 (поводом для написания этого текста послужила статья о новой русской музыке американского музыкального критика Кайла Гэнна в газете Village Voice. Статья называется "Like Reich On Vodka". Чтобы не отправлять читателя на сайт Village Voice, привожу текст статьи целиком.) Kyle Gann Like Reich On Vodka A Generation of Russians Embraces Post-Minimalism December 4 - 10, 2002 By coincidence I arrived in Moscow the day the Nord-Ost theater siege began. I found a population distracted and depressed, but not too traumatized to share musical enthusiasms. I hadn`t heard a peep of Russian music in decades—only the occasional Estonian like Arvo Paert and Lepo Sumera, or displaced Ukrainian like Virko Baley. So I was surprised, given Europe`s still-modernist tendencies, to find Russia awash in simple tonality, in brash repetition, in its own cheeky form of post-minimalism. Such a large country, so crowded with musicians, is not so simply summed up in stylistic terms, of course. But in Vladimir Martynov, Pavel Karmanov, Anton Batagov, Georgs Peletsis, Alexander Rabinovitch, Sergei Zagny, and Alexander Bakshi, I found an entire generation of in-your-face tonalists. I heard a few live performances, mostly by a scintillating and versatile string orchestra called Opus Posth at the Dom Foundation`s Alternativa festival (in which I performed). Wider vistas were opened up by dozens of CDs given to me as I was trying to buy them, many of them by Dom`s director, Nicolas Dmitriev, others by critic Dmitri Oukhov, sort of the Kyle Gann of Russia, as he described himself: the only person there whose job consists of writing about new experimental music. With typical European obliviousness to conflict-of-interest issues we`re hypersensitive to, Oukhov is not only a leading critic but curator of Alternativa and other festivals. The country may be vast, but its new music scene, like everyone`s, is a small world. What`s striking about Russian post-minimalism is its gleeful abuse of traditional European harmony. American minimalists drew on Asian and African music and distanced themselves from Europe, but the Russians suffuse Baroque idioms with heavy doses of repetition and gradual process, appending titles like L`apres-midi du Bach (Martynov). A few composers take a quasi-American approach—notably Batagov, whose recent CD, The Wheel of the Law, luxuriates in relentless rhythmic repetition for meditative purposes, accompanied by texts which speak of Buddha-mind and voidness. One of the best young composers, Karmanov, is a lively cross between Bach and early-1980s Steve Reich (one of his pieces even bears the Reichiantitle Different . . . rains). More often, though, the Russians use minimalist ideas in the service of some theatrical situation in which the repetition seems to allude to madness or some altered mind-state. For instance, Rabinovitch`s Musique expressive en hommage а Karl Orff gets stuck on one romantic, arpeggiated riff and articulates it in a dramatic variety of manners, with dynamic explosions and occasional wrong notes. Bakshi goes much further; as he notes in the liner to his Hamlet Is Dying, "These sounds are actors, too." His music, recorded by no less than Gidon Kremer, repeats tonal gestures in a high state of tension, separated by portentous silences, suggesting a violinist going mad as a malevolent orchestra tries to follow him. Often, continuing in the tradition of Shostakovich and Prokofiev, an element of satire seems intended, especially in lyrically tonal works that are so pretty and so obvious that they make you want to tear your hair out. Martynov`s Come In! (recorded by Opus Posth) is lovely and sentimental in a Grieg-ish sort of way, but resorts to the same twinkly little celeste cadence over and over until you finally decide he`s thumbing his nose at you for enjoying the pretty harmonies. Peletsis`s Correspondence Between Peletsis and Martynov for Opus Posth, which I heard live, was similarly obvious in its square rhythms, butdelightfully folk influenced with inventive interplay among textures. There are also electronic ensembles like Vetrophonia (Nick Sudnik and Alexander Lebedev-Frontov) and Membrana, whose music, though noisy and full of found and environmental sounds, is also (what I heard of it) groove-related, repetitive, and slowly changing. Of course, there is free improvisation in Russia, and more traditional music abounds as well. There, as here, the published music is more conservative and connected to academia, somewhat reminiscent of Scriabin in the cases I discovered (Marina Shmotova and Vladimir Ivannikov, among others). They`ve got their own well-acknowledged Uptown/Downtown situation. But it was ear-opening to discover a body of post-minimalist music different from America`s yet recognizable in its sources, like a distant reflection; a music on which neither 70 years of European serialism nor 70 years of Communist rule appear to have left the slightest lasting trace. ---------------------------- Большой Брат из Главного Города Главной Страны приехал в дремучую варварскую Москву, где, как известно всякому цивилизованному человеку, ходят по сугробам медведи и мрачные мужики в валенках, все они пьют водку и едят икру, а когда как следует напьются, начинают бренчать на балалайке и горланить песни про коммунизм. Стоит Большой Брат посреди Москвы, озирается, и вдруг... ...та-ра-ри-ри ра-ри-ра-ра... ...а это еще что такое?!... ...да ведь это Райх! ...буБУМ, даДАМ, даДЫда-дыДЫ, буБУМ, даДЫда-дыДЫ, буБУМ, даДАМ... ...а вроде и не Райх... что за черт... ну-ка пойду посмотрю... - Эй, мужики, вы кто? - Мы русские композиторы. - Вы что, до сих пор минимализмом занимаетесь?! Вроде бы уже большие мальчики. Мы в Америке этот минимализм придумали 40 лет назад, но мы с тех пор давно выросли и стали серьезными дядями, а у вас тут, кажется, от водки совсем в мозгах помутилось, и вы так и остались подростками. Да как вам не стыдно! 2002-й год, а вы дрочите как ни в чем ни бывало: та-ра-ри-ри... Я знаю, при коммунизме вас за это в gulag отправляли! А сейчас у вас демократия и President Putin, и вы решили, что вам позволено над нашей музыкой издеваться... ----------------------------------- Скучно. Скучно от стопроцентной предсказуемости каждого слова, каждой "мысли", каждого суждения. Компьютер - значительно более одушевленное и непредсказуемое существо, чем музыкальный критик Кайл Гэнн. Сидишь, работаешь, а он, железный, вдруг что-нибудь такое тебе сообщит, что кажется, будто он живет своей тайной парадоксальной жизнью и имеет свои понятия о смысле бытия, которые с честью отстаивает. Вступаешь с ним в диалог, говоришь ему "А", и нет никакой гарантии, что услышишь в ответ "Б". Если ему кажется, что в данный момент вообще нет смысла вести с тобой диалог, то он просто возьмет и молча повиснет, предоставив "юзеру" свободу оплакивать несохраненную работу и размышлять о смертности всего сущего. К сожалению, "операционка", установленная в голове г-на Гэнна, не обладает той сложностью и "мультизадачностью", которые характерны для современных версий MacOS и Windows. Это штука простая, одномерная и даже не подозревающая о существовании каких-либо других систем координат и ценностей. Всё предельно ясно и однозначно: это оригинал, а это копия; это стиль А, а это стиль В; А + В всегда равно С; 2 х 2 всегда равно 4. Ясно также и то, что слушание музыки в таком-то стиле всегда вызывает чувства, раз и навсегда закрепленные за "подобной" музыкой. Шаг в сторону от утвержденного стиля и чувства разрешается в качестве иронии и юмора. Шаг в сторону от "нормального" состояния сознания разрешается, чтобы проиллюстрировать "сумасшествие некоторых измененных состояний сознания". У гэнновской операционки есть одно большое достоинство: стабильность. Она не виснет никогда. Сталкиваясь с тем или иным явлением, "нормальное" сознание мгновенно окунает его в спиртовой раствор, наклеивает на пробирку номер и без малейшего замешательства ставит на полагающуюся полку, где давно уже обрели вечный заспиртованный покой тысячи других образцов. Процедура отлажена до такой степени, что никакие хакерские атаки системе не страшны. Точно такая же система установлена в головах миллионов граждан, что делает взаимопонимание легким и радостным процессом. Граждане эти живут и функционируют в том самом "царстве количества", которое столь точно описано Рене Геноном, что, казалось бы, к этой картине и добавить-то нечего. Но, во-первых, Генон не интересовался музыкой, а во-вторых, музыкантов и критиков, как правило, не интересует ни Генон, ни тому подобная "философия". Они люди серьезные и практичные. Практичные настолько, что г-ну Гэнну до сих пор не наскучило строчить бесконечные одинаковые статьи, холодно и механистично скользя по поверхности фактов и описывая очевидные приметы услышанного, как будто речь идет не о музыке, а о коллекции пустых банок из-под пива, которая каждый день пополняется новым экспонатом, требующим описания и занесения в каталог. Представляю себе человека, берущего в руки диск Мартынова "Come in!", пробегающего взглядом по фразе "стучите, и отворят вам", слушающего музыку и... выносящего "юмористическое" ощущение, будто Мартынов "показывает нос слушателю, наслаждающемуся красивыми гармониями". И это ВСЁ, что услышал маститый американский критик в данном сочинении? Да, всё. Более того, это, пожалуй, самое "живое" чувство, случившееся с г-ном Гэнном при прослушивании русской музыки. Остальные его "впечатления" напоминают цитаты из бухгалтерского отчета: "разнообразные манеры", "изобретательная игра фактур", "бесконечные повторения в медитативных целях", "элемент сатиры", "помесь Баха и Райха". Поиграв в подобные кубики и поставив диагноз "далекое отражение американского минимализма", критик с подобающим профессиональным достоинством покидает захолустный город М. и возвращается на родину минимализма истинного. В конце концов, хватит глумиться над человеком, начисто лишенным даже малейшего намека на внутренние горизонты. Такова уж его кармическая ситуация в данной жизни. Так называемая профессиональная реализация успешно расширяет горизонты внешние, создавая иллюзию того, что, например, сила, глубина и направление воздействия музыки определяются с помощью калькулятора и музыкальной энциклопедии. Вряд ли можно объяснить такому человеку, что, скажем, Кейдж гениален не потому, что он изобрел подготовленный рояль и жанр хэппенинга, а потому, что сумел перевести на язык искусства нечто более существенное. А Вивальди, или Бах, или Обрехт хэппенингов не изобретали, а спокойно делали то, чем положено было заниматься музыканту, а уж "дух" дышал, где хотел, не очень-то подчиняясь нормам стиля и "авторского права". Но вообразим себе на минуту, что кто-нибудь пишет году эдак в 1740-м, что "Бах - это помесь Обрехта с Букстехуде. И не стыдно ему хоралы писать!.." Дело не в том, хороша или плоха та музыка, которую уважаемый критик мельком услышал и о которой таким же "мельком" написал, а в том, что г-н Гэнн абсолютно глух и вообще не способен что-либо УСЛЫШАТЬ, кроме "игры фактур". Остается надеяться, что в следующей версии системы этот bug будет исправлен. Довольно метафизики. Критиков интересуют факты. Поэтому - несколько слов о том, кто и где придумал минимализм, будь он неладен. Да, никто не спорит, американский минимализм - явление исключительное. Но такое впечатление, что главная задача критиков - это что-то вроде охраны государственной границы. Все должны знать, что минимализм изобрели в Америке в начале 60-х, и всякий, кто дерзнет написать несколько нот и поставить знак повторения, будет немедленно задержан, доставлен в полицию, допрошен, после чего депортирован со штампом на лбу "незаконный постминималист". Ребята, а где же ваш фирменный профессионализм? Честно говоря, не хочется превращаться в окончательного зануду и приводить длиннющий список примеров "минималистской" музыки, написанной не то что до 1960-х годов и уж, извините, не в Америке, а лет за 40 - 800 до означенного рубежа, когда, слава Богу, слово "минимализм" еще не пришло ни в чью критическую голову. Можем начать хоть с Равеля, хоть с Мосолова или позднего Скрябина (который, кстати, оказал огромное влияние на Мортона Фелдмана, по его собственному признанию), потом - как не вспомнить Эрика Сати, который своими "Тремя гимнопедиями" в 1887-м году не только минимализм, а еще и весь так называемый концептуализм переплюнул. Далее, если галопом, не забудем хрестоматийную Прелюдию до мажор из "Хорошо темперированного клавира" все того же Баха (сыграйте ее в два раза быстрее, чем "положено" и без педали - получится ранний Райх), а также многие другие сочинения того же автора; а там уж одно сплошное раздолье начинается: Перселл, Уильям Берд и вся компания английских вирджиналистов, а потом нидерландцы, и так далее, пока не доберемся до Франции 12 века, то бишь до Перотина и школы Нотр-Дам. Тут нам придется остановиться ввиду отсутствия каких-либо "научных данных" о более раннем периоде. Но тут же открывается другое совершенно необозримое "поле доказательств": буквально ВСЯ традиционная и религиозная музыка всего мира. Так что считать Америку родиной минимализма можно примерно на том же основании, на каком в американских школах объясняют детям, что во второй мировой войне победили Соединенные Штаты. Да в конце концов ладно, ну победили и победили. Судя по всему, в третьей мировой войне, свидетелями которой мы уже являемся, пусть даже мы и не называем происходящее этим словом, не суждено победить ни Америке, ни России. А раз уж так - Сочтемся славою Ведь мы свои же люди Пускай нам общим памятником будет Построенный в боях Минимализм А.Б. 4 декабря 2002 | |
