Искусство Украины, Белоруссии, Латвии, Эстонии, Литвы, Грузии, Армении, Азербайджана конца 19 - начала 20 века 9 страница

М. Г. Манизер. Памятник В. И. Ленину в Ульяновске. Бронза, гранит. 1940 г.

илл. 117

Одухотворенность, человечность образа придали величественному монументу особый характер. Сильно звучат ноты революционной романтики, и в то же время все здесь очень конкретно, как бы проникнуто ощущением исторической достоверности. Важно отметить, что Ленин изображен здесь как революционный мыслитель и вождь, не только предвидевший светлое будущее народа, но и активно пролагавший к нему пути.

Конкретность образных характеристик в памятниках Манизера отчасти связана с тем, что он много и успешно работает в области портрета. Из ранних его произведений этого жанра можно назвать портрет Э. Э. Эссена (1922), из более поздних — портрет Героя Советского Союза И. М. Мазурука (1945).

Живо откликнулся скульптор на события Великой Отечественной войны, создав уже в первые годы законченные, четкие по форме произведения, прославляющие защитников Родины. Чеканно проработана в малейших деталях его статуя, изображающая юную героиню Зою Космодемьянскую (бронза, 1942; ГТГ). Точная портретыость и классический канон в пропорциях соединены в стройной фигуре девушки, идущей на подвиг и бросающей последний взгляд на родную Москву. Работа над созданием монументов остается главной для Манизера и в последующем его творчестве. Наиболее интересными можно считать памятник генерал-лейтенанту Ф. М. Харитонову для Рыбинска (1949) и памятник в честь освобождения Индонезии от колониализма (1964, исполнен совместно с О. М. Манизером).

М. Г. Манизер. Зоя Космодемьянская. Бронза. 1942 г. Москва, Третьяковская галлерея

илл. 118

Возвращаясь к скульптуре 30-х гг., следует отметить, что для нее характерны поиски обобщенного монументального образа, композиция которого часто связывается с формами архитектуры. Значительным мастером, работающим в этом направлении, был Сергей Дмитриевич Меркуров (1881 — 1952), в советское время преодолевший схематизм модерна, свойственный его раннему творчеству.

Он пристально изучал искусство эпох с развитым архитектурно-скульптурным синтезом, в частности искусство Древнего Египта и Ассирии, был влюблен в твердые, «вечные» материалы, прежде всего в гранит. В своей творческой практике Мер-куров во многом шел от той выразительности, которую дает монолитный блок камня, и стремился соединить это с портретностыо образа. Чувство большой формы, ансамблевое понимание памятника иногда делают его скульптуру как бы частью архитектуры.

С. Д. Меркуров. Памятник К. А. Тимирязеву в Москве. Гранит. 1923 г

илл. 108

С. Д. Меркуров. С. Г. Шаумян. Гранит. 1929 г. Москва, Третьяковская галлерея

илл. 109 а

Интересен его памятник К. А. Тимирязеву для Москвы (1923), сочетающий несколько графическую выразительность силуэта с живостью1 портретной характеристики. Много лет работал Меркуров над гигантским горельефом «Расстрел 26-ти бакинских комиссаров», получившим осуществление в граните уже в послевоенный период. В процессе работы центральный образ этой композиции — фигура Степана Шаумяна — стал самостоятельным произведением. Гранитный памятник пламенному большевику был установлен в Ереване (1930). Фрагментом этого памятника можно считать портрет Степана Шаумяна из черного гранита (1929; ГТГ). Скульптор создал идеальный образ борца-революционера, который бесстрашно смотрит в глаза самой смерти. Сильный поворот головы, напряженные мускулы шеи подчеркивают динамику композиции. В то же время масштаб (примерно 2,5 натуры), а также обработка, в которой сочетаются большие поверхности полированного и шероховатого, едва обработанного гранита, подчеркивают мощь объемов, их незыблемость.

С. Д. Меркуров. Смерть вождя. Гранит. 1927 — 1950 гг. Горки, Дом-музей В. И. Ленина

илл. 109 б

Долгие годы работал Меркуров над воплощением образа В. И. Ленина. Не все произведения скульптора кажутся убедительными; в некоторых поступают черты внешней патетики, однообразие жеста и движения. Но есть среди них по-настоящему волнующие. Многофигурная группа «Смерть вождя» (1927 — 1950), изображающая траурное шествие людей, несущих на плечах тело Ленина, воспринимается как торжественный реквием. В 30-е гг. ленинская тема находит интересное разрешение в двух работах Меркурова — в фигуре Ленина для зала заседаний Верховного Совета в Кремле (мрамор, 1939) и в памятнике Ленину для Еревана (1940). Если в первом произведении ставилась задача создания статуи для строгого интерьера, то ереванский памятник хорошо вписывался в ансамбль центральной городской площади — его пьедестал слит с каменными трибунами, украшенными национальным орнаментом (архитекторы Н. Паремузова и Л. Вартанов). Менее удался монумент Ленину, созданный Меркуровым для канала имени Москвы (1937). Сложенный из крупных гранитных блоков, упрощенный по форме колоссальный монумент пронизан холодным величием.

Не в грандиозности и подавляющих масштабах, не в схематизме и тяжеловесности форм заключались средства выражения той радостной устремленности и торжественной уверенности, которую ощущал советский народ в эпоху построения социалистического общества. Настоящие формы синтез находил в тех произведениях, для которых в основу обобщающего образа брались черты реального советского человека, поднятого величием идей и дел эпохи на небывалую высоту.

В. И. Мухина. Рабочий и колхозница. Скульптурная группа для Советского павильона на Всемирной выставке в Париже. Нержавеющая сталь. 1937 г. Москва.

илл. 111

Б. М. Иофан. Советский павильон на Всемирной выставке в Париже. 1937 г. Скульптурная группа В. И. Мухиной

илл. 199 а

Лучшим произведением архитектурно-скульптурного синтеза 30-х гг. был Советский павильон на Всемирной выставке в Париже (1937), построенный по проекту архитектора Б. М. Иофана и увенчанный скульптурой работы Веры Игнатьевны Мухиной (1889 — 1953). Иофан спроектировал стройное и динамичное по композиции Здание, в котором объемы, стремительно нарастая, переходили в вертикальный пилон фасада, являющийся пьедесталом для скульптуры. По замыслу архитектора, это была двухфигурная композиция, изображающая юношу и девушку, возносящих над головой эмблему Советского государства — серп и молот. Одержавшая победу в конкурсе на эту скульптурную группу В. И. Мухина подхватила и развила идею архитектора, вдохнула жизнь в схематично намеченные формы.

Добиваясь яркого образного решения, она изменила данный в проекте композиционный строй группы: вместо мотива восхождения по диагонали появился мотив сильного горизонтального движения вперед и взлет по вертикали в жесте рук. Группа приобрела иной характер — она стала не только торжественной, но и радостно устремленной, ликующей. Это был важный исходный момент, который определил глубину идеи, положенной в основу произведения. Осуществленная в материале и установленная на вершине павильона двадцатитрехметровая группа производила очень сильное впечатление. Две гигантские устремленные вперед фигуры как бы разрезают в своем безудержном движении пространство. Встречный ветер овевает мощные торсы, скользит по отведенным назад рукам, струится в тяжелых складках одежды, отбрасывая назад взметнувшийся шарф.

Сливаясь со стороны фасада в единую группу, устремленную вперед и вверх, фигуры с профильных точек зрения воспринимаются в иной своей выразительности. Здесь наиболее четко выступает связь композиции с нарастающей динамикой в объемах павильона. Властно отведена рука юноши — он как бы утверждает завоеванное, пройденное. Жест девушки — более женственный, закругленный, сливающийся с полетом шарфа, он выражает ту же тему более плавно, певуче. Еще более динамичной кажется группа, если смотреть на нее со спины. Взметнувшийся шарф, отброшенные волосы девушки, взвихренные края одежды создают впечатление, что воздух воронкой втягивается между объемами, шумит в потоке летящих складок.

Выкованная из листов стали колоссальная, но легкая, ажурная по силуэту группа прекрасно связалась и по материалу с павильоном, построенным из светлого газганското мрамора с пропущенными по фасаду тягами из стали. Новаторская по своей сущности скульптурная группа «Рабочий и колхозница» стала символом, олицетворением Советской страны.

Создать подобное произведение Мухиной помог весь предшествующий опыт скульптора-монументалиста, смело ставящего и решающего в своем творчестве все новые и новые проблемы. Уже исполненный ею в 1922 — 1923 гг. проект памятника Я. М. Свердлову («Пламя революции») (гипс; находился в Москве, в Музее Революции СССР) отличался крепостью форм, стремительной динамикой как бы парящих в воздухе объемов. Однако он нес на себе печать кубизма, воздействие которого Мухина испытала в предреволюционные годы. Постепенное освобождение от его воздействия и обретение полнокровной реалистической формы характеризуют работу Мухиной в 20-е гг. Ее «Крестьянка» (бронза, 1927; ГТГ) отличается незыблемостью мощной фигуры, архитектоничностью композиции. Но она еще отвлеченна по своему образному решению.

В. И. Мухина. Крестьянка. Бронза. 1927 г. Москва, Третьяковская галлерея

илл. 110 а

В полную меру типические черты советского человека своего времени раскрыты скульптором в портрете С. Замкова (мрамор, 1934; ГТГ), также отличающемся мощью пластических объемов. Но здесь все стало человечным, одухотворенным. Удивительно ясное лицо, могучие скрещенные на груди руки — в портрете как бы сконцентрирована разумная воля, светлые чувства строителя новой жизни. Тема свободного счастливого человека получает свое выражение и в дальнейшем творчестве Мухиной. В декоративной группе «Хлеб» (гипс, 1939; ГТГ) скульптор в аллегорической форме выразила идею богатства и плодородия земли, радостного ощущения полноты жизни.

В. И. Мухина. Хлеб. Гипс. 1939 г. Москва, Третьяковская галлерея

илл. 110 б

Занимает Мухину и проблема портретного памятника, в решении которого она также стремится к обобщению. Памятник А. М. Горькому для его родного города был задуман как композиция, сюжетно и пространственно связанная с окружающей природой. Высокая прямая фигура писателя с сомкнутыми за спиной руками должна была стоять над обрывом у стрелки, при слиянии Оки с Волгой. Жаждущий бури молодой Горький как бы противостоит стихии. Композиции у подножия памятника, изображающие героев произведений раннего Горького — Данко с горящим сердцем и Мать со знаменем, — усиливали его романтическое звучание (Памятник А. М. Горькому был поставлен в 1951 г. не так, как задумала его Мухина, а на одной из вентральных площадей города, без дополнительных композиций.).

В. Н. Мухина. Портрет полковника Б. А. Юсупова. Гипс. 1942 г. Москва, Третьяковская галлерея

илл. 113

В первые годы войны Мухина создает замечательные портреты. Особенно бережно, достоверно лепит она портреты полковников Б. А. Юсупова и И. Л. Хижняка (оба — гипс, 1942; ГТГ), находящихся после боевых ранений на излечении в госпитале. Простота, человечность и вместе с тем огромная внутренняя значительность, почти торжественность отличают их. Обобщены формы чуть припухлого, широкоскулого лица Бария Юсупова, все в нем просто, как-то «мирно», но оно исковеркано глубокими шрамами, черная повязка закрывает глазницу. Остро, пристально смотрит второй глаз. В этом взгляде стойкость, непоколебимость человека, готового до последнего дыхания стоять за правое дело. Огромной силы типизации достигает Мухина в работе «Партизанка» (гипс, 1942; ГТГ), ставшей символом мстящей захватчикам Родины.

В. И. Мухина. Партизанка. Гипс. 1942 г. Москва, Третьяковская галлерея

илл. 112

Героические черты приобретают в это время и исполненные Мухиной портреты людей мирного труда. В портрете академика А. Н. Крылова (дерево, 1945; ГТГ), в его яркой, полной индивидуального своеобразия внешности Мухина раскрыла лучшие черты характера русского человека. Из мощных наплывов корневища дерева вырастают плечи и голова ученого, прямо и неподвижно поставленные. Но решительно откинуты пряди волос, обрамляющие крутой череп. Огромное напряжение в сведенных бровях, и проницателен взгляд полузакрытых нависшими веками глаз. Волю, энергию, пытливость сконцентрировало в себе это лицо. Самым важным в творчестве Мухиной было то, что она умела подмечать в характере своих современников все лучшее и новое, рожденное советской действительностью, находить прекрасный идеал в жизни и, воплощая его, звать в будущее.

Проблема синтеза с архитектурой оставалась важнейшей на всем протяжении развития скульптуры в предвоенные годы.

В 1939 г. был создан Советский павильон на Всемирной выставке в Нью-Йорке, где был во многом использован опыт создания Парижского павильона. В основном удачным было оформление BGXB 1939 г. Прекрасно декорировал главный вход выставки Георгий Иванович Мотовилов (1884 — 1963), украсив оригинально решенные арки рельефами, наложенными на их плоскость. В композициях «Индустрия» и «Сельское хозяйство» (1939) изображения людей, растений, животных, деталей машин сливались в красивый, декоративный узор, не теряя своей образной сущности.

Г. И. Мотовилов. Сельское хозяйство. Рельеф для главного входа Всесоюзной сельскохозяйственной выставки в Москве. Известняк. 1939 г

илл. 131

Значительное место принадлежало скульптуре в оформлении самих павильонов. С первых своих шагов советская скульптура развивается как многонациональное искусство. Во многих павильонах ВСХВ национальное своеобразие было выражено не только в архитектурных формах и орнаменте, но и в пластических образах. О многосторонних успехах советской скульптуры конца 30-х гг. свидетельствует и то, что в это время в союзных республиках все чаще устанавливаются памятники по проектам местных мастеров. Нередко в них решаются сложные задачи синтеза, характерные для монументального искусства той поры. Так, памятник С. М. Кирову в Баку был создан в 1939 г. по проекту азербайджанского скульптора В. П. Сабсая (р. 1883). Этот монумент тесно связан с природным своеобразием столицы Азербайджана. Фигура Кирова, обращенная с высот холма нагорного парка к морскому заливу, видна почти из всех точек города. В то же время памятник рассчитан и на близкое рассмотрение: убедительно переданы портретные черты Кирова, рельефы на постаменте рассказывают о его деятельности в городе нефтяников.

Сохраняя гражданский пафос, внутреннюю энергию образа, свойственную скульптуре 20-х гг., новые произведения, воплощающие образ современника 30-х гг., несут в себе больше конкретности и неповторимого своеобразия личности, в них чувствуется стремление раскрыть характер человека во всей его многогранности. Такова, например, статуя Серго Орджоникидзе (гипс, 1937; ГТГ), исполненная скульпторами В. И. Ингалом (р. 1901) и В. Я. Боголюбовым (1895 — 1954). В ней подкупает особая теплота, с которой обрисован темпераментный характер наркома тяжелой промышленности, организатора многих трудовых побед в те годы.

Интересно развивается в это время и психологический портрет. Содержательные произведения создает Григорий Иванович Кепинов (р. 1886). Его полный внутреннего достоинства «Грузин-комсомолец» (бронза, 1935; ГТГ) и необычайно обаятельный лирический «Портрет Т. Г. Кепиновой» (мрамор, 1935; ГТГ) говорят о возвышенно-поэтическом понимании образа человека.

Весьма плодотворно работала в области портрета Сарра Дмитриевна Лебедева (р. 1892). Ее путь в искусстве, начавшийся с первых лет Октябрьской революции, был очень целеустремленным. Признавая работу над портретом только с натуры, аналитически изучая ее, скульптор находит индивидуальное пластическое решение для каждой модели. Композиции Лебедевой обычно очень просты и неэффектны на первый взгляд. Однако, всматриваясь внимательно в изображение, мы как бы познаем человека вместе со скульптором, глубоко постигаем его характер. Иногда Лебедева показывает человека с необычной стороны, которая поначалу поражает, но через зоркое и проницательное видение художника эта черта становится главной и для нас, так как раскрывает в человеке существенное, скрытое под пластами привычного и повседневного.

Несомненным достижением Лебедевой в 20-е гг. был портрет Ф. Э. Дзержинского (бронза, 1925; Москва, Музей Революции СССР). Удивительно точно найден объем головы, в посадке которой уже чувствуется сила и непреклонность, редкая внутренняя выдержка. Но в выражении лица — широкого в скулах, с тонкими правильными чертами — есть и другое — как бы внутренний неугасаемый огонь чувств, сдержанных во внешнем проявлении. На контрасте этих двух начал и строится характеристика. Лебедева по-новому подошла к созданию портрета общественного деятеля, не только подчеркнув лежащие на поверхности яркие черты, но и раскрыв глубоко и тонко индивидуальный характер.

Портреты Лебедевой, созданные в конце 20-х — начале 30-х гг., отличает все более точное нахождение характерной формы, все возрастающая органичность и жизненность пластических решений (портрет Вани Бруни, 1934; портрет П. П. Посты-шева, 1935; портрет В. П. Чкалова, гипс, 1937; ГТГ).

С. Д. Лебедева. Портрет В. П. Чкалова. Этюд. Гипс. 1937 г. Москва, Третьяковская галлерея

илл. 115 а

С. Д. Лебедева. Портрет П. П. Постышева. Гипс. 1935 г. Москва, Третьяковская галлерея

илл. 115 б

Серия портретов, исполненных Лебедевой во второй половине 30-х гг., принадлежит к числу лучших творений скульптора. Перед нами проходят человеческие характеры, столь не похожие друг на друга. Величавая голова скульптора В. И. Мухиной (гипс, 1939; ГТГ), энергичное лицо актрисы О. Л. Книппер-Чеховой (гипс, 1940; ГТГ), вдохновенный образ режиссера и актера С. М. Михоэлса (гипс, 1939; ГТГ). Для каждого портрета скульптор находит свою пластическую форму. И тем не менее в портретах есть черты, роднящие их. Это глубокое внутреннее достоинство, добрый активный взгляд на мир, к преобразованию которого направлены все помыслы, чувства и творческие силы этих людей. В каждой личности, как в кристалле неповторимого строения, отражается и переливается свет новой социалистической эпохи. Линия остропсихологического портрета остается для Лебедевой главной и в дальнейшем творчестве (портрет А. Т. Твардовского, гипс, 1943, ГТГ; портрет А. В. Щусева, 1946, и др.). Интересна работа Лебедевой над обнаженной натурой, а также ее декоративная пластика.

С. Д. Лебедева. Девочка с бабочкой. Кованая медь. 1936 г. Ленинград, Русский музей.

илл. 114

Велики достижения советской скульптуры и в области исторического портрета. Особенно ценный вклад внес в этот жанр основоположник грузинской скульптуры Я. И. Николадзе. Упорно и настойчиво овладевает он мастерством ваяния в дореволюционные годы, пройдя серьезную художественную школу. Но уже с первых шагов самостоятельной деятельности становится ясно, что особенно близки ему образы родной Грузии, для выражения которых он и стремится овладеть вершинами профессионального мастерства. С увлечением лепит Николадзе портреты выдающихся деятелей грузинской культуры. Созданные в 1914 — 1915 гг. портрет Акакия Церетели и в 1910 — 1911 гг. Эгнатэ Ниношвили устанавливаются в годы Советской власти как монументы в столице республики. Особенно созвучным революционной действительности оказался памятник А. Церетели, открытый в 1922 г. перед зданием Тбилисского оперного театра. Вдохновение, внутренний огонь, выраженные в этом портретном бюсте, рождающемся из глыбы камня, как бы олицетворили извечное стремление народа к свободе. Ряд тонких психологических портретов, в которых нередко проступают романтические черты, создал Николадзе в 20-е гг. (портрет П. Меликишвили, 1922; портрет В. Месхишвили, 1926; оба — Тбилиси, Музей искусств Грузинской ССР).

Успешно работает скульптор над образом В. И. Ленина. Исторически достоверный, полный внутреннего обаяния образ молодого Ленина эпохи создания «Искры» воплотил он в портрете 1947 г. (бронза, ГТГ). Глубокое проникновение в духовную жизнь человека делает особенно убедительными и волнующими портреты замечательных людей далекого прошлого, воссозданных Николадзе. Так, под резцом скульптора ожил прекрасный лик Шота Руставели, воплощенный им и в круглой скульптуре и в рельефе (бронза, 1937; Тбилиси, Музей искусств Грузинской ССР). Подлинным шедевром ваятеля явился портрет поэта и мыслителя XII в. Чахрухадзе, тонко исполненный в мраморе (1948; Тбилиси, Музей искусств Грузинской ССР) (гипс, 1944). Поэт сосредоточен, погружен в глубокую задумчивость.

Но его лицо, как бы окутанное легкой дымкой, полно напряженной, живой мысли.

Я. И. Николадзе. Грузинский поэт XII века Чахрухадзе. 1944 г. Бронза. Москва, Третьяковская галлерея.

илл. 136

Очень много сделал Николадзе и как педагог, воспитавший целую плеяду молодых ваятелей Грузии.

Много потрудился на этом поприще и другой грузинский скульптор — П. П. Канделаки (р. 1889), окончивший в 1926 г. Академию художеств в Ленинграде. Портретист по преимуществу, он представляет несколько иную линию в развитии грузинской скульптуры. Большинство исполненных им портретов полны героического пафоса, в них часто проступают черты монументальности (портрет Л. Гудиашвили, камень, 1935; портрет А. Хоравы, бронза, 1948; оба — Тбилиси, Музей искусств Грузинской ССР).

В. А. Ватагин. Барс. Терракота. 1945 г. Собственность скульптора

илл. 130 б

Тридцатые годы характеризуются расцветом всех жанров скульптуры. В это время продолжают работать замечательные мастера-анималисты — Василий Алексеевич Ватагин (р. 1883) и Иван Семенович Ефимов (1878 — 1959), очень разные в своем истолковании натуры. Талант скульптора и графика сочетается у Ватагина с научной эрудицией. В его произведениях чувствуется любовное отношение к природе, знание характера и повадки зверя, понимание его эмоций. Обычно скульптор воплощает образ животного в том материале, который лучше выражает сущность его натуры. Он режет в дереве своих «Играющих медведей» (1930), подчеркивая их тяжеловесную грацию и мягкость; белогрудый «Пингвин, глотающий рыбу» (1939) исполнен им в кости. Характерно обращение Ватагина в 30-е гг. к монументально-декоративным работам, из которых самой значительной было оформление входа в Московский зоопарк («Лев», 1936). Серию замечательных анималистических композиций создал Ватагин и после войны («Моржи», 1957).

И. С. Ефимов. Лань. Декоративная скульптура в Цхалтубо. Бронза. 1950 г

илл. 130 а

И. С. Ефимов особенно остро чувствовал декоративность формы. Хорошо зная натуру, он при пластическом ее воплощении часто исходил из декоративных свойств материала. В произведениях скульптора можно обнаружить и влияние народного искусства. Его кованные из меди «Петух» (1932; ГТГ), «Страус» (1933), «Жирафа» (1938) говорят о большой художественной выдумке, неиссякаемой фантазии художника. Ефимов внес свою долю в разработку монументального синтеза. Его фонтан «Юг» у Химкинского речного вокзала (1939), удачно сочетающий композицию из стекла и металла со струями воды, — прекрасный образец декоративной скульптуры.

Показательно, что и в других видах декоративной пластики — фарфоре и майолике — в 30-е гг. видна значительная тяга к созданию больших произведений, к сочетанию их с архитектурными формами. Так, Исидор Григорьевич Фрих-Хар (р. 1893), создавший в 20-е гг. немало станковых жанровых произведений в керамике, делает ряд интересных работ для ВСХВ, отличающихся торжественностью и праздничной красочностью («Стахановка хлопковых полей»; «Чабан», 1937).

И. Г. Фрих-Хар. Мальчик с голубями. Скульптура для фонтана. Фаянс. Завод им. М. И. Калинина. 1935 — 1937 гг

илл. 186 а

В целом предвоенный период явился важным и плодотворным этапом в развитии советской пластики. Несмотря на трудности, связанные с воздействием на искусство культа личности, это было время больших поисков, постановки грандиозных проблем. Успехи пластики военного времени и первых послевоенных лет во многом были определены теми принципами, которые сложились в 30-е гг.

* * *

Война во многом изменила тематику советской скульптуры. Скульптура в эти годы становится мобильнее, быстрее откликается на требования дня, непосредственно фиксируя события, сохраняя в беглом эскизе волнующее ощущение их исторической достоверности. При этом ваятели сумели найти пластический язык, способный выразить особый пафос напряженных дней войны.

В эти грозные годы многие скульпторы особенно остро осознают свою ответственность перед будущим и настойчиво стремятся запечатлеть величие подвига, силу патриотических чувств, сам облик людей, творящих победу. Рождается новое ощущение монументальности, которое проступает иногда в маленьком наброске в силу исторической важности запечатленного события, значительности характера человека, раскрывшегося в волне всенародного патриотизма.

Самым распространенным жанром становится портрет. Некоторые портреты создаются на передовой линии фронта в перерывах между боями, казалось бы, в самой неподходящей обстановке. Быстро выполненные, часто неоконченные, они остались драгоценными художественными документами эпохи. Так молодой скульптор И. Г. Першудчев (р. 1915), воспитанник студии военных художников им. М. Б. Грекова, лепит на Юго-Западном фронте серию бюстов, изображающих бойцов, командиров, разведчиков, медсестер Советской Армии — простых мужественных людей. Скульптор запечатлел и легендарных участников штурма Рейхстага — сержантов М. А. Егорова и М. Кантарию, капитана К. Я. Самсонова и майора А. В. Соколовского (все — бронза, 1945; Москва, Дом Советской Армии им. М. В. Фрунзе). В их образах он передал достоверное ощущение остро схваченного мгновения. Эскизная, несколько дробная форма этих портретов (закрепленная впоследствии в бронзе) рождена самой напряженной обстановкой тех героических дней.

В создании портретной галлереи героев Великой Отечественной войны участвовали скульпторы всех национальностей. В их числе армянский скульптор Ара Мигранович Сарксян (р. 1902), создавший интересные произведения и в довоенный период. Он учился в Вене, а в 1925 г. переехал в Советскую Армению. В 20-е гг. Сарксян настойчиво ищет свой самобытный язык в пластике, он изучает древне-армянскую резьбу по камню, а также древнее искусство Египта и Индии. Некоторым его произведениям этого времени, несмотря на элементы стилизации, присущи черты подлинной монументальности (памятник Сурену Спандаряну в Ереване, 1927; памятник героям майского восстания в Ленинакане, 1931). В 30-е гг. скульптор много работает в области портретного жанра, достигая в лучших изображениях силы эмоционального выражения характера (портрет Н. Тиграняна, 1940; портрет артиста А. Харазяна, 1939; оба — дерево; Ереван, Картинная галлерея Армении). Эти черты в новом качестве выступают в портретах военных лет. Со сдержанной взволнованностью лепит он бюст капитана А. Мирзояна (1942). Лицо воина кажется опаленным огнем; в нем выражены не только воля и непримиримость, но и большая светлая мысль, понимание великой цели борьбы. Особая напряженность проступает ц в «мирных» портретах Сарксяна этого времени («О. Зардарян», 1943; «А. Степанян», 1944). В последующие годы Сарксян продолжает работать над портретом («Сурен Спандарян», бронза, 1947, ГТГ, и др.) и над монументами (памятник В. И. Ленину в Камо, Армянской ССР, 1959).

А. О. Бембель. Герой Советского Союза Николай Гастелло. Бронза. 1943 г. Минск, Художественный музей БССР

илл. 135 а

А. М. Сарксян. Сурен Спандарян. Бронза, 1947 г. Москва, Третьяковская галлерея

илл. 138 а

Много сделали в годы войны скульпторы Белоруссии. А. О. Бембель (р. 1905), восхищенный подвигом капитана Николая Гастелло, бросившего свой горящий самолет на врага, создает яркую запоминающуюся композицию (бронза, 1943; Минск, Художественный музей БССР), в которой мы видим лицо воина, полного грозной решимости, его руку в кожаной перчатке, как бы подающую сигнал к действию. В более спокойном, эпическом плане выражен героизм в портрете генерал-майора Л. М. Доватора (гипс, 1942; ГТГ), исполненном А. В. Грубе (р. 1894). Могучий разворот плеч, подчеркнутый размахом мохнатой бурки, зоркий взгляд, как бы сосредоточенный на боевом объекте, говорят о мужестве и отваге командира кавалерийских полков.