Гений и переживание как эстетические категории

Начиная с ранних трактатов, посвященных изучению природы творчества гениев, мыслители отмечали иррациональные, непостижимые механизмы этого процесса, невозможность выявления закономерностей, в соответствии с которыми осуществляется творческий акт. В диалоге "Ион" Платон приходит к мысли, что в момент творчества гений не отдает себе отчета в том, как он творит. Акт творчества демонстрирует умение художника выйти за пределы себя, когда его душа проникает в мир запредельных сущностей. Конечно, экстаз - это в некотором смысле безумие, изменение нормального состояния души, но это, по словам Платона - божественное безумие, божественная одержимость. Души становятся вместилищем самого божественного, вдохновляются его силой и "тогда говорят они с великой действенностью многое и великое, сами не зная, что говорят". Переходя к рассмотрению понятий гения и переживания, необходимо заметить что, по мнению Гадамера, Кант в своей эстетике сужает понятие вкуса до понятия прекрасного и одновременно снимает лежащий в понятии вкуса познавательный смысл. Он делает вывод, что вместо общности наблюдателя или критика, с одной стороны, и произведения искусства или прекрасного предмета, с другой стороны, появляются новые точки зрения. А именно понятия гения и переживания, два совершенно очевидных понятия, которые исключают решающую непрерывность и общность, выдвигаются на передний план. Поскольку именно гениального творца произведения искусства невозможно исчислить и классифицировать, он, следовательно, является неповторимым в своей оригинальности. В переживании же существенным является особый и неповторимый момент, а именно — исключение интерсубъективной общности. Гадамер не излагает подробно ни основных положений кантовской философии, ни кантовского учения о вкусе и гении. Его скорее интересует трансформация понятий вкус и гений. Вкус подразумевает способность к оценке прекрасных вещей в природе и искусстве. Прекрасным является то, что нравится; это удовольствие нельзя постичь в понятиях и доказать. В противоположность понятию вкуса в гуманистической традиции Кант отказывается от всякого содержательного определения этого понятия. В этом он видит решающий момент в трансформации понятия в направлении субъективности. Чистое суждение вкуса само по себе, в котором Кант видит возможность эстетических суждений, не может обосновать "общего" мира, подобно тому как "хороший" вкус фундирует "хорошее" общество, и напротив. Гений является, согласно кантовскому пониманию, продуктивной способностью художника, который творит не по правилам, но оригинально и одновременно образцово. А это значит, что как для вкуса, так и для искусства не существует значимого критерия. Этим, по Гадамеру, подготавливается почва для субъективации эстетики со стороны произведения искусства. Тем не менее, между обоими понятиями существует различие в той мере, в какой вкус никогда нельзя полностью субъективировать; он всегда имеет в себе нечто общее и обычное и не впутывается поэтому, собственно, ни во что чрезвычайное и оригинальное, и даже находится в определенном противостоянии точке зрения гения. Точка зрения гениальности в качестве критерия в оценке произведения искусства полностью осуществляет себя только после Канта. Большую роль в этом развитии сыграла благодаря движению "Штурм и натиск" рецепция немецкой литературой творчества Шекспира. Неповторимое, оригинальное, необычное и особенное противопоставляются регулярному и обыкновенному и блокируют вкус как инстанцию оценки. "Гениальность творчества соответствует гениальности понимания". К этому утверждению присоединяется следующая мысль: вкус подлежит перемене во времени; в отличие от него гениальность означает всеобщий принцип суждения, который один только может соответствовать превосходящей время гениальности творца. По мнению Гадамера гениальные творения "переживаются", они являются предметами "переживания", в котором произведение искусства в своей однократности и величии воспринимается как необычное и делается составной частью жизни. Гений и переживание равным образом обращены против рационализма Просвещения. Именно эти понятия определяют и формируют понимание искусства в конце XIX — начале XX века. Творчество и опыт искусства субъективируются столь радикально, что лишь искусство переживания интерпретируется как подлинное искусство. Поэтическое творчество Гёте становится нормативным для такого понимания. В XIX веке оно считается выражением его жизни, поэтической формой переживания. Чтобы показать, что понятия гения и переживания не являются единственными критериями опыта искусства, Гадамер обращается к истории искусства. Практически для всех неевропейских культур, а в самой европейской культуре — от античности до барокко, художник воспринимается в качестве ремесленника. Само же произведение искусства включается в более широкий религиозно-культовый, политический или социальный контекст. На примере понятий "символ" и "аллегория" Гадамер проясняет, что ориентация на переживание также не может быть оправданной для феномена искусства. Наряду с указанием на абстрактность эстетического сознания, которое может быть как таковое совсем не справедливо по отношению к феномену искусства, сомнительным оказывается также понятие гения. На примере французского поэта Поля Валери Гадамер показывает, что перенесение гениальности с деятеля искусства на зрителя или читателя не представляет собой никакой действительной альтернативы. Это означает, что произведение искусства действительно завершается только в рассмотрении; что противоречит, тем не менее, всему опыту, который постигает произведение в его завершении. Обращение к эстетическому переживанию помогает не в большей степени. Искать в нем меру и цель всего опыта искусства означает решать в пользу изолированных моментов переживания объективно данный факт произведения искусства. В таком случае, искусством было бы то, что испытывает, переживает здесь и теперь конкретный человек. Одним словом, от изолированной субъективности, к которой ведет обращение к гениальности и переживанию опыта искусства, нет никакого пути к постижению феномена искусства. В рамках исследования понятий гения и переживания как эстетических категорий, представляется важным также отметить, что внутренняя потребность творчества, художественное чутье оказываются гораздо сильнее многих внешних факторов, оказывающих давление на творца. Устройство гения таково, что его психический аппарат должен прежде справиться не с внешними, а с внутренними импульсами, от которых нельзя уклониться. Императив диктует не столько ситуация, сколько "океаническое чувство" самого мастера, которое просится наружу, которое нельзя удержать в себе. Как было известно Канту, природа гения сама дает искусству правила. Гений мыслит собственную деятельность как свободную и органичную, побуждающую с большим доверием относиться к собственному чутью и склонен сам задавать тональность ситуации, чем соответствовать уже имеющимся ожиданиям. Из этого можно понять, почему самоуглубляясь в художественном переживании, творец достигает не только ослабления внешней реальности, но и укрепления своего воображаемого мира, как не менее важной реальности, способен сделать этот мир для множества вовлеченных в него живым, динамичным, самодостаточным. Особо важно отметить, что как и у любого человека, переживание гения – это борьба прежде всего против невозможности реализовать внутренние необходимости своей жизни. Вместе с тем, работа гения по перестройке своего психологического мира направлена не столько на установление смыслового соответствия между сознанием и бытием (естественная потребность большинства людей), а скорее на достижение соответствия между каждым новым замыслом и его художественным претворением. Гению приходится преодолевать таким образом не разрыв сознания и жизни, а разрыв сознания (замысла) и его творческого воплощения. Если переживание обычного человека нацелено на выработку "совладающего" поведения, достижение реалистического приспособления к окружению, то переживание гения озабочено проблемой выражения собственного видения и чувствования в максимальной степени полноты и совершенства. Внутренние импульсы, которые получает творческий дух его натуры гораздо сильнее и действеннее, чем те, что диктуют реальные необходимости жизни. Более того, смысловое принятие бытия у гения, только тогда и может состояться, когда открывается простор осуществлению природы его дарования. Таким образом, приоритетное стремление гения не просто в том, чтобы выжить, адаптируясь и приспосабливаясь к окружающему миру, а чтобы иметь возможность сотворить то, что ему предназначено. В результате проведенного анализа можно сделать следующие выводы. Представление о понятии “гений” возникло из мифологических и религиозных переживаний старого времени. Переживание гения в сущности и теперь осталось таким же, как и в античное время. Поклонение и почитание гения и теперь проникнуты религиозными моментами. По мнению Канта, понятия гения и переживания два совершенно очевидных понятия, которые исключают решающую непрерывность и общность. Именно гениального творца произведения искусства невозможно исчислить и классифицировать, он является неповторимым в своей оригинальности. В переживании же существенным является особый и неповторимый момент, а именно — исключение интерсубъективной общности. По мнению Гадамера гениальные творения "переживаются", они являются предметами "переживания", в котором произведение искусства в своей однократности и величии воспринимается как необычное и делается составной частью жизни. Гений и переживание равным образом обращены против рационализма Просвещения. Именно эти понятия определяют и формируют понимание искусства в конце XIX — начале XX века. Творчество и опыт искусства субъективируются столь радикально, что лишь искусство переживания интерпретируется как подлинное искусство. Как и у любого человека, переживание гения – это борьба прежде всего против невозможности реализовать внутренние необходимости своей жизни. Вместе с тем, работа гения по перестройке своего психологического мира направлена не столько на установление смыслового соответствия между сознанием и бытием (естественная потребность большинства людей), а скорее на достижение соответствия между каждым новым замыслом и его художественным претворением. Гению приходится преодолевать таким образом не разрыв сознания и жизни, а разрыв сознания (замысла) и его творческого воплощения.