 Эта статья была опубликована в третьем номере журнала «Audio Music» за 2002 год. Несколько номеров этого журнала были у меня куплены довольно давно и вот только вчера, перелистывая их от нечего делать, я наткнулся на этот материал. Он показался мне настолько любопытным и достойным более тщательного внимания, что я решил опубликовать его на «Результатах» без разрешения автора, но, естественно, с обязательным указанием источника. Кстати, у журнала есть сайт www.audiomusic.ru, на котором можно найти много разного занимательного, но, к сожалению, в разделе “Путеводитель филофониста” есть только всего две статьи Евгения Добрушкина. Может быть в будущем что-то новое появится? А пока, настоятельно рекомендую набраться сил и прочитать эту интересную статью до конца. АТ (май 2003) ПУТЕВОДИТЕЛЬ ФИЛОФОНИСТА О чужих мнениях и критике вообщеЕвгений Добрушкин журнал «Audio Music» http://www.audiomusic.ru/music/music.php?sect=map&id=3 Речь пойдет об оценке слушателями ими услышанного, а точнее об оценке компакт-дисков в печати. Напомнив положение о том, что все люди слышат и слушают по-разному, по-своему, хочу сказать: никто и никогда не имеет права на монополию этих оценок и суждений, тем более на их абсолютность и безгрешность. Любые, подчеркиваю, любые оценки и суждения всегда субъективны, исходят ли они от опытнейших профессионалов музыкантов и музыковедов, или принадлежат только начинающим слушателям-читателям. Но ведь оценки и суждения не все и не всегда держат только для собственного употребления. Люди обмениваются мнениями после концерта или услышанного нового диска, пишут рецензии, обзоры и другие специальные материалы, в которых делятся своей точкой зрения. Казалось бы, все очень просто: слушай (читай) чужое мнение и делай свои выводы. Эта простота кажущаяся, кстати, и приводит иногда ко всякого рода недоразумениям, часто забавным. Дело в том, что многообразие разных суждений и мнений об одном и том же объекте (записи, диске) связано не только с вышеотмеченным явлением разнообразия слушания и слышания разными индивидами. Многообразие точек зрения связано еще с разными подходами, принципами оценки, которыми руководствуются разные слушатели-критики. И не зная об этих принципах, которые авторы оценок не всегда стремятся излагать, другому человеку довольно трудно судить об обсуждаемом объекте. Особенно если этот объект воспринимающему чужую точку зрения пока не известен, то есть данный диск еще не прослушан.  У разных критиков (для простоты буду употреблять далее это обобщающее для всех высказывающих свои суждения слово) есть разный уровень притязаний к музыке и ее исполнению, а также разные особенности в направлении критики и разный слушательский опыт. Первое означает, прежде всего, наличие разной толерантности, терпимости у разных „критиков“ по отношению к разным исполнениям, да и к самому разнообразию в исполнительстве вообще. Я знаю очень квалифицированных слушателей, которые придерживаются, как они же сами иногда выражаются, китайского принципа „пусть расцветают тысячи цветов“. Эти слушатели с благодарностью воспринимают почти любую интерпретацию музыкальных произведений, находя в каждой из них что-то свое новое и интересное, наслаждаясь самой музыкой. Я многажды был свидетелем (при совместных с такими людьми прослушиваниях), как при знакомстве с дотоле неизвестным исполнением, скажем, моцартовского клавирного концерта его интерпретация как будто уходила для этих людей на задний план, и они всецело отдавались удовольствию, доставлявшемуся музыкой Моцарта. Это отнюдь не значит, что такие люди плохо разбираются в исполнениях, не слышат разницы между ними или не в состоянии проанализировать и сформулировать свое отношение к ним. Здесь принципиально само своеобразие отношения, наверное, к музыке: она для них настолько много значит сама по себе, что исполнение действительно становится почти что чем-то второстепенным (либо они умеют от него абстрагироваться). Правда, сразу возникает вопрос: но ведь музыка „сама по себе“ никогда не звучит, ее всегда кто-то исполняет, так как же можно не учитывать само исполнение? Вообще-то у меня нет простого ответа на этот вопрос. Может быть, все дело в том, что среди описываемой мною „породы“ слушателей я практически никогда не замечал людей молодых. Скорее наоборот — люди пожилые, многоопытные, слышавшие и слушающие очень много музыки и знающие ее прекрасно, как раз чаще всего и проявляют снисходительность к разным интерпретациям музыкальных произведений, зачастую не совсем совершенным, а иногда даже и вполне экзотическим. Возможно еще и то, что очень большой опыт слушания и хорошее знание материала приводит к тому, что такой критик слышит не только то, что действительно есть в данной, новой для него (да, впрочем, и старой) записи, но и как бы помимо своей воли учитывает все слышанное им ранее. Ведь иногда, слушая новый, уже чуть ли не 25-й вариант интерпретации какого-то произведения, вдруг удивляешься: вот в этом такте, в этой фразе никогда раньше, скажем, фагота в оркестре не было слышно. Ставишь другую запись, хорошо уже знакомую тебе, и с удивлением обнаруживаешь, что и там есть фагот, но только он звучит менее громко (или ярко). Мало этого, теперь ты начинаешь слышать (скорее, лучше слышать) в соответствующем месте партитуры фагот уже во всех исполнениях — старых и новых. Налицо очевидный факт: от опыта слушания очень зависит оценка того или иного исполнения. А как воспринимающему чужую оценку узнать о том, каков опыт у критика? Описанный тип критика зачастую приписывает музыканту (исполнению) достоинства самой исполняемой музыки, и в своих высказываниях о данной записи он, таким образом, невольно может вводить неопытного слушателя в заблуждение. С другой стороны, и среди очень опытных и квалифицированных критиков наблюдается противоположный (я бы сказал, крайне противоположный) тип — тип сурового, непримиримого критика. Такой критик не прощает исполнителю не то что малейшей ошибки, но даже едва уловимой погрешности (он их действительно слышит!). Он вообще требует только первоклассного, всегда самого вдохновенного исполнения, не признает скидок на особенности времени и места записи, и т. д. Такой критик-„перфекционист“ строг даже к самым любимым своим музыкантам-исполнителям, на него почти не действует магия имени „любимца“. Уровень притязаний у такого критика очень высок, так что он ему самому зачастую мешает наслаждаться музыкой в исполнении вполне достойного музыканта, но не совсем отвечающего представлениям и вкусам этого критика. Тут уж действительно можно сказать: „Лучшее — враг хорошего“. Он без остановки сравнивает слышанные интерпретации, не может отвлечься от такого сравнения1. Идеалом у него является не некое уже слышанное исполнение или им точно „знаемое“-представляемое (как могли бы подумать и думают противники таких критиков), а нечто неопределенное и неопределимое: конгениальность исполнения самому произведению и т. п., мало выразимое словами. Такой критик в своих высказываниях практически оставляет „за кадром“ само произведение как таковое: он считает, что информацию о композиторе и его сочинении можно получать не из рецензии на данный диск, а из любого справочника по истории музыки (и даже из буклета к диску). Почему люди так по-разному относятся к музыке и к ее исполнению, сказать трудно. Возможно, что это связано скорее не собственно с музыкой, искусством и тому подобными внешними вещами, а с внутренним устройством разных людей, то есть с тем, что уже выходит за рамки обсуждаемой темы. А вот, что относится к этой теме, так это упомянутое выше так называемое (условно) разное направление критики. Этот эффект также трудно объясним, но он существует. Одни люди более чувствительны к интонации: к настройке оркестра, чистоте интонирования у инструменталистов и (особенно) вокалистов. Любое отступление от точности тона вызывает у них протест и непоправимо портит общее впечатление от интерпретации. При этом представления о допустимых границах этой пресловутой точности (скорее — неточности, фальши) у разных людей сильно разнятся. Другие, вполне обладая достаточно острым слухом, не столь придирчивы к чистоте интонирования, но зато очень строги к метроритмической стороне музицирования. В то время, как другие не находят у какого-то музыканта погрешностей с точки зрения ритма, эти критики доходят до того, что просто не могут слушать, скажем, какого-то инструменталиста или дирижера (а есть такие дирижеры), у которого, как они считают, имеются проблемы с ритмом. Когда мы слушали только грампластинки (т. е. до наступления эпохи компакт-дисков) лично меня очень раздражало довольно распространенное явление — „детонирование“: из-за неточно пробитого на заводе отверстия в данном экземпляре грампластинки при ее вращении возникал эксцентриситет, в результате которого звук „плыл“. Но при обсуждении этой проблемы один мой приятель возразил мне: это совсем не страшно; гораздо хуже, когда на последних витках грампластинки возникают сильные искажения, которые в нашем филофонистском быту назывались „сыплющимся песком“. Кто-то направляет все свое внимание на то, насколько грамотно музыкант „строит форму“, тогда как для другого нет ничего важнее выявления деталей и т. д. Отсюда понятно, что эти особенности слышания музыки у разных критиков сильно влияют на их мнения, если не определяют вообще специфику оцениваемых ими записей.  Говоря о безусловной субъективности каждого мнения, следует еще упомянуть о таком „грехе“ каждого критика, как пристрастие. Любой человек подвержен пристрастиям к исполнителям: это совершенно нормальное, естественное явление. Услышав раз прекрасную интерпретацию, мы уже невольно становимся сторонниками данного музыканта. А если наше впечатление от его музицирования подтверждается неоднократно, то можно сказать, что мы уже поклонники его таланта. Ставя для прослушивания его новейшую запись, мы уже заранее предвкушаем удовольствие, которое она нам доставит (должна доставить!). Соответственно, точно также происходит с тем музыкантом, который нам с первого раза пришелся не по душе: та же возникающая предвзятость может мешать в дальнейшем изменить наше мнение. Конечно, разные люди в разной степени подвержены такому влиянию, но оно, безусловно, существует, и тут важно, насколько критик способен в каждом конкретном случае отстраниться от своей предвзятости и достаточно объективно, то есть честно признать данную конкретную запись таковой, как она есть. И соответственно, это чрезвычайно важно, когда свою точку зрения высказывает критик в печати. Несоответствие ожиданиям (а такое явление также наблюдается) зачастую меняет (если не искажает) у критика его же собственную систему оценок. Не очень ценимый им до того музыкант, вдруг очень понравившийся на новой записи, может получить в рецензии несправедливо завышенную оценку. А разочаровавший на этот раз „любимец“ может быть оценен слишком низко. Сложность во взаимопонимании критика и читателя еще и в том, что у каждого критика своя собственная шкала, по которой он оценивает исполнителей, собственный масштаб и своя высота планки. Так, иногда разбирая высококлассную запись, критик указывает на некоторые огрехи, из-за которых его восторг не абсолютен; впрочем, абсолютный восторг — это, конечно, вообще редкий случай. Но при этом читатель рецензии может совсем иначе воспринять эти „замечания“, которые носят исключительно частный характер и никак не должны влиять на общую — чрезвычайно высокую — оценку данной записи. Недоразумение происходит в том случае, если рецензент сам не указывает точно масштаб своей оценки в целом и делаемых им „замечаний“2, или же читатель не заметил оговорок критика. Прочитав рецензию с разбором прекрасной записи, но с несколькими такими замечаниями и, главное, с указанием на предпочтение данной записи другой „еще более гениальной“, иной читатель пишет в редакцию: „Как же так, рецензент сделал этому диску столько упреков, а в конце — рекомендует его, говоря что диск прекрасный?“. Еще раз надо обратить внимание на то, что читателю всякого рода критических материалов надо быть предельно внимательными: не торопиться выхватывать из текста прямолинейные и непосредственные оценки, а попытаться проследить и понять мысль и логику критика. А зачастую имеет место предельно утилитарный подход к критическим материалам: побыстрее отыскать фразу с оценкой, рекомендацией или „не рекомендацией“ (давать рекомендацию не слушать диск я вообще-то считаю некорректным). Как я уже упоминал, невнимательное чтение материалов с разбором аудиозаписей приводит зачастую к забавным казусам. Мне как автору приписывались совершенно противоположные моим взгляды и рекомендации (я, конечно, не снимаю полностью и с себя ответственности за то, что мог дать повод быть неправильно понятым). Или вот еще. Иной читатель возмущается: „Ваш рецензент ругает эту замечательную запись, а я послушал и мне она очень понравилась!“. Но мнение рецензента совершенно не обязательно должно совпадать с мнением данного человека; ясно же, что оно просто не может совпадать с разными мнениями о данном диске. Иногда можно услышать и такое рассуждение: „Да, все ваши замечания правильны, но мне все равно больше нравится эта запись, чем та“. Тут уже спорить не о чем: о вкусах не спорят... Не могу не упомянуть еще об одном важном факторе, влияющим на степень эффективности получения читателем информации из критических материалов. Фактор этот — уровень подготовки читателя-слушателя, то есть насколько он в состоянии воспринять предлагаемую ему информацию. Зачастую читатели таких материалов не отдают себе отчет в том, что они имеют дело хоть и не с научными, но все же со специальными текстами, требующими определенных специальных знаний. Каждому умеющему читать известно, что есть литература, называемая специальной, и каждый слушатель, скажем, с высшим образованием имеет такую специальность, по которой существует его специальная литература. Все вроде бы очевидно. Но, если неспециалист по ядерной физике вряд ли решится выносить свой вердикт книге или журнальному материалу по данной тематике, то он же зачастую считает, что ему вполне должно быть доступно чтение специальной литературы по музыке, включая и разбор музыкального исполнительства. При этом именно такой читатель часто сердится на якобы „заумность“ этих материалов об аудиозаписи. Но как бы популярно в специальном журнале не обсуждались вопросы интерпретации музыкальных произведений, все же определенный уровень специальных знаний для понимания таких материалов необходим, и, кстати, он вполне доступен для любого современного человека. Спору нет, нарочитое щеголянье „красивыми“ и непонятными терминами (за которыми иногда кроются очень несложные вещи, или вообще ничего нет), заумными аналогиями из внемузыкальных областей и т. п. не способствует взаимопониманию между автором и читателями. Однако также надо признать, что и обойтись вообще без общепринятых терминов и важнейших специальных понятий при разговоре об истории музыки, композиции и исполнительстве просто невозможно. Так что слушателю, действительно заинтересованному в участии, так сказать, в общем разговоре о музыке и музыкантах, просто необходимо приобрести некоторый объем специальных знаний. Еще следует упомянуть о принципиальных установках — разных установках, скажем, рецензентов относительно самого жанра „рецензия“. Одни полагают, что их рецензии должны носить одновременно и, так сказать, просветительский характер, то есть рассказывать об авторе и о самом произведении и т.д. Такие рецензии скорее похожи не на критику, а на представление (сознательно здесь не хочу употреблять слово „реклама“) нового диска. Другие рецензенты считают, что всю полезную площадь рецензии следует отдавать специфическим сведениям о новом диске, которых невозможно найти в иных изданиях. Эти сведения — критический разбор именно данного исполнения по возможности в сравнении с уже ранее выпущенными интерпретациями, то есть все то, что даст возможность читателю понять, какое место занимает новая запись в имеющейся дискографии. Конечно, у обоих типов рецензий есть свои сторонники. Но, похоже, каждому типу должен соответствовать и свой тип читателя-слушателя. Первый тип больше подходит для начинающего слушателя, не желающего утруждать себя знакомством с литературой о музыке. Высокая оценка самого композитора и записанного на диске произведения способны начинающего слушателя просто заинтересовать и даже подвигнуть на покупку записей этого композитора. Второй тип адресован скорее „продвинутому“ читателю-слушателю, который стремится из текста извлечь наибольшую информацию о данной записи и в состоянии узнать о жизни и творчестве того или иного композитора из многочисленной литературы самых разных уровней. (Исключение, естественно, составляют случаи, когда речь идет о совсем мало известном композиторе или же о редко звучащем произведении, либо, наконец, вообще о первой записи.) Нередко продвинутого читателя разочаровывают только общие фразы в ином материале, тогда как начинающего слушателя иногда раздражает рецензия, в которой все внимание сосредоточено на анализе представленного на данном диске исполнения. Но вполне уместен вопрос: стоит ли пользоваться услугами специалиста (и сердиться на непонимание его якобы слишком заумного текста), если внимательное и серьезное слушание вообще не входит в собственные планы. Брать консультацию у „перфекциониста“, не будучи просто знакомым с данной музыкой и не желая приложить усилия для того, чтобы в ней разобраться и, может быть, полюбить ее — во многом лишено смысла. Не примите это за высокомерие или снобизм, но ведь в любой другой области человек достаточно рационально подходит к мнению квалифицированных специалистов, правильно соотнося их уровень со своими действительными потребностями3. Вообще же невозможно не признать и чисто утилитарного значения критики. Я имею собственный опыт такого рода использования рецензий. Более двадцати лет назад я нашел возможность доставать (так!) диски западных фирм через людей из разных западных стран. К сожалению, ни один из моих партнеров по обмену дисками не разделял мои пристрастия к любимой мною музыке и исполнительским направлениям. Так что консультации с их стороны исключались. Мои же собственные знания исполнителей (в основном домоцартовской, скажем так, музыки) в конце 1970-начале 1980-х годов, мягко говоря, были недостаточно широки. Но в моем распоряжении были, с одной стороны, каталоги (правда, такие замечательные, как английский „Gramophone“, американский „Shwann“ и немецкий „Bilefelder“), с другой, ежемесячные журналы — английский „Gramophone“ и французский „Diapason“. Пользуясь только этими печатными изданиями, я должен был заочно выбирать себе пластинки, которые потом мои корреспонденты старались найти для меня и прислать мне по почте в Москву. В мою задачу входило найти для себя приемлемые интерпретации необходимых мне музыкальных произведений, причем ошибку в выборе надо было свести до минимума: цена получаемых мною грампластинок (во всех смыслах) была фантастически велика, и возможности их получения отнюдь не безграничны. Ничего другого по началу не оставалось, как на свой страх и риск заказывать то или иное исполнение по какому-то очень зыбкому критерию, а получив его, находить рецензию на полученный мной диск в журнале. Постепенно, знакомясь с рецензиями разных авторов на разные диски, я определил для себя всего нескольких рецензентов, которым я доверял, то есть чьи мнения на уже доступные мне диски, высказанные и обоснованные в их рецензиях, я, как правило, разделял. А дальше я позволил себе уже просто опираться на эти рецензии, то есть вновь выходящие грампластинки отбирал для себя, основываясь на высказываемых этими рецензентами мнениях. Кстати сказать, мнения других авторов также зачастую оказывали мне услугу, но я их учитывал, идя от противного. Если критик, чье мнение почти всегда не совпадало с моими впечатлениями, хвалил какой-то диск, то для меня это была уже „антирекомендация“. Естественно, я всегда отдавал себе отчет в „приблизительности“ моей методики (и, естественно, на первых порах были промахи и разочарования), но до тех пор, пока я не стал сам разбираться в интерпретаторских тенденциях и течениях, школах и направлениях, лучше этого способа найти я не мог.  Проблема обмена мнениями, учета мнения других и, в особенности, мнения специалистов, подводит нас к еще одной теме. Говоря о критике, о сложности ее восприятия читателями-слушателями, отвергая наличие „объективного“ мнения и т. д., я все время подразумеваю при этом все-таки добросовестную критику. Критики могут иметь разную квалификацию, разный, как уже говорилось, уровень притязаний, разный опыт и т. д. Но в любом случае добросовестная критика всегда отличается по своей сути от недобросовестной. Еще раз хочу провести разграничение: любые пристрастия, любые „перегибы“ в оценках, связанные с действительными убеждениями критика или его опытом и вкусом,— все это можно отнести к критике добросовестной4. В отличие от искренних убеждений и заблуждений существует еще и откровенно недобросовестная критика, то есть высказывание какого-то определенного мнения по заказу (совсем неважно — кого именно). К сожалению, с такого рода критикой мы имеем дело каждый день в газетах и журналах, на радио и телевидении (может быть, теперь и в Интернете). Собственно, фактически речь идет о материалах рекламного характера, причем реклама эта бывает как откровенной (открытой), так и скрытой. Я думаю, что любой взрослый человек сейчас и в нашей стране уже научился различать рекламу и знает ей цену. Здесь относительно наших сюжетов ничего особенно нового не придумали: рекламируя новый диск, выпустившая его фирма старается подать „товар“ с самой лучшей стороны. Если и не прибегают к откровенной лжи (в серьезных изданиях), то фигура умолчания здесь один из самых распространенных приемов. Конечно, реклама сама по себе должна подавать сигнал осторожно к ней относиться. Но, к сожалению, прессинг этой рекламы сейчас чрезвычайно высок. Читателям даже специализированных и хорошо себя зарекомендовавших изданий зачастую буквально вбиваются в сознание имена исполнителей и их новые диски, если у фирмы, выпускающей записи этих исполнителей, есть для этого деньги. Совершенно целенаправленно создаются (наподобие того, как это делается в шоу-бизнесе) „гении“, имена которых зачастую так же быстро исчезают в неизвестность, откуда они были извлечены для „раскрутки“. Но противостоять такому давлению действительно сложно, особенно людям, еще недостаточно уверенно чувствующими себя в пространстве классической аудиозаписи и классической музыки вообще. Поэтому, призывая интересоваться мнением других, я, одновременно, снова хочу обратить внимание на то, что эти мнения не только субъективны, но и еще должны каким-то образом корректироваться, или восприниматься как бы с условным коэффициентом неточности восприятия подаваемой информации. Во всяком случае, надеяться на то, что с помощью чужих мнений можно легко, быстро и, главное, безошибочно составить свою коллекцию — значит, питать напрасные иллюзии. И уж тем более совершенно неправильно относиться к критике как к каким-то директивным указаниям абсолютного свойства и вообще ждать от нее непогрешимости и идеальности. Повторяю: любой критик — это всего лишь человек, имеющий, как правило, больший по сравнению с основной массой слушателей опыт и умеющий сформулировать свои взгляды. Лучший способ защитить себя от чужого предвзятого мнения, это больше слушать музыку и больше доверять своим собственным ушам. Евгений Добрушкин -------------------------------------------------------------------------------- 1 Не могу не заметить, как много нового открывается при сравнении интерпретаций и о самом музыкальном произведении, и об исполнителях! 2 Слово „замечания“ я беру в кавычки, поскольку оно мне не очень нравится: невольно получается, что критик выступает как бы в роли учителя (а такое высокомерие критиков — достаточно частое явление). 3 Прошу простить, может быть, за очень грубую и не совсем точную аналогию, но только самый последний зануда будет „пытать“ квалифицированнейшего специалиста по винам или раскапывать серьезную литературу по данному вопросу, если все равно употребляет исключительно дешевое столовое вино. 4 Честно говоря, иногда грань между „добросовестной“ и „недобросовестной“ критикой очень условна. Ужасающее невежество некоторых сотрудников некоторых средств массовой информации в вопросах классической музыки и аудиозаписи в этой области зачастую вводит читателей в заблуждение не в меньшей степени, чем заведомая ложь. | |
