Проникнись духом жертвы
Большинство окружающих нас людей замыкаются в собственных мирках и становятся упертыми, упрямыми, неспособными поддаться чужому влиянию. Существует, однако, способ вытянуть их из скорлупы и сделать более податливыми — проникнуться их духом. Играйте по их правилам, радуйтесь их радостям, приспосабливайтесь к их настроениям. Поступая так, вы преодолеете их глубоко укорененный нарциссизм и сможете сломить их сопротивление. Загипнотизированные тем отраженным образом, который вы им представите, они раскроются навстречу, станут более податливыми для вашего тонкого влияния. Вскоре мы сможете изменить динамику в нужную вам сторону: проникаясь их духом, вы в ответ вынуждаете проникнуться вашим, а с этого места уже трудно идти на попятный. Оправдывайте любое настроение своих объектов, каждый их каприз, не давая ни малейшего повода для подозрений, отрицательной реакции, сопротивления.
Стратегия потворства
В октябре 1961 года американская журналистка Синди Адамс была удостоена чести взять интервью у президента Индонезии Сукарно. Это был знаменательная удача, поскольку молодую журналистку в то время мало кто знал, Сукарно же был фигурой мирового значения, хотя и переживал кризис. Лидер борьбы за независимость Индонезии, он был президентом страны с 1945 года, с того самого времени, когда она перестала наконец быть колонией Голландии*. В начале 1960-х годов, проводя весьма рискованную внешнюю политику, Сукарно добился того, что вызвал ненависть в Соединенных Штатах, где его называли азиатским Гитлером.
Адамс решила, что нельзя позволить Сукарно запугать себя или оказывать давление. Чтобы интервью получилось живым, она решила попытаться наладить человеческий контакт и начала разговор с шутки. Она была приятно удивлена, увидев, что ее тактика, по-видимому, сработала: Сукарно отнесся к ней радушно. Он отвечал на ее вопросы больше часа, а когда интервью закончилось, преподнес журналистке подарки. Успех был и без того очевиден, а за ним последовали дружеские письма, которые она начала получать от Сукарно уже в Америке, куда она вскоре вернулась вместе с мужем. Прошло еще несколько лет, и Адамс получила предложение сотрудничать с Сукарно в написании его автобиографии.
Синди Адамс, которой, впрочем, уже приходилось проделывать подобную работу для знаменитостей третьей руки, была смущена. У Сукарно, как она знала, была репутация невероятного донжуана — le grand séducteur**, как называли его французы. Он был недурен собой, четырежды женат, и на его счету числились сотни любовных побед. Она, несомненно, привлекала его, но разве этого было достаточно для того, чтобы предложить ей столь престижную работу? Неужели его либидо имело над ним такую власть, что определяло все прочее? Как бы то ни было, он сделал предложение, от которого она не могла отказаться.
В январе 1964 года Адамсы вернулись в Индонезию. Она решила придерживаться той же стратегии, что и прежде: остаться независимой, прямодушной леди, которая произвела впечатление на Сукарно три года назад. Во время первого разговора с ним о книге она пожаловалась, не стесняясь в выражениях, на жилье, которое было им предоставлено. Так, как если бы он был ее секретарем, она продиктовала ему письмо, которое он должен был подписать. В письме говорилось об особых привилегиях, предоставляемых ей. К ее изумлению, он прилежно переписал письмо и поставил внизу свою подпись.
Далее в плане Адамc стояло путешествие по Индонезии и встречи с людьми, знавшими Сукарно в его молодые годы. Она снова пожаловалась ему — на сей раз на то, что самолет, на котором предстояло лететь, казался ей недостаточно надежным. «Вот что я предлагаю, дорогой,— сказала она.— Я полечу на Вашем личном самолете». «Хорошо»,— ответил он, как ей показалось, с некоторым смущением. Этого, однако, было недостаточно, и она продолжила: ей требуется несколько самолетов и вертолет, а в придачу — персональный пилот, причем хороший. Он соглашался на все условия. Адамc не только не шокировала его, но, казалось, лидер Индонезии полностью покорен ею. Он восхищался ее умом и остроумием. Как-то он признался: «Знаете, почему я задумал эту биографию?.. Только из-за вас, вот почему». Он обращал внимание на ее одежду, отпуская комплименты по поводу ее нарядов, замечая любые изменения. Он скорее походил на раболепного поклонника, нежели на азиатского Гитлера.
Разумеется, как и следовало ожидать, он ухаживал за ней. Она была весьма привлекательной женщиной. Вначале была его рука поверх ее руки, за этим последовал украденный поцелуй. Она всякий раз ставила его на место, напоминая, что счастлива со своим мужем, но на самом деле была не на шутку обеспокоена: ведь если его интересует лишь интрижка, вся затея с книгой может оказаться под угрозой. И снова ее стратегия оказалась вроде бы правильной и возымела желаемое действие. К ее удивлению, он прекратил свои попытки, не выказав ни малейшего разочарования и тем более гнева. Он дал обещание, что отношения их останутся платоническими, однако оставил за собой право и впредь восхищаться ею. Она не могла не признаться себе, что он опровергает своим поведением все представления о нем, всё, что ей приходилось слышать или читать о нем. Может, ему понравилось подчиняться сильной женщине?
Совместная работа над книгой продолжалась несколько месяцев, и она начала замечать в нем легкие перемены. Она обращалась к нему все так же фамильярно, щедро рассыпая в разговоре едкие насмешки, но теперь он отвечал на них, парировал ее выпады и наслаждался этой словесной дуэлью. Он принял тот же жизнерадостный тон в общении, который она с самого начала избрала для себя. Прежде он одевался в военные мундиры или в итальянские костюмы. Теперь его одежда стала проще, он даже ходил при ней босиком, как бы подтверждая тем самым простоту в их взаимоотношениях. Однажды вечером он заметил, что ему нравится оттенок ее волос. Эта иссиня-черная краска называется «Клаирол», объяснила она. Ему захотелось испробовать ту же краску на своих волосах, он попросил ее принести ему флакон. Так она и сделала, решив, что он шутит, но спустя несколько дней он потребовал от нее, чтобы она прибыла во дворец, чтобы покрасить ему волосы. Она выполнила и это, и теперь их головы были абсолютно одинакового цвета.
Книга «Сукарно: Автобиография в пересказе Синди Адамс» увидела свет в 1965 году. К удивлению американских читателей, Сукарно оказался просто очаровательным и достойным восхищения — именно таким описала его Адамс. Если кто-то пытался оспорить это, она возражала, что никто не знает его так, как она. Сукарно книга порадовала, и он позаботился об ее издании массовыми тиражами. Она помогла ему вновь завоевать симпатии жителей Индонезии, где к этому моменту существовала реальная угроза военного переворота. И Сукарно не был удивлен — он прекрасно сознавал, что именно Адамс сделает для него эту работу лучше, чем любой «серьезный» журналист.
Толкование. Так кто же кого обольщал в данной ситуации? Конечно же, обольстителем был Сукарно, тогда как Адамс позволила провести себя по всем этапам. Прежде всего он безошибочно подобрал подходящую жертву. Более опытный журналист легко устоял бы перед искушением вступить в личные отношения с клиентом, не говоря уже о том, что мужчина вообще вряд ли поддался бы его обаянию. Вот он и подобрал женщину, журналистский опыт которой был совсем невелик. При первой встрече с Адамс он посылал ей смешанные сигналы: держался дружески, но давал понять, что возможны другие отношения. Затем, заронив сомнение (может, ему нужна только интрижка?), он начал зеркально отражать ее манеры и поведение. К тому же он прощал каждый ее каприз, каждую резкость, отступая всякий раз, когда она выказывала недовольство. Простить человека, проявить к нему снисходительность — это один из способов проникнуться его духом, уступить, позволив ему доминировать, но только в данный момент.
Возможно, ухаживания Сукарно выдавали работу его неугомонного либидо, но скорее всего за ними крылся куда хитрый план. Ей была известна его репутация ловеласа; если бы он обошел ее своим вниманием, это ранило бы ее чувства и вызвало обиду, пусть даже неосознанную. (То, что женщин находят привлекательными, вовсе не так уж сильно оскорбляет их, как вы могли подумать.) Продолжая начатое, он все глубже проникался ее духом, подражая принятому ей легкомысленному тону в общении, даже выказал неожиданную женственность, скопировав цвет ее волос. И вот результат — журналистка преисполнилась уверенности в том, что она, как и все прочие, ошибалась в оценке Сукарно. Он совсем не страшный, а главное, именно она, а не он, контролирует ситуацию. Но вот чего Адамс так и не осознала: его «покорность» привела к тому, что она совершенно утратила бдительность и даже не заметила, насколько глубоко он проник ей в душу. Она не очаровала его, а была сама им очарована. Он же добился ровно того, чего хотел: мемуары были написаны симпатизирующей ему иностранкой, которая представила весьма предубежденным против него читателям портрет отнюдь не устрашающий, но, напротив, располагающий к доверию.
Из всех приемов и методов, применяемых в обольщении, внедрение в сердце другого человека, возможно, самый коварный, даже дьявольский. Он дает вашим жертвам ощущение, что это они обольщают вас. Тот факт, что вы к ним снисходительны, оправдываете их недостатки, подражаете им, заставляет их считать, что вы целиком находитесь в их власти. Вы в их глазах не опасный соблазнитель, которого следует остерегаться, а существо уступчивое и безвредное. Внимание, которое вы им уделяете, отравляет — ведь вы отражаете их самих, словно зеркальное стекло; все, что они видят и слышат, является отображением их собственных амбиций и вкусов. Это так льстит их самолюбию. Это-то и дает толчок обольщению, серии маневров, которые закрутят интригу. И вот оборона сломлена, они открыты вашему воздействию — тонкому, неочевидному. Вскоре вы берете инициативу в свои руки, вы ведете в танце, и, раньше, чем они заметят эту перемену, они обнаружат, что сами прониклись вашим духом. Партия переходит в эндшпиль.
Женщин не так уж легко завоевать, они уступают лишь тем, кто умело использует случай и проникает им в душу.
Нинон де Ланкло
Ключи к обольщению
Один из главных источников разочарования и фрустрации в нашей жизни — упрямство окружающих. Как же бывает трудно до них достучаться, заставить их взглянуть на мир вашими глазами! Нам порой кажется, что они только притворяются, будто слушают нас, делают вид, будто соглашаются, на самом-то деле они ни во что не вникают — стоит нам выйти за порог, они тут же вернутся к своим размышлениям, мы же со своими проблемами будем моментально забыты. Мы целую жизнь напролет бьемся лбом об окружающих, словно о каменную стенку, мы бесконечно жалуемся на непонимание и недостаток внимания, но почему бы не испробовать другое средство: вместо того, чтобы продолжать смотреть на людей как на враждебные, неподатливые и равнодушные существа, вместо того, чтобы горько недоумевать, из-за чего они таковы, взгляните на них другими глазами — глазами обольстителя. Учитывая природную неподатливость и эгоизм людей, лучший способ привлечь к себе — проникнуться их духом.
Все мы полны самолюбования. В детстве наш нарциссизм выражался на физическом уровне: нас интересовал собственный облик, мы словно были отделены от всего мира. По мере того как мы подрастаем, нарциссизм приобретает психологическую окраску: человек погружается в бесконечные размышления о собственных вкусах, мнениях, переживаниях. Вокруг него нарастает твердая скорлупа. Может показаться парадоксальным, но вытащить людей из этой скорлупы можно, уподобляясь им, принимая вид зеркального отражения. От вас не требуется проводить дни напролет, изучая образ их мыслей; просто потакайте их настроениям и капризам, приспосабливайтесь к их вкусам и причудам, соглашайтесь со всем, что бы они ни делали и ни говорили, общаясь с вами. Поступая таким образом, вы незаметно ослабите их бдительность и снизите порог сопротивления. Людям не придется испытать неловкости, обычно возникающей при столкновении с чужими привычками или странностями. Их самооценка не пострадает. Люди искренне любят самих себя, но больше всего любят они собственные представления и вкусы, если встречают их в другом человеке. Это льстит им, помогает самоутвердиться. Их обычная настороженность исчезает. Загипнотизированные этим зеркальным отражением, они расслабляются. Теперь, когда эта стена, эта внутренняя преграда рухнула, начинайте медленно и постепенно вытаскивать их из-под обломков, вытягивайте наружу — и начинайте действовать. Стоит им открыться, вам уже не составит труда заразить их собственными настроениями и собственным пылом. Проникнуться духом другого человека — своего рода гипноз; это наиболее мягкая и действенная форма убеждения из всех, известных человеку.
В китайском романе восемнадцатого века «Сон в красном тереме» все девушки преуспевающего дома влюблены в повесу и распутника Бао Юя. Он, без сомнения, недурен собой, но неотразимым его делает не красота, а его поразительная, почти колдовская способность прочувствовать душу юной девушки. Бао Юй провел свои юные годы среди девочек, общество которых неизменно предпочитал мужскому. В результате он никогда не казался им агрессивным или пугающим. Ему было даровано право входить в девичьи комнаты, его видели повсюду, и чем чаще он попадался им на глаза, тем больше они подпадали под его обаяние. Это не означает, что Бао Юй был не в меру женственным или женоподобным; он оставался мужчиной, но таким, который может проявлять свою мужественность в большей или меньшей степени, как того требует конкретная ситуация. Что до его дружеских отношений с девушками, то они давали ему гибкость и позволяли с легкостью проникаться их духом.
Это громадное преимущество. Именно различия между полами делают возможными любовь и обольщение, однако они же привносят и элемент недоверия и страха. Женщину может пугать агрессивность мужчины, насилие с его стороны; мужчина, как правило, не в силах объясняться на ее языке, поэтому он и остается для нее опасным и непонятным. Величайшие обольстители в истории, от Казановы до Джона Ф. Кеннеди, росли в окружении женщин, и это накладывало на них легкий отпечаток женственности. Философ Серен Кьеркегор в своем «Дневнике обольстителя» рекомендует проводить больше времени в обществе особ противоположного пола, ближе знакомиться с «неприятелем» и его слабостями, чтобы впоследствии обратить это знание себе на пользу.
Нинон де Ланкло, одна из талантливейших обольстительниц, когда-либо живших на земле, определенно обладала рядом мужских черт. Она производила впечатление на мужчин своим философским, по-мужски острым умом и очаровывала, разделяя их интерес к политике и военному делу. Многие мужчины начинали с того, что становились ее друзьями, однако позже они неизбежно без памяти влюблялись в нее. Мужские черты в характере женщины настолько же приятны мужчинам, как — до определенного предела — женщинам нравится проявление женского начала в мужчине. У мужчины своеобразие женщины может вызывать фрустрацию и даже враждебность. Он еще может увлечься и вступить в недолгую сексуальную связь, а вот сколько-нибудь продолжительная влюбленность невозможна без сопутствующего ей обольщения на ментальном уровне. Самое главное при этом — проникнуться его духом. Мужчин часто привлекают мужские черты в поведении или характере женщины.
В романе «Кларисса» (1748 г.) Сэмюэля Ричардсона внимания юной и благонравной Клариссы Гарлоу домогается отъявленный распутник Ловелас. Клариссе известна репутация Ловеласа, но он ведет себя совсем не так, как она могла предполагать: он безукоризненно вежлив, кажется грустным, нерешительным. К тому же ей становится известно, что он совершил благороднейший поступок, оказав помощь попавшему в затруднительное положение семейству — дал денег отцу и мудрым советом помог устроить замужество дочери. Наконец, Ловелас признается Клариссе в том, о чем она уже и сама догадывалась: он раскаивается и хочет изменить всю свою жизнь. Его страстные письма к ней проникнуты живым, почти религиозным чувством. Не может ли она руководить им на пути к исправлению? На самом деле, разумеется, Ловелас расставил Клариссе силки: он прибег к традиционной тактике обольстителей, подражая ее вкусам, в данном случае ее духовности и человеколюбию. Наконец ему удается ослабить ее бдительность. Увы, стоило ей поверить, что она способна изменить его, и она обречена: теперь он постепенно, исподволь, через письма и разговоры, будет внушать ей собственные мысли. Помните: ключевое слово — «дух, натура» — чаще всего абсолютно точно указывает вам цель. Если вы отражаете, словно в зеркале, чьи-то духовные ценности, то возникает ощущение, что между вами двумя устанавливается глубокая гармония, и это единение со временем может перейти и в другие сферы ваших отношений.
Когда в 1925 году Жозефина Бейкер приехала в Париж в составе негритянского ревю, то, благодаря своему экзотичному облику, произвела сенсацию на первом же выступлении. Но французы известны своим непостоянством, и Бейкер почувствовала, что в самом скором времени их интерес к ней может угаснуть и переключиться на другой объект. Чтобы покорить публику окончательно, она постаралась проникнуться ее духом. Она выучила ее язык, она начала петь на французском. Она стала одеваться, как француженки, и в поведении подражала стильным парижским дамам, словно говоря тем самым, что предпочитает французский образ жизни американскому. Страны подобны людям: им свойственны самые разные комплексы и предубеждения, любые новшества, чуждые обычаи пугают их. Часто в глазах людей очень привлекательно то, что иностранцы перенимают их образ жизни, копируют их привычки и традиции. Бенджамин Дизраэли родился и прожил всю свою жизнь в Англии, но по национальности был евреем и обладал характерной, экзотической внешностью. И все же — в своих манерах и вкусах, приверженности традициям — он был большим англичанином, чем многие коренные уроженцы страны. В этом заключалось особое очарование, которое ярко проявилось в бытность его лидером партии консерваторов. Если случилось так, что вы — посторонний, чужак (хотя по большому счету это определение относится к большинству американцев), оберните это себе на пользу: обыграйте свою «иностранность» именно таким образом, продемонстрируйте группе, что сознательно предпочитаете их обычаи и вкусы своим собственным.
«Отражая» людей, как в зеркале, вы тем самым проявляете к ним особое внимание. Они неизбежно ощутят и заметят ваши усилия и сочтут это весьма лестным для себя. Очевидно, что вы выбрали именно их, выделили их среди множества прочих. Кажется, в вашей жизни нет ничего другого, кроме них — их вкусов, настроений, привычек, их натуры. Чем больше вы фокусируетесь на этом, тем обаятельнее становитесь в их глазах, тем сильнее становится то отравляющее, дурманящее воздействие, которому подвергаете вы их тщеславие.
Почти все мы с трудом можем отличить и отделить ту личность, какой являемся на самом деле, от личности, какой хотели бы быть. Мы испытываем разочарования, сталкиваясь с крушением юношеских надежд, а в своем воображении продолжаем воспринимать себя все таким же прежним человеком, который так много обещал, но которому помешали состояться в полной мере внешние обстоятельства. Пытаясь «отразить» кого-либо, не задерживайтесь на том, чем человек стал в результате, проникнитесь духом той идеальной личности, которой он хотел бы быть. Именно так французскому писателю Шатобриану удалось стать искуснейшим обольстителем, несмотря на его физическую непривлекательность. К тому времени, когда он повзрослел (а годы его жизни пришлись на конец восемнадцатого столетия), в моду вошел романтизм, и многие молодые женщины глубоко страдали от недостатка романтического в жизни. Шатобриан пробуждал их фантазию, заставляя вновь почувствовать себя совсем еще юными девушками, совершенно поражал их воображение, воплощая их романтические представления и идеалы. Такая форма, пожалуй, наиболее действенна, ведь это позволяет людям увидеть себя с наиболее выигрышной, лучшей стороны, проникнуться уважением к самим себе. В вашем присутствии они начинают жить жизнью той личности, которой хотели бы быть,— в них просыпается и реализуется прекрасный любовник, романтический герой, да словом, кто угодно. Докопайтесь до этих нереализованных идеалов и помогите воплотить их, возвращая их своему объекту, как зеркало возвращает отраженные лучи. Мало кто способен устоять перед таким соблазном.
Символ: Зеркальце птицелова. Жаворонок — чудесная птичка, но поймать ее трудно. Птицелов ставит в чистом поле зеркальце на подставке. Жаворонок видит себя в зеркале — не отводя от него взгляда, он то подходит ближе, то отступает, введенный в состояние транса собственным отражением и движениями брачного танца, которые он видит перед собой. Впав в гипнотическое состояние, птица забывает обо всем на свете, теряет осторожность, и сетка птицелова накрывает ее прямо у зеркала.
Оборотная сторона
В 1897 году в Берлине поэт Райнер Мария Рильке повстречался с Лу Андреас-Саломе, имевшей русские корни, писательницей и красавицей, которая прославилась тем, что разбила сердце Фридриха Ницше. Представители берлинской интеллектуальной элиты носили ее на руках, и хотя Рильке было всего двадцать два года, а ей тридцать шесть, он потерял голову, влюбившись в нее. Он забрасывал ее любовными письмами, из которых явствовало, что он прочел все ее книги и досконально изучил ее вкусы и пристрастия. Они стали друзьями. В скором времени она уже правила его стихи, а он жадно ловил каждое ее слово.
Саломе была польщена тем, что Рильке поглощен ею, очарована тем пристальным вниманием, которое он уделял ей, и той духовной общностью, что начала зарождаться между ними. Они стали любовниками. Но ее беспокоило его будущее; трудно заработать себе на жизнь стихами, она уговаривала его изучить ее родной язык, русский, и заняться переводами. Он последовал ее совету и взялся за дело с таким рвением, что спустя несколько месяцев уже мог разговаривать по-русски. Вместе они посетили Россию, и Рильке был потрясен увиденным — крестьянство, народные обычаи, искусство, архитектура. Возвратившись домой в Берлин, Рильке превратил свое жилище в своеобразный храм, посвященный России, теперь он носил русские крестьянские рубахи, а речь свою щедро пересыпал русскими фразами и словечками. Обаяние его вскоре после этого для нее рассеялось. Вначале Саломе льстило то, с каким рвением он готов разделять ее интересы, но теперь в этом ей виделось что-то другое: у него, думалось ей, просто нет собственной индивидуальности. Он превращается в раба, без нее он ничего не значит, у него нет ничего своего. К тому же в нем слишком много славянского. В 1899 году, к его горю, она порвала отношения с ним.
Урок прост: ваше внедрение в душу человека должно быть тактичным, деликатным, чтобы в результате он или она пленились вашим обаянием. Вы не можете и не должны быть просто губкой, впитывающей в себя все умонастроения других людей. Если вы станете их отражением на слишком долгий срок, уловка будет разоблачена и вызовет противоположный эффект — вас оттолкнут. За внешним сходством, которое вы им даете заметить, непременно должна просматриваться ваша собственная сильная индивидуальность. Придет время, и у вас может возникнуть желание стать лидером и повести их за собой; вы не можете и не должны проституировать, жить за их счет. Поэтому ни в коем случае не позволяйте подражанию зайти слишком далеко. Этот прием полезен лишь на первом этапе обольщения; позднее неизбежно настанет момент, когда тактику необходимо поменять.
Создай соблазн
Увлекайте жертву все глубже в дебри своего обольщения, создав искушение: позвольте ей мельком увидеть грядущее наслаждение. Подобно тому, как Змей искушал Еву, обещая запретное знание, пробудите у своей жертвы желание, которому она не сможет противиться. Выявите ее слабости, те мечтания, которым не суждено было осуществиться, намекните, что в ваших силах помочь им сбыться. В одном случае это будет богатство, в другом — захватывающее приключение или, возможно, недозволенное удовольствие; главное, ничего не нужно конкретизировать. Помахивайте долгожданной наградой у жертвы перед глазами, откладывая выполнение и позволяя ее воображению довершить остальное. Кажется, что будущее чревато многообразными возможностями. Стимулируйте любопытство и нетерпение, заглушая сопутствующие им тревоги и сомнения, — и жертва безоглядно последует за вами.
Танталовы муки
В восьмидесятые годы девятнадцатого века господин, которого звали дон Хуан де Тоделлас, прохаживался по парку в Мадриде, когда увидел, что из экипажа выходит женщина лет двадцати с небольшим. С нею были двухлетний ребенок и няня. Молодая особа была элегантно одета, но у дона Хуана перехватило дыхание не от этого — она была невероятно похожа на женщину, с которой он был хорошо знаком тремя годами раньше. Чепуха, это не могло быть одно то же лицо. Его знакомая, Кристета Мореруэла, была танцовщицей в заштатном театрике. Та девушка была сиротой и жила довольно бедно — не могли же ее обстоятельства перемениться столь разительно. Он подошел поближе: то же прекрасное лицо. А потом он услыхал ее голос. Это настолько потрясло его, что он вынужден был сесть: сомнений не осталось, это была та же самая женщина.
Дон Хуан был неисправимым обольстителем, победы его были бессчетны и разнообразны. Но сейчас Кристета вспомнилась ему очень ярко — прежде всего из-за ее юности, она была самая чудесная, самая очаровательная девочка из всех, кого ему приходилось встречать. Он увидел ее в театре и сейчас же начал ухаживания; ему удалось уговорить ее отправиться с ним в поездку к морю. Хотя они занимали разные комнаты, дона Хуана ничто не могло остановить: он состряпал для нее историю о неудачах и бедах, вызвал ее сочувствие, даже сострадание и, когда сердце ее смягчилось, воспользовался ее слабостью. Через несколько дней он ее оставил, сославшись на неотложные дела. Он был уверен, что никогда больше не повстречает ее. Он даже — редкий для него случай,— чувствуя некоторую вину, послал ей пять тысяч песет, дав понять, что со временем приедет и они будут вместе. Вместо этого он уехал в Париж. Вернулся в Мадрид он лишь недавно.
Воспоминания проносились в его голове, и вдруг он был поражен мыслью: ребенок. Уж не его ли сын этот мальчик? Если нет, она должна была выйти замуж сразу после того, что произошло между ними. Могло ли это произойти? Сейчас она, несомненно, была богата. Кто ее муж? Известно ли ему ее прошлое? Его переполняло смущение, смешанное с сильным желанием. Она так юна и прелестна. Как мог он так легко от нее отказаться? Что бы там ни было, если даже она замужем, он должен попытаться вернуть ее.
Дон Хуан зачастил в парк, теперь он прогуливался здесь каждый день. Он еще несколько раз видел ее; однажды взгляды их встретились, но она сделала вид, что не узнает его. Однажды, прогуливаясь рядом с няней, он завязал разговор, осведомился о супруге ее госпожи. Она отвечала, что его имя сеньор Мартинес и что сейчас он надолго уехал по делам; рассказала она и том, где живет Кристета. Дон Хуан попросил ее передать записку госпоже. Затем он направился к дому Кристеты — перед ним был роскошный дворец. Его худшие опасения подтвердились: она вышла замуж из-за денег.
Кристета не захотела увидеться с ним. Он проявлял настойчивость, умолял, посылал все новые записки. Наконец, чтобы избежать сцены, она согласилась встретиться с ним, но только один раз в парке. Он тщательно готовился к свиданию: соблазнить ее во второй раз было делом нелегким и требующим тонкости. Но, увидев, как она идет по дорожке ему навстречу в чудесном платье, он забыл о всех планах — его чувства и соблазн взяли верх. Она должна принадлежать ему, только ему и никакому другому мужчине, страстно говорил он. Кристета показалась ему оскорбленной; очевидно, в ее нынешних обстоятельствах исключалась повторная встреча. Однако под ее холодностью можно было уловить более сильное чувство. Он умолял ее о новом свидании, но она ушла, не обнадежив его. Он посылал все новые письма, а сам ломал голову, пытаясь сложить воедино части загадки: кто же такой этот сеньор Мартинес? Почему он женился на бедной танцовщице? Как могла Кристета предпочесть того ему?
Наконец он вырвал у Кристеты согласие на новую встречу, которая должна была произойти в театре, где, по ее мнению, он не рискнул бы поднять шум. Они наняли ложу, где могли спокойно поговорить. Она уверяла, что ребенок ее — не его сын. Она была уверена, что его страсть теперь вспыхнула с новой силой лишь оттого, что она принадлежит другому и недоступна для него — запретный плод сладок. Нет, отвечал он, он переменился, исправился; он готов на все, только бы ее вернуть. Временами ему казалось, что украдкой она бросает на него любящие взгляды, и это обстоятельство приводило его в замешательство и смущение. Но вот, борясь с подступающими рыданиями, она склонила голову к нему на плечо — склонила, чтобы мгновенно отдернуть, словно очнувшись и заметив ошибку. Это их последняя встреча, сказала она и тут же удалилась. Дон Хуан был вне себя. Она с ним играет — кокетка. Он сказал ей, что изменился; что ж, кажется, это действительно так, ведь прежний дон Хуан нипочем не допустил бы, чтобы женщина — любая женщина — обращалась с ним таким образом.
Последующие несколько ночей дон Хуан провел почти без сна. Он не мог думать ни о чем, кроме Кристеты. В ночных видениях он либо убивал ее мужа, либо видел себя дряхлым стариком, оставшимся в полном одиночестве. Более не в силах этого выносить, он решил покинуть город. Он отправил ей прощальное письмо, и, к его изумлению, она ответила: она хочет увидеть его, ей нужно что-то ему сказать. К этому моменту он был уже слишком слаб, чтобы противиться ее решению. Ночью, в назначенный час, он был на указанном ею месте, у моста. На сей раз она не пыталась сдерживать свои чувства: да, она все еще любит дона Хуана и готова бежать с ним. Но он должен подъехать к ее дому завтра средь бела дня и открыто забрать ее. Они не должны ничего скрывать.
Вне себя от радости, дон Хуан согласился на все ее требования. На другой день в назначенный час он явился во дворец и попросил доложить о нем сеньоре Мартинес. Здесь нет никого с таким именем, ответила женщина, открывшая ему дверь. Дон Хуан настаивал: ее зовут Кристета. Ах, Кристета, закивала женщина, так она живет там, на заднем дворе, где меблированные комнаты. Ничего не понимая, дон Хуан обошел дворец сзади. Там на улице, весь в грязи, играл оборванный мальчонка, похожий на того, которого он считал ее сыном. Но нет, подумалось ему, это, вероятно, какой-то другой ребенок. Подойдя к двери Кристеты, он робко постучал. Дверь открыла ему сама Кристета. Он вошел. Перед ним была бедно обставленная комната. На плечиках, однако, висели элегантные платья. В полном недоумении, как во сне, он сидел и слушал Кристету, открывшую ему правду.
Она не вышла замуж, у нее нет детей. Лишь спустя много месяцев после его исчезновения она начала понимать, что стала жертвой опытного и циничного соблазнителя. И хотя она по-прежнему любила дона Хуана, она преисполнилась решимости отыграться. Узнав от их общего знакомого, что дон Хуан вернулся в Мадрид, она вытащила те самые пять тысяч песет, что он послал ей когда-то, и на них купила себе дорогую одежду. Она уговорила соседку «одолжить» ей своего сынишку, сестру соседки попросила изобразить няню малыша, взяла напрокат экипаж — все это потребовалось ей, чтобы воплотить изощренный план, фантазию, зародившуюся в ее воображении. Кристете даже не пришлось лгать: она, собственно, ни разу прямо не сказала, что замужем или что у нее есть ребенок. Она точно рассчитала ощущение, что, коль она для него недоступна, это сделает ее еще более желанной в его глазах. Это был, пожалуй, единственный способ соблазнить мужчину его типа.
Взволнованный тем, как далеко она зашла ради него и как умело возродила в нем чувства, дон Хуан простил Кристету и просил ее руки. К его удивлению и, возможно, облегчению, она вежливо отказала. В то самое мгновение, как они станут супругами, ответила она, его взгляд начнет блуждать в поисках других женщин. Она же хочет удержать его интерес, что возможно только в том случае, если все между ними останется без изменений. Дону Хуану ничего не оставалось, как признать ее правоту.
Толкование. Кристета и дон Хуан — персонажи романа «Dulce у Sabrosa» («Сладкая и аппетитная», 1891) испанского писателя Хасинто Октавио Писона. Большая часть произведений Писона посвящена мужчинам-обольстителям и женщинам — их жертвам, теме, глубоко им изученной и до мелочей знакомой. Покинутая доном Хуаном Кристета много размышляла о нем и в результате решила убить одним выстрелом двух зайцев: отомстить ему и вернуть. Но можно ли соблазнить подобного человека и каким образом это сделать? Ведь единожды отведав от сладкого плода, он сразу терял к нему всякий интерес. Тем, что доставалось ему легко, что падало прямо в руки, он совершенно не дорожил. Возбудить в доне Хуане интерес к Кристете и желание вновь обладать ею могло одно и только одно — чувство, что она уже принадлежит кому-то другому, а для него недоступна, что она — запретный плод. В этом было его уязвимое место, его слабость — именно по этой причине его особый интерес вызывали девственницы и замужние женщины, женщины, которые принадлежали не ему. Для этого мужчины, рассуждала Кристета, трава всегда кажется зеленее, если она растет на чужой лужайке. Она решила предстать перед ним недоступной и уже поэтому особенно притягательной, терзать его, сводить с ума, вызывая чувства, с которыми он не в силах будет совладать. Он не мог не помнить, какой желанной она была для него когда-то. Мысль о том, чтобы снова обладать ею, полностью овладела им, предвкушение счастья, казалось, переполняло его: он проглотил наживку.
Искушение двойственно. Разумеется, вы кокетничаете, заигрываете, флиртуете; этим вы будите желание, суля удовольствия и отвлечение от будничной жизни. Но в то же время вы ясно даете понять своим объектам, что они не могут обладать вами, по крайней мере, это невозможно прямо сейчас. Вы воздвигаете препятствие, создаете определенное напряжение.
В прошлом воздвигать такие препятствия было совсем не сложно, тому способствовали многочисленные социальные барьеры — принадлежность к разным классам, нациям, браки, религия. В наши дни работают главным образом препятствия психологические: ваше сердце принадлежит другому; партнер вас не особенно интересует; вашему счастью мешает какая-то тайна; сейчас неподходящее время; вы недостаточно хороши для партнера; партнер недостаточно хорош для вас — список можно продолжать. В свою очередь и вы можете избрать кого-то, кто воздвигнет препятствие: он/она несвободны; вам только показалось, что вы их интересуете. Подобные барьеры куда менее различимы, чем, скажем, социальное неравенство или разница вероисповеданий. Однако они остаются барьерами, а человеческая психология не меняется. Весьма многих людей интересует — и в первую очередь — именно то, что им не может или не должно принадлежать. Создайте подобного рода внутренний конфликт — вы недоступны, несмотря на вспыхнувший интерес и влечение,— заставьте жертву тянуться к вам, испытывать муки Тантала, мечтавшего о недоступной воде. И, как в случае с доном Хуаном и Кристетой, чем больше ей (жертве) придется томиться, стремясь к обладанию вами, тем больше она верит в то, что инициатива в ее руках. Ваше обольщение превосходно замаскировано!
Единственный способ избавиться от искушения — поддаться ему.
Оскар Уайльд
Ключи к обольщению