Обкуренный и болтливый
На следующее утро, казалось, все стало хуже. «Подарок» Абделя шокировал людей и не поставил меня на ноги. Он услышал, как я стонал в своей комнате, и спросил по селектору:
– Плохо себя чувствуете?
Я издал унылый стон. Он одел меня и отправился со мной в Сен-Жермен-де-Пре[68]. Он остановился рядом с клубом «Кастель»[69].
– О нет, Абдель, только не эти придурки.
– Да дело не в них. Мне просто нужно кое-что забрать.
Около входа в клуб стояли несколько безвкусно одетых пьяниц. Абдель поговорил с несколькими из них, показывая подбородком в мою сторону. Один из придурков, которому явно нужно было побриться, вынул из кармана пачку сигарет, закурил и протянул ее Абделю. Абдель вернулся, широко улыбаясь:
– На вот, покури это.
– Это отвратительно, он даже не может позволить себе нормальную сигарету, – пробормотал я. Абдель отвез меня в кафе «Два маго»[70], и к тому времени, как мы устроились за столиком, моя голова начала кружиться.
– Что это за штука?
– Немного гашиша никогда никому не повредит.
– Бога ради, Абдель, я никогда не прикасался к этому дерьму. Ты мог бы меня спросить.
– А, пошел эффект...
– Абдель, ты плохо поступил с Джоном. Ты должен уважать молодых людей. Да и женщин тоже.
– Это была просто шутка.
– Совсем не шутка – быть восемнадцатилетним, мальчики очень чувствительны. Ты бы не поступил так со своим сыном.
Я был в ударе. Абдель не обращал внимания.
– Хорошо, – продолжил я, – общество заботится только о потенции, но молодежь, я не говорю, что она против нее, но она верит в любовь. Женщина сокровенна, она не товар, который выставляют на витрину. Это человек, которого уважают, с кем хотят прожить жизнь...
– Пожизненный приговор. Да, в этом я вас поддерживаю.
– Когда у тебя появится семья, ты будешь бороться за нее, ты захочешь передать то, во что веришь, что считаешь прекрасным, Абдель. Это не пара красивых сисек, а красота семьи, подлинных отношений, взросления...
– Может, твердения?
– Великодушие к тем, кто слабее, друзья, на которых можешь положиться. Словом, все. Вот посмотришь, через пару лет ты захочешь подраться с любым, кто будет кокетничать с твоей девушкой.
– Хотите пари? Да ладно, давайте сюда!
– Очень смешно, Абдель. А, правда, от этой штуки хорошо себя чувствуешь. Надо будет еще взять.
– Нет проблем.
Я стал свидетелем доставки пакета с чистейшей смолой: Абдель свистнул из машины, и из окна на третьем этаже ему сбросили пакет. Я прибегал к этому «лекарству» в ненастье, пока не оказался под красивым марокканским небом - родиной этой смолы.
*
Клара,
я хочу, чтобы ты ответила на мои разрозненные фрагменты, столкнула мое небытие с твоей реальностью. Наполни меня своим дыханием, чтобы моя отравленная наркотиками память могла нарисовать путь. Возможно, ты поможешь мне снова найти нить. Если бы я только мог подвести итог своей одиссее.
Пожалуйста, дай мне что-нибудь, к чему можно стремиться. Брось мне вызов, помоги мне. После смерти Беатрис я сдался. Если бы я только мог различить малейший проблеск новой жизни где-нибудь в этом темном лабиринте боли и фальшивых случайностей. Что мы обнаружим под тем, что запретно, – пепел или эту долгую ночь? Будет ли эта все та же потревоженная душа? Или пламя вновь разгорится где-нибудь еще, освещая дни, которые придут с его теплым сиянием?
Марокко
Летиция посоветовала мне поискать место с более мягким климатом, в котором я мог бы проводить шесть месяцев в году, которые я находил такими мрачными в Париже. Абдель предложил Марракеш с его сухими зимами. Он всё организовал. Когда мы прибыли, нас ожидала великолепная мицубиси, любезность одного из его друзей, «короля» марокканских цыплят. Однако квартира, в которой мы собирались жить, пропала.
– Без проблем, у меня есть один адрес.
Мы проехали через главную площадь, Джема-эль-Фна[71]. Он протряс меня по булыжникам мостовой и, свернув в тупик, постучал в дверь здания без вывески. Блондинка проводила нас в свой ряд, один из тех прекрасных традиционных марокканских домов, которые построены вокруг дворика. Она приветствовала нас весьма бурно, потому что видела по телевизору накануне вечером, в повторе, фильм «За жизнь, за смерть», который продюссировала Мирей Дюма. Абдель включил свой шарм, а я спросил, могу ли прилечь, изнуренный поездкой. Меня провели в большую комнату на первом этаже, которую украшали решетчатые окна-машрабия, позволяющие холоду проникнуть внутрь. Абдель попросил обогреватели.
Он вышел, чтобы вытащить вещи из машины. Через час он всё ещё не вернулся.
Я спросил его по телефону:
– Абдель, ты где?
– Ничего особенного, нужно разобраться с небольшой проблемой. Я скоро буду.
Это был стандартный ответ Абделя, когда он был в трудном положении. Полчаса спустя он по-прежнему не появился.
– Я с полицейскими, – сказал он мне по телефону. – Буду через несколько минут.
Было трудно понять, что происходит.
– Тебе нужна моя помощь?
– Нет, нет. Никаких проблем.
И тогда у меня начался мой обычный приступ боли. Вечность спустя он появился – чертенок был чрезвычайно весел и с повязкой на правой руке.
– Абдель, что случилось?
– Ничего. У меня просто была стычка с козлом-парковщиком, который обозвал меня грязным алжирцем. Он не хотел помогать, так что не получил свои чаевые.
Парковщик, спровоцированный своими друзьями, поднял руку на Абделя и в награду получил жестокий апперкот. Его лицо было залито кровью, отсутствовало несколько зубов.
– Одного я поймал своим кулаком, – сказал Абдель со смехом.
– Но почему это заняло так много времени?
Эти ублюдки отволокли меня в полицию. Я сунул старшему офицеру пять сотен дирхамов [72], и теперь с тем парнем покончено. Я написал на него жалобу. Через две недели его ожидают неприятности.
Я подумал, что это слишком жестко, но Абдель был не в настроении прощать.
Вместо «спокойной ночи» он сказал, выключая свет:
– Здесь потеплеет через пару часов. А я пока пойду согрею блондинку.
– Абдель, не глупи. У нее же кто-то есть.
Посреди ночи я проснулся от прерывистых криков и тяжелого дыхания. Через некоторое время настала тишина. Затем это опять началось. Я не мог толком отдохнуть.
– Как спалось? – спросил меня утром Абдель.
– У меня была беспокойная ночь. Быть может, даже кошмарная.
Он сиял, у него-то было все отлично.
– А моя ночь была пылкой!
– Абдель! Бога ради, она не одна.
– Что ж, в таком случае, ему не следовало засыпать. Идиот.
– Ты понимаешь, какую шумиху ты можешь поднять?
Вскоре я увидел женщину. Она выглядела уставшей, но сохраняла достоинство. Абдель, невинная душа, заметил:
– Месье Поццо, вы знаете, хозяйка дома выходит замуж на следующей неделе.
Я с трудом сохранил невозмутимое лицо.
В ожидании, пока мы найдем подходящее место для жилья, мы решили попутешествовать по стране. Пересечение покрытых снегом Атласских гор[73] было эпическим.
– Абдель, когда дорога покрыта льдом, снижай скорость перед поворотом. И если тебя начнет заносить, выворачивай руль в сторону поворота.
Он сделал совершенно противоположное, и мы въехали в стену мерзлого снега, помяв крыло и заблокировав руль. Он распрямил его домкратом и продолжил движение в раздражающей тишине.
После Уарзазата[74] мы проехали по краю тихой долины Драа[75]. Абдель пронесся по дюнам и, естественно, застрял в песке. Понадобились три верблюда с седлами, чтобы вытащить нас.
– Разве это не лучше всего на свете? – заметил Абдель.
Мы поехали обратно в Фес[76] – этот превосходный старинный город, а потом дальше по средиземноморскому побережью, в сторону Саидьи[77] и ее огромного пляжа на границе с Алжиром. Абдель зарегистрировал нас в единственном отеле с центральным отоплением. Снаружи был бар, что означало, что всю ночь мы будем слушать перебранки. Абдель удостоверился, что он не пропустит веселье.
Он широко улыбнулся девушке за стойкой регистрации.
– Абдель, вижу, ты не теряешь времени зря, – отметил я.
– Нет, – отозвался он негодующе, – это не то место.
Мы пообедали в соломенной хижине на пляже.
– Летом, – сказал он, – почти две сотни тысяч марокканцев возвращаются сюда из-за границы в своих прекрасных БМВ или мерседесах с кучей налички. В это время все эти кафе делают невероятные деньги.
Я прямо чувствовал, как он пересчитывает свою пачку банкнот.
Нам четыре раза предоставлялась возможность вернуться в Саидью и познакомиться с ее великим Вали, местным представителем правительства, с ее боссами и банкирами ради различных деловых предприятий, но, прежде всего, ради прекрасной девушки за стойкой нашего отеля. Амаль, так ее звали, стала женой Абделя. Сейчас у них трое детей.
Но в тот раз мы вернулись в Марракеш, где провели зимние месяцы.
*
Клара,
моя боль иммигрировала в этот прекрасный город. Я выжил с помощью курения, дрейфуя по времени и своему разуму со своим нежеланным телом. Струйки дыма гашиша унесли с собой все мои чувства потери и пустоты.
В саду пальмы кротко склонялись под мягким зимним бризом. Воздух был прозрачен и свеж, было так чудесно вдыхать его своими ослабленными легкими. В какой-то момент в моей обуглившейся памяти появился луч света. Я долго смотрел на пустыню и дюны, пока через мое тело не пробежала дрожь, как будто зыбь на песке, а потом я снова погрузился в оцепенение.
Я с удобством устроился на террасе кафе, все вокруг расплывается. Иногда перед моими глазами темнеет, я как будто ухожу в другой мир на несколько мгновений, и когда я вхожу туда, я вижу лицо. Прекрасные юные женщины проходят мимо меня, удивленные и немного обеспокоенные. Я пытаюсь остановить их с улыбкой. Ты среди них, я улыбаюсь и тебе тоже. Я позволяю себе дрейфовать по течению. Реальность здесь не имеет плотности, это чудесно. Всё неоднозначно, здесь нет чувства времени. Пространство сжимается, настоящее расширяется, все ритмы, и внешние, и внутренние, сливаются в один. Беспорядок пьянит. Мы встречаемся в облаках, я дремлю под лучами солнца. Я не могу сказать, что происходит одновременно, а что последовательно. Всё лишь приблизительно. Это не сумасшествие. Если это и было чем-то, то просто перекрытием кислорода. По мере того, как давление падает, мои отличительные черты постепенно исчезают. Возможно, такова настоящая свобода. Я больше не существую, поэтому я свободен. Должно быть, лимб – как раз такое состояние, когда отсутствует всё.
Розовый город
Женщина из Марракеша рассеянно похлопала по бедру иностранца. Она выглядела печальной, затерявшейся в далеких фантазиях. Будут ли эти прекрасные люди испорчены нашим заблудшим обществом? В каждом доме есть свое хитроумное блюдо на гарнир.
Время в Марракеше, казалось, почти не существует, случайные встречи определяли то, чем я буду заниматься. Многие часы были потрачены в раздумьях в тени пальмы, будущее в руках Господа. Нет нужды постоянно хвататься за настоящее, когда оно проносится мимо. Несущественные ежедневные события придавали времени свой ритм. Журавль медленно поднимался в ленивое небо.
*
Мне было интересно, есть ли какой-нибудь способ избавить людей от самых сильных страданий. Что если каждый будет страдать одинаково под молчаливым укоризненным взглядом богов? Наступит ли когда-нибудь время универсального лекарства? Кто захочет быть мучеником во времена, когда не будет боли?
*
Хоть мы и не могли разговаривать, я просил женщин остаться со мной, потому что их запах поддерживал меня. Я чувствовал проблеск надежды во взгляде ребенка, который не испытывал ко мне жалости. Его недоумевающий взгляд был доказательством того, что я существую. Мы слегка улыбнулись друг другу. Я хотел каким-то образом облегчить его жизнь. Как кто-то смел предполагать, что лишения – это всё, что его ждет? Умеренность – это другой вопрос.
*
Мне было интересно, смогу ли я любить кого-нибудь, не погружаясь в прежнюю суматоху. Смогу ли я выжить в этой безжизненной пустыне, где похоронено столько кочевников. Казалось, что многие люди, как и я смотрели вверх на эту чистейшую голубизну неба. Я дрожал под палящим солнцем, редкие журавли прокладывали свой путь по небу, было еще не слишком поздно.
*
Пышные кусты бугенвиллеи[78], алый водопад из вьющихся роз, шепот облицованного мозаикой фонтана, дрожащие оливковые деревья – не это ли волшебство я видел ежедневно? Наконец я мог прекратить борьбу.
Хотя мысль уже была сформулирована, я ненавидел себя за ее беспечность. Как я мог размышлять о поверхностных вещах? Я должен искать противоречия. Я должен улучшить мир. Я должен быть более сострадательным, идти в трущобы, чтобы поднять на ноги умирающих, дать приют сиротам, остановить волну революций. Я дремал среди затихающих звуков. На рассвете вмешивались незнакомцы - тормошили меня и видели, что я начеку. Каждый день я изучал палитру несовершенства и выбирал ничтожные действия, которые должны успокоить меня.
*
И все же я до сих пор искал любовь. Стремление к непознанному отвлекало меня от грусти. Каждое утро мимо моей пальмы проходила, не глядя на меня, красивая женщина с упругой грудью. Если бы только она взглянула. Однажды я встретился взглядом с берберкой и напряженно смотрел в ее зеленые глаза, пока запрет и обычай не разорвал эту связь. В другой раз я сказал что-то неразборчиво грустной рыжеволосой женщине, с улыбкой, отошедшей от меня. Магия женщин приносила мне облегчение.
*
Однажды утром я проснулся с легким сердцем и отправился на прогулку, чувствуя себя обновленным. Прекрасная мечеть Кутубия [79] возвышалась над городом. Клубы пыли поднимались в воздух. Печаль ослабила свою хватку. Я присоединился к молитве имама. Верующие высыпали из мечети и преклонили колени на дороге. Нищие припали к земле и протянули руки, каждый повторял свой напев. Я смотрел, как чистильщик обуви рекламировал свои услуги, выбивая дробь по ящику. Морщинистый сказитель с белой бородой притягивал толпу. Время от времени кто-нибудь обращался к нему и поднимал руку с банкнотой между пальцев, и поскольку этот ритуал предвкушения возникал вновь и вновь, толпа росла. Дюжина слепых стариков пели в унисон с вопросительными интонациями, их глаза закатились и смотрели в небеса.
В глубоком трансе народ гнауа[80] был истинно свободен, кисточки на их колпаках судорожно колыхались, словно флаги восстания, и заклинатели змей играли в такт с ними.
Воробьи и голуби кружились в пыли и дыме от грилей. Продавцы воды выливали сверкающие струйки, пока колокольчики на их широких красных шляпах бились от колебаний воздуха. Я хорошо себя чувствовал в этой анонимной толпе. Я был частью этого танца и не чувствовал сожалений. Я понимал, как запечатлеть себя в этом моменте, чтобы я смог стать частью структурированного хаоса. Я присоединился к анонимной игре взглядов, позволил себе плыть, невесомо, по этой зыби, откликающейся на каждую мелочь. Нужно разбить время на еще более мелкие промежутки, покинуть одну секунду, чтобы погрузиться в другую, без сожалений или ожиданий, просто с ощущением чуда от самого факта повторения. Наконец-то я чувствовал, что существую в своей неподвижности, подхваченный новым ритмом. Я стер все воспоминания: я никогда не существовал, я никогда не буду существовать, я просто существую в этот момент времени.
Нефертити, богиня несбыточного, плыла над сквером; женщины закрыли лица вуалью, мужчины рыдали.
*
Впервые в моей пустой памяти, за моими веками возник луч света. Я долго смотрел на барханы и жаркое марево. Я погрузился в этот новый вид летаргии и увидел... увидел ее. Не тебя.
*
Клара,
твое письмо в красивом конверте уже прибыло. Не сердись на меня больше.
Лалла Хадиджа
Я увидел ее в толпе, которая разбежалась в поисках укрытия от внезапного ливня. Она проплыла через площадь между покинутыми телегами и ржущими в испуге лошадьми. Аллея пальм кланялась ее беззаботной походке. Казалось, она скользит, хрупкая фигурка, не обращающая внимания на бурю. Флаги королевского дворца хлопали на ветру. Луч света пронзил облака, выбрав ее. Ребенок протянул к ней руки, а потом они оба исчезли.
Несколько людей отважились выйти на площадь, слепой возобновил свои жалобы. Продавец воды проклинал дождь. Должно быть, в тот неправдоподобный момент я видел сон. Вспышка благодати осветила привычный ход событий. С этого момента я стал ждать ее возвращения.
*
Лихорадка и жжение отделили меня от всего. Обеспокоенная моим затворническим молчанием, одна знакомая пригласила меня в свой рияд. Я лежал возле фонтана в патио. Длинные и прохладные пальцы ласкали мое лицо, мелодия унесла меня прочь. Когда я огляделся, красавица с ребенком проходила по аллее, ступая между норовистыми лошадьми. В конце концов, она открыла свою улыбку и сказала, что ее зовут Хадиджа. У нее были темные глаза. Рука ее маленькой дочери Сабах лежала на моих пальцах.
– Привет, – улыбнулся я ей, – я твой крестный отец.
Дочь Египта и Судана, она унаследовала свой крутой профиль у античного барельефа. Она нашла Сабах на берегу реки. Своими длинными руками она ткала сабри, шелк из кактуса, растущего в пустыне, когда ее похитил король из династии Алморавидов, умерший в стенах Марракеша.
С тех пор красавица пустыни и ребенок реки каждый день были у моей постели. Я рассказывал истории этим невероятно темным глазам. Сабах не понимала меня, но все равно улыбалась, ее мать это поощряла. Я попросил ее спеть мне. Иногда я узнавал напев французской детской песенки и подпевал ей, бормоча те кусочки, которые помнил. Сабах смеялась. Когда она вернулась из школы, она показала мне свою тетрадь с каллиграфическим арабским письмом и латинскими буквами. Я поздравил ее, она хорошо потрудилась. Однажды она спросила меня, когда мне станет лучше. «На это нужно время. Но ты можешь помочь мне».
Хадиджа села за стол, чтобы сделать несколько рисунков, а потом взяла меня за руку. Поначалу она ничего не сказала, а потом мягко опустила свою голову на мое ноющее плечо. Ее рука мягко коснулась моей щеки. Я поцеловал ее в лоб и закрыл глаза, вдыхая ее лимонный запах. Она заснула. Я наблюдал за ней, тронутый такой доверчивостью. Луч солнечного света открыл ей глаза, она улыбнулась и прижалась плотнее. Мы остались в той же позе, хрупкие и полные надежды. Она нежно меня поцеловала.
Мы уехали к берегам озера Лалла Такеркуст [81]. Вокруг лежали вечные снега. Сабах купалась, мы плыли по течению; рыбацкие лодки лежали без дела вдали, несколько чаек лениво парили над нашими головами. Бог зачах. Я вычеркнул Клару. Беатрис была ослепительна. Хадиджа твердо направляла меня к прохладным водам.
Я нашел оазис со столетними оливами у подножия Атласских гор, где я собирался построить глинобитный дом, в котором могли бы остановиться те, кого я люблю. Мы будем учить косматых детишек из ближайшего «дуара», деревни.
Они стали моими спутниками.
Одиссея
Мы с Виждан, моей маленькой дочкой, вместе прикреплены к параплану. Над нами распростерлось крыло – точно такое же, цвета неба и солнца, было у меня двадцать лет назад возле Шато-де-ла-Пунта. С залива Аяччо поднимается теплый ветерок.
– Летим, дорогая?
Хадиджа стоит по другую сторону:
– Будьте осторожны!
– Без проблем, – отвечаю я очень в духе Абделя.
Я ступаю вперед, крыло вздымается у нас над головами, на миг я приостанавливаюсь, и мы летим.
– Виждан! Посмотри на глупца, что летит там, слева. Может, посоревнуемся?
Я наклоняю крыло. Ниже, на крыльце, Беатрис в своем белом прозрачном платье и соломенной шляпке, с ленточкой цвета фуксии. Она была со мной все эти годы. В руке у нее корзинка с розами из сада.
Летиция толкает коляску, в которой находится под зонтиком ее младший ребенок. Сабах не отводит глаз от книги. Робер-Жан наклонился к своей невесте в тени цветущих каштанов. Ниже находится башня и часовня-усыпальница.
Мы крутимся в теплых лучах солнца. Виждан громко хохочет.
– Жизнь безумна, дорогая. Жизнь прекрасна!
Эс-Сувейра, август 2011
Послесловие
Оливье Накаш и Эрик Толедано, режиссеры фильма «Неприкасаемые» (2011) как-то позвонили мне в январе в 2010 года. Несколько лет назад они посмотрели документальный фильм, режиссером которого был Жан-Пьер Девиль, а продюсером – Мирей Дюма. Озаглавленный «A la vie, a la mort» (За жизнь, за смерть) (2002), он повествовал о неправдоподобной истории о том, как я, богатый и привилегированный паралитик, и Абдель, молодой человек, выходец из Северной Африки во втором поколении из бедного района, встретились и помогали друг другу много лет. Наши смелые режиссеры хотели снять фильм по ее мотивам. Мы с моей женой Хадиджей устроили для них, а также для актеров, которых рассматривали на главные роли, Омара Си и Франсуа Клюзе, обед в нашем доме в Эс-Сувейре. Мы неоднократно встречались, и наблюдать за съемками, одновременно читая сценарий, было удивительно.
Книга, которая вдохновила на создание документального фильма, «Le second souffle» (Второе дыхание) (2001), в то время уже не печаталась и была раскритикована. Фредерик Бойе – главный редактор Bayard Editions, моего издательства, предложил мне переиздать ее одновременно с выходом фильма, а также добавить предисловие и новые вставки, чтобы моя мучительная история соответствовала моменту. Поэтому часть «Дьявол-хранитель» вобрала в себя период времени между выходом книги «Второе дыхание» в 1988 году и встречей с Хадиджей в Марокко в 2004 году – тот же промежуток времени покрывает сценарий. Некоторые ограничения, связанные с фильмом и их собственным воображением, заставили режиссеров упростить, изменить, вырезать или придумать много событий.
«Неприкасаемый» относится и к Абделю, и ко мне во многих смыслах. Североафриканское происхождение Абделя привело к тому, что он всегда чувствовал себя изолированным во французском обществе, как неприкасаемый в Индии. Если бы вы затронули его чувства, он, вероятнее всего, ударил бы вас, и при этом он настолько быстро бегал, что полицейский лишь однажды поймал его за всю его продолжительную карьеру «плохого парня».
Что касается меня, запертого за высокими стенами своего парижского дома – золотой клетки, как называл его Абдель, – человека, который ни в чем благодаря своим деньгам не нуждался, меня можно было назвать властелином мира; ничто не могло доставить мне беспокойство. Или люди так думали. На самом деле, паралич всего тела и потеря чувствительности не давали возможности чего-нибудь коснуться. Все были настолько напуганы состоянием, в котором я пребывал, что даже боялись меня задеть, и если кто-то касался моего плеча, все были уверены, что это приносило мне муки.
Отсюда и «Неприкасаемые».
Так я и жил, лицом к лицу с невыносимым испытанием – пересматривать свое прошлое. Кое-что сразу показалось мне очевидным: я не мог его вспомнить! Сперва я объяснял это тем, что Абделя, ухаживавшего за мной, больше не было рядом. Но, как оказалось, все было намного серьезнее. Не считая тех случаев, когда я не мог вспомнить некоторых событий и очень туманно помнил даты, моя память становилась все хуже. Способность помнить прошлое - это привилегия здорового и процветающего человека. Когда ты беден или болен, твоя память сосредотачивается на том, что происходит здесь и сейчас, пока ты борешься, чтобы заработать себе на жизнь или выжить. Только богатенького парня из высшего общества могут беспокоить бисквиты Пруста[82].
Так же было, когда я писал «Второе дыхание» в период между 1998 и 2001 годами. Я был погружен в отчаянье – моя жена Беатрис недавно умерла, у меня начались невропатические боли, и я сказал тогда, как тяжело снова склеить осколки прошлого. Боль разрушает память. Здоровый человек превращается в старика, который хранит воспоминания и скорби; моя память гладка, как пемза, все мои воспоминания исчезли.
В автобиографии может быть полно вещей, которые автор забыл или исказил в своей памяти, независимо от того, нарочно или по неосторожности. Но когда вы рассказываете чью-нибудь историю, в данном случае историю Абделя, самое большее, что вы можете сделать, – это поведать впечатление о ком-то, схематичное описание с большими пробелами. Как же я, человек, которого считали воспитанным аристократом, отстаивающим определенные правила поведения, мог найти общий язык с кем-то вроде Абделя, который, когда мы встретились, полностью взбунтовался и не признавал каких-либо правил. Все, на что я способен, это рассказать о произошедшем и попытаться это проанализировать. Часть правды о нем я все еще скрываю. Омар Си, исполняющий его роль, воспринимает его намного проще.
Мне хотелось написать книгу, которая не была бы просто развлечением. Я не хотел создать «жизненный» портрет трудяги со свойственным ему разочарованием и более или менее охваченного более тонкими чувствами, и я, само собой, также не собирался впадать в лживый оптимизм, в жалкое вранье.
Двадцать лет я смотрел на мир как изгнанник, и это открыло мне глаза на общество и его недостатки, поэтому мне хотелось описать перечень лекарств, которые показались мне очевидными: мой дьявол-хранитель Абдель помог мне вернуть чувство юмора, которое было присуще мне до несчастий, и я считаю полностью оправданными легкость, непринужденность и наличие юмора в фильме «Неприкасаемые». Но, несмотря на это, внутренне я остался все таким же серьезным, что Франсуа Клюзе умело показал своей игрой.
Эрик и Оливье – режиссеры, Николя Дюваль Адассовски – их продюсер и Фредерик Бойе – мой издатель, пожертвовали щедрую сумму из своей прибыли для Simon de Cyrène, – благотворительной организации, которую я возглавляю много лет и которая приспосабливает жилье для взрослых с инвалидностью, а также для их семей и друзей. Я очень им благодарен.
Также я хочу поблагодарить Эмелин Габо, Манеля Халиба и мою дочь Сабах, с чьей помощью я снова пишу. Если бы их не было, эта книга никогда не появилась бы на свет. Также благодарю Сонни Вадэ, Мишеля Орселя, Мишеля-Анри Бокара, Ив и Шанталь Балу, Макса и Мари-Одиль Лешевали и Тьерри Верле, которые прочли рукопись и сделали очень уместные комментарии.
THE SIMON DE CYRÉNE ASSOCIATION – это благотворительная организация во Франции, целью которой является предоставление жилья людям с инвалидностью, а также их семьям и друзьям. Филипп Поццо ди Борго, автор «Второго дыхания» - основатель и почетный президент этой организации. Если вы желаете узнать больше о работе Simon de Cyrène или узнать, как сделать пожертвование, свяжитесь с ними по адресу:
Simon de Cyrène 12 rue de Martignac, 75007
Парижскийтелефон: 011 33 1 82 83 52 33
www.simondecyrene.org keo7tab
[1]Pommery — французский винодельческий дом шампанских вин, находящийся в городе Реймс. При своём основании в 1858 году дом получил имя Pommery & Greno. Основателями стали Александр Луи Поммери (фр. Alexandre Louis Pommery) и Нарцисс Грено (фр. Narcisse Greno) и основным видом деятельности торгового дома поначалу была торговля шерстью. После смерти Александра Луи управление домом взяла в свои руки его вдова, Луиза Поммери (фр. Louise Pommery), а предприятие стало заниматься исключительно производством шампанских вин и вскоре бренд Pommery стал одной из самых известных и крупнейших марок шампанского вина в регионе Шампань.
[2]Жан-Доминик Боби в возрасте 43 лет перенёс сильнейший инсульт, через двадцать дней он вышел из комы и обнаружил, что у него парализовано всё тело кроме левого глаза. Врачи в клинике придумали специальный алфавит для Боби, в котором буквы располагались по частоте их использования во французском языке. Обычно логопед медленно читал буквы в этом специальном порядке, и если это была нужная буква, то Боби мигал один раз. Одно мигание означало «да», два мигания — «нет». Таким способом Боби смог написать целую книгу о своём внутреннем мире и об ощущениях. Книга имела грандиозный успех. Боби умер от пневмонии всего через десять дней после издания книги.
[3]РП - ректальная пальпация. Вторая стадия утренней рутины после опорожнения мочевого пузыря состоит в том, что меня переворачивают на живот, надевают перчатки, наносят крем на указательный палец и засовывают его сами знаете куда. Знаю, я удачлив с рождения, но это уже немного чересчур. Я закрываю глаза, пока медсестры там копаются. Спасибо всем - Марсель, Берта, Полина, Катрин, Изабель, Сабрия и Сандрин - за ваши легкие прикосновения и вашу доброту. Я то редкое существо, жизнь которого можно сохранить с помощью кончика указательного пальца.
[4]Мартини́ка (фр. Martinique) — остров из центральной части архипелага Малые Антильские острова, расположенного в Карибском море Атлантического океана. Административно является регионом и одновременно заморским департаментом Франции.
[5]Царство Террора (фр. la terreur) - эпоха в истории первой французской революции, с 31 мая 1793 г., когда монтаньяры с помощью восстания, вызванного ими в Париже, изгнали из конвента партию жирондистов до 27 июля 1794 г., т.е. до падения Робеспьера. Во Франции у власти были экстремисты, и перед угрозой вторжения извне и гражданской войны они слепо убивали аристократов и всех (часто воображаемых) врагов, десятками отправляя их на гильотину без суда и следствия.
[6]Кагуляры (фр. cagoulards) — данное французской прессой и закрепившееся наименование членов тайной профашистской организации Секретный комитет революционного действия (OSAR), образованной и бывшей активной между 1935 и 1937 годами.
[7]Третья французская республика (фр. Troisième République) — политический режим, существовавший во Франции с 4 сентября 1870 по 22 июня 1940 года.
[8]Moët & Chandon — один из крупнейших мировых производителей шампанского. Был основан в 1743 году Клодом Моэтом, в настоящее время владеет более чем 1000 га виноградников и производит примерно 26 миллионов бутылок шампанского в год.
[9]Тринидад (исп. Trinidad — «Троица») — остров в Карибском море у северо-восточных берегов Южной Америки.
[10]Steinway & Sons — одна из старейших и крупнейших корпораций, специализирующихся на выпуске музыкальных инструментов. Была основана в 1853 году в Нью-Йорке, США.
[11]Шато-де-ла-Пунта - фамильный замок Поццо ди Борго, расположенный на высоте 600 м над уровнем моря, с видом на Аяччо, залив и окружающие горы.
[12]Ая́ччо (фр. Ajaccio) — столица, крупнейший город и порт острова Корсика, а также департамента Франции Южная Корсика. Родина Наполеона I.
[13]Э́льба (итал. Elba) — остров в итальянском регионе Тоскана, является наибольшим островом Тосканского архипелага и третьим по площади островом в Италии после Сицилии и Сардинии. Французский остров Корсика, от которого остров Эльба отделён Корсиканским проливом, находится в 35 км к западу. В 1814 году французский император Наполеон I Бонапарт был сослан на Эльбу, где провел ровно сто дней.
[14]Мария Медичи (итал. Maria de Medici, фр. Marie de Médicis, 1575- 1642) — королева Франции, вторая жена Генриха IV Бурбона, мать Людовика XIII.
[15]Школа Эколь де Рош, основанная в 1899 году, находится в небольшом городке Вернёй-Сюр-Авр, в регионе Нормандия, в 120 км от Парижа и в 130 км от побережья Атлантического океана. Школьные здания расположены на территории в 60 га, среди парков и полей.
[16]Столетняя война — серия военных конфликтов между Англией и её союзниками, с одной стороны, и Францией и её союзниками, с другой, длившихся с 1337 по 1453 (116 лет).
[17]Rummy - это группа карточных игр, которая считается третьей по популярности в мире после покера и блэкджека. Джин Рамми, возможно, самая популярная из игр Рамми. Родившаяся в 19 веке в Нью-Йорке, она получила свое название от любимого напитка своего основателя.
[18]Дангю (фр. Dangu) – небольшая деревня на севере Франции, в 63 км на северо-запад от Парижа с населением около 600 человек.
[19]Лез Арк — известный французский горный курорт, расположенный в самом центре французских Альп — долине Haute Tarentaise, провинции Савойя.
[20]Лицей Людовика Великого (фр. Lycée Louis-le-Grand), основан в 1563 году орденом иезуитов — государственное учебное заведение высшего и среднего образования, расположенное в Париже, Франция. Знаменитые выпускники: Жан-Батист Мольер, Виктор Гюго, Жорж Помпиду, Жак Ширак и др. Обучение в лицее бесплатное, отбор осуществляется на основе конкурса.
[21]Евхари́стия (греч. ευχαριστία — благодарение) — христианское таинство, заключающееся в освящении хлеба и вина у православных, католиков, большинства лютеран, англикан и т.д.
[22]Театр «Одеон» (фр. Théâtre de l’Odéon) — один из шести французских национальных театров, основанный в 1782 году. Расположен в шестом округе Парижа, на левом берегу Сены, рядом с Люксембургским садом, близ станции метро Одеон.
[23]Пантео́н (фр. Panthéon) — архитектурно-исторический памятник, образец французского классицизма в Латинском квартале 5-го округа Парижа, Франция. Первоначально церковь св. Женевьевы, позже — усыпальница выдающихся людей Франции.
[24]Мистраль (фр. mistral) — холодный северо-западный ветер, дующий на средиземноморское побережье Франции в весенние месяцы и являющийся настоящим бичом сельского хозяйства долины Роны и всего Прованса, часто ветер настолько силён, что вырывает с корнем деревья.
[25]Кальви - город на севере Корсики.
[26]Иони́ческое море — часть Средиземного моря между Балканским и Апеннинским полуостровами и островами Крит и Сицилия.
[27] Закинф - один из Ионических островов в западной части Греции.
[28]Дож — титул выборного главы Венецианской республики на протяжении более чем десяти веков, с VIII по XVIII.
[29]Ла-Роше́ль — портовый город на западе Франции на побережье Бискайского залива.
[30]Реймс (Reims, Rheims, фр., англ.) — город, расположенный на северо-востоке Франции, на западе региона Шампань-Арденны (Champagne-Ardenne), известен как место коронации французских королей, а также как один из центров производства шампанских вин.
[31]Капо ди Фено - пляж в южной Корсике, расположенный на расстоянии более десяти километров от ближайшего города - крупного порта Аяччо. Привлекателен белоснежным мелким песком, живописными холмистыми окрестностями, кристально чистыми бирюзовыми водами Средиземного моря.
[32]La vie en rose – песня Эдит Пиаф «жизнь в розовом цвете».
[33]Кентукки (англ. Kentucky) — штат на востоке США, входит в число так называемых штатов Юго-Восточного Центра. Столица — Франкфорт. Крупнейший город — Луисвилл.
[34]Було́нский лес (фр. le bois de Boulogne), занимающий площадь 846 га, находится в 16-м округе на западе Парижа. Так называемое «лёгкое» французской столицы (второе «лёгкое» — Венсенский лес на востоке города). В 2,5 раза больше Центрального парка в Нью-Йорке, в 3 раза больше Гайд-парка в Лондоне. Рядом расположена клиника Шато де Гарш.
[35]Эмболи́я (др. - греч. ἐμβολή — вторжение) — типовой патологический процесс, обусловленный присутствием и циркуляцией в крови или лимфе частиц, не встречающихся там в нормальных условиях (эмбол), нередко вызывающий окклюзию (закупорку) сосуда с последующим нарушением местного кровоснабжения. Часто сопровождается внезапной закупоркой сосудистого русла. Закупорка кровяного русла может происходить в результате травм, переломов, ампутации, а также являться последствием внутривенной инъекции, при этом происходит закупорка сосуда воздушной пробкой (использовалась также как метод умерщвления при эвтаназии).