Чемпионат третий (1961) 4 страница. Утро. Пастушья жалейка
...Утро. Пастушья жалейка.
Поздний и горький волчец.
Эх, если б узкоколейка
Шла из Парижа в Елец!..
Шполянский
И вот тогда от стариков я впервые услышал о знаменитой московской школе атлетики Морро-Дмитриева, где "драконили железо жадно и по всем правилам". Точностью, обилием фактов меня поразил рассказ моложавого старика с выпуклой грудью. Я уже знал: он спортивный репортер одной из парижских газет, подрабатывает массажем, а в прошлом... надежда русской тяжелой атлетики, обладатель всероссийского рекорда накануне революции. С каким же благоговением отзывался Александр Григорьевич Красовский о своем учителе Морро-Дмитриеве!
Не забыл он и Гаккенщмидта. Припомнил: "Однажды портной принес доктору Краевскому новые брюки, серые в полоску - под визитку. Гаккеншмидт вперился с вожделением. Щупал добротное сукно, млел. Доктор ободрения ради посулил: "Побейте рекорд Сандова - и получите такие же". Спустя некоторое время Гаккеншмидт выкрутил правой 282 с лишним фунта. Награда от доктора последовала незамедлительно - серые штаны в полоску!"
Впоследствии я нашел документальное подтверждение его рассказу-анекдоту, как он выразился тогда.
Глава 83
Закрываю книгу Георга Гаккеншмидта. На обложке в обводном прямоугольничке цена: 1 рубль.
Внезапно с удивительной ясностью вижу себя в лондонском "Скала-театре". Операторы Би-би-си свернули кабели и увезли аппаратуру, но в воздухе еще запах подгоревшей краски. Он смешался с запахом растирок, табачного дыма и пива. Уже разбрелись репортеры и знатоки, от них всегда тесно и тошно за кулисами. Торопятся в автобус спортсмены и тренеры. Вразвалку, громко хохоча, проходит финн Кайлаярви-младший - рекордсмен мира, отчаяннейший из турнирных рубак. Медлительно вышагивает высоченного роста господин с застывшим продолговатым лицом - это Роберт Хоффман. Рядом с Гаккеншмидтом его жена, маленькая, изящная. А Гаккеншмидт действительно элегантен в черном строгом костюме.
- Вас очень помнят у нас,- бормочу я.- Я не преувеличиваю - это так! Вас помнят...
Гаккеншмидт напряженно вслушивается. Он не сразу схватывает смысл слов. И вдруг, улыбаясь, закидывает голову - это его характерный жест.
- Давно, как это было давно!- И, раскланиваясь, говорит:- Надеюсь, увидимся вечером.- Он трудно произносит слова, с акцентом.
Смотрю вслед. У старика мощный костяк, шея по-борцовски широка и крепко держит голову, но особенно впечатляет грудь, когда он поворачивается и еще раз раскланивается. Она раздвинута и выгнута чисто по-гаккеншмидтовски (теперь-то, наглядевшись на фотографии молодого Гакка, я прежде всего отмечаю в сознании эту подробность).
А вечером перед банкетным залом Гаккеншмидт дарит мне ту свою фотографию и копию телеграммы Краевского.
"Его Высокородию Георгию Георгиевичу Господину Гаккеншмидту, Всемирному Атлету Любителю. Москва. Тверская, Пассаж Постниковой, Атлетическая арена Баронессы Кистер.
Санкт-Петербург. 4.02.1898. Георгий Георгиевич! Поздравляю Вас с Вашим новым всемирным рекордом. Вы выжали одной рукой 282 и 3/4 фунта (115,79 кг.- Ю. В.), как я вчера узнал. Вас вдохновила Москва. Да здравствует победитель всемирного Сандова. Честь и слава России! Ваш обожатель доктор Краевский".
В тот день, 3 февраля 1898 года, в Москве Георгом Гаккеншмидтом был установлен первый - и не только в тяжелой атлетике - мировой рекорд в истории русского спорта.
Банкет... У меня на коленях эти драгоценные подарки Гакка. Официальная часть банкета дотошно расписана. Можно следить по бланку приглашения (отменная мелованная бумага в два листа), кто за кем будет говорить, какова должность оратора и кого представляет.
Приглашение забавляет. Несколько раз перечитываю:
"Британская любительская тяжелоатлетическая ассоциация. Золотой юбилейный турнир. Банкет в честь атлетов и официальных представителей. Суббота, 29 июля 1961 года..." Далее следует список ораторов. В конце - меню, читаю: "Салат из фруктов - "Власов", крем - "Курынов"".
Забавляют не эти названия в меню, а количество официальных представителей. Атлетов значительно меньше. И так всегда, где бы ни проходили приемы.
Отпечатан и адрес банкетного торжества: "Тотам корд роад. Лайонс Карнер Хаус".
Нет, это не в нашу честь торжество. Старый доктор назвал его имя: "Честь и слава России!.."
Рассказываю Аптекарю о Гаккеншмидте.
- А знаешь, он ответил на письмо,- говорит Миша.
- У тебя письмо Гакка?
- Я списал адрес с визитной карточки у тебя на столе после твоего возвращения из Лондона.- Он подходит к шкафу, достает папку.- Вот письмо.
Если говорить о суеверном трепете, то я испытываю именно это чувство. Осторожно извлекаю из узкого продолговатого конверта листок. Сверху по-английски печатными буквами: "Георг Гаккеншмидт. 21 Честнут Роад. Вест Норвуд, Лондон. С. Е. 27. Англия".
Мелкий неровный почерк:
"27 февраля 1963 года.
Многоуважаемый Михаил Лазаревич!
После восьми месяцев во Франции я вернулся в Лондон. Здесь мне передали Ваше письмо. Чтение писем из Москвы и Ленинграда мне более приятно, чем из других стран мира. И это иначе не может быть из-за чудных воспоминаний, которые я собрал: в 1898 году в Москве я выжал правой 282 3/4 фунта (в то время мировой рекорд) . В Москве я и собрал звание чемпиона города Москвы и чемпиона города Петербурга.
В Петербурге победил Поля Понса (чемпиона мира), Шмеллинга, Тэдди Михайлова, поляка Зариковского, Петрова и много других очень сильных атлетов. В клубе доктора Краевского я победил Замукова, Шемякина, Трусова, Медведева и так далее.
В Москве тоже я победил очень сильных борцов, как Констан ле Буше, Рауль ле Буше, Эмбаль де ля Кальметт... (неразборчиво.-Ю. В.), Моор-Знаменский и прочие.
Такие победы скоро не забудешь.
С удовольствием я Вам отвечаю на Ваши вопросы, насколько я их отвечать могу.
1. Елисеев меня никогда не побеждал. Ни по гирям, ни по борьбе. Я вышел победителем Елисеева по тяжелой атлетике на чемпионате в арене графа Рибопьера и в борьбе у доктора Краевского. Как борец Елисеев был неважным, несомненно из-за его легкого веса.
2. Победа Елисеева в Милане не давала Елисееву считать себя чемпионом мира. Он мировых рекордов, как я помню, ни одного не имел, и мировые чемпионы не участвовали в этом чемпионате.
3. Я участвовал во всех крупных чемпионатах в 1898 году. Их мало было.
4. В 1900 году контракты меня обязывали покинуть Россию.
5. Я был в Юрьеве, когда доктор умер. Мне прислали телеграмму, и я немедленно возвратился в Петроград...
Желаю Вам всего хорошего и наилучшего.
Г. Г. Гаккеншмидт.
Фотографий не имею. Когда найду - я Вам их вышлю".
Глава 84
- В начале зимы девятисотого года Краевский сломал ногу на Литейном мосту,- поясняет Аптекарь.- Первого марта девятьсот первого года умер, проболев около шести месяцев.
Спрашиваю:
- По документам Гаккеншмидт действительно самый сильный человек своего времени?
- С восемьсот девяносто восьмого года по девятьсот десятый - безусловно, первый среди первых! Близок к нему Лурих, но Гаккеншмидт посильнее (не совсем так, Лурих показывает результат в толчке больший, чем Гаккеншмидт, но это случилось несколько позже 1898 года.- Ю. В.). А как личность Георгий Георгиевич несравненно крупнее. Человек выдающийся во всех отношениях! Великий атлет, оригинальный философ, создатель собственной школы физического воспитания. Что касается силы, к девятьсот десятому году всех оттесняет чех Карл Свобода. Титул сильнейшего в мире по праву перекочевывает к нему...
Книга и в самом деле рассказала далеко не все.
Не без удивления я обнаружил, что своего первого спортивного триумфа юный Гаккеншмидт добивается в Ревеле на велосипедных гонках. Там, в Ревеле, под присмотром Андрушкевича он приступает к тренировкам в тяжелой атлетике. Восемнадцати лет на равных борется с Лурихом. Узнаю и причину необыкновенных рекордов и побед Гаккеншмидта - тщательная общефизическая подготовка.
Даже самая самоотверженная тренировка с одними тяжестями не даст прочной победы. Для большой силы нужна прежде всего разносторонняя общефизическая подготовка. Без нее нет классного спортсмена. Только на основе разносторонних физических качеств можно воспитать настоящую силу. Тогда атлет выдержит любые тренировки. Сможет наращивать нагрузки. Будет способен усваивать непрерывно нарастающие нагрузки. И отвечать новыми результатами любым соперникам.
Юный Гакк тренируется в прыжках в длину: 4 м 90 см - по тем временам недурной результат. В высоту с места прыгает на 1 м 40 см. Пробегает за 26 с 180 м. Для укрепления ног практикует подъемы по винтовой лестнице к шпилю церкви Олевисте с двухпудовыми гирями в руках.
Невольно сравниваю свои "забавы". У меня прыжок в длину - около 5 м 70 см. Прыжок с места в высоту - тоже 1 м 40 см. Бросок 700-граммовой гранаты - чуть дальше 80 м. Я любил плавать. Плавал не быстро, но очень долго. В семнадцать - двадцать лет заплывы по четыре-пять часов были развлечением. Совсем неплохо бегал на лыжах. А все это явилось опорой для будущей силы, точнее - мощных многолетних тренировок.
...Уже в 1897 году Гакк лежа выжимает "бульдоги" совокупным весом в 143,3 кг. Никто в мире проделать подобное не мог.
Накануне достопамятной поездки в Москву на тренировках у доктора Краевского Гакк берет в толчке двумя руками 125 кг, правой же рукой выталкивает 110 кг. А ему нет еще и двадцати.
За "новый всемирный рекорд", установленный на атлетической арене баронессы Кистер, Гакка награждают 4 марта золотым жетоном с чеканкой - "Победителю Сандова".
"25 марта (1898 года - Ю. В.},- сообщает "профессор атлетики и физического развития" Лебедев,- грандиозный атлетический праздник, чистая прибыль 3 тысячи рублей! Цифра небывалая. Для победителей - призы, пожалованные августейшим покровителем "Общества поощрения всех видов охоты" Его Императорским Высочеством Великим князем Николаем Николаевичем. Почетный кубок достался Гаккеншмидту. После представления члены Велосипедно-атлетического общества закончили вечер в ресторане "Медведь" за пирушкой до шести утра..."
В апреле того же года Гаккеншмидт побеждает на всероссийском чемпионате. Есть мировой рекорд - 143,8 кг в толчке двумя руками! Второе место у Сергея Елисеева из Уфы.
В 1900 году Гаккеншмидт становится чемпионом Петербурга по прыжкам в высоту - 1 м 55 см. В том же году он доводит результат до 1 м 65 см. На I Олимпийских играх в Афинах в 1896 году второе место в прыжках в высоту с результатом 1 м 76 см занял американец Джеймс Конноли, а через четыре года на Олимпийских играх в Париже третье место с результатом 1 м 75 см занял венгр Лайош Гёнитци. При соответствующей тренировке Гаккеншмидт мог завоевать здесь одну из олимпийских медалей. Для тяжелоатлета это явилось бы истинным подвигом!
Гакк мечтает, однако, о славе самого сильного! И тогда в Москве в 1900 году броском на лопатки опрокидывает "чемпиона мира" болгарина Николу Петрова. Приз - золотой пояс и 975 рублей.
В пасхальные дни 1901 года спортсмен из России впервые добивается звания чемпиона мира на турнире профессионалов в Вене. В 1902 году Гаккеншмидт трижды туширует знаменитого ирландского борца Томми Каннона. Собственный вес ирландца 300 кг!
Слава Гакка столь велика, что репортеры в отчетах о соревнованиях непременно сообщали о его присутствии даже в качестве простого зрителя.
"В понедельник состоялась в "Павильоне-театре" в Лондоне борьба между Поддубным и Збышко-Цыганевичем,-оповещает русских читателей "Спортивная жизнь" 1 декабря 1907 года.- Несмотря на прямо-таки баснословно дорогие билеты, театр оказался совершенно переполненным. За борьбой со сцены с большим интересом следил Гаккеншмидт. Поддубному часто делали замечания. Так, он ударил Збышко кулаком в подбородок и толкнул головой в лицо. После 15 минут сделали перерыв, во время которого судья заявил Поддубному, что на сцене происходит состязание по борьбе, а далеко не кулачный бой, и поэтому он должен просить Поддубного держать себя корректно. По истечении 25 минут Поддубный, однако, снова так сильно толкнул противника, что пришлось заметить ему, что при следующей неправильности с его стороны он будет считаться побежденным. 10 минут Поддубный боролся корректно, но затем подставил Збышко ногу, после чего Збышко признали победителем. Оба противника были страшно взволнованы, и Збышко пытался броситься на Поддубного. Лишь с трудом удалось удалить Збышко со сцены. Как только Збышко успокоился, он по требованию публики должен был явиться на сцену, где долгое время был предметом шумных оваций со стороны многочисленной толпы".
Апрель 1908 года. Чикаго. В борьбе по американским правилам через два часа три минуты верх берет Фрэнк Гоч. Гаккеншмидт отказывается признать себя побежденным. Борьба велась не по правилам, заявляет он. Действительно, правила вольной борьбы были ему новы и во многом непонятны. Сам Гоч вспоминал:
"Вот уже девять лет я состою чемпионом Америки по свободной борьбе и тринадцать лет выступаю как профессионал, но за все время я ни разу не заслужил такой чести и славы, как за два часа борьбы с Георгием Гаккеншмидтом в апреле 1908 года. Моя победа над этим непобедимым Русским Львом наделала шуму во всем мире, так как репутация Гаккеншмидта как первоклассного борца была известна всему свету. Он многие годы подряд был гордостью всех европейских борцов и победил столько сильнейших противников, что на его матч со мной смотрели как на шутку не только по ту сторону океана, но и в Нью-Йорке. ...Что же касается тонкости борьбы, то у Гаккеншмидта много недостатков. Он слишком много думает и не умеет привести своего противника в замешательство неожиданной хитростью. Каждый его прием преднамерен... Кроме того, он не умеет использовать всю свою феноменальную силу... В то время как Гаккеншмидт дошел до полного изнеможения, я боролся вполне обдуманно и экономил свои силы, так что смог после двухчасовой борьбы поднять его и с силой бросить на ковер".
После этого на встречу с Гочем поехал Збышко - борец из великих! Гоч тушировал его через... семь секунд!!
4 сентября 1911 года встреча Гакка с Гочем повторяется. И снова поражение! Об этом последнем поединке рассказывает очерк в журнале "Русский спорт" (1911, № 54):
"...Гаккеншмидт о своем поражении.
Во французском журнале "La Culture Phisique" помещено письмо по поводу его последней борьбы с Фрэнком Гочем. Гаккеншмидт пишет, что всеми силами добивался возможности вновь встретиться с Гочем, победу которого над собой три года назад не мог признать правильной. Получив известие, что все устроено и борьба назначена на 4 сентября в Чикаго, Гаккеншмидт начал усиленную тренировку, которую продолжал даже в гимнастическом зале на палубе парохода "Олимпик". ...Тренировка шла успешно, и, по словам борца, он в первый раз в жизни находился в такой прекрасной форме. Но за две недели до матча случилось несчастье. Во время борьбы с доктором Роллером у Гаккеншмидта вывихнулось левое колено. Пришлось лечь в постель и лечиться до самого момента борьбы. Надежды на победу, конечно, исчезли, и Гаккеншмидт согласился бороться, только чтобы не разорить устроителей матча и при условии, чтобы за него не держали пари. Гаккеншмидт не жалуется на неправильность матча, но заявляет, что не только Гоч, но любой борец мог его тогда победить. Во время борьбы он не мог ступить на левую ногу..."
Очерк заканчивается уверениями в том, что Гаккеншмидт "будет иметь еще много успехов в борьбе, в которой все же считает себя первым".
Расставаясь, Георгий Георгиевич спросил, нравится ли мне Лондон. Я признался, что не успел увидеть город, а завтра спозаранку - отъезд.
Сколько я помню выступлений за границей, правило "выступил - и тут же уезжай" выдерживалось с завидной и обидной неизменностью, в совершеннейшем соответствии с русской поговоркой: "Коня в гости зовут не медом поить, а воду возить".
Разумеется, я не сказал о том Георгию Георгиевичу. Впрочем, не сказал и другое: Лондон показался мне неприветливо-мрачным.
Тогда я решил, что его вопрос - дань вежливости. И лишь теперь могу предположить, что Лондон Георгий Георгиевич полюбил всей душой. К тому же из него было удобнее совершать свои победные набеги на все прочие города. Может быть, Георгию Георгиевичу пришелся уклад английской жизни, столь похожий на родной, эстонский. В 1911 году он принял английское подданство.
Впрочем, писал же Герцен в середине XIX века: "Здесь можно устроить удивительную жизнь, я повторяю с полным убеждением, что во всей Европе один город, и это - Лондон... Он имеет все недостатки свободного государства в политическом смысле, зато имеет свободу и религию уважения к лицу... этот город своеобычный, надобно привыкнуть к нему..."
После матча с Гочем Гаккеншмидт хочет забыться. Он буквально бежит в Россию. В сентябре он еще в Америке, а в ноябре его принимают Киев, Москва, Санкт-Петербург. Здесь друзья, прежнее почитание и привязанность публики. Здесь верят и понимают.
Последнее свидание с Россией.
Киевский корреспондент откликается очерком "Встреча с Гаккеншмидтом" (Русский спорт, 1911, № 55):
"Вечером 16 ноября на обычном уроке в Немецком гимнастическом обществе мне сказали, что в Киев приехал Гаккеншмидт. Прежде всего я усомнился в подлинности... но на другой день, узнав от знакомого... что Георгий Георгиевич Гаккеншмидт действительно здесь, я помчался в "Прагу", где остановился Русский Лев.
Естественно, разговор зашел о недавней борьбе с Гочем. Как писал еще Дериац (Э м и л ь и Мори ц Дериац ы - прославленные атлеты из Швейцарии. С наибольшим успехом выступали в !905-1912 годах), так теперь и подтвердил Гаккеншмидт: борьба в Америке нечестная. Гоч борется только тогда, когда уверен, что его противник ляжет под него. Вот почему Гаккеншмидт искал встречи с Гочем три года и должен был депонировать 20 тысяч долларов для ставки. Больное колено (о чем спортсмены уже знают)- несчастный случай в борьбе, и Гаккеншмидт отказался от победы. По его словам, Збышко несравненно сильнее Гоча, но, наверное, ляжет под него...
Из борцов во французской борьбе выше всех Гаккеншмидт ставит Поддубного, который всегда борется серьезно и начистоту... "И я его очень люблю!"- добавил атлет...
В недалеком будущем Гаккеншмидт собирается издать новую книгу по физическому развитию, где полнее разовьет те мысли, которые он изложил в первой книге. "Борьба мне надоела, и я теперь решил отдохнуть"-так закончил беседу знаменитый и непобедимый атлет".
Автор очерка - Анохин. Доктор Анохин первым в России получил диплом тренера, выдержав испытание перед специальной комиссией Киевского атлетического общества.
На приезд Гаккеншмидта отозвался и петербургский корреспондент "Русского спорта": "Гостивший на прошлой неделе в Петербурге Георгий Георгиевич Гаккеншмидт навестил по старой памяти Санкт-Петербургское атлетическое общество. Рассказывая о своих делах, находившихся с материальной точки зрения в блестящем состоянии... он сообщил, что отказаться от борьбы с Гочем в Чикаго (4 сентября.- Ю. В.) значило разорить своего же импресарио. Поражение, хоть и неизбежное, так удручающе подействовало на Гаккеншмидта, что он уехал на пароходе под чужим именем..."
Чемпионы. Баловни публики. Неутомимые ловцы славы. Рабы великого труда и мужества. Математики будущих падений. Своих.
В ноябре 1911 года Гаккеншмидту пошел 34-й год, а с ним - усталость и отвращение к борьбе. Он долго не может приступить к правильным тренировкам, а настоящие тренировки - тренировки не за деньги - он любит. Любит до последнего дня жизни. В журнале "Стрэнгт энд Хэлт" Хоффмана я видел фотографию Георгия Георгиевича на тренировке. Ему 86 лет. Он в трусах и беговых туфлях. По-стариковски жилист, морщинист, но широк и мускулы еще не извела старость. А тогда... его еще ждали концентрационный лагерь в Германии - с 1915 по 1918 год- и голод...
Большой спорт ни для кого не делает исключений. Через год после второй встречи с Гаккеншмидтом "Русский спорт" (1912, № 50) печатает более чем горькие признания Гоча. Это даже не признания, а отчаяние и одновременно ненависть к публике. Ведь на потеху ей не щадят себя чемпионы.
Журнал сообщает о намерении знаменитого американского борца покинуть арену. Причина - переутомление: "Я с ужасом думаю, что опять должен заняться борьбой. Дрожь пробегает по телу при мысли, что придется работать над своей формой... Я никогда не забуду тех мучений, которые мне пришлось испытать при тренировке. Людям кажется, будто я имею призвание к борьбе и поэтому слава досталась мне без всяких забот. На самом деле вряд ли кому успех доставался столь тяжкой ценой..."
И сейчас многие из великих спортсменов не отреклись бы от слов Гоча. Спортивный труд жесток и опасен.
Глава 85
И уже в самолете я прочитал перевод репортажа о турнире, напечатанного в "Тайме" 31 июля 1961 года. Характерен подзаголовок: "Нет веса, который не могли бы поднять эти русские".
"...Юрий Власов из России, сильнейший человек мира, толкнул 453 и 3/4 фунта. После этого три человека носили взвешивать штангу... Снова поцелуи, объятия на помосте, взволнованный гул и замечания в зале: "Фантастически, невообразимо". Уже противники Власова, включая громадного Зирка, который растит цветы на собственной ферме в Америке и тем добивается большего бизнеса, чем с магнезией, оставлены далеко позади. Власов - сверхчеловек в очках, увлеченный философией, литературой и музыкой. У него обширное поле деятельности, и, однако, наряду с этим он аттестован как спортсмен номер один. Он получил трофей от легендарного Георга Гаккеншмидта - старого Русского Льва. И новым связующим звеном стало рукопожатие, которое всколыхнуло память..."
Я понимаю: воспоминания всегда более личный документ, чем объективно-исторический. Я и воспринимал события именно пристрастно. Это естественно. Дабы в какой-то мере выправить данный недостаток, внести фактическую достоверность, я и привлекаю газетный материал.
Глава 86
Мировая печать своеобразно откликнулась на кончину сильнейшего из атлетов.
Вот что написал в некрологе, посвященном Георгию Георгиевичу, бывший русский рекордсмен Красовский:
"...Не так давно я заехал проведать старого французского чемпиона Луи Вассэра, который мне сообщил, что на девяносто первом году жизни в Лондоне 19 февраля скончался Русский Лев - Георг Гаккеншмидт. О смерти этого великого спортсмена, кумира парижской публики начала этого века, французская спортивная пресса не была даже осведомлена. Так проходит слава мира!"
Французскую публику и оповестила эта единственная заметка, напечатанная в русской газете на русском языке 2 августа 1968 года.
Поклон тебе, Великий Гакк! Поклон старому доктору! Пусть будут вечны над вами слова: "Честь и слава России!"
Как-то меня спросил болгарский тренер (он изучал спортивную психологию), что я шепчу, когда выхожу на помост. Я остерегался предельного "железа", старался подавить неуверенность, никому никогда не признавался в ней, искал слова - опору в других. Шептал стихи. Разные. Когда я сказал о стихах болгарскому тренеру, он с сомнением глянул мне в глаза. А напрасно! Никакой допинг не сравнится со словом. Недаром на Востоке говорят: "Рана от ножа заживает, рана от слова - никогда".
Помню свою первую победу на командном чемпионате СССР в Горьком 16 декабря 1958 года. Мы с тренером решили перекрыть результат Медведева, показанный на чемпионате мира. В жиме и рывке я взял намеченные веса (я весил тогда 114 кг). Все понимали, куда клонится борьба, и каждый подход взвинчивал зал. Но в толчковом упражнении я мог сорваться. Я и устал, и еще худо управлял собой, и главное - едва залечил травмы. Последняя попытка! Я стоял за занавесом, уже готовясь шагнуть на сцену. Богдасаров помогал мне расправлять трико. И вот в тишине, решающей судьбу и которая тем так памятна спортсменам, я услышал скороговорку Ивана Любавина - тренера Медведева (он не видел меня, а я стоял в двух шагах): "Этому... не взять вес!"
Я задохнулся яростью - и не потому, что Любавин покрыл меня... Нет! Он не сомневался в моей трусости! Насмехался! Я трус!
И я уже больше не чувствовал пола, не слышал зала. Я ослеп, и лишь штанга, точнее - ощущения в мышцах существовали для меня. Выполнил упражнение, как на учебном весе. Мне показалось, будто в "низком седе" я надел штангу на себя: так ладно тяжесть распределилась по мышцам и суставам. Я выпрямился почти мгновенно. Если бы даже травмы ожили, не пустил бы страх и боль в сознание. Я и не пускал ничего в сознание, кроме команд борьбы. Две едва залеченные травмы - коленного сустава и позвоночника - даже не дали знать. Я, на языке спортивного жаргона, заштамповал подход.
Потом я узнал "железо", узнал себя... Скорее, не узнал, а научился верить... А стихи... Поди отделайся от воли слов...
Я взбудоражен, я взволнован,
Во мне звучат разливы нив,
Я вдохновеньем коронован...
Стихи Бурлюка из журнала, посвященного его 80-летию. Журнал из той пачки, втиснутой между книг на долгие годы, пока большой спорт распоряжался мной. Там же отрывки из дневника Маруси Бурлюк за 1930 год с записями высказываний Бурлюка.
"Публика чувствует себя прекрасно, пока с ней беседует посредственность" (Оскар Уайльд).
"У неопытного поэта слова грызутся, как звери в клетке" (Бурлюк).
"Искусство, доведенное до простейших форм, перестанет существовать... у него нет трудностей, которые необходимо преодолеть, чтобы достигнуть мастерства..." (Бурлюк).
И отдельно: "Стихи часто писались и пишутся в обмен на кредитки. Коммерческое, продажное "искусство"- знак наших дней" (* Из коллекции Н. А. Никифорова. Тамбов, Литературный музей).
Рассказ поэта Василия Васильевича Каменского о себе и своем времени (это он учился вместе с Заикиным летному делу у Анри Фармана).
"...Восемнадцати лет увлекся театром, уехал в Москву, стал актером. Играл в Севастополе, Тамбове, Кременчуге и Николаеве, где работал в труппе В. Э. Мейерхольда. В этом Николаеве волею обстоятельств жил у приятеля в бюро похоронных принадлежностей - спал в сторублевом дубовом гробу, на складе. Было страшновато, но уютно. Мейерхольд посоветовал мне бросить сцену: увидел во мне литератора. Я послушался. И случайно попал в Константинополь, а потом уexaл на Урал. Начал печатать стихи в газете "Урал".
В 1905 году был избран делегатом на I съезд Железнодорожного союза. И все время забастовки состоял председателем забастовочного комитета громадного Уральского района от Бисера до Екатеринбурга. Зимой был арестован и посажен в одиночку Николаевской тюрьмы Верхотурского уезда. Освобожден летом 1906 года. В 1908 году устроился секретарем редакции "Весна" у Н. Шебуева. Познакомился с Леонидом Андреевым, Куприным, Блоком, Ремизовым, Сологубом. Встретился и подружился с художником Давидом Бурдюком. Занимался в студии Бурлюка живописью. Выставлял свои картины на левых выставках. Много работал по литературе под мудрым руководством мастера-знатока Д. Бурлюка.
В 1909 году написал первый роман "Землянка". Увлекся авиацией, уехал в Германию, Англию, Францию, где летал на аэропланах. В России сдал экзамен на летчика. Приобрел себе аппарат. Летал в Польше. В Чен-стохове разбился в грозу, едва спасся. В 1910 году в Петербурге вместе с Бурдюком, Хлебниковым и Еленой Гуро основали ядро футуризма, издав первую книгу "Садок Судей". В Москве присоединился к нашей группе Владимир Маяковский. И еще - А. Крученых.