Здесь начинается видимый, реально ощутимый исток того качества режиссуры Товстоногова, которое подразумевает ха-

¹ Заседание правления ЛО ВТО. 19 декабря 1955 г. Стенограмма. Библио­тека ЛО ВТО, № 1250-с, с. 9.

рактер как сложную сумму общественных отношений, как отра­жение исторических процессов в одном человеке, в строе его души.

«Гибель эскадры» снимала противоречие, мучившее многих художников сцены: между вниманием к внутреннему миру че­ловека, тонкостям его психологии и раскрытием героической, исторической, общественной его роли. Значение героя определя­лось равно и его свершением, и масштабом личности. Этическая тема смыкалась с героической. «Гибель эскадры» предвещала важнейшие и сложнейшие процессы художественных поисков более позднего времени.

Пьеса А. Корнейчука «Гибель эскадры» почетно и достойно стояла в ряду лучших произведений советских авторов об эпохе революции и г р а ж д а н с к о й войны. Ко времени постановки пьесы Товстоноговым «Гибель эскадры» обрела в сценической тради­ции высокое уважение с оттенком чуть холодноватой почтитель­ности. Режиссеру было необходимо установить душевную бли­зость пьесы и времени, сроднить нас с героями спектакля, за­ставить зрителей остро и лично пережить трагедию гибели эс­кадры.

Установившаяся традиция понимала пьесу как рассказ о тра­гическом эпизоде гражданской войны — необходимости потопить черноморскую эскадру, чтобы она не попала в руки врага.

В режиссуре Товстоногова раскрывалась не драма моряков, топящих родные корабли, но трагедия осознания высших целей, трагедия самопожертвования, возможности невозможного. На­верное, по астрономическому времени «Гибель эскадры» имела самый длинный финал, но он-то и был кульминацией спектакля, его трагическим апофеозом. Долго шаркали швабры, драя в по­следний раз палубу, и штрих корабельного быта обретал тра­гический алогизм — палуба ведь через несколько минут скроется под водой. Уходили с корабля моряки долго, сосредоточенные, под молчаливыми взглядами провожающих, торжественно за­стывших со вскинутой для приветствия рукой, под щемящие звуки вальса «Тоска по родине». Уходил один, второй, третий, кто-то с узелком вещичек, кто-то с корабельным псом. Казалось, что режиссер теряет чувство меры. Но именно этот бесконечный ряд героев и заключал в себе трагическое ощущение конечности прощания.

«Гибель эскадры» с ее вниманием к каждому персонажу и эпическим размахом общего характерно трансформировала саму тему героя: суровая трагедия оказалась созвучной недавнему еще опыту войны, в ней оживал мужественный дух защитников Ленинграда, народный подвиг, героизм миллионов.

Д р у ж н о встреченная похвальными отзывами критики, «Ги­бель эскадры» получила и свою порцию справедливых упреков, которые сводились к тому, что замысел режиссера не всегда на­ходил опору в актерской игре. Однако, каковы бы ни были

актерские недостатки спектакля, он стал прямым предшествен­ником «Оптимистической трагедии», произведения рубежного в истории нашего театрального искусства.

«Оптимистическая трагедия» в постановке Товстоногова (ре­жиссер спектакля Р. Агамирзян, художник А. Босулаев, компо­зитор Кара Караев) была показана на сцене Ленинградского театра им. А. С. П у ш к и н а в 1955 году и имела такой полный, единодушный и, может быть, даже неожиданный успех, какой в истории нашего театра получали считанные спектакли.

«Оптимистическая трагедия» утверждала непобедимость идеи социалистической революции, историческую правоту дела Ком­мунистической партии, преемственность революционных тради­ций. Это партийное качество спектакля следует особенно под­черкнуть, ибо оно внутренне определяет и само художественное новаторство «Оптимистической трагедии» в постановке Товсто­ногова.

Образ дороги, пути, безостановочного движения многозначи­тельно выражал исторический оптимизм этого спектакля, еще более расширял смысл названия пьесы.

«Оптимистическая трагедия» на сцене Театра им. А. С. П у ш -кина раскрыла все основные сюжетные мотивы пьесы, придав им остросовременное звучание. Однако сюжет пьесы не обрел бы такой глубины и объемности, если бы не был сомкнут в спек­такле с темой личности, ее подлинной и мнимой свободы. В столкновениях Комиссара и Вожака, Алексея и Вайнонена, во всех взаимосвязях героев спектакля утверждалась мысль о сознательной дисциплине, революционной организованности как действительном условии раскрепощения личности. Речь в спектакле шла о формировании нового типа человека, ощу­щающего себя не одиночкой, анархистски противостоящей миру, не песчинкой в людском море, а личностью, чьи интересы пере­плетены и соотнесены с главным в движении человечества.

Спектакль, который, казалось бы, мог быть решен только за счет массовых сцен, игравших в нем такую в а ж н у ю роль, спек­такль монументальных, обобщенных пластических форм ока­зался в то же время насыщенным актерскими удачами, среди которых удача Ю. Толубеева в роли В о ж а к а стоит на первом месте, но не заслоняет других. И. Горбачев — Алексей, О. Леб-зак — Комиссар, А. Соколов — Сиплый, А. Ян — Вайнонен, В. Эренберг — командир корабля играли с настоящим проник­новением в стилистику спектакля, в существо характеров своих героев. Запоминались многие эпизодические роли: Н. В а л ь я н о — главарь пополнения анархистов, Е. Александровская — старая ж е н щ и н а , М. Е к а т е р и н и н с к и й — первый офицер и другие.

Спектакль ясно выраженного, «железного» режиссерского ри­сунка оказался в такой же степени актерским спектаклем.