Святой григорий палама
«Триады в защиту священно-безмолствующих»
(Об опасности мирской мудрости)
Ключ к фрагменту: В полемике с афонскими монахами-исихастами (безмолвствующими), византийские ученые-гуманисты указывали на необходимость получения философского и научного образования, для того, чтобы рассуждать о Боге и человеке. Григорий Палама признает полезность занятий науками для развития ума, но одновременно указывает, что сами по себе они не приносят человеку пользы. Людское знание очень изменчиво, – отмечает Палама, – и только Бог вечен и истинен. Христос пришел не к ученым и к философам, а просто к людям, поэтому ученость отнюдь не приближает человека к Богу.
<…> I. 1. 4. И вот теперь, говоришь ты, некоторые люди, сочтя маловажной стоящую перед христианами цель, обещанные нам в будущем веке несказанные блага, променяли богопознание на мирную мудрость и хотят ввести ее в собор философствующих во Христе. В самом деле, всех, кто не изучил наук, они объявляют нечистыми и несовершенными; стало быть, всем надо решительно приняться за эллинские науки, презреть евангельские заповеди, — еще бы, ведь через них никак не избавишься от незнания того, что эти люди называют науками, — и с насмешкой уйти от сказавшего: «Будьте совершенны» и «Если кто во Христе совершен...» и «Мы проповедуем среди совершенных», раз он совсем неискусен в мирских науках. Не отих незнания я имел в виду избавляться, когда назвал чистоту спасительной, потому что бывает и невинное незнание, и позорное знание — не от их, говорю, незнания избавившись, а от незнания Бога и божественных учений, насколько такое осуждается нашими богословами, улучшив весь свой обычай согласно с их наставлениями, наполнишься ты божественной мудростью, станешь подлинно образом и подобием Бога, достигая совершенного посвящения через одно соблюдение евангельских заповедей, как ясно сказал толкователь церковной иерархии Дионисий в книге о ней: «Уподобление Богу и единение с Ним, учит божественное Писание, достигается лишь любовью к достопоклоняемым заповедям и их святым исполнением».
Если это не так и человек может найти и познать свое богоподобие с помощью внешней науки, якобы перестраивающей человека к лучшему и изгоняющей из души мрак незнания, то эллинские мудрецы окажутся более богоподобными и лучшими боговидцами, чем жившие до Закона отцы и после Закона пророки, большинство которых было призвано к божественному достоинству от самой простой жизни. Иоанн, венец пророчества, не от младых ли ногтей до конца жизни провел в пустыне? А разве не ему как образцу должен подражать, насколько достанет сил, всякий, кто отрешается от мира? Конечно! Но где же в пустыне обучение суетной, а по словам этих людей, спасительной философии? Где толстые книги, где люди, всю жизнь корпящие над ними и склоняющие к тому других? А с другой стороны, где в этих книгах правила отшельнической и девственной жизни, где повесть о борениях и подвигах, которая побуждала бы читателей к подражанию?
I. 1. 5. Но если даже оставим этого «высшего среди рожденных женами» (Мф 11, 11; Лк 7, 28), который поднялся к такой высоте, нисколько не заботясь о будто бы ведущей к Богу учености, потому что он не читал даже священных книг; если, говорю, даже оставим его, — почему Сущий прежде всех век, Явившийся после Иоанна и ради того Пришедший в мир, чтобы свидетельствовать об истине, обновить божественный образ в человеке и возвести его к небесному прообразу, почему Он не показал путь восхождения через приемы и методы внешней философии? Почему Он не сказал «Если хочешь быть совершен, займись внешней философией, старайся об изучении наук, накопи в себе знание сущего», а сказал: «Имение продай, раздай нищим, возьми крест, решись следовать за Мной»? Почему это Он не разъяснил нам аналогии, фигуры, количества, непостоянные отстояния и схождения планет и не разрешил загадок природы, чтобы изгнать из наших душ мрак незнания всего этого? Что же Он и в ученики-то призвал рыбаков, неграмотных, простых поселян, а не мудрецов, да еще и для того «чтобы
посрамить внешних мудрецов», как говорит Павел? Зачем это Он посрамляет тех, кто, если иных послушать, идет к Нему? Почему Он даже «их мудрость превратил в безумие»? Из-за чего «безумством проповеди соблаговолил спасти верующих»? Не из-за того ли, что «своей мудростью мир не познал Бога»?
Так почему ученые, о которых ты рассказываешь, когда Слово Бога уже приходило во плоти, сделавшись для нас «премудростью от Бога», когда взошел Свет, «просвещающий всякого человека, приходящего в мир», когда, согласно главе апостолов, «воссиял день и взошла утренняя звезда в наших сердцах» (2 Пет 1, 19), сердцах верующих, — почему они и сами еще нуждаются в рукотворном свете, науке внешних философов, которая вела бы их к богопознанию, и других, решившихся в молчании через овладение помыслами очищать самих себя и через непрестанное моление прилепляться к Богу, склоняют к тому чтобы состариться напрасно, сидя перед чадным светильником?
I. 1. 6. Неужели им никогда не приходило на ум, что, устремившись к древу знания и вкусив от него, мы отпали от божественного места сладости? Не пожелав по заповеди «возделывать и хранить его» (Быт 2, 15), мы уступили лукавому советчику, прокравшемуся обманом и прельстившему нас красотой познания добра и зла. Видно, он и сегодня тем, кто не хочет под водительством отцов возделывать и хранить свое сердце, сулит точное знание многоподвижных и взаимоуравновешенных небесных сфер с их свойствами — знание добра и зла, потому что добро не в самой по себе природе этого знания, а в человеческих намерениях, вместе с которыми и знание склоняется в любую сторону. По той же причине я назвал бы вместе добром и злом навыки и одаренность в многоязычных наречиях, силу красноречия, знание истории, открытие тайн природы, многосложные методы логических построений, многотрудные рассуждения счетной науки, многообразные измерения невещественных фигур — не только из-за того что все это колеблется в зависимости от мнений и легко изменяется, сообразуясь с целями людей, но и потому что хоть занятия эти хороши для упражнения остроты душевного ока, но упорствовать в них до старости дурно. Хорошо если, в меру поупражнявшись, человек направляет старания на величайшие и непреходящие предметы; тогда даже за пренебрежение к словесным занятиям и наукам ему бывает немалое воздаяние от Бога. <…> (C. 10-13)
Источник: Палама Григорий. Триады в защиту священно безмолствующих. – М., 2003.
Вопросы для самопроверки:
1. Какие факторы повлияли на формирование уникального облика культуры Византии?
2. Чем знаменит «Золотой век» Юстиниана?
3. Каким образом византийцам удалось примерить языческую идею империи и христианскую идею Церкви?
4. Что произошло с Византией в 1204 году?
5. Почему св. Григорий Палама считал занятия светскими науками делом полезным лишь в юношеском возрасте?
Дополнительная литература:
Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. – М., 1997.
Культура Византии. Т. 1–3. – М., 1986-1991.
Курбатов Г.Л. История Византии. – М., 1984.
Лебедев А.Н. История разделения церквей в IX, X и XI веках. – СПб., 1999.
Литаврин Г.Г. Как жили византийцы. – М., 1974.
Любарский Я.Н. Византийские историки и писатели.– СПб.,1998.
Медведев И.П. Византийский гуманизм XIV- XV вв. – СПб., 1998.
Медведев И.П. Итальянские гуманисты XIV - XV вв. – СПб. 1998.
Мейендорф И. Жизнь и труды святителя Григория Паламы. – СПб., 1997.
Рансимен С. Падение Константинополя в 1453 г. – М., 1983.
Рим, Константинополь, Москва: сравнительно-историческое исследование центров идеологии и культуры до XVII в.: Сб. статей/Отв. ред. А.Н.Сахаров. – М., 1997.
Российское византиеведение: Итоги и перспективы. – М., 1994
Удальцова З.В. Италия и Византия в VI веке. – М., 1989.
Успенский Л.Ф. Богословие иконы Православной Церкви. – М., 1989.
Успенский Ф.И. История Византийской империи: В 3-х т. Т.1. VI-XI вв. – М., 1996. Т.2. Период Македонской династии (867-1057). – М., 1997. Т.3. XI-XV вв. Восточный вопрос. – М., 1997.