Общий взгляд. Характерные черты военной истории Средневековья

После вторжения германских народов в период с IV по VI в. и образова­ ния королевств

варваров сложились новые институты власти, а наряду с но­ вой организацией общества утвердились и новые жизненные ценности. При этом неизбежно изменились представления как о самой войне, так и о спосо­ бах ее ведения. Последствия этих перемен будут ощущаться на протяжении столетий и даже, в некоторых отношениях, до конца Средних веков. Как, по­ чему, в какой степени то, что можно назвать военным искусством варваров, превзошло военное искусство римлян?

Во-первых, следует знать, что злобный вой племен отовсюду тревожит Римскую империю, и коварные варвары, спрятавшиеся в естественных укры­ тиях, осаждают ее границы со всех сторон»1. Так неизвестный автор трактата «О военном деле» (De rebus bellicis) описывает положение Римской империи (Romania) к 366-375 гг. Судя по посланию св. Иеронима, при жизни следую­ щего поколения ситуация еще более ухудшилась: «Я не могу без содрогания перечислять все бедствия нашего столетия. Вот уже более двадцати лет на землях между Константинополем и Юлиановыми Альпами каждый день льет­ ся римская кровь. Скифия, Фракия, Македония, Дардания, Дакия, Фессалия, Ахайя, Эпир, Далмация и обе Паннонии стали добычей готов, сарматов, ква- дов, аланов, гуннов, вандалов, маркоманов, которые их опустошают, терзают и грабят»

Диоклетиана. Но с середины IV в. рейнская граница трещит под напором фран­ ков, аламаннов и саксов. Следует признать, что Юлиану (в сражении при Ар- генторате в 357 г.) и Иовину (в сражении при Скарпоне в 366 г.) удалось стаби­ лизировать ситуацию, но они не смогли помешать франкам окончательно обо­ сноваться к югу от устья Рейна, в Токсандрии. Затем, с 407 г. войска Империи покинули Британию, оставив бриттов жить «по их собственным обычаям, не подчиняясь римскому праву»3, и в одиночку отражать нападения саксов, пик­ тов и скоттов. Начиная с 413 г. вестготы, которые в 376 г. переправились через Дунай и заняли Балканы, а потом двинулись в Италию, прочно осели на юго- западе Галлии, в районе Нарбонны, Тулузы и Бордо. В 418 г. патриций Кон­ станций заключил с ними мирный договор, дав разрешение поселиться здесь. После 409 г. значительная часть Испании ненадолго оказалась под властью аланов и вандалов хасдингов и силингов, но прежде всего гораздо дольше здесь господствовали свевы. В то же время аламанны поселяются на территории современных Эльзаса и Пфальца. Между 429 и 442 г. вандалы захватили са­ мую богатую, восточную часть Северной Африки. При жизни одного поколе­ ния, с середины V в. по 484 г., вестготы подчинили себе всю Испанию, за ис­ ключением королевства свевов на северо-западе, а также юг Галлии, в то вре­ мя как натиск франков, бургундов и аламаннов уничтожил остатки римского владычества в остальной Галлии. И, наконец, Италия, пережив в 476^93 гг. иго Одоакра, покорилась королю остготов Теодориху. Падение Римской империи не везде было окончательным. В 533 г. Юс­ тиниану удалось вернуть часть Северной Африки; эти земли были утрачены только в начале VIII в., на этот раз захваченные арабами. В Испании борьба за возвращение территорий ограничилась лишь районами Кадиса, Кордовы, Малаги и Картахены. Впрочем, с 629 г. последние признаки византийского владычества там исчезли. Между 536 и 554 г. к византийским владениям вновь была присоединена Италия, но уже с 568 г. вторжение лангобардов привело к падению римского мира. К концу VI в. Восточная империя еще контроли­ ровала там узкую полосу территорий от Равенны до Рима, надвое разделяв­ шую полуостров, а также Сицилию, Сардинию, Корсику и обширные владе­ ния в Южной Италии. В конечном счете лангобарды так и не смогли завла­ деть всем полуостровом, и только в XI в. норманны окончательно вытеснили византийцев из Калабрии и Апулии. Процесс, который повлек за собой падение римского владычества на За­ паде, не был быстрым и необратимым: различные события прерывали и оття­ гивали его завершение. Происходили неоднократные «приливы и отливы». Тем не менее неумолимый натиск варварских племен относительно редко преры­ вается крупными сражениями и продолжительными осадами. Чаще всего соб­ ственно римские войска отказывались вступать в открытые столкновения с вра­ жескими силами, постепенно разлагались изнутри. Причины этого разложения отчасти раскрывает отрывок из Прокопия Кесарийского. Рассказав о том, как вестготы захватили Испанию и часть Гал­ лии к западу от Роны, он добавляет: «Другие римские воины были поставлены там для охраны в крайних пределах Галлии. У этих солдат не было никакой возможности вернуться в Рим, они отказывались покориться врагам-арианам и со всеми знаменами и страной, которую они издавна охраняли для римлян, сдались арборихам и германцам; потомкам они передали все обычаи своих предков, свято храня их и теперь [в середине VI в.]. Римских воинов легко можно узнать по номерам тех легионов, в которых в прежнее время они несли боевую службу; и в бой они идут, неся перед собой те знамена, которые у них были, и всегда применяют законы своей родины»4. Действительно, войска императорского Рима на протяжении долгого времени внешне выглядели прекрасно. Между 324 и 337 г. Константин при­ дал армии более четкую структуру, исходя из общей стратегической концеп­ ции. В отличие от Диоклетиана, который в конце III в. стремился оберегать границы и сосредоточил там большую часть войск, Константин существенно усилил боеспособность и численность мобильной армии за счет регулярно­ го изъятия людей из частей прикрытия, а также за счет новых кавалерийских и пехотных полков. Тем самым обозначилась взаимодополняемость - но вме­ сте с тем и противопоставление - мобильной армии (comitatenses), с одной стороны, пограничников (limitanei), береговой охраны (ripenses) и крепост­ ных гарнизонов (castellani) - с другой. Позже, с раздроблением Империи и ростом внешних угроз, мобильная армия разделилась на отдельные отряды, каждый из которых, в принципе, был прикомандирован к какому-либо боль­ шому району, тогда как в личном распоряжении императора, или императо­ ров, помимо собственно телохранителей (scholae). оставались элитные от­ ряды палатинов (palatini). Римские воины должны были подчиняться суровой дисциплине и про­ ходить безупречную подготовку. Солдаты и офицеры служили на протяжении долгого времени. Это были настоящие профессионалы, которые регулярно по­ лучали приличное натуральное (annonae) - хлеб, мясо, вино, масло - или де­ нежное довольствие, размеры которого зависели от занимаемой должности в армейской иерархии. Войска снабжались однотипным наступательным и защитным вооружением, изготовленным и хранящимся в государственных

J Цит. по: Прокотш Кесарийский. Война с готами / Пер. С. Кондратьева. М., 1996. С. 60-61.

14 Часть первая. Характерные черты военной истории Средневековья

мастерских (fabricae)5. При необходимости даже лошадей для римской кон­ ницы поставляло государство6. Все это позволяло солдатам вести привольный образ жизни и иметь семью, многие из них владели рабами. Постоянным мес­ том пребывания пограничных отрядов являлись крепости (castella), укреплен­ ные лагеря и башни. Внутренние части римской армии иногда размещались в казармах, но чаще всего жилище и (если не по закону, то фактически) мебель, дрова, освещение им должны были предоставлять горожане. Солдаты пользо­ вались различными налоговыми льготами (были освобождены от уплаты по­ головного налога (capitatio)). После 20 лет службы в армии они получали по­ четное увольнение (honesta missio), после 24 лет ­ увольнение с пенсией за выслугу лет (emerita missio). В этом случае они не только сохраняли налого­ вые льготы, но и получали денежную сумму, которая позволяла начать торгов­ лю или приобрести участок, правда, чаще всего целинной земли вместе с не­ большим пекулием, семенами для засева и парой волов. Для обороны пограничных рубежей надо было создавать и содержать в порядке стратегические дороги, рвы и оборонительные укрепления, крепос­ ти. Из одного документа начала V в. мы узнаем о существовании 89 крепос­ тей вдоль Дуная, 57 ­ на восточной границе, простирающейся от Черного до Красного моря, 46 ­ в Африке от Триполитании до Тингитании, 23 ­ в Бри­ тании и 24 ­ в Галлии7. Специалисты, тем не менее, считали, что этого недо­ статочно: «Безопасность рубежей будет обеспечена гораздо лучше линией крепостей с крепкими стенами и очень мощными башнями, возведенных на расстоянии тысячи шагов друг от друга [т. е. через каждые 1500 м]»8. Во всяком случае, римские императоры призывали своих подданных к выпол­ нению этой задачи с расчетом на будущее. Об этом свидетельствует письмо Валентиниана I, направленное в июне 365 г. дуксу Прибрежной Дакии (Dacia Ripensis): «Высокородный муж, на доверенной тебе границе ты должен не только восстанавливать укрепления, пришедшие в негодность, но также каж­ дый год возводить новые башни в местах, которые для этого пригодны. Если ты ослушаешься моего приказа, то по истечении срока твоей власти тебя вызовут на границу, и укрепления, которые ты забудешь построить при по­ мощи армейских рабочей силы и средств, тебе придется возводить за свой счет»9.

5 На территории Империи находилось около 40 мастерских, где работали оружейники (fabricenses, barbaricarii), зачисленные на военную службу 6 Лошади поставлялись начальником конюшен (comes stabuli) или из императорских, или провинциальных конных заводов за счет специального налога. 7 Notitia dignitatum utriusque imperii / Hrsg. О. Seeck. Berlin, 1876. 8 Thompson E.­A. Α. Roman Reformer... [674]. P. 105. 9 Цит. по: PiganiolA. L'Empire chrétien (325­395). Paris, 1947. P. 173.

Глава I. Варвары (Ѵ-ІХ вв.) 15

Между тем, римская армия имела серьезные недостатки, значительно ума­ лявшие ее достоинства. Уже тогда общая стратегия, на основе которой созда­ валась армия, подвергалась критике. Так, Зосим противопоставляет Диокле­ тиана, расположившего армию в фортах на границе Империи, Константину, «отозвавшему оттуда большую часть солдат, чтобы поместить их в города, не нуждавшиеся ни в какой защите»10. Следствием этого были упадок городов, отягощенных воинским постоем, и потеря боеспособности войск. Конечно, это суждение язычника о первом императоре-христианине пристрастно. Не­ сомненно, политика Константина, впрочем, начатая уже Галлиеном в III в., была наилучшей; его преемники не смогли предложить никакой другой. Во всяком случае, части мобильной армии, удаленные от непосредственной опас­ ности, рисковали потерять боеспособность; более того, они легко превраща­ лись во внутренние гарнизоны, теряли всякую подвижность, втягивались в ре­ шение задач охраны и поддержания общественного порядка. Столь же важен вопрос о комплектовании войск Империи и их численно­ сти. Регулярная армия, за исключением федератов, о которых речь пойдет даль­ ше, пополнялась за счет следующих источников: а) сыновья солдат, физически пригодные к военной службе, должны были наследовать ремесло своих отцов, так как во времена поздней Империи был широко распространен принцип наследования профессии; б) существовал ежегодный рекрутский набор: один или несколько соб­ ственников, в зависимости от размера имущества, должны были выставлять человека из своих владений или купленного у торговцев солдатами; такая по­ винность называлась поставкой новобранцев (praebitio tironum), от нее мож­ но было откупиться, выплатив в казну определенную сумму денег (aurum tironicum); в) добровольцы принимались и вербовались в армию при соблюдении некоторых условий: не допускали слабых и калек, рабов и некоторых колонов (за исключением кризисных периодов), представителей ряда профессий, счи­ тавшихся позорными. Напротив, варвары могли поступать в армию в индиви­ дуальном порядке (так или иначе, они служили в смешанных подразделениях либо в частях, состоявших преимущественно из представителей одного наро­ да или этнической группы, но командный состав оставался, хотя бы отчасти, римским). Казалось бы, этих источников комплектования армии должно было хва­ тать; на практике же во многих регионах Империи римские граждане не испы­ тывали никакого влечения к тяготам и опасностям военной службы, надолго, если не навсегда, отрывавшей человека от привычной жизни. Лишь самые бедные, за неимением лучшего, соглашались подчиниться строгостям воен-

Цит. по: ChastagnolA. Le Bas-Empire. Paris, 1969. P. 284.

16 Часть первая. Характерные черты военной истории Средневековья

ной дисциплины. Властям приходилось все чаще прибегать к услугам варва­ ров, что усугубляло разрыв между населением Римской империи (Romania) и ее армией

ГЛАВА 3

Происхождение холодного оружия его роль в средневековье

Происхождение

Холодным оружием принято называть приспособления, предназначенные для поражения противника с помощью мускульной силы. Первыми образцами холодного оружия можно считать камень или палку, которые предок человека впервые взял в руки несколько миллионов лет назад. По мере освоения обработки материалов первобытные люди научились конструировать из дерева, камня и кости орудия, предназначенные для охоты и труда. Это были копья, ножи, топоры.

Освоение процессов добычи и обработки металлов позволило человечеству сделать гигантский шаг вперед на пути эволюционного развития, а также вывело холодное оружие на качественно новый уровень. Именно в этот исторический период появились первые профессиональные армии. Первым материалом для изготовления наконечников копий и стрел, кинжалов и топоров была медь. Впоследствии ей на смену пришла бронза — сплав меди и олова. В эпоху Античности железное холодное оружие постепенно сменило бронзовое. Господство тяжелой пехоты и тактика плотных построений подразумевали наличие стандартного набора вооружения для всех бойцов. Таким оружием было копье и короткий меч для ближнего боя.

С открытием технологий закалки и обогащения железа углеродом человечество открыло сталь — наиболее подходящий материал для холодного оружия.

Средние века прошли в постоянном соревновании между доспехами воина и холодным оружием. Постепенное утяжеление средств защиты привело к усилению средств нападения и распространению ударного оружия — боевых топоров, булав и клевцов.

С распространением огнестрельного оружия защитное снаряжение воинов начало постепенно исчезать, также постепенно уменьшалась роль холодного оружия как средства ведения боя. Кавалерия и пехота большинства стран тем не менее до Первой мировой войны вооружались как огнестрельным, так и холодным оружием.

Первая мировая война открыла новые высокотехнологичные методы ведения боя, что свело использование холодного оружия к минимуму. Вторая мировая война и последовавшие за ней войны и вооруженные конфликты лишь усилили эту тенденцию. В наше время фактически единственным видом холодного оружия, официально оставшимся на вооружении большинства мировых армий, является штык-нож.

Все существовавшее когда-либо холодное оружие можно условно разделить на военное и гражданское.

Военным холодным оружием можно назвать те типы вооружения, которые использовались профессиональными бойцами в составе воинских отрядов. К ним прежде всего относится копье, которое на протяжении многих тысяч лет было основным оружием ближнего боя для большинства воинов. Военным оружием были боевые топоры, булавы, мечи. Как правило, такое оружие предназначалось для действий в строю, но не исключало возможности индивидуального поединка.

Гражданским оружием можно назвать оружие, использовавшееся преимущественно гражданским населением для самообороны. Такое оружие, как правило, предназначалось для использования в индивидуальном бою. Зачастую его ношение скрывалось. Типичным примером гражданского оружия можно считать кастет.

Некоторые типы холодного оружия подходят под категории как военного, так и гражданского оружия. В качестве примера можно привести шпагу, которая использовалась как военными на поле боя, так и гражданскими лицами для дуэли.

Рассматривать военное и гражданское боевое оружие в одном контексте достаточно сложно, поскольку назначение их сильно различалось. Сравнивать европейскую алебарду и китайские боевые спицы по степени эффективности в бою было бы по меньшей мере некорректно.

Все холодное оружие можно также разделить на оружие дистанционное и оружие ближнего боя. В данной книге преимущественно будет рассмотрено оружие ближнего боя. Такие широко распространенные типы дистанционного вооружения, как лук, арбалет, праща, заслуживают отдельного описания и в данном случае рассматриваться не будут.

Холодное оружие для ближнего боя можно условно разделить на несколько основных категорий. Это ударно-дробящее оружие — булавы, клевцы, кистени. К ударно-рубящему оружию относятся боевые топоры. Древковое оружие — оружие на длинной рукояти-древке, как правило, больше человеческого роста — это всевозможные копья и алебарды. Клинковое оружие делится на длинноклинко-вое — мечи, сабли, шпаги — и короткоклинковое — ножи и кинжалы. Отдельную группу представляет комбинированное оружие оригинальной конструкции. До недавнего времени средневековый меч считался оружием неизменной (хотя и не слишком точно определенной) формы, грубым инструментом для убийства, очень тяжелым, неудобным и кровавым. Одновременно он рассматривался как символ некоего ложного романтизма. Этого взгляда придерживались даже некоторые ученые и коллекционеры оружия. Жив он и сегодня благодаря трудам отдельных историков, не говоря уже о писателях – творцах исторических романов, которые, как правило, не имеют должного интереса к этому замечательному виду оружия и потому смело заявляют, что меч слишком жесток, тяжел, неудобен, да и вообще неэффективен. Подобные заявления, являясь следствием недостаточных знаний о средневековых мечах, вводят читателей в заблуждение, особенно если исходят от авторитетных источников.

Предлагаемая работа является попыткой на основе длившегося четверть века изучения европейского меча 1100–1500 годов вернуть этому удивительному оружию его истинный вид и значение. А поскольку изучение было не только академическим, но и практическим, меч предстанет перед читателем не просто как археологический артефакт, изученный, проанализированный и классифицированный, а как самое благородное оружие, когда-то имевшее большую ценность для людей и служившее им верой и правдой.

Очевидно, стоит начать с попытки понять, почему со временем возникло упомянутое ошибочное представление о мече. В чем причина недоразумения? Прежде всего, вероятно, в относительной редкости и недоступности материалов для исследования. Среди большого количества оружия, дошедшего до наших дней, лишь очень немногие экземпляры могут быть отнесены к периоду, предшествовавшему Ренессансу. Единственные средневековые мечи, которые сегодня доступны для обозрения, – это черные и изъеденные коррозией экземпляры, надежно укрытые за толстыми стеклами музейных витрин. Найденные в процессе раскопок, они имеют такое же отношение к «живым» мечам того периода, как и ржавые обломки, поднятые из донных отложений, к величественным древним судам, частью которых они некогда являлись. Подобные со временем изрядно видоизмененные предметы, которые можно увидеть, но нельзя представить в действии, вполне могут произвести впечатление неудобных и неэффективных. Добавьте к этому фантазии романтических писателей прошлого, которые, желая придать своим героям черты супермена, заставляют их размахивать огромным и тяжелым оружием, демонстрируя таким образом силу, намного превосходящую возможности современного человека. А завершит картину эволюция отношения к этому виду оружия, вплоть до презрения, которое питали к мечам любители утонченности и элегантности, жившие в восемнадцатом веке, романтики Елизаветинской эпохи и почитатели великолепного искусства эпохи Возрождения. Становится понятным, почему оружие, доступное для обозрения только в его упадочном состоянии, может считаться непродуманным, грубым, тяжеловесным и неэффективным. Конечно, всегда найдутся люди, для которых строгий аскетизм форм неотличим от примитивизма и незавершенности. Да и железный предмет длиной чуть меньше метра вполне может показаться очень тяжелым. В действительности средний вес таких мечей варьировался между 1,0 и 1,5 кг, причем они были сбалансированы (в соответствии с их назначением) с той же тщательностью и мастерством, как, к примеру, теннисная ракетка или удочка. Бытовавшее мнение о том, что их невозможно удержать в руках, является абсурдным и давно устаревшим, однако продолжает жить, как и миф о том, что облаченных в доспехи рыцарей мог поднять на коня только подъемный кран.

Мечи красивы строгим совершенством линий и пропорций – а ведь именно в этом суть красоты, – сравнимым с великолепными творениями гончаров. Хороший меч имет нечто общее, скажем, с китайскими гончарными изделиями династии Сунь, чье эстетическое влияние на человека усиливается несоразмерностью с их практическим применением.

«Рыцарский» меч ведет свое происхождение от длинных железных мечей древних кельтов и далее, через мечи периода викингов и эпохи Великого переселения. Это оружие первых четырех веков до нашей эры, немало образцов которого было найдено в различных частях Европы, имело широкие плоские клинки с двумя режущими краями (лезвиями), идущими почти параллельно друг другу и заканчивающимися лопатовидным или закругленным острием. Большинство континентальных мечей имеют среднюю длину около 76 см от острия до плеч клинка и 15–18 см от плеч до головки рукоятки. Они обычно имеют ширину около 5 см и сужаются к острию до 3,5 см. Следует отметить, что почти все образцы кельтских мечей, найденные на Британских островах, значительно меньше и не отличаются высоким качеством, зато мечи, найденные на континенте, изготовлены с большим мастерством. Как правило, все они имеют неглубокий широкий дол, идущий вдоль всего клинка, а самые лучшие – даже двухрядный дол.

Такие мечи использовали кельтские и тевтонские варвары на протяжении всего римского периода. Вспомогательная кавалерия Рима, обычно галльская или германская, была вооружена длинными мечами (спата), в отличие от коротких острых мечей легионеров (гладиус). Многие из этих мечей были совсем не похожими на мечи варваров. Они имели узкие заостренные клинки с жестким плоским четырех– или восьмиугольным сечением, как у мечей четырнадцатого и пятнадцатого столетий. Несколько римских кавалерийских мечей было найдено на юге Дании – в основном в Вимозе, вместе с обычными широкими мечами древних кельтов и тевтонцев, которые к началу третьего века нашей эры были приняты в Скандинавии и на Севере. Только в этот период они имели более изящные пропорции, чем их предшественники.

К концу периода Великого переселения преобладали более широкие и тяжелые клинки, а около 900 года, в период викингов, вошел в употребление новый тип клинка – лучше сбалансированный и более изящный по форме. Эти клинки имели те же пропорции, что и некоторые старые кельтские: длина от эфеса до острия – примерно 75 см, ширина в районе эфеса – 5 см и более. Они сужались более резко, чем их непосредственные предшественники, а центр баланса располагался ближе к эфесу; ими можно было рубить с большей силой и скоростью. От этого типа клинка, с развитием которого тесно связана известная фирма Ulfberht, и произошел меч позднего Средневековья.

Скандинавские предшественники рыцарского оружия были проанализированы и классифицированы Бемером и Петерсеном, а позднее тайнам скандинавского меча посвятила свои труды Хильда Дэвидсон, связав археологический материал Бемера, Петерсена и исследователей более позднего периода с литературными и художественными источниками первого тысячелетия нашей эры. Поэтому я представлю это оружие только там, где необходимо сохранить непрерывность картины или объяснить эволюции при изложении аналитического обзора, в котором может быть выработана типология меча начиная со времени, на котором остановились Петерсен и Дэвидсон, то есть с конца периода викингов.

В большинстве главных музеев Европы, так же как и во многих провинциальных, очень мало мечей, относящихся к периоду 1000–1500 годов. Большинство из имеющихся были найдены при раскопках, рытье котлованов или в руслах рек. Вряд ли хотя бы один из них был обнаружен вместе с предметами, поддающимися точной датировке. Почти все они первоначально осели в частных коллекциях, где и пребывали на протяжении нескольких поколений, прежде чем попали в музеи, и информация о месте их находки оказалась безвозвратно утраченной, будучи вытесненной историями весьма сомнительного происхождения. Последних расплодилось так много, что поневоле сомневаешься в происхождении чего бы то ни было, конечно, если нет соответствующей документации.

Хотя оказалась возможной классификация формы европейских мечей по типам и подтипам, о времени и месте их «рождения», опираясь на доступные сегодня материалы, говорить достаточно сложно. Возможно, последнее утверждение следует несколько уточнить. Прежде всего, что мы имеем в виду, говоря о датировке такого предмета, как меч? Хотим ли мы знать примерную дату его изготовления, или приобретения первым хозяином, или период, в течение которого меч находился в использовании? Например, можно предположить, что клинок, сделанный в 1250 году, не был немедленно отправлен к изготовителю эфеса и несколько лет пролежал без дела. Допустим, этот клинок стал оружием в 1254 году и перешел в собственность некоего молодого рыцаря, который не расставался с ним до самой своей смерти, последовавшей в 1300 году. Его изображение с мечом на надгробии было сделано года через два-три. Историк, живущий в двадцатом веке, вполне обоснованно решит, что на могильной плите изображен рыцарь в боевых доспехах 1300 года. Но так ли это? Рыцарь, даже богатый, вряд ли стал бы приобретать совершенно новое облачение каждые несколько лет, чтобы не отстать от моды. Более вероятной представляется постепенная замена отдельных элементов экипировки по мере их износа, например щита. Любой рыцарь, участвовавший в сражениях, за свою жизнь сменил немало щитов. Но шлем и меч могли служить ему очень долго, а доспехи можно было заменять по частям – это целесообразнее и намного дешевле, чем их полная замена.

Итак, меч, изображенный на гипотетическом могильном камне, вполне может быть собственным мечом рыцаря, с которым тот не расставался всю жизнь и который при погребении лежал в гробу вместе с телом или был положен на могилу. Иными словами, это будет меч не 1300, а 1258 года. Вопрос еще больше запутывается, когда мы вспоминаем, что большинство воюющих рыцарей владели больше чем одним мечом. К тому же мы точно не знаем, изображали ли рыцарей на могильных камнях, облаченными согласно моде своего времени или согласно моде, существовавшей в то время, когда сооружалось надгробие, то есть через десятилетие или даже два после смерти рыцаря. Представляется вероятным, что на некоторых надгробиях изображено оружие, верой и правдой служившее покойному, а на других – оружие, вошедшее в моду уже после кончины рыцаря. Но как их различить?

Памятник из позолоченной латуни Черного принца в Кентерберийском соборе – пример первого типа надгробий. Сегодня известно, что шлем и латные рукавицы из покрытой позолотом меди, которые висели над могилой, являются деталями настоящего боевого облачения рыцаря, и принц вполне мог ими пользоваться. Они в мельчайших деталях совпадают с изображением на надгробии, поэтому и остальное облачение, судя по всему, должно относиться к периоду жизни принца.

Этого нельзя сказать о великолепном памятнике Ричарду Бошампу, графу Уорвику, в церкви Святой Марии в Уорвике. Этот видный деятель своего времени умер в 1432 году, но изображение на надгробии было выполнено только двумя десятилетиями позже. Документ об его изготовлении сохранился до наших дней. «У. Остен, гражданин Лондона и литейщик, согласен отлить и изготовить из превосходной латуни изображение вооруженного человека, должным образом украшенное, а именно: с мечом и кинжалом, орденом Подвязки, шлемом и гребнем под головой, а у ног убитый медведь и грифон. Все должно быть изготовлено из латуни в соответствии с образцами». Были ли эти образцы (модели для доспехов, меча, шлема и т. д.) поставлены из собственного облачения графа или из запасов оружейных мастеров? Если использовались предметы, принадлежавшие графу, вероятно, это были те, которыми он пользовался в последние годы своей жизни. Если же их позаимствовали у оружейного мастера (а где еще мог раздобыть упомянутые образцы Уильям Остен?), не были ли они устаревшими? Ни на один из вопросов невозможно получить точный ответ. В рассматриваемом случае создается впечатление, что, каким бы ни был источник «образцов», вооружение и доспехи были лучшими и самыми современными, доступными около 1450 года. Они в точности соответствуют миланским доспехам, относящимся, как известно, именно к этому периоду. Но что можно сказать о многочисленных памятниках из алебастра и песчаника, изображающих менее значительных людей, простых рыцарей и деревенских сквайров? До нас дошли два документа, касающиеся таких надгробий, относящихся к первой половине пятнадцатого века, в которых имеется фраза «в соответствии с образцами», дающая понять, что исполнители воли покойных ожидали, что на надгробиях будут изображены настоящие доспехи и оружие. Однако нет никаких свидетельств того, какое именно боевое облачение украшало гробницу: принадлежащее покойному или любое другое, бывшее в ходу в то время.

Два упомянутых выше великолепных памятника (их можно сравнивать между собой, но никак не с другими) – это воплощение противоположностей. Фигура Черного принца дает нам terminus post quem,^[1]потому что его оружие, совершенно очевидно, относится ко времени его жизни. Гробница графа Уорвика дает нам terminus ante quem,^[2] потому что изображенное на ней оружие является самым распространенным, вошедшим в моду в двадцатилетний период после его смерти. Несмотря на великое множество надгробных памятников в Европе, мы можем выбрать только некий средний, компромиссный, критерий и предположим, что доспехи и оружие, на них изображенные, могут относиться к стилям, распространенным как во время жизни покойного, лежащего под этим надгробием, так и после его смерти. Установить дату мы можем только с точностью до нескольких десятилетий.

Таким образом, пытаясь датировать меч или определенный тип мечей, вероятно, наиболее целесообразно обозначить период, когда им могли пользоваться, хотя этот период может оказаться слишком продолжительным, и датировка не будет точной. В скандинавской литературе существует много упоминаний о мечах, использовавшихся несколькими поколениями, или о тех, которыми рыцари пользовались всю жизнь и оставляли в наследство потомкам. Так что здесь речь может идти о промежутке времени в столетие или даже больше. Свидетельства столь же долгой жизни мечей в период позднего Средневековья не столь многочисленны и очевидны, но все же их слишком много, чтобы не принимать во внимание. Следует поискать компромисс, предложить наиболее вероятные периоды использования мечей разных типов и установить с максимальным приближением terminus ante quem. В некоторых случаях terminus post quern может иллюстрироваться индивидуальными примерами, такими как мечи из гробниц принцев, но проблема датирования оружия остается нерешенной.

Существует ряд факторов, которые помогают установить дату рождения оружия, но почти все они могут помочь не больше, чем предложить отрезок времени в полстолетия. Мода, проявляющаяся в изменении и развитии разных видов эфеса, становится более важным фактором в конце периода, однако почти не имеет значения в его начале. Разная техника инкрустации и стили надписей на мечах бесценны для классификации, но с ними следует обращаться с большой осторожностью, когда речь идет о датировке. Наличие идентифицируемых геральдических фигур может дать относительно точную дату – в одном хорошо известном случае с точностью до двух лет, – но только дату нанесения герба на оружие. Из этого ни в коем случае не следует, что дата герба есть дата изготовления меча. Речь может идти лишь о времени его приобретения или дарения. Еще в меньшей степени эта дата может свидетельствовать о времени прекращения использования меча, конечно, если он не найден в гробнице.

Различные ножны обычно считаются достойным доверия фактором для датировки. Это действительно так, но только именно для ножен, а не для меча. Ножны менялись довольно часто, особенно в Средние века, когда их постоянно носили на открытом воздухе, подвергая неблагоприятным атмосферным воздействиям. Они изнашивались быстрее, чем мечи. У меча, любимого своим хозяином, было несколько ножен, и каждые новые ножны отражали моду того времени, когда были изготовлены. То же самое можно сказать и об эфесе. Он должен был периодически меняться, также отражая изменения в моде.

Итак, формы мечей можно сгруппировать и классифицировать, но датировать их только весьма неточно. Они четко подразделяются на две группы, благодаря радикальному изменению формы, вызванному таким же коренным изменением защитных доспехов, против которых были направлены. Это изменение произошло примерно между 1275 и 1350 годами, то есть в течение переходного периода, продлившегося три четверти века, во время которого появились некоторые переходные типы. Можно с уверенностью сказать, что меч одного из типов в группе 1 (мечи против кольчужных доспехов) изготовлен до 1300 года, а меч из группы 2 (мечи против пластинчатых доспехов) изготовлен после 1350 года. Но поскольку период мечей группы 1 длится с 1000 по 1300 год, а мечей группы 2 – с 1350 до 1550 года, датировка может быть только весьма приблизительной. Дело еще более усложняет тот факт, что мечи некоторых типов группы 1 снова стали популярными после 1450 года. Переходные типы, изготовленные против доспехов из кольчуг, пластин или их комбинации, являются единственными, которые можно уверенно отнести к 1300–1350 годам – к периоду в полстолетия.

К счастью, для датировки типов мечей мы можем не ограничиваться изучением только археологических находок. Бесчисленные средневековые произведения искусства, изображающие мечи и доспехи – все виды оружия и боевого облачения, – факторы первостепенной важности. Археологу наших дней повезло, если средневековый художник был человеком скрупулезным (и не археологом): он рисовал или лепил то, что видел, не больше и не меньше; в его работах отсутствуют искажения и аффектация, выполненные «во имя искусства». Конечно, существуют и откровенно плохие работы средневековых художников, но их можно не принимать во внимание, потому что хороших намного больше. Большинство этих работ легко подвергаются датировке с точностью до одного-двух лет, максимум – одного-двух десятилетий. Вопрос, который возникает при определении ценности произведения искусства для датировки изображенных предметов, аналогичен вопросу, касающемуся изображений на надгробиях. Произведение художника ясно показывает, что он либо был сам хорошо знаком с военным делом и предметами, которые изображал, либо пользовался моделями. Были ли эти модели самыми современными, или он использовал любые доступные? Художник тринадцатого века, иллюстрирующий манускрипт сценами войны Саула и Давида, скорее всего, изображал оружие и доспехи, использовавшиеся в то время, когда он выполнял свою работу, хотя, конечно, мы не можем отрицать возможность того, что он в юности был солдатом и рисовал то, что помнил. Конечно, возможностей много, но несомненно одно: художники во все периоды Средних веков в большинстве частей Европы в своих работах проявили замечательную согласованность и постоянство. Выберите любой период, и окажется, что изображения на гробницах, художественные скульптуры и иллюстрации в манускриптах – все показывают одинаковые виды доспехов и оружия, лишь с небольшими вариациями. Если предположить (и это будет вполне разумно), что все нарисованное или вырезанное было именно тем, что использовалось в то время, мы можем поставить рядом имеющиеся в нашем распоряжении археологические материалы и произвести вполне достоверную датировку – в пределах половины или четверти столетия.