Сокровища и не встретить ребенка, любопытной девушки, которая полюбовалась
бы ими! В отчаянии я не раз хотел покончить с собой.
-- Ну и трагичный выдался вечер! -- заметил Эмиль.
-- Ах, не мешай мне вершить суд над моей жизнью! -- воскликнул Рафаэль.
-- Если ты не в силах из дружбы ко мне слушать мои элегии, если ты не можешь
ради меня поскучать полчаса, тогда спи! Но в таком случае не спрашивай меня
О моем самоубийстве, а оно ропщет, витает передо мною, зовет меня, и я
Приветствую его. Чтобы судить о человеке, надо по крайней мере проникнуть в
Тайники его мыслей, страданий, волнений. Проявлять интерес только к внешним
Событиям его жизни -- это все равно, что составлять хронологические таблицы,
Писать историю на потребу и во вкусе глупцов.
Горечь, звучавшая в тоне Рафаэля, поразила Эмиля, и, уставив на него
Изумленный взгляд, он весь превратился в слух.
-- Но теперь, -- продолжал рассказчик, -- все эти события выступают в
Ином свете. Пожалуй, тот порядок вещей, прежде казавшийся мне несчастьем, и
Развил во мне прекрасные способности, которыми впоследствии я гордился.
Разве не философской любознательности и чрезвычайной трудоспособности, любви
К чтению -- всему, что с семилетнего возраста вплоть до первого выезда в
Свет наполняло мою жизнь, -- обязан я тем, что так легко, если верить вам,
Умею выражать свои идеи и идти вперед по обширному полю человеческого
Знания? Не одиночество ли, на которое я был обречен, не привычка ли
Подавлять своя чувства и жить внутреннею жизнью наделили меня умением
Сравнивать и размышлять? Моя чувствительность, затерявшись в волнениях
Света, которые принижают даже прекраснейшую душу и делают из нее какую-то
Тряпку, ушла в себя настолько, что стала совершенным органом воли, более
Возвышенной, чем жажда страсти? Не признанный женщинами, я, помню, наблюдал
Их с проницательностью отвергнутой любви. Теперь-то я понимаю, что моя
бесхитростность не могла их привлекать! Вероятно, женщинам даже нравится в
Нас некоторое притворство. В течение одного часа я могу быть мужчиной и
Ребенком, ничтожеством и мыслителем, могу быть свободным от предрассудков и
Полным суеверий, часто я бываю не менее женственным, чем сами женщины, -- а
Коли так, то не было ли у них оснований принимать мою наивность за цинизм и
Самую чистоту моих мыслей за развращенность? Мои знания в их глазах были
Скукой, женственная томность -- слабостью. Чрезвычайная живость моего
Воображения, это несчастье поэтов, давала, должно быть, повод считать меня
Неспособным на глубокое чувство, неустойчивым, вялым. Когда я молчал, то
Молчал по-дурацки, когда же старался понравиться, то, вероятно, только пугал
Женщин -- и они меня отвергли. Приговор, вынесенный светом, стоил мне
Горьких слез. Но это испытание принесло свои плоды. Я решил отомстить
Обществу, я решил овладеть душою всех женщин; властвуя над умами, добиться
Того, чтобы все взгляды обращались на меня, когда мое имя произнесет лакей в
Дверях гостиной. Еще в детстве я решил стать великим человеком, и, ударяя
себя по лбу, я говорил, как Андре Шенье: "Здесь кое-что есть! " Я как будто
Чувствовал, что во мне зреет мысль, которую стоит выразить, система,
Достойная быть обоснованной, знания, достойные быть изложенными. О милый мой
Эмиль, теперь, когда мне только что минуло двадцать шесть лет, когда я
Уверен, что умру безвестным, не сделавшись любовником женщины, о которой я
мечтал, позволь мне рассказать о моих безумствах! Кто из нас, в большей или
Меньшей степени, не принимал желаемое за действительное? О, я бы не хотел
Иметь другом юношу, который в мечтах не украшал себя венком, не воздвигал
себе пьедестала, не наслаждался в обществе сговорчивых любовниц! Я часто
Бывал генералом, императором; я бывал Байроном, потом -- ничем. Поиграв на
Вершине человеческой славы, я замечал, что все горы, все трудности еще
Впереди. Меня спасло беспредельное самолюбие, кипевшее во мне, прекрасная
Вера в свое предназначение, способная стать гениальностью, если только
Человек не допустит, чтобы душу его трепали мелочи жизни, подобно тому как
Колючки кустарника вырывают у проходящей мимо овцы клоки шерсти. Я решил
Достигнуть славы, решил трудиться в тишине ради своей будущей возлюбленной.
Все женщины заключались для меня в одной, и этой женщиной мне казалась
Первая же встречная; я в каждой видел царицу и считал, что, как царицы,
Вынужденные первыми делать шаг к сближению со своими возлюбленными, они
Должны были идти навстречу мне, робкому, несчастному бедняку. О, для той,
Которая пожалела бы меня, в моем сердце, помимо любви, нашлось бы столько
благодарного чувства, что я боготворил бы ее всю жизнь! Впоследствии
Наблюдения открыли мне жестокую истину. И я рисковал, дорогой Эмиль, навеки
Остаться одиноким. Женщины, в силу какого-то особого склада своего ума,
Обычно видят в человеке талантливом только его недостатки, а в дураке --
Только его достоинства; к достоинствам дурака они питают большую симпатию,
Ибо те льстят их собственным недостаткам, тогда как счастье, которое им
Может дать человек одаренный, стоящий выше их, не возмещает им его
Несовершенств. Талант -- это перемежающаяся лихорадка, и у женщин нет охоты