Регулюс был странный, не такой как всегда, Кричер сказал бы, что в его разуме была тревога… и он попросил Кричера отвести его в пещеру, в ту пещеру, куда Кричер ходил с Тёмным Лордом…

Итак, они отправились в путь. Гарри мог представить их себе наяву, испуганного старого эльфа и тонкого, темноволосого Ловца, так напоминающего Сириуса… Кричер знал, как открыть потаённый вход в подземелье, знал, как поднять маленькую лодку: в этот раз его любимый Регулюс плыл с ним на остров к чаше яда…

– И он заставил тебя выпить яд? – с отвращением спросил Гарри.

Но Кричер помотал головой и всхлипнул. Руки Эрмионы метнулись ко рту: она, похоже, что-то поняла.

– Ю-юный г-господин Регулюс достал из кармана медальон, похожий на тот, что был у Тёмного Лорда, – сказал Кричер; слёзы стекали с обеих сторон его носа-пятачка. – И он велел Кричеру взять его, и когда чаша опустеет, поменять медальоны…

Кричер рыдал так, что порой задыхался; Гарри приходилось напрягать внимание, чтобы понимать его.

– И он приказал… Кричеру возвращаться… без него. И он сказал Кричеру…идти домой… и никогда не рассказывать Госпоже… что он сделал… но уничтожить… первый медальон. И он выпил… весь яд… и Кричер поменял медальоны… и смотрел… как юного господина Регулюса… утащили под воду… и…

– О, Кричер! – запричитала плачущая Эрмиона. Она упала на колени около эльфа и попыталась обнять его. Он тут же вскочил на ноги, испуганно отодвигаясь от неё, с явным отвращением.

– Грязнокровка дотронулась до Кричера, он не позволит этого, что бы сказала его Госпожа?

– Я тебе говорил не называть её грязнокровкой! – прорычал Гарри, но эльф уже наказывал себя. Он упал на пол и принялся биться о него лбом.

– Останови его! Останови его! – закричала Эрмиона, – Ох, теперь видишь, насколько это неправильно – то, как они вынуждены подчиняться?

– Кричер – остановись, остановись! – закричал Гарри.

Эльф лежал на полу, дрожа и задыхаясь, зелёные сопли блестели вокруг его пятачка, на его бледном лбу уже расцветал синяк, там, где он сам себя бил, его выпуклые налитые кровью глаза тонули в слезах. Гарри никогда ещё не видел никого, такого же несчастного.

– Значит, ты принёс медальон домой, – сказал он безжалостно, так как твёрдо решил узнать всё до конца. – И ты пытался его разрушить?

– Что бы ни делал Кричер, на нём ни следа не осталось, – простонал эльф. – Кричер пробовал всё, всё что знал, но ничего, ничего не сработало… Так много могучих заклинаний на его крышке, Кричер был уверен – чтобы уничтожить его, надо проникнуть внутрь, но он не открывался… Кричер наказывал себя, снова пытался, наказывал, снова пытался. Кричер не выполнил приказ, Кричер не смог уничтожить медальон! А его Госпожа сошла с ума от горя, потому что юный господин Регулюс исчез, а Кричер не мог рассказать ей что случилось, нет, потому что юный господин Регулюс запрети-и-ил ему рассказывать кому бы то ни было из семьи-и-и, что случилось в п-пещере…

Кричер так разрыдался, что ни слова было уже не понять. У глядящей на Кричера Эрмионы слёзы текли по щекам, но снова дотронуться до него она не решалась. Даже Рон, совсем не любитель Кричера, выглядел расстроенным. Гарри сел на пол и потряс головой, пытаясь привести мысли в порядок.

– Я не понимаю тебя, Кричер, – сказал он наконец, – Волдеморт пытался убить тебя, Регулюс умер, пытаясь победить Волдеморта, но ты был всё-таки рад предать Сириуса Волдеморту? Ты с радостью пошёл к Нарциссе и Беллатрисе, чтобы они сообщили, что надо, Волдеморту…

– Гарри, Кричер думает не так, – сказала Эрмиона, вытирая глаза запястьем. – Он раб; домовые эльфы привычны к плохому, даже жестокому, обращению; то, что Волдеморт сделал с Кричером, не так уж из ряда вон вышло. И что значат войны волшебников для эльфов, таких, как Кричер? Он предан людям, которые добры к нему, и такой, должно быть, была миссис Блэк, и конечно же таким был Регулюс, вон он и служил им со всей душой, и зазубрил их взгляды. Я знаю, что ты хочешь сказать, – продолжила она, когда Гарри попытался возразить, – что Регулюс передумал… Но ведь он, похоже, не объяснил это Кричеру, так? И я думаю, что знаю почему. Кричеру и родным Регулюса было самое безопасное – гнуть всю ту же линию чистокровности. Регулюс пытался защитить их всех.

– Сириус…

– Сириус бы ужасен с Кричером, Гарри, и нечего так смотреть, сам знаешь, что это правда. Когда Сириус вернулся сюда жить, Кричер был уже так долго совсем один, и, возможно, жаждал хоть малой толики любви. Я уверена, что «мисс Цисси» и «мисс Белла» были вполне милы с Кричером, когда тот появлялся, вот он и оказал им любезность, рассказал всё, что те хотели знать. Я всегда говорила, что волшебники ещё поплатятся за то, как они относятся к домовым эльфам. Вот, Волдеморт поплатился… И Сириус тоже.