Мое прошение было удовлетворено – и так мы с сестрой стали монахами. Перед этим, конечно же, была проверка, которая полагалась всем неофитам, но мы с честью ее прошли

Глава первая.

Наступил очередной вечер в Ландаре в общем и в нашем с Лин доме в частности. Однако этот, как казалось вначале, безмятежный вечер, в итоге обещал не только не быть и таковым, но и привести к куче последствий.

Вейлин подходила ко мне не с самой доброй мордочкой, и я заранее знал, что предстоящий разговор не закончится добрым. Тем не менее, я сделал вид, что не заметил ее приближения и продолжил перетягивать струны на гитары, сидя на полу возле письменного стола. Голос волчицы прервал безмятежность:

– Мирпуд, нам надо серьезно поговорить!

Вздохнув, я отложил гитару, так и не доделав работу:

– Лин, что ты кричишь как потерпевшая? Что опять стряслось?

Магесса буквально плюхнулась на пол рядом со мной:

– Послушай, мне это все надоело. Я все понимаю – ты у нас известный менестрель, ты проводишь концерты у Фархада, это твой способ зарабатывать на жизнь, но это должно иметь границы, в конце концов! Мне до предела осточертело видеть каждый день одни и те же морды в одном и том же заведении.

Мысленно я отпустил в сторону волчицы пару крепких выражений, однако вслух я произнес вполне спокойно:

– И что же ты мне предлагаешь? Мне кажется, за прошедший год мы не раз и не два говорили на эту тему. Если тебе не нравится то, каким способом я зарабатываю деньги на семью – это не моя беда. К большому сожалению, у меня нет других вариантов.

Вейлин всплеснула лапами:

– Нет, и вы только послушайте этого детеныша! Это говорит мне существо, которого знает каждая собака в Ландаре? Это говорит мне тот, кого год назад считали чуть ли не спасителем всего государства?

Я положил голову на ладони и снова тяжело вздохнул:

– Хорошо, если этот вопрос тебя так заботит, давай обсудим его вновь.

Прежде чем я продолжу повествование, мне хотелось сделать краткий обзор того, что происходило со мной и не только с того момента, как моими усилиями в Ландаре было восстановлено архианство Ягмура.

Прошел почти год без пары-тройки недель. Орден жил своей жизнью, проводя колоссальную работу по реструктуризации всего служебного процесса. Можно было отметить, что Гимеону это, по большому счету, удалось. Конечно, менталитет жителей страны не мог поменяться столь же быстро, как церковные порядки, но Лига Справедливости достаточно грамотно вела просветительскую работу, и недовольных изменением положения существующих вещей оказалось меньше, чем предполагалось.

В течение полугода были проведены официальные встречи Верховного Иерарха с представителями Ордена в Меровии и Паруссии. Я знал, что несколько столетий назад между отделами Ордена в разных государствах была заключена своеобразная церковная уния. Это был шаг отчаяния Иерархов Граальстана, которые так и не смогли навязать идеи архианства Ривелино всему миру – на большее сторонники радикальной религии оказались не способны.

Встречи с представителями были посвящены пересмотру положения церковной унии от 26 апреля 347 года от основания Ордена. Отныне Гимеон предлагал соседним религиозным конгломератам унифицировать церковные службы в соответствии с положениями первичного архианства – и, к удивлению многих, подобное предложение было удовлетворенно. Что уж скрывать, Паруссия и Меровия всегда относились отрицательно к деятельности Иерарха-отступника и всеми силами старались не давать разрастаться архианству Ривелино, несмотря на давление из Граальстана.

Изменения Гимеона коснулись и простых жителей по всему государству. Новым Иерархом было установлено снижение церковного налога до уровня в десятую часть дохода конкретного зверя, причем было разрешено уплачивать его как в денежном виде, так и в натуральном эквиваленте.

Это решение вызвало наибольшее количество споров внутри Цитадели. Некоторые монахи видели в таком решении диверсию, направленную на обнищание Ордена. Гимеон пытался оперативно пресекать подобное поведение, но было понятно, что одними приказами головы не прочистить. Не помогала даже бухгалтерская отчетность Цитадели, которая явно показывала, что большая часть получаемых ранее в качестве налога денег шла не на нужды религии, а тратилась на личные потребности монахов всех рангов. Спасало лишь то, что варан был весьма харизматичным Иерархом, который не собирался терпеть подтачивание Цитадели изнутри спорами и распрями.

Если же говорить о том, какая атмосфера царила в самой Цитадели, то можно было отметить, что она была относительно спокойной. Бывали отдельные монахи, не признавшие новых порядков, но они держали свои возражения при себе, не саботируя службы и работу штаб-квартиры.

С самого начала, когда я стал фактическим Иерархом, отдав часть своей силы Монолиты (следовательно, и Ордену), я решительно абстрагировался от Цитадели. Как меня ни уговаривал Гимеон стать одним из обитателей штаб-квартиры, я упорно отказывался, не желая взваливать на себя лишние заботы, в которых мало смыслил, как мне казалось. В конце концов, варан отстал от меня и спокойно работал на должности Верховного Иерарха, взвалив на свои плечи заботы о доведении первичного архианства до умов населения страны.

Между мной и Гимеоном существовал уговор, выполнение которого я полагал очень важным. Учитель никому не рассказывал о том, что я являюсь настоящим Иерархом. Все вокруг полагали, что сила, которую чувствуют Кон-Сай и Цепные, происходила от официального Главного Магистра, Гимеона де Труваля, хотя на самом деле силу всем войскам Ордена давал я, обычный менестрель с мощным даром, доставшимся от моего далекого предка, основателя Ордена Ягмура. Об этом секрете знали лишь пятеро зверей: я, мастер Гимеон, Вейлин, Кон-Сай Джесси и Цепной Коул. Последние двое остались моими телохранителями и после того, как произошли события в столице. Волчица Джесс полностью потеряла рабскую почтительность ко мне (видимо, магия порабощения либо закончилась, либо исчезла, когда я расхотел видеть Кон-Сай своей рабыней), но при этом оставалась исключительно верным мне зверем, хотя ее острый язычок и немалый сарказм порой серьезно сбивали меня с ритма.

Тигр Коул был более простым зверем, чем Джесс, хотя он, в отличие от волчицы, поменялся за год сильнее. В нем уже не угадывался новичок, которого случайно взяли в ряды Чойг-Ма’л. Оставаясь моим телохранителем, Коул не прекращал заниматься вместе с другими Цепными, поддерживая себя в форме, и с каждым месяцем он мужал все больше и больше.

Футбол, который я принес в Мир Спокойной Воды, за год развился из экстренного способа занять скучающих воинов в главный вид спорта если не всего королевства, то, по крайней мере, Ландара. Он прочно вошел в круг интересов большинства жителей столицы, и матчи привлекали к себе повышенное внимание зрителей. Если первоначально игры проводились в центральном дворе Цитадели, то впоследствии было решено перенести матчи на центральное ристалище города, где год назад проводился рыцарский турнир. Арену приспособили под футбольное поле, руководствуясь моими указаниями – и город захватила лихорадка. Как и задумывалось мной, существовало две лиги: Цепных и Кон-Сай. Чемпионаты внутри «лиг», которые заканчивались матчем между победителями каждого первенства, собирали толпы зрителей. Неосознанно я придумал способ пополнения городской (а вместе с ней и королевской казны). Вход на стадион стоил символические пятьдесят тоси, но неизменно высокое число зрителей обеспечивало доход города не менее чем в несколько тысяч барра в день. В городе стихийно возникали тотализаторы, на которых можно было поставить несколько барра на победу одной из команд.

Техника игры в футбол немного отличалась от той, к которой я привык в своей реальности. В силу анатомических причин, фуррям не удавались мощные удары по мячу боковиной стопы, как у людей, потому что звери были пальцеходящими, и площадь контакта с мячом была меньше. Воины нашли другой выход – перед ударом они слегка подбрасывали мяч буквально на десяток-другой сантиметров над землей и уже били по воротам с лета – в этом случае «пальцеходячесть» зверей не играла никакой роли. Впрочем, встречались среди местных футболистов и такие, кто бил по мячу как обычный человек, правда, им приходилось немного выгибать стопу во время удара для увеличения площади контакта мяча и задней лапы.

К моему большому удивлению, Цепные и Кон-Сай прониклись игрой даже сильнее, чем я ожидал. В самом начале они относились к ней с умеренным интересом, но без огромного энтузиазма. Но стоило пройти нескольким играм – как их мнение поменялось на диаметрально противоположное. Футбол, как вид спорта, был включен в обязательную программу подготовки как Цепных, так и Кон-Сай, причем на всех уровнях, начиная от новобранцев, заканчивая наиболее опытными воинами и воительницами. Конечно, обучение охотниц кардинально отличалось от такового у Цепных Мечей, но Кон-Сай тоже немалое время уделяли тактике игры и стратегии поведения на поле, наравне с искусством боя и обучению использования внутренней силы.

Когда же на поле выходили охотницы, то футбол в их исполнении выглядел подлинным произведением искусства. Если Цепные больше полагались на единоборства, силовую борьбу и выносливость, самочки больше работали над тактикой, ловкостью и обводками. Когда состоялся матч между лучшими командами Цепных и Кон-Сай, последние до матча попросили воинов не жалеть их в единоборствах. Чойг-Ма’л простодушно согласились – и в финальном матче были разгромлены охотницами со счетом 10:0. Воины пытались идти в единоборства, применять силовые приемы, но Кон-Сай с невероятной ловкостью уворачивались от атак самцов, постоянно обводя их, как щенков. Лишь немногие силовые приемы против Кон-Сай оказывались удачными. Что уж говорить, что после матча опозоренные Цепные под хохот и насмешки самочек покинули поле, поняв, что не только лишь сила решает в футболе.

Отсудив какое-то количество игр, я доверил эту работу новым судьям, которые справлялись со своей задачей не хуже меня. Порой меня приглашали в качестве главного эксперта на матч, но работы у меня стало ощутимо меньше.

Перемещение моей бабушки произошло успешно. Надежда Яновна оказалась в Мире Спокойной Воды, превратившись в миловидную пожилую волчицу с седоватой шерстью и проницательными голубыми глазами с белесым оттенком.

Сказать, что она удивилась – ничего не сказать. Надежда Яновна была буквально шокирована тем, что она видела вокруг в течение всей первой недели, как она стала новой жительницей параллельного измерения. Ей приходилось привыкать буквально ко всему: внешнему виду ее самой, внешнему виду меня и Вейлин, внешнему виду окружавших ее зверей, законам и нормам морали новой страны и прочему, прочему, прочему.

Конечно же, мастер Гимеон, Джесси и Коул приветствовали мою бабушку с должным почтением и уважением. Последние двое получили дополнительный приказ от меня приглядывать еще и за бабушкой – я не мог позволить, чтобы с ней что-либо произошло в те моменты, когда я не мог оценивать ее состояние самостоятельно.

Чтобы не оставлять бабушку у черта на куличках, мне пришлось подумать, где ей стоило бы остановиться жить. Первый вариант напрашивался сам собой – пустить ее в наш дом, бывшее жилище Гимеона, где мы с Вейлин обитали еще с того момента, как варан стал Верховным Иерархом Ордена. Но, подумав, я отказался от подобной идеи. Все-таки, мы с Вейлин были пусть не обрученной, но вполне себе семьей, у которой было естественное желание жить отдельно.

В итоге через мастера мне удалось найти для бабушки домик, который находился буквально в полукилометре от моего дома. Несмотря на то, что новое жилище находилось в черте города, там нашлось место для огородика – и это подкупило бабушку, которая даже в другом мире не собиралась бросать свое любимое садоводство. С момента своего появления в Мире Спокойной Воды бабуля прочно осела в этом доме, продолжив тот образ жизни, который вела в Горловке. Когда я посещал ее дом, я постоянно ловил ее на мысли, что она попыталась воссоздать внешний вид уже покинутого дома в деревне с максимальной тщательностью. Наплевав на то, что в Граальстане была установлена другая религия, Надежда Яновна обустроила красный уголок с иконами, взятыми из старого дома, приговаривая: «Мне неважно, где я буду жить, в какой стране – я была и останусь православной». Бабуля не была до невозможности набожным человеком, но при этом она была вполне религиозной, и молитва пару-тройку раз за сутки была для нее установившейся практикой, от которой она не отступала.

При этом, как ни странно, рассказы об архианстве очень нравились бабушке, и она слушала их с большим интересом. Святилища Надежда Яновна тоже посещала, но скорее как музей, где все для нее было красивым и необычным.

Напоследок стоило рассказать обо мне и Вейлин. Как я говорил, после гибели Бойдула мы стали жить вместе. Конечно, наша совместная жизнь не была абсолютно идеальной, случались и ссоры, но в целом наша семья оказалась замечательной, в моем понятии. Единственный момент, по которому у нас постоянно случались споры – менестрельство. И вот это об этом Вейлин в очередной раз захотела поговорить в вечерний летний вечер.

После того, как я предложил обсудить проблему, магесса хмуро посмотрела на меня:

– Мирпуд, давай начистоту. Мне не совсем нравится то, как ты зарабатываешь на семью. Даже нет, не так. Мне не нравится то, где и как ты это делаешь.

Я поднял лапы, призывая волчицу успокоиться:

– Давай тогда я задам тебе пару вопросов, и мы подумаем, как можно на них ответить. Тебе не нравится то, чем я занимаюсь?

Вейлин покачала головой:

– В менестрельстве нет ничего противозаконного, это вполне легальный способ зарабатывать.

– Хорошо, мы выяснили, что я не занимаюсь постыдными и недостойными вещами. Это уже хорошо. Продолжим. Тебе не нравится быть певицей вместе со мной?

Магесса снова помотала головой:

– Мне это нравится.

Я всплеснул лапами:

– Ну тогда какого хрена я все выслушиваю в очередной раз за год?

Казалось, что волчица ненадолго застыла, смотря в какую-то точку, после чего произнесла:

– Мирпуд, а давай устроим отпуск?

Я вытаращил глаза:

– Какой еще отпуск?

– Самый обыкновенный. Почему бы нам не съездить, не развеяться куда-нибудь? Мы и так сидим сиднями целый год в городе, никуда толком не выезжая. Мы за эти двенадцать месяцев только пару раз дошли до деревни Ларродаг, проведать Бирна. И все! Мне скучно, Мирпуд. До жути, до омерзения. Я не выдержу петь еще год в одних и тех же стенах.

Позиция Лин становилась более понятной. Она просила смену обстановки, но не жизни. Что же, на этот раз у нее получилось донести свою позицию четко. Осталось только придумать, куда нам следовало податься.

В голове возникла идея. Надо сказать, что я все никак не решался сделать магессе предложение лапы и сердца. Парадокс, представляете? Она прекрасно знала, что я люблю ее, как и она меня, мы уже год жили вместе в одном доме, по сути семейной парой, но за все время я так и не сделал ей предложение. Над этим фактом смеялась даже моя бабушка и Джесс с Коулом, которым, конечно, со стороны было все прекрасно видно.

Я кивнул волчице:

– Вставай.

Магесса поднялась с пола, а я, привстав на одно колено, протянул на ладони заранее приготовленное серебряное кольцо:

– Лин, выходи за меня.

Волчица застыла, после чего треснула меня ладонью по ушам. Я едва не рухнул ничком, с трудом удержав кольцо на протянутой ладони:

– За что?

Волчица выдохнула:

– Мирпуд, я когда-нибудь говорила тебе, что ты дурак? Даже нет, очень большой дурак? Я целый год ждала, что ты мне сделаешь предложение, а ты соизволил сделать это только сейчас! Я уже грешным делом думала сама тебе его делать.

Я тер болящие уши:

– Так ты что, отказываешься?

Следом последовал второй шлепок с другой стороны головы:

– Я, похоже, живу с идиотом. Мирпуд, если бы я отказалась, то давно уже покинула этот дом! Конечно, я согласна!

Я с облегчением встал с пола и крепко обнял волчицу, прижавшись губами к ее левому ушку. Волчица прошептала мне в плечо:

– Я тебя очень люблю, Мирпуд. Ты уж прости, что я тебя сейчас ударила, но я действительно начала думать, что я тебе перестала быть интересна, раз ты предложение мне не делаешь.

В итоге волчица освободилась от моих объятий:

– Но где ты собираешься все это проводить?

Я картинно закатил глаза:

– Лин, вот только прошу, не уподобляйся части самок моего родного мира и не говори, что ты хочешь такую свадьбу, чтобы все было как можно круче и богаче.

Волчица помотала головой:

– Нет, конечно, я о таком даже и не подумала. Но мне все-таки хотелось, чтобы это было торжественно.

Я задумался, после чего меня озарила идея:

– Как насчет центрального Святилища Мариссы и свадьбы в присутствии королевской четы Меровии?

Мордочку волчицы украсила клыкастая улыбка:

– А что, мне нравится такая идея. Думаю, Анри и Ласса были бы рады повторить тот же путь, что и год назад, но уже в роли лучших друзей пары.

Я осторожно прикрыл ладонью морду магессы, как бы призывая ее помолчать:

– Но это позже. Ты хотела отпуск?

После того, как я отнял ладонь, Лин закивала:

– Конечно. У тебя есть идея?

– Да у меня фонтан идей! Как насчет того, чтобы опять принять участие в Фестивале Искусств в Стиндале? Доедем до города, примем участие в этом занимательном мероприятии, после чего уже направимся в Мариссу и попросим Анри организовать все в лучшем виде. Надеюсь, это достаточно походит в твоем понятии на отпуск?

Лин ткнулась мне носом в шею и фыркнула по-собачьи:

– Очень даже. Если мне не изменяет память, фестиваль будет через неделю? Так почему бы не выехать сегодня или завтра?

Я покачал головой:

– Уехать можно в любой момент, но надо сделать кое-что. Во-первых, надо предупредить бабушку, чтобы она не переживала о том, что мы внезапно исчезли. Во-вторых, надо предупредить мастера, хоть он в последнее время редко обращается за моей помощью. В-третьих, нужно решить проблему с Джесс и Коул.

Магесса усмехнулась:

– Ты об этой неразлучной парочке? А в чем проблема?

– Так они же не отпустят нас одних. Если Коула я еще могу уговорить остаться, то Джесс плевать хотела на мои запреты. Она скорее согласится продаться Проклятым в рабство, чем оставить меня без присмотра!

Волчица слегка поморщилась, когда я напомнил общепринятое название культа, в котором она состояла раньше. Несмотря на то, что Гимеон снял запрет на контакты Ордена с культом Просвещенных, сила привычки была слишком сильна среди населения Граальстана. Все продолжали называть Просвещенных Проклятыми по старой памяти, но теперь в этом прилагательном не было столько негатива, как раньше.

– Я тебя умоляю, Мирпуд. Тебе что, жалко, что они поедут с нами? Дело не только в безопасности, соблюсти которую никогда не зазорно, но и в том, что у нас будут два интересных собеседника. Они что, к тебе в кровать лезут? Они мешают твоим отношениям со мной?

Я развел лапы в стороны:

– У меня бывают моменты, когда я хочу побыть либо один, либо только в твоем обществе. А что мне тогда, прогонять их?

Лин махнула лапой, пресекая дальнейшие возражения:

– И слышать не хочу. Они поедут с нами, и это не обсуждается.

Тогда волчица еще не представляла, что ее настойчивость по поводу Коула и Джесси спасет мне в будущем жизнь…

Мое имя Брамбл. Я не знаю, попадет ли этот дневник в чужие лапы, но на всякий случай я поприветствую того, кто может, намеренно или случайно, прочитать все, что будет здесь написано.

Я не знаю, зачем я вообще все это пишу. Мне надо сражаться, бороться и карать предателей, а я сижу и вожусь с бумагой и пером. Но что-то меня удерживает от того, чтобы забросить изложение мыслей.

Прежде чем я начну свое повествование, я расскажу немного о себе и своей семье. Сейчас мне почти тридцать лет. Моей младшей сестре Скарлат – на пять лет меньше. Вышло так, что с самого малого возраста мы сироты. Своих родителей я не помню, но монахи Ордена рассказывали мне, что они оба умерли от эпидемии какой-то болезни в Ландаре, когда мы были еще малютками. Нас с сестрой эта зараза не тронула, но лишила нас родителей. И так Орден стал нашим вторым домом.

Я прекрасно помню все годы, что я провел здесь. Цитадель была для меня огромной крепостью, целым миром, который можно было бесконечно исследовать, изучать и рассматривать. Каждый коридор и каждая дверь казались мне порталами в другие миры – пройдешь коридор или откроешь дверь – и попадаешь в самое неожиданное место.

Попутно меня начали воспитывать в духе религиозного воспитания. Ни я, ни Скарлат не были против этого. Архианство – очень интересная религия, и знать ее историю, обряды и церемонии было не утомительно, а даже наоборот – очень интересно и занимательно. Житие Арханиса нам читали вместо сказок на ночь, и я даже не ощутил тот момент, когда понял, что архианство – это мое все.

Так я захотел стать монахом. Скарлат не стала отставать от меня в своих стремлениях и тоже мечтала вместе со мной войти в лоно церкви, чтобы в будущем доносить Слово Арханиса до прихожан. Мне доставляло какое-то необъяснимое удовольствие видеть, как молебны в Святилищах собирали толпы прихожан, восхваляющих Арханиса как Бога своего.

Мое прошение было удовлетворено – и так мы с сестрой стали монахами. Перед этим, конечно же, была проверка, которая полагалась всем неофитам, но мы с честью ее прошли.

Несмотря на то, что я старался отдавать всего себя службе, я не забывал и о Скарлат. Моя сестренка всегда старалась держаться меня и делать все так, как я решу, видя неосознанно во мне потерянного отца.

Так продолжалось долгие, но очень приятные семь лет. Я делал то, что мне нравилось, религия была сильна – а больше мне ничего не надо было. Огорчало меня лишь то, что в Граальстане оставались еретики, которые не признавали Арханиса Богом и пытались навязать взгляды предателя-Ягмура. Жалкие и наивные черви, их попытки были тщетны. Была бы возможность, я бы с радостью расправился с каждым еретиком, чтобы эта зараза навсегда исчезла из этого мира. Однако эта грязь умудрялась выживать даже после тотальных чисток Ордена, продолжая доносить свои лживые взгляды до умов благоверной паствы. Хорошо, что магистр Бойдул прилагал все усилия для искоренения неправоверных взглядов. Жаль, что это ему не удалось до конца.

Все изменилось больше года назад, когда в Ордене начались какие-то странности: на пороге Цитадели объявилась Проклятая, которая утверждала, что хочет стать послушницей Ордена. К большому сожалению, я не знаю конкретных подробностей случившегося, но могу сказать точно, что переполоха она наделала. Зверь из самой презираемой организации хочет стать одной из нас? Все монахи только об этом и шушукались по углам.

В итоге Бойдул все же сделал ее частью религии. Я не до конца верил в происходящее, но мне было приятно осознавать, что даже в царстве мракобесия и еретичества находятся добрые души, хотящие следовать единственной правильной вере.

Но не только с этой перебежчицей были связаны пересуды в Цитадели. С самого верха, от монахов, близких к Бойдулу, просочилась информация, что Верховный Иерарх подозревает ученика главного гарнизонного мага. В чем – никто не понимал, но слух был слишком сильным и обсуждаемым, чтобы быть неправдой.

В течение недели или двух про перебежчицу все постепенно забыли. Но снова произошла неприятность, на этот раз более крупная. Обнаружилась пропажа Монолита Силы вместе с той самой Проклятой. И вот тут такое началось! Опасения Иерарха про ученика мага подтвердились – он тоже исчез вместе с артефактом.

По их душу была назначена охота, которая длилась без малого два или три месяца. И закончилась она весьма неожиданно – ученик, оказавшийся мифическим Судьей, пришел в Ландар сам, вместе с перебежчицей, Кон-Сай, которая не подчинялась приказам Иерарха, и еще одним зверем, которого я не знал.

Нас ждал кошмар. Иерарх был убит, когда столкнулись два псевдобожества, которых именовали Арханисом и Легизмундом. И с этого момента все пошло наперекосяк. Новый Иерарх оказался еретиком и главой Лиги Справедливости, которая больше тысячи лет хранила запрещенное учение предателя-Ягмура. И мне больно осознавать, что религия, наставляющая зверей на путь истинный, была заменена псевдоверой, в которой не было покорности, страха перед Орденом и почитания Арханиса как Бога. И мне надо было с этим что-то делать!

Скарлат уже полгода не могла понять, что происходит с ее любимым братом. Брамбл целыми днями был угрюмым и молчаливым, и его с трудом можно было вытянуть на разговор более чем из пары фраз связного текста. Лисичка всегда боялась, что с Брамблом что-то случится – ведь она боялась потерять последнего родного для себя зверя. Пусть он и был угрюмым, неразговорчивым и даже грубым, но для нее брат был дороже любого существа на свете после давно умерших родителей.

Когда после окончания дня они возвращались в свою келью в глубинах Цитадели, Брамбл, не удостаивая ее вниманием, садился за единственный стол в комнате и по полночи что-то писал при тусклом свете восковой свечи на листах пергамента. Однажды Скарлат попыталась узнать, что же пишет брат, но Брамбл в ярости оттолкнул ее, наказав не совать нос в его записи. С трудом удержавшись, чтобы не заплакать, лисичка лишь закивала головой, пытаясь скрыть выступающие слезы. И в тот момент Брамбл смягчился, обняв сестренку. После этого он посоветовал ей не интересоваться его записями, сделав это более мягко и не грубо. С этого момента Скарлат честно выполняла наказ брата.

Всякий, кто видел вместе Брамбла и Скарлат, отмечали про себя две очень интересные вещи. С одной стороны, ни у кого не возникало сомнений, что перед ними стоят брат и сестра. С другой стороны, никто не мог поверить, что родные друг для друга звери могли получиться не то различными – противоположными в своих устремлениях, характере, повадках и прочем. Насколько Скарлат была открытой, доброй и «солнечной» лисой – настолько же Брамбл был замкнутым, угрюмым и «грозовым» лисом, как его порой называли знакомые.

Впрочем, не только ночные писательские вирши брата пугали ничего не ведающую Скарлат. Несколько раз на неделе Брамбл пропадал ночами вне кельи. Сестра монаха не знала, куда он идет, но всякий раз она видела, как к ним в келью приходят другие монахи и брат уходит с ними. Наученная горьким опытом с пергаментом, Скарлат опасалась спрашивать брата о том, куда он пропадает, боясь получить лишнюю порцию агрессии в свой адрес.

Я думал много дней и недель о том, как можно исправить сложившуюся ситуацию. Множество вариантов сложилось в моей голове, но ни один не казался мне идеальным. Порой мой разум застилал гнев, но он не мешал мне думать ясно.

Все осложнялось тем, что во главе Ордена встал не проходимец, а очень умный и мудрый Иерарх, которого нельзя было так просто опорочить или ослабить. Мне доводилось знать Гимеона задолго до того, как он встал во главе религии. Конечно, я не подозревал, что он еретик, но мне приходилось признавать, что он непростой зверь. Его поддерживали практически все Цепные и Кон-Сай в Ландаре, как законного Иерарха, и я не мог с этим ничего поделать.

Когда я уже начал отчаиваться, то внезапно понял, что мне надо делать. План был труден, даже ужасен, но он был наверняка беспроигрышный. Еще когда был жив Бойдул, мне говорили, что я очень похож на него. Что же, это может помочь в будущем. Но одного сходства мало. Надо стать почти неуязвимым для новой религии…

Мастер Гимеон находился в своем рабочем кабинете и разбирался с документами, касающимися поставки партии мяса на кухню Цитадели. Проблема заключалась в том, что мяса в итоге прибыло меньше, чем было указано в накладной, хотя поставщик уверял, что взвесил все верно и ошибок быть не может.

В дверь постучались. Варан поднял голову:

– Да?

Створка подалась назад, и в проеме показалась голова Дола, стражника кабинета:

– Ваше Святейшество, у вас просит аудиенции одна из монахинь по имени Скарлат.

За прошедший год Иерарх потратил немало времени, чтобы познакомиться практически со всеми обитателями Цитадели, включая обслугу, поэтому ему не составило труда вспомнить личность монахини:

– Аудиенции? Не помню, чтобы она просила о ней заранее.

– Она говорит, что у нее что-то срочное.

Варан отложил в сторону документы:

– Пусть проходит.

Голова Цепного исчезла, и вскоре в отворившуюся дверь проскользнула худенькая невысокая лисичка в зеленой хламиде монахини Ордена. Скарлат низко поклонилась:

– Отец Гимеон, прошу извинить за то, что отрываю вас от важных дел во благо Ордена, но я хотела бы попросить вас кое о чем. Это очень важно.

Варан показал на стул перед столом:

– Садись и рассказывай.

Лисичка подоткнула хламиду и села:

– Вы наверняка знаете моего брата Брамбла. Он очень хороший зверь, пусть порой он выглядит грубым и отрешенным. В последние пару месяцев он стал особенно нелюдимым и почти не разговаривает со мной, целыми днями пропадая вне кельи. Мне кажется, что нам с ним стоило бы сменить обстановку.

Варан посмотрел на Скарлат поверх сложенных домиков пальцами:

– Мне более чем известно, какой характер у Брамбла. Так что же ты от меня хочешь? Что ты понимаешь под сменой обстановки?

Скарлат немного помялась, после чего продолжила, смотря на Иерарха блестящими глазами:

– Отец Гимеон, мы с Брамблом с детства были в лоне Ордена и всегда хотели работать только на его благо. Мы уже не маленькие детеныши и нам не по пять лет. Мы взрослые звери, которые хотят работать на благо религии, пусть даже она и поменялась по сравнению с тем, чему нас учили раньше. Разрешите нам пойти проповедывать в другой город, пожалуйста!

Маг искоса посмотрел на монахиню:

– Зачем это вам?

– Как вы не понимаете, Ваше Святейшество! Мы с братом всю жизнь мечтали нести Слово Арханиса пастве, наставляя их на путь истинный! Разве не приятно видеть, когда заблудшие души тянутся к свету и радости? Я уверяю вас, отец Гимеон, что архианство для меня всегда будет смыслом жизни, даже после того, как Вы начали проповедовать идеи Иерарха Ягмура.

Варан слегка поднял уголки губ:

– Ты звучишь так, как будто выставляешь меня еретиком, которому ты снисходительно согласилась подчиняться.

Скарлат замахала лапами:

– Нет, что вы, Ваше Святейшество! Ни в коем случае! Я вижу, что нас обманывали почти тысячелетие, и не Ваше учение еретическое, а то, что проповедовал отец Ривелино. Я уверена, что все к этому привыкнут!

Гимеон придвинул к себе обратно документы на поставку:

– Представитель Ордена в Кенсане говорил мне, что у него тяжело заболел проповедник, и ему срочно требуется новый. Думаю, я отправлю тебя с братом туда.

Глаза лисички загорелись:

– Спасибо, спасибо, отец Гимеон! Вы так добры.

– Пусть завтра в полдень ко мне придет Брамбл. Я отдам ему приказ о том, что вы будете отправлены в Кенсан. За сегодня я предупрежу представителя в Кенсане, что у него скоро будут гости. А теперь ступай, Скарлат. У меня много дел.

Расшаркиваясь в реверансах, довольная лисичка исчезла за дверями. Хмыкнув, Гимеон вернулся обратно к накладным.

Вернувшись обратно в келью, Скарлат, к удивлению для себя, застала там Брамбла. Лис посмотрел на сестру суровым взглядом:

– Где ты была? Обычно ты проводишь вечера в келье.

Радостное настроение лисички не могла испортить даже обычная грубость брата:

– Братик, я тебе принесла очень хорошую новость от отца Гимеона.

Лис, уже начавший говорить что-то гневное в ответ, странно напрягся, хотя Скарлат этого не заметила:

– Ты была у Иерарха? Зачем?

Монахиня приобняла лиса и произнесла радостно-пресекающимся голосом:

– Его Святейшество удовлетворил мою просьбу и завтра пошлет нас с тобой в Кенсан проповедывать Cлово Арханиса! Он просил тебя зайти в полдень за приказом.

Сказанное оказалось для лиса полнейшим шоком:

– Но… Как? Зачем?

Брамбл начал беспокойно ходить по крохотной келье кругами:

– Но ведь… Но ведь это слишком скоро, слишком неожиданно. Это нарушает все мои планы, хотя должен признать, что доля позитива тут есть.

Скарлат безмятежно улыбалась, глядя на мятущегося брата. Она так и не могла понять того, что сейчас происходило с Брамблом, но в тот момент это ее заботило меньше всего. Но вдруг как гром среди ясного неба для нее прозвучала фраза брата, который схватил ее за плечи и посмотрел ей прямо в глаза:

– Сестренка, ты не поедешь со мной, поняла? Я поеду один.

Вся радость из души монахини мгновенно пропала, а в ее блестящих глазах начали появляться слезы:

– Но братик, почему? Разве ты бросишь меня одну? У меня не осталось никого, кроме тебя!

Лис фыркнул, однако отпустил сестру:

– Это слишком опасно.

По щеке лисицы покатилась слеза:

– Но что может быть опасного в поездке в другой город? Ты же защитишь меня, я знаю! Ты всегда был мне надеждой и опорой, милый Брамби.

Лис скривился:

– Я просил тебя много раз не называть этим сопливым именем несмышленого детеныша. Мне не три годика уже почти тридцать лет, Скарлат. Тебе будет сложно понять то, что я попросил тебя сделать, но это для твоей безопасности.

Скарлат начала всхлипывать. Брамбл долго и вдумчиво смотрел на сестренку, уткнувшуюся плачущей мордочкой в ладони, после чего он с тяжелым вздохом обнял ее и прижал к себе:

– Если бы я мог тебе все объяснить, я бы в ту же секунду сделал это, милая. Но это выше моих сил.

Монахиня продолжала рыдать в хламиду брата:

– Я прошу тебя, братик, не бросай меня одну! Умоляю, не делай так! Я приму тебя любого, даже если от тебя отвернется каждый зверь в Мире Спокойной Воды, но только не покидай меня, пожалуйста!

Та новость, которую мне принесла сестра, была для меня полной неожиданностью. Она была одновременно и хорошей, и плохой. С одной стороны, я получал законную возможность выдвинуться в Кенсан – а именно этот город был целью моего побега после того, как я намеревался закончить свои дела в Цитадели. Но с другой стороны, столь скорый отъезд вынуждал сдвигать свой график и действовать намного раньше, чем я все планировал. А еще и Скарлат. Во мне боролись два чувства, которые были одинаково сильны. Видимо, с годами любовь к сестре у меня нисколько не уменьшилась. Наверное, только к ней у меня были хоть какие-то сильные чувства. Ее слезы поколебали мою уверенность. Я не знал, что выбрать – бросить ее в Ландаре, но не ввязывать ее в то, что я планировал делать, либо же взять с собой, как она просит, но тогда подвергал ее опасности. В первом случае я терял доверие сестры, но спасал ей жизнь, во втором – укреплял ее доверие к себе, но обрекал ее жизнь на мучения.

В любом случае, я был вынужден собирать своих соратников на экстренное собрание, на котором предстояло обсудить сложившуюся ситуацию…

После еще нескольких минут обсуждения с Лин мы пришли к выводу, что нам совершенно ничего не мешает выехать в Кенсан прямо сегодня. При хорошем пути, добрых лошадях (а ведь мой жеребец Зогмо’с и кобылка Вейлин Астра никуда не делись и по-прежнему принадлежали нам). Оставалось только собраться и оповестить некоторых зверей об отъезде, среди которых была бабушка, мастер, лар Фархад, а также Джесси и Коул.

За тот год, что я прожил в Мире Спокойной Воды, я сделал для себя необычное открытие. Я обращал внимание на то, что многие звери носили одну и ту же одежду весьма подолгу, но она не обретала специфичный запах долго ношенного белья, как у людей. Лишь п