Разговор книгопродавца с поэтом

Книгопродавец.

Стишки для вас одна забава,

Немножко стоит вам присесть,

Уж разгласить успела слава

Везде приятнейшую весть:

Поэма, говорят, готова,

Плод новый умственных затей.

Итак, решите: жду я слова:

Назначьте сами цену ей.

Стишки любимца муз и граций

Мы вмиг рублями заменим

И в пук наличных ассигнаций

Листочки ваши обратим…

О чем вздохнули так глубоко?

Не льзя ль узнать?

Поэт.

Я был далеко:

Я время то воспоминал,

Когда, надеждами богатый,

Поэт беспечный, я писал

Из вдохновенья, не из платы.

Я видел вновь приюты скал

И темный кров уединенья,

Где я на пир воображенья,

Бывало, музу призывал.

Там слаще голос мой звучал:

Там доле яркие виденья,

С неизъяснимою красой,

Вились, летали надо мной

В часы ночного вдохновенья!..

Всё волновало нежный ум:

Цветущий луг, луны блистанье,

В часовне ветхой бури шум,

Старушки чудное преданье.

Какой-то демон обладал

Моими играми, досугом;

За мной повсюду он летал,

Мне звуки дивные шептал,

И тяжким, пламенным недугом

Была полна моя глава;

В ней грезы чудные рождались;

В размеры стройные стекались

Мои послушные слова

И звонкой рифмой замыкались.

В гармонии соперник мой

Был шум лесов, иль вихорь буйный,

Иль иволги напев живой,

Иль ночью моря гул глухой,

Иль шопот речки тихоструйной.

Тогда, в безмолвии трудов,

Делиться не был я готов

С толпою пламенным восторгом,

И музы сладостных даров

Не унижал постыдным торгом;

Я был хранитель их скупой:

Так точно, в гордости немой,

От взоров черни лицемерной

Дары любовницы младой

Хранит любовник суеверный.

Книгопродавец.

Но слава заменила вам

Мечтанья тайного отрады:

Вы разошлися по рукам.

Меж тем как пыльные громады

Лежалой прозы и стихов

Напрасно ждут себе чтецов

И ветреной ее награды.

Поэт.

Блажен, кто про себя таил

Души высокие созданья

И от людей, как от могил,

Не ждал за чувство воздаянья!

Блажен, кто молча был поэт

И, терном славы не увитый,

Презренной чернию забытый,

Без имени покинул свет!

Обманчивей и снов надежды,

Что слава? шопот ли чтеца?

Гоненье ль низкого невежды?

Иль восхищение глупца?

Книгопродавец.

Лорд Байрон был того же мненья;

Жуковский то же говорил;

Но свет узнал и раскупил

Их сладкозвучные творенья.

И впрям, завиден ваш удел:

Поэт казнит, поэт венчает;

Злодеев громом вечных стрел

В потомстве дальном поражает;

Героев утешает он;

С Коринной на киферской трон

Свою любовницу возносит.

Хвала для вас докучный звон;

Но сердце женщин славы просит:

Для них пишите; их ушам

Приятна лесть Анакреона:

В младые лета розы нам

Дороже лавров Геликона.

Поэт.

Самолюбивые мечты,

Утехи юности безумной!

И я, средь бури жизни шумной

Искал вниманья красоты.

Глаза прелестные читали

Меня с улыбкою любви:

Уста волшебные шептали

Мне звуки сладкие мои…

Но полно! в жертву им свободы

Мечтатель уж не принесет;

Пускай их юноша поет.

Любезный баловень природы.

Что мне до них? Теперь в глуши

Безмолвно жизнь моя несется;

Стон лиры верной не коснется

Их легкой, ветреной души:

Не чисто в них воображенье:

Не понимает нас оно,

И, признак бога, вдохновенье

Для них и чуждо и смешно.

Когда на память мне невольно

Придет внушенный ими стих,

Я так и вспыхну, сердцу больно:

Мне стыдно идолов моих.

К чему, несчастный, я стремился?

Пред кем унизил гордый ум?

Кого восторгом чистых дум

Боготворить не устыдился?…

Книгопродавец.

Люблю ваш гнев. Таков поэт!

Причины ваших огорчений

Мне знать не льзя: но исключений

Для милых дам ужели нет?

Ужели ни одна не стоит

Ни вдохновенья, ни страстей,

И ваших песен не присвоит

Всесильной красоте своей?

Молчите вы?

Поэт.

Зачем поэту

Тревожить сердца тяжкой сон?

Бесплодно память мучит он.

И что ж? какое дело свету?

Я всем чужой!.. душа моя

Хранит ли образ незабвенный?

Любви блаженство знал ли я?

Тоскою ль долгой изнуренный,

Таил я слезы в тишине?

Где та была, которой очи,

Как небо, улыбались мне?

Вся жизнь, одна ли, две ли ночи?.

……………………………

И что ж? Докучный стон любви,

Слова покажутся мои

Безумца диким лепетаньем.

Там сердце их поймет одно,

И то с печальным содроганьем:

Судьбою так уж решено.

Ах, мысль о той души завялой

Могла бы юность оживить

И сны поэзии бывалой

Толпою снова возмутить!..

Она одна бы разумела

Стихи неясные мои;

Одна бы в сердце пламенела

Лампадой чистою любви!

Увы, напрасные желанья!

Она отвергла заклинанья,

Мольбы, тоску души моей:

Земных восторгов излиянья,

Как божеству, не нужно ей!..

Книгопродавец.

Итак, любовью утомленный,

Наскуча лепетом молвы,

Заране отказались вы

От вашей лиры вдохновенной.

Теперь, оставя шумный свет,

И Муз, и ветреную моду,

Что ж изберете вы?

Поэт.

Свободу.

Книгопродавец.

Прекрасно. Вот же вам совет;

Внемлите истинне полезной:

Наш век – торгаш; в сей век железный

Без денег и свободы нет.

Что Слава? – Яркая заплата

На ветхом рубище певца.

Нам нужно злата, злата, злата:

Копите злато до конца!

Предвижу ваше возраженье;

Но вас я знаю, господа:

Вам ваше дорого творенье,

Пока на пламени Труда

Кипит, бурлит воображенье;

Оно застынет, и тогда

Постыло вам и сочиненье.

Позвольте просто вам сказать:

Не продается вдохновенье,

Но можно рукопись продать.

Что ж медлить? уж ко мне заходят

Нетерпеливые чтецы;

Вкруг лавки журналисты бродят,

За ними тощие певцы:

Кто просит пищи для сатиры,

Кто для души, кто для пера;

И признаюсь – от вашей лиры

Предвижу много я добра.

Поэт.

Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись.

Условимся.

К морю

Прощай, свободная стихия!

В последний раз передо мной

Ты катишь волны голубые

И блещешь гордою красой.

Как друга ропот заунывный.

Как зов его в прощальный час,

Твой грустный шум, твой шум призывный

Услышал я в последний раз.

Моей души предел желанный!

Как часто по брегам твоим

Бродил я тихий и туманный

Заветным умыслом томим!

Как я любил твои отзывы,

Глухие звуки, бездны глас

И тишину в вечерний час,

И своенравные порывы!

Смиренный парус рыбарей,

Твоею прихотью хранимый,

Скользит отважно средь зыбей:

Но ты взыграл, неодолимый,

И стая тонет кораблей.

Не удалось навек оставить

Мне скучный, неподвижный брег,

Тебя восторгами поздравить

И по хребтам твоим направить

Мой поэтической побег!

Ты ждал, ты звал… я был окован:

Вотще рвалась душа моя:

Могучей страстью очарован,

У берегов остался я…

О чем жалеть? Куда бы ныне

Я путь беспечный устремил?

Один предмет в твоей пустыне

Мою бы душу поразил.

Одна скала, гробница славы…

Там погружались в хладный сон

Воспоминанья величавы:

Там угасал Наполеон.

Там он почил среди мучений.

И вслед за ним, как бури шум,

Другой от нас умчался гений,

Другой властитель наших дум.

Исчез, оплаканный свободой,

Оставя миру свой венец.

Шуми, взволнуйся непогодой:

Он был, о море, твой певец.

Твой образ был на нем означен,

Он духом создан был твоим:

Как ты, могущ, глубок и мрачен,

Как ты, ничем неукротим.

Мир опустел… Теперь куда же

Меня б ты вынес, океан?

Судьба людей повсюду та же:

Где благо, там уже на страже

Иль просвещенье, иль тиран.

Прощай же, море! Не забуду

Твоей торжественной красы

И долго, долго слышать буду

Твой гул в вечерние часы.

В леса, в пустыни молчаливы

Перенесу, тобою полн,

Твои скалы, твои заливы,

И блеск, и тень, и говор волн.

Графу Олизару

Певец! издревле меж собою

Враждуют наши племена:

То [наша] стонет сторона,

То гибнет ваша под грозою.

И вы, бывало, пировали

Кремля [позор и] плен,

И мы о камни падших стен

Младенцев Праги избивали,

Когда в кровавый прах топтали

Красу Костюшкиных знамен.

И тот не наш, кто с девой вашей

Кольцом заветным сопряжен;

Не выпьем мы заветной чашей

Здоровье ваших красных жен;

[И наша дева молодая,]

Привлекши сердце поляка,

[Отвергнет, ] [гордостью пылая,]

Любовь народного врага.

Но глас поэзии чудесной

Сердца враждебные дружит —

Перед улыбкою небесной

Земная ненависть <?> молчит,

При сладких <?> звуках вдохновенья,

При песнях <лир>…

И восстают благословенья,

На племена <?> [ни] сходит мир…

Коварность

Когда твой друг на глас твоих речей

Ответствует язвительным молчаньем;

Когда свою он от руки твоей,

Как от змеи, отдернет с содроганьем;

Как, на тебя взор острый пригвоздя,

Качает он с презреньем головою, —

Не говори: "он болен, он дитя,

Он мучится безумною тоскою";

Не говори: "неблагодарен он:

Он слаб и зол, он дружбы недостоин;

Вся жизнь его какой-то тяжкой сон"…

Ужель ты прав? Ужели ты спокоен?

Ах, если так, он в прах готов упасть,

Чтоб вымолить у друга примиренье.

Но если ты святую дружбы власть

Употреблял на злобное гоненье;

Но если ты затейливо язвил

Пугливое его воображенье

И гордую забаву находил

В его тоске, рыданьях, униженье;

Но если сам презренной клеветы

Ты про него невидимым был эхом;

Но если цепь ему накинул ты

И сонного врагу предал со смехом,

И он прочел в немой душе твоей

Всё тайное своим печальным взором, —

Тогда ступай, не трать пустых речей —

Ты осужден последним приговором.

<Из письма к Плетневу.>

Ты издал дядю моего:

Творец опасного соседа

Достоин очень <был> того,

Хотя покойная Беседа

И не заметила его. —

Теперь издай [меня], приятель,

[Плоды] пустых моих трудов,

Но ради Феба, мой Плетнев,

Когда ж ты будешь свой издатель?

* * *

Как жениться задумал царский арап,

Меж боярынь арап похаживает,

На боярышен арап поглядывает.

Что выбрал арап себе сударушку,

Черный ворон белую лебедушку.

А как он арап чернешенек,

А она-то душа белешенька.

* * *

О дева-роза, я в оковах;

Но не стыжусь твоих оков:

Так соловей в кустах лавровых,

Пернатый царь лесных певцов,

Близ розы гордой и прекрасной

В неволе сладостной живет

И нежно песни ей поет

Во мраке ночи сладострастной.

* * *

T– прав, когда так верно вас

Сравнил он с радугой живою:

Вы милы, как она, для глаз

И как она пременчивы душою;

И с розой сходны вы, блеснувшею весной:

Вы так же, как она, пред нами

Цветете пышною красой

И так же колетесь, бог с вами.

Но более всего сравнение с ключом

Мне нравится – я рад ему сердечно:

Да, чисты вы, как он, и сердцем и умом,

И холодней его конечно.

Сравненья прочие не столько хороши;

Поэт не виноват – сравненья не удобны.

Вы прелестью лица и прелестью души

К несчастью бесподобны.

* * *

Мне жаль великия жены,

Жены, которая любила

[Все роды славы: ] дым войны

И дым Парнасского кадила.

Мы ей одолжены

И просвещеньем и Тавридой,

И посрамлением <?> Луны,

И мы прозвать <должны>

Ее Минервой, Аонидой.

В аллеях Сарского села

Она с Державиным, с Орловым

Беседы мудрые <?> вела – [чай пила]

С Делиньем – иногда с Барковым <?>.

Старушка милая жила

Приятно и немного блудно,

Вольтеру первый друг была,

Наказ писала, флоты жгла,

И умерла, садясь на судно.

[С тех пор] мгла.

Россия, бедная держава,

Твоя удавленная слава

С Екатериной умерла.

Виноград

He стану я жалеть о розах,

Увядших с легкою весной:

Мне мил и виноград на лозах,

В кистях созревший под горой,

Краса моей долины злачной,

Отрада осени златой,

Продолговатый и прозрачный,

Как персты девы молодой.