Питирим александрович сорокин
«Кризис нашего времени»
Ключ к фрагменту: Всякая культура есть целостная система, все элементы которой выражают один основополагающий смысл, одну базовую ценность. Для культуры средневекового Запада, такой ценностью был Бог, и все стороны жизни культуры и быта человека, были ориентированы на поддержание вектора ориентации культуры из мира земного на мир Небесный. Этот тип культуры можно назвать идеациональным. Он сменился культурой, для которой ценным было уже не пространство идеальных духовных ценностей, а объективная реальность и ее чувственные смыслы.
Всякая великая культура есть не просто конгломерат разнообразных явлений, сосуществующих, но никак друг с другом не связанных, а есть единство, или индивидуальность, все составные части которого пронизаны одним основополагающим принципом и выражают одну, и главную, ценность. Доминирующие черты изящных искусств и науки такой единой культуры, ее философии и религии, этики и права, ее основных форм социальной, экономической и политической организации, большей части ее нравов и обычаев, ее образа жизни и мышления – все они по-своему выражают ее основополагающий принцип, ее главную ценность. Именно ценность служит основой и фундаментом всякой культуры. По этой причине важнейшие составные части такой интегрированной культуры также чаще всего взаимозависимы: в случае изменения одной из них остальные неизбежно подвергаются схожей трансформации.
Возьмем, например, культуру запада средних веков. Ее главным принципом или главной истиной (ценностью) был Бог. Все важные разделы средневековой культуры выражали этот фундаментальный принцип или ценность, как он формулируется в христианском Credo.
Во всех своих взаимосвязанных компонентах средневековая культура выражала:
«Верую во единого Бога, Отца вседержителя, творца небу и земли, видимым же всем и невидимым; и во единого Господа Иисуса Христа, сына Божия единороднаго, иже от Отца рожденного прежде всех век… и т.д. вплоть до… Исповедую едино крещение во оставление грехов, чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Аминь». (Перевод «Символа веры» дан в церковнославянской версии.)
Архитектура и скульптура средних веков были «Библией в камне». Литература также была насквозь пронизана религией и христианской верой. Живопись выражала те же библейские темы в линии и цвете. Музыка почти исключительно носила религиозный характер. Alleluia, Gloria Kyrie eleison, Credo, Agnus Dei, Mass, Requiem и т.д. (Части литургии: «Аллилуйя», «Слава», «Господи помилуй», «Верую», «Агнец Божий»; церковные службы: «Месса», «Реквием» (лат и греч.)). Философия была практически идентична религии и теологии и концентрировалась вокруг той же основной ценности или принципа, каким являлся Бог. Наука была всего лишь прислужницей христианской религии. Этика и право представляли собой только дальнейшую разработку абсолютных заповедей христианства. Политическая организация в ее духовной и светской сферах была преимущественно теократической и базировалась на Боге и религии. Семья, как священный религиозный союз, выражала все ту же фундаментальную ценность. Даже организация экономики контролировалась религией, налагавшей запреты на многие формы экономических отношений, которые могли бы оказаться уместными и прибыльными, поощряя в то же время другие формы экономической деятельности, нецелесообразные с чисто утилитарной точки зрения. Господствующие нравы и обычаи, образ жизни, мышления, подчеркивали свое единство с Богом как единственную и высшую цель, а также свое отрицательное или безразличное отношение к чувственному миру, его богатству, радостям и ценностям. Чувственный мир рассматривался только как временное «прибежище» человека, в котором христианин всего лишь странник, стремящийся достичь вечной обители Бога и ищущий путь, как сделать себя достойным того, чтобы войти туда. Короче говоря, интегрированная часть средневековой культуры была не конгломератом различных культурных реалий, явлений и ценностей, а единым целым, все части которого выражали один и тот же высший принцип объективной действительности и значимости: бесконечность, сверхчувственность, сверхразумность Бога, Бога вездесущего, всемогущего, всеведущего, абсолютно справедливого, прекрасного, создателя мира и человека. Такая унифицированная система культуры, основанная на принципе сверхчувственности и сверхразумности Бога, как единственной реальности и ценности, может быть названа идеациональной. Такая же в основном сходная посылка, признающая сверхчувственность и сверхразумность Бога, хотя воспринимающая отдельные религиозные аспекты по-иному, лежала в основе интегрированной культуры Брахманской Индии, буддистской и лаоистской культур, греческой культуры с VIII по конец VI века до нашей эры. Все они были преимущественно идеациональными.
Закат средневековой культуры заключался именно в разрушении этой идеациональной системы культуры. Он начался в конце ХII века, когда появился зародыш нового – совершенно отличного – основного принципа, заключавшегося в том, что объективная реальность и ее смысл чувственны. Только то, что мы видим, слышим, осязаем, ощущаем и воспринимаем через наши органы чувств, ‑ реально и имеет смысл. Вне этой чувственной реальности или нет ничего, или есть что-либо такое, чего мы не можем прочувствовать, а это – эквивалент нереального, несуществующего. Как таковым им можно пренебречь. Таков был новый принцип, совершенно отличный от основного принципа идеациональной культуры.
Ключ к фрагменту: Из синтеза традиционной идеациональной культуры и новой чувственной культуры возникает культура идеалистического типа, для которой характерна ориентация как на мир сверхчувственный, так и на мир чувственный. Затем, однако, чувственная культура побеждает окончательно.
Этот медленно приобретающий вес новый принцип столкнулся с приходящим в упадок принципом идеациональной культуры, и их слияние в органичное целое создало совершенно новую культуру в ХIII – XIV столетиях. Его основной посылкой было то, что объективная реальность частично сверхчувственна и частично чувственна; она охватывает сверхчувственный и сверхрациональный аспекты, плюс рациональный и, наконец, сенсорный аспекты, образуя собой единство этого бесконечного многообразия. Культурная система, воплощающая эту посылку, может быть названа идеалистической. Культура XIII – XIV столетий в Западной Европе, так же как и греческая культура V – IV веков до нашей эры, были преимущественно идеалистическими, основанными на этой синтезирующей идее.
Однако процесс на этом не закончился. Идеациональная культура средних веков продолжала приходить в упадок, в то время как культура основанная на признании того, что объективная действительность и смысл ее сенсорны,продолжала наращивать темп в последующих столетиях. Начиная приблизительно с XVI века новый принцип стал доминирующим, а с ним и основанная на нем культура. Таким образом возникла современная форма нашей культуры – культуры сенсорной, эмпирической, светской и «соответствующей этому миру». Она может быть названа чувственной. Она основывается и объединяется вокруг этого нового принципа: объективная действительность и смысл ее сенсорны.Именно этот принцип провозглашается нашей современной чувственно культурой во всех ее основных компонентах: в искусстве и науке, философии и псевдо-религии, этике и праве; в социальной, экономической и политической организациях, в образе жизни и умонастроениях людей…
Таким образом, основной принцип средневековой культуры делал ее преимущественно потусторонней и религиозной, ориентированной на сверхчувственность Бога и пронизанной этой идеей. Основной принцип идеалистической культуры был частично сверхсенсорный и религиозный, а частично светски и посюсторонний. Наконец, основной принцип нашей современной чувственной культуры – светский и утилитарный ‑ «соответствует этому миру». Все эти типы: идеациональный, идеалистический и чувственный – обнаруживаются в истории египетской, вавилонской, греко-римской, индуистской, китайской и других культур. <…> (С. 427-431)
Ключ к фрагменту: В начале ХХ столетия стало понятно, что Запад переживает глубокий кризис господствовавшей столетиями чувственной культуры. Этот кризис тотален, культура вся целиком стоит перед лицом грядущих изменений и возвращения того типа ценностных ориентаций, которые были ей несвойственны с эпохи средневековья.
Будучи доминирующей, чувственная культура наложила отпечаток на все основные компоненты западной культуры и общества и сделала их также преимущественно чувственными. По мере разрушения чувственной формы культуры разрушаются и все другие компоненты нашего общества и культуры. По этой причине кризис – это не только несоответствие того или иного компонента культуры, а скорее разрушение большей части ее секторов, интегрированных «в» или «около» чувственный принцип. Будучи «тоталитарным» или интегральным по своей природе, он несравнимо более глубокий и в целом глобальнее любого другого кризиса. Он так далеко зашел, что его можно сравнить только с четырьмя кризисами, которые имели место за последние три тысячи лет истории греко-римской и западной культуры. Но даже и они были меньшего масштаба, чем тот с которым мы столкнулись в настоящее время. Мы живем и действуем в один из поворотных моментов человеческой истории, когда одна форма культуры и общества (чувственная) исчезает, а другая форма лишь появляется. Кризис чрезвычаен в том смысле, что он, как и его предшественники, отмечен необычайным взрывом войн, революций, анархий и кровопролитий; социальным, моральным, экономическим и интеллектуальным хаосом; возрождением отвратительной жестокости, временным разрушением больших и малых ценностей человечества; нищетой и страданием миллионов – потрясениями значительно большими, чем хаос и разложение обычного кризиса. Такие переходные периоды всегда были воистину dies irae, dies illa (день гнева). <…>
<…> (Но)... настоящий кризис не есть предсмертная агония западной культуры и общества, то есть кризис не означает ни разрушения, ни конца их исторического существования. Основанные лишь на биологических аналогиях, все подобные теории беспочвенны. Нет единого закона, согласно которому каждая культура проходила бы стадии детства, зрелости и смерти. Ни одному из приверженцев этих очень старых теорий не удалось показать, что же разумеется под детством общества или под старением культуры; каковы типичные характеристики каждого из возрастов; когда и как умирает данное общество и что значит смерть общества и культуры вообще. Во всех отношениях теории, о которых идет речь, ‑ это простые аналогии, состоящие из неопределенных терминов, несуществующих универсалий, бессмысленных заявок. Они еще менее убедительны, утверждая, что западная культура достигла последней стадии старения и сейчас находится в предсмертной агонии. Не пояснено при этом ни само значение «смерти» западной культуры, и не приведены какие-либо доказательства.
Тщательное изучение ситуации показывает, что настоящий кризис представляет собой лишь разрушение чувственной формы западного общества и культуры, за которым последует новая интеграция, столь же достойная внимания, каковой была чувственная форма в дни своей славы и расцвета. Точно так же как замена одного образа жизни на другой у человека вовсе не означает его смерти, так и замена одной формы культуры на другую не ведет к гибели того общества и его культуры, которые подвергаются трансформации… Более того, такое изменение, сколь бы болезненным оно ни было, как бы является необходимым условием для любой культуры, чтобы быть творчески созидательной на все протяжении ее исторического развития. Ни одна из форм культуры не беспредельна в своих созидательных возможностях, они всегда ограничены. В противном случае было бы не несколько форм одной культуры, а единая, абсолютная, включающая в себя все формы. Когда созидательные силы исчерпаны и все их ограниченные возможности реализованы, соответствующая культура и общество или становятся мертвыми и несозидательными, или изменяются в новую форму, которая открывает новые формы, которая открывает новые созидательные возможности и ценности. Все великие культуры, сохранившие творческий потенциал, подвергались как раз таким изменениям. С другой стороны, культуры и общества, которые не изменяли форму и не смогли найти новые пути и средства передачи, стали инертными, мертвыми и непродуктивными. Немизида таких культур – стерильность, непродуктивность , прозябание. Таким образом, вопреки диагнозу шпенглерианцев, их мнимая смертная агония была бы ни чем иным, как острой болью рождения новой формы культуры, родовыми муками, сопутствующими высвобождению новых созидательных сил. <…> (С. 429-433)
Источник: Сорокин П. Кризис нашего времени // Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. – М., 1992. – С. 427-504.
Лотман Юрий Михайлович (1922–1993 гг.)– русский литературовед, культуролог, семиотик, автор оригинальной типологии культур, в основу которой положено описание культурных «кодов» языков, которые функционируют как внутри одной, так и между различными культурными системами (Подробнее о Ю. М. Лотмане см. в разделе «Семиотика культуры»)