Между молотом и наковальней

А между тем над дорогами к Храму, по которым не иссякали потоки верующих, сгущались темные тучи. Всё чаще, и подходя под благословение, и даже письменно прихожане спрашивали своего духовного отца и архипастыря, как им вести себя в том печальном случае, если неминуема война с Россией.

Вставал, конечно, этот вопрос и лично перед епископом Николаем: где его место, если грянет гроза.

Трудно предположить, что преосвященного Николая не мучили сомнения прежде, чем он сообщил своей пастве об окончательном своем решении. Пришло оно уже тогда, когда предчувствия стали реальностью – война между Россией и Японией разразилась.

Узнав об этом он всю ночь провел в молитвах, в одиночестве, и только величественные своды собора слышали его горячий шепот, обращенный к Господу. Наутро он вышел из собора со строгим, но просветленным лицом и в послании всей своей епархии, каждой церкви и общине поведал о том решении, на которое наставил его Господь: «Я не разлучаюсь с вами, братья и сестры, и остаюсь в вашей семье, и будем исполнять вместе наш долг относительно нашего небесного отечества, какой кому надлежит. Я буду, как всегда, молиться за Церковь, заниматься церковными делами, переводить богослужебные книги. Вы, священники, усердно пасите порученное вам от Бога словесное ваше стадо; вы, проповедники, ревностно проповедуйте Евангелие еще не познавшим истинного Бога, Отца небесного. Все христиане возрастайте и утверждайтесь в вере и преуспевайте во всех христианских добродетелях».

Такая позиция, занятая преосвященным Николаем, была молчаливо признана японским правительством, которое дало распоряжение об охране Токийского собора и Миссии, а также самого епископа Николая и этим указом обеспечило неприкосновенность Православной Церкви от нападок фанатиков, называвших христиан изменниками.

О том, что такое решение епископа Николая было единственно верным, свидетельствует и то, что в военном году Японская Православная Церковь приросла на 720 новокрещенных.

Это не означало, однако, что такая позиция легко давалась епископу. Он записывает в своем дневнике того времени:

« Несчастная эта война с мыслей не идет, ко всему примешивается и все портит; знать, патриотизм такое же естественное чувство человека, как сознание своего я, что будешь делать! Нужно терпеть это беспрерывное мучительное колотье».

И далее:

«…в душе два течения, и нижнее, скрытое, бурливо, жгуче, мучительно: сердце тоже на войне и тяжело ранено».

Сношения русской Православной Миссии с родиной были затруднены, но не прерваны войной. Через посредничество посольства Франции поступали некоторые субсидии, шла в Россию информация о положении Миссии.

Занимаясь, как и предполагал, переводческими работами, епископ Николай одной из главных своих обязанностей почитал попечение о русских военнопленных. В Миссии были составлены списки пленных, а также погибших в сражениях русских.

Нередко, особенно на флоте, россияне служили целыми династиями и в приемную Миссии обращались русские пленные в поисках сведений об отцах, сыновьях, братьях. Епископ Николай принимал их лично на своем подворье. Навстречу посетителям поднимался высокий человек в очках, в облачении архипастыря. На его столе находились списки экипажей русских эскадр, сообщения посольств – французского, германского, британского. Лежало фундаментальное японское исследование с подробностями Цусимского сражения. Нередко отчаявшиеся люди просто просили отслужить панихиду по рабу Божьему, убиенному на морях.

Но если разыскиваемого человека не было в списках убитых, преосвященный Николай увещевал не терять надежду на милость Божию, подсказывал, что пропавший может быть на одном из миноносцев, спасавших людей с погибающих крейсеров. И заканчивал беседу краткой молитвой: « Да хранит их Господь на зыбких водах…»

Закончив прием посетителей, преосвященный Николай не спешил подняться из-за письменного стола – его ждала не менее важная часть его пастырской работы – переписка с пленными, особенно с теми, кто впал в уныние, утратил смысл жизни. Должно было не только вернуть веру в себя растерявшемуся человеку, но и сделать его источником бодрости духа для тех, кто его окружает.

Прежде всего, решает он, надо дать пищу уму тех, кто временно лишен возможности активно участвовать в жизни. Книги, книги – целые ящики книг: « Итак, пусть скучающие и тоскующие возымеют намерение не скучать и не тосковать, - вот уже половина дела и сделана; затем пусть зададут себе работу: читать, писать, сочинять, изучать что-нибудь, и пусть действительно займутся – печаль как рукой снимет. Разве нет у человека воли, чтобы исполнить все это, такое простое?».

Одновременно с книгами в лагеря для военнопленных шли конкретные просьбы о розысках пропавших без вести – сострадание к ближним, деятельная помощь им должна была, помимо всего, отвлечь отчаявшихся от собственного бедственного положения.

Впрочем, и степень бедственности плена преосвященный Николай предлагал своим многочисленным корреспондентам оценивать разумно. В качестве доводов годилось всё, даже исторические аналогии. Вот отрывок из одного такого письма: «…Печален ваш плен, печальна бездеятельная нынешняя жизнь, и особенно у вас, имеющего призвание к деятельной боевой жизни – кто же против этого? Но носить в душе слово: «я погиб, ибо плен- та же смерть, но смерть моральная» - Боже, какое это неразумное самоистязание, наподобие тех истязаний, которые налагают на себя индийские факиры!.. Да и наш Петр Великий чуть не попался в плен к туркам , а Наполеон и умер в плену, но разве это мешает им быть великими, и разве это ставится им в позор?.. И радостные встречи, и родной дом, и желанное дело впереди – вот Ваша программа!.. Вы еще в периоде Вашей цветущей молодости, Вы можете строить великолепные планы на будущее, с полной надеждой осуществления их. Умудренные опытом, Вы можете и в направлении Вашего призвания послужить много и славно, чего и дай Вам Господи! Итак, ободритесь, не грустите очень и терпеливо переносите Ваше теперешнее положение, со светлым взглядом на будущее! Господь да поможет Вам в этом!. .Молитвенно призывая благословение Божие на Вас, с искренней любовью остаюсь Вашим покорнейшим слугою и богомольцем епископ Николай».

Можно себе представить, каким лучом света в темном царстве плена было такое письмо, а ведь написано их было великое множество, и для каждого находились у преосвященного единственно верные слова, исполненные искреннего движения души: «Ваше задушевное письмо я читал и перечитывал несколько раз, и всегда с глубоким душевным движением и накипающими слезами. Глубоко трогает меня эта печаль Ваша…».

Дорогого стоило и то, что к заботе о русских военнопленных преосвященный Николай привлек японских православных мирян и духовенство. Японцы учредили «Общество духовного утешения военнопленных» , которое снабжало пленных русскими духовными и светскими книгами, организовывало их переписку с родными, заботилось о медицинском обслуживании. Пленных посещали японские православные священники, владевшие русским языком; умерших хоронили по православному обряду.

Японские православные показали, как можно воплотить в жизнь заповедь Христову о любви к врагам, сохраняя при этом самоотверженную любовь к Родине. По окончании войны русское военное ведомство подтвердило великие заслуги преосвященного Николая в деле помощи русским военнопленным и он был почтен саном архиепископа.

Император Николай II писал Владыке в конце 1905 года: «… Вы явили перед всеми, что Православная Церковь Христова, чуждая мирского владычества и всякой племенной вражды, одинаково объемлет все племена и языки…Вы, по завету Христову, не оставили вверенного Вам стада, и благодать любви и веры дала Вам силу выдержать огненное испытание брани и посреди вражды бранной удержать мир, веру и молитву в созданной вашими трудами церкви».

Но это было потом, а пока шла война, кроме насущных забот, свободное время преосвященного Николая принадлежало переводам священных книг.

Об этой стороне деятельности преосвященного Николая я просил митрополита Кирилла рассказать подробнее – ведь именно за нее он был удостоен ученого звания доктора богословия. Сам святитель ценил это звание и подписывал им свои публикации в печати.

Из бывших студентов семинарии составился целый коллектив переводчиков, работавших не только над переводом богословской, но и русской художественной литературы. Первоначально в переводческий отдел миссии входили только те, кто получил духовное образование в России, затем в нем стали работать и японцы. Некоторые из них впоследствии прославились как переводчики и ученые.

Святитель Николай считал, что, не считая его самого, хотя бы один из миссионеров должен заниматься исключительно вопросами перевода на японский язык священных, богослужебных, религиозно-научных и нравственно-назидательных книг. Дело было еще и в том, что параллельно с русской православной Церковью, распространением христианства в Японии занимались и западные конфессии, в том числе и протестантские. Разночтения в церковных книгах могли привести к возникновению ересей в молодой Православной японской Церкви. Отсюда та скрупулезность, с которой относился преосвященный Николай к переводческой работе своей и других миссионеров.

Но прежде чем приступить к рассказу об этом, не вернуться ли нам к судьбе мальчика, родившегося на Сахалине , тем более, что по судьбе этого мальчика тоже прошлась русско-японская война своим огненным колесом. Но еще до этого большое горе пришло в его детство: одиннадцати лет он потерял сначала мать, а затем и отца, оставшись круглым сиротой. Как же уцелел он в этой военной круговерти, где так мало значила и взрослая-то человеческая жизнь?