Гроот я.к. известия о петербургском крае до завоевания его петром великим( из шведских источников). с-пб, 1853
Около берегов Невы в течение столетий сталкивались силы двух Государств для решения вопроса, которому из них должно принадлежать первенство на Севере; но много прошло времени, пока возникла идея, что первым для того условием было овладеть течением реки, которая в длину занимает не более 60 верст и носит скромное имя, на Финском языке означающее болото /newa или newo/. В последнюю четверть XIII столетия Шведы чаще прежнего стали посещать эту реку на пути в Ладожское озеро, куда отправлялись более для грабежа, нежели для прочных завоеваний. Западная и средняя Финляндия давно уже была подвластна Шведам, но Восточная часть края от них не зависела. Теперь они захотели обложить данью и Корелов с Ижорцами. Заложение Выборга в 1293 году Маршалом Торкель-Кнутсоном утвердило власть их в Карелии; они пытались овладеть и крепостью Кексгольмом, но не успели в том. Тогда Торкель-Кнутсон понял, что, для упрочения Шведского владычества в Финляндии, необходимо стать твердою ногою и на Неве. Отпраздновав с Стокгольме свадьбу молодого Короля Биргера, который состоял под его опекою, Маршал в Троицын день 1300 года отплыл в Финский залив с войском и с Итальянским Архитектором, присланным от самого Папы. На Неве, которой они достигли без всяких препятствий, основана была крепость с хвастливым названием: Ландскрона /Венец края/. Избранное для нее место было чрезвычайно удобно; впрочем, о том, где именно оно находилось, мнения не совсем согласны. Карамзин, основываясь на наших Летописях, полагает его в семи верстах от нынешнего Петербурга, при устье Охты. По Шведским же источникам Ландскрона построена была при Черной речке; но здесь под этим именем должно разуметь не ту речку, которая течет мимо Строгановского сада и впадает в Большую Невку, а другую, выходящую из Ингерманландии и впадающую в Неву под Невским монастырем. Карамзин в этом отношении согласен с Миллером, что Ландскрона лежала на том самом месте, где впоследствии была крепость Ниэншанц, и этому мнению следует большая часть ученых. Противоречие между показаниями Русских и Шведских Летописей будет устранено, если принять предположение Финляндскогоученого Г. Гиппинга, что Охта называлась иначе Черною речкою,—предположение довольно вероятное: так как в старину очень многие небольшие реки в России известны были под этим именем;
Охта же есть название Финское. Но заметим, что на карте Ингерманландии, составленной в 1676 году по распоряжению Шведского Правительства, Ландскрона означена на противоположной стороне Невы, там, где ныне Александро-Невская Лавра. Опасное для Новагорода поселение Шведов на таком близком расстоянии встревожило Русских; Великий Князь поспешил из Суздаля по призыву Новгородцев, и не прошло еще года со времени основания Ландскроны, как она уже была уничтожена бдительным соседом.
Более трехсот лет после того мысль Торкеля оставалась без исполнения, пока наконец не осуществил ее знаменитый в Летописях Севера Яков Делагарди. Сподвижник славного Скопина-Шуйского в борьбе с Поляками не бескорыстно ополчился на защиту России и после Клушинского поражения поспешил воспользоваться обстоятельствами для распространения пределов Швеции на счет союзного Государства. Действуя на берегах Ладожского озера с намерением завоевать всю Новгородскую область, Делагарди в 1611 году возобновил план построения крепости на Неве и представил Королю о необходимости заложить город при устье Охты, на месте, где во время предшествовавших военных тревог уже возникли кое-какие укрепления. Чтобы легче склонить к тому Короля, он отправил в Стокгольм Архитектора, который лично должен был объяснить выгоды этого проекта и средства к исполнению его. Предположение Делагарди было одобрено, но к окончательному приведению его в действие нельзя было приступить до заключения мира.
Состоявшийся в Столбове договор отвечал, хотя не в равной степени, желаниям обоих враждовавших Монархов: Россия удерживала Новгород, и неудивительно, что Михаил торжествовал этот мир, как победу; Швеция приобретала Прибалтийские берега, и никогда — ни прежде, ни после — не оканчивала так выгодно ни одной войны. Известие о Столбовском мире принято было с великою радостью по всему Королевству, и достопамятны слова, которые восхищенный Густав II Адольф произнес по сему случаю в речи к Государственным чинам. Он им представил, «как много областей плодородных и рек, богатых рыбою, важных для торговли, присоединено по этому миру к Шведии. Нарова и Нева могут служить, для собственной ея торговли, воротами, которые легково всякое время запереть для Русских. Последние совершенно отрезаны от Балтийского моря, так что они на волны его не могут спустить даже и лодки. Сверх того граница сделалась безопаснее. Ингерманландию защищают Пейпус и Нарова; Финляндия — сени Швеции — ограждается Невой и широким озером Ладожским, — рвом, через который Русским не легко будет перескочить». Проницательный Король предвидел, какими опасностями Россия со временем могла угрожать Шведам, особливо если б ей удалось утвердиться на берегах Балтийского моря. Посему-то он в письме к Акселю Оксеншерне и радовался, что успел помешать ей в том.
Ингерманландия с ее четырьмя крепостями: Иваньгородом, Ямою, Копорьем и Орешком уступлена была Швеции, Любопытно взглянуть на некоторые черты управления этою провинциею в Шведское время. Мы знаем, какой системе некогда следовало Польское Правительство в администрации Русскими областями; но немногим известно, что в таком же духе действовал и славный Густав II Адольф в отношении к некоторым из приобретенных по Столбовскому миру владений. Не менее ошибаются и те, которые думают, что Петербург основан был в краю совершенно Финском: мы увидим далее, что в Ингерманландии еще и в Шведское время основалось довольно много Русских, и что Русский язык там уже в значительной мере распространился, прежде нежели Ингерманландия окончательно досталась России. Эта область, границами которой назначены были Ладожское озеро и впадающая в Нарову река Плюса — исстари отделявшая Гдовский край от Иваньгородского — соединена была как в гражданском, так и в церковном управлении с частью Эстляндии. Местопребыванием Губернатора, а впоследствии и Супер-Интенданта сделалась Нарва, как важнейший город этого края. Вскоре приняты были меры к оживлению в Прибалтийской стороне торговли и промыслов. Намерением Короля Густава II Адольфа было привлечь торговлю из Саволакса и Карелии в Южные пограничные города, с тем чтобы придатьим более важности и увеличить их средства к обороне: потому он и предоставил им портовое /стапельное/ право. Еще на сейме 1617 года к числу Шведских городов, которым дозволялось отправлять за границу собственные свои корабли, присоединены были Нарва, Иваньгород, Яма, Копорье, Кексгольм и Орешек. В 1624 году Кексгольм, которого область также включена в состав Ингерманландии, получил городское устройство с правом посылать через реку Неву собственные суда в Германию, а в 1632 Густав II Адольф окончательно повелел при впадении речки Охты в Неву заложить город, который, впоследствии быв укреплен, назвался Нюэсканцем /или по Немецкому выговору, Ниэншанцем, т. е. Невским укреплением.Нарва, к которой Иваньгород был присоединен в виде предместья, была главнейшим из этих мелких городов. Но Шведское Правительство, как мы уже видели, чрезвычайно дорожило приобретенными по Столбовскому миру владениями. В 1640 году Аксель Оксеншерна сказал в Совете, «что в числе воздушных замков, хакие он строил, было и намерение приготовить для Шведских Королей две столицы—одну в Стокгольме, а другую в Нарве». Торговлею со смежными Русскими областями этот город достигнул значительного развития, так что здесь в последнюю четверть XVII столетия находились Немецкий, Финский, Шведский и еще небольшой Английский приходы. Из них первый был главным, почему и Магистрат состоял из одних Немцев, и их язык употреблялся во всех общественных делах. Права и преимущества, которыми пользовалась Нарва, пробудили в жителях ее своеволие, обнаруживавшееся нередко в сношениях их с местными властями. Назначенный в 1620 году Губернатором Ингерманландии Финляндец Флеминг рассказывает о своем первом въезде в Нарву:
«Когда я верхом въезжал в этот город, меня с великою честью встретило множество людей на лошадях, а Бургомистр со всем Магистратом и гражданами выстроились для встречи меня совершенно пьяные. Некоторые граждане стреляли весьма неосторожно мне в честь, хотя я строго запретил это, и таким образом застрелили мою собаку, которая бежала возле моего стремени; ...меня самого Бог сохранил однакож». Во время Шведского правления Нарва, как и вообще города Прибалтийских областей, потерпела разные ограничения в своих старинных льготах; но за то Правительство Швеции обращало особенное внимание на торговлю этих городов, а потому она и распространялась постоянно. В составленном 1693 года отчете о внутреннем состоянии Королевства, Нарва и Ниэншанц упоминаются в числе городов, где строились хорошие и красивые корабли, причем показано, что как в Ниэншанце, так и в Нарве устроены были превосходные пильные заводы, получавшие лес из России. В Ниэншанце, сверх Финского, Шведского и Немецкого, находился также Православный приход. Как всем известно, этот город был разорен еще в начале войны Петра Великого с Карлом XII, и жители его частью разбрелись, частью поселились в Петербурге, который тогда же был основан и вскоре распространился до того места, где лежал уничтоженный городок. Через 100 лет после заложения Петербурга, один из именитейших государственных людей Швеции, посетив нашу Северную столицу, записал в своем дневнике следующие замечательные слова: «В первый раз вид этого города пробуждает странное чувство удивления и досады в сердце Шведа, знающего Историю своего Отечества. Едва столетие прошло с того времени, когда владения Швеции простирались на Востоке до берегов Невы. Васильевский остров был тогда кормовым поместьем барабанщика карельских драгунов, как значится в списках, хранящихся в Архиве Шведской Военной Коллегии. Вся сторона, посреди которой величаво высится Петербург, была пустынею, и несколько бедных лачужек стояло на том месте, где Петр Великий и преемники его находят приют для последнего успокоения! На левом берегу реки, где все было так же пусто, подъемлются теперь великолепные дворцы и здания — и на все это нужно было не более одного века!»
Еще в XVII столетии большую часть народонаселения Ингерманландии составляли Финны, разделявшиеся в отношении к языку на две ветви. Одна, под названием Ингров /Ижорцев/, удерживала более чистый финский язык, другая, называвшая себя Vatialaiset /Водь/ и сохранившаяся ныне только в маленьком количестве в ближайших к Нарве уездах, говорила несколько отличным, смешанным с иноплеменными словами наречием Финским, а сверх того многие жители или и почти все могли выражаться по-Русски, хотя между собой и не употребляли этого языка. Страна около Орешка, ныне Шлиссельбурга, после военных событий 1657-1658 годов и далее во второй половине этого столетия населена была отчасти Инграми, более же Финляндцами, водворившимися там по удалении прежних обитателей — Ингров и Русских. Одною из главных причин бегства их было, конечно, стеснение, которое они, как Православные, испытывали в богослужении, тогда как, по условиям Столбовского мира, им обещана была совершенная в этом отношении свобода. Вместе с тем было определено, что из Ингерманландии и Кексгольмской области могут переселяться в Россию только монахи, дворяне и мещане, не желающие перейти в подданство Швеции, прочие же обыватели, именно приходские Священники и крестьяне, должны непременно оставаться под властию Шведского Правительства. И из внутренности Ингерманландии жители, исповедовавшие исключительно Православную Веру, удалились в означенные годы в пределы России; но по заключении мира а Кардисе они возвратились. Между этими Ингерманландцами, издавна составлявшими народонаселение края, находилось и немалое количество Русских, хотя Финнов было несравненно более. Число Русских в Ингерманландии впоследствии еще умножилось бежавшими сюда раскольниками.
Во все время Шведского владычества в этих областях господcтвовало сильное неудовольствие; главною причиною тому были притеснения и хищничество со стороны местных властей, а также меры, какие принимало Правительство для обращения Православных жителей в Лютеранскую Веру. Еще до заключения Столбовского мира Густав II Адольф велел двум своим придворным проповедникам устроить в Иваньгороде религиозную беседу с Русскими Священниками и составить описание вероисповедания и богослужения Шведского прихода с тем, чтобы оно потом переведено было на Русский язык; сверх того им поручено было склонять русских посредством увещаний к оставлению некоторых несогласных с Лютеранскими уставов и обрядов. На Выборгского Епископа возложено было заведовать религиозными делами Ингерманландии и с должною осторожностью наставлять жителей в Лютеранском учении. Для облегчения средств к тому Король учредил в Стокгольме Русскую типографию с целью печатать и распространять между Православными жителями Карелии и Ингерманландии Лютеранские духовные книги, частью в Русском переводе, а частью и на Финском языке, но все же напечатанные Славянскими буквами, как более известными Православному Духовенству. В связи с этим планом Правительство Шведское предполагало издавать пособия к изучению Русского языка для споспешествованяя торговле, которой оно придавало великую важность. 14 Апреля 1625 года словолитчику Петру Соловну /von Solown/ в Стокгольме выдана была грамота на звание Русского типографщика, и еще в царствование Королевы Христины вышло из его заведения несколько небольших книжек означенного содержания. Время прекращения деятельности этой типографии неизвестно; но в одной Королевской резолюции, состоявшейся в 1683 году по религиозным делам Ингерманландии, сказано, что «Русская типография, возникшая в Швеции по повелению Густава Адольфа, вследствие разных обстоятельств подверглась расстройству и уничтожению». После делаемы были опыты печатания Русских духовных книг Шведскими буквами, но это, по-видимому, не имело успеха. При учреждении Русской типографии Густав Адольф с тою же целью назначил особые награды для раздачи как тем Православным, которые будут выучивать Лютеров Катехизис, так и тем Шведским Пасторам, которые приобретут навык переводить проповеди на Русский язык.
Между тем общественное благосостояние в Эстляндии и Ингерманландии находилось на чрезвычайно низкой степени: церкви разрушались; Пасторы получали столь скудное содержание, что должны были жить в совершенной нищете, и сверх того они, наравне со своими прихожанами, коснели в грубом невежестве; училищ не было. Решительные меры, принятые Густавом Адольфом для улучшения состояния этих областей, не были продолжены его преемниками
В 1639 году управление Ингерманландскими приходами разделено было между двумя старшими Пасторами, из которых один имел местопребывание в Ниэншанце, а другой в Иваньгороде. В том же году в Абовском замке сидел заключенным Русский монах, которому Константинопольский Патриарх назначил быть Архиепископом в Ингерманландии и которого предполагали отправить из Або на Данцигском судне. Но на следующий год многие Ингерманландцы Православного исповедания подали Шведскому Правительству просьбу, с какою входили уже к прежде, о дозволении посвятить для них Епископа или Митрополита в Белоруссии: потому что в противном случае они бы должны были отправить кого-либо в Константинополь для принятия посвящения от самого Патриарха. На это отвечали, что для Ее Величества /Королевы Христины/ было бы унизительно позволить им искать Епископа или Священников рае Шведских владений, и что тот Епископ или Супер-Интендант, который без отлагательства назначен будет в Ниэншанц или в Нарву, получит права посвящать в сан Священника избранных ими самими, способных и сведущих людей, но только с условием, чтобы эти последние, выдержав экзамен, отправлялись в Швецию для присяги в верности тамошнему Правительству, после чего Ее Величество каждый раз будет разрешать Супер-Интенданту посвящать их в Священники. Впоследствии, однако ж, это строгое постановление было несколько смягчено отменою предписания о том, чтобы назначаемые в Священники предварительно присягали в Стокгольме. Учрежденная в Стокгольме Русская типография послужила поводом, что Королева Христина повелела составить Шведско-Русский Словарь. Сверх того решено было издать Русский Катехизис с некоторыми изменениями на Русском, Шведском и Французском языках, с тем чтобы Финский текст напечатан был Русскими буквами, а для текста Русского употреблен был Латинский шрифт. И действительно, издан был финский Катехизис со Славянскими литерами, который до предписанию Финляндского Генерал-губернатора Графа Браге введен был во всех под его управлением находившихся Православных приходах. Но велико было еще в то время общее суеверие: вскоре бывший в Кексгольмской области Священником Отец Ефим Терентиев обвинен был в колдовстве за то, что он хотел учить юношество по финскому Катехизису, напечатанному Русскими буквами. Следствием этого обвинения было то, что Выборгский духовный Совет отставил его от должности; однако ж он впоследствии был оправдан гражданским судом и снова принят в службу. Несмотря на попытки, сделанные Шведским Правительством к обращению Православных жителей Ингерманландии, они все же составляли самую значительную часть народонаселения области и во всем следовали Русским обычаям, хотя собственно Русских по происхождению было там не так много.
Такие же меры еще с большею энергиею принимаемы были в последней четверти века, во время занятия должности Ингерманланского Супер-Интенданта деятельным и даровитым Гецелиусом /1651-1689/, Между прочим обнародовано было старинное постановление, впоследствии подтвержденное и Карлом XII, об освобождении от платежа поголовной подати тех последователей Восточной Церкви, которые примут Лютеранское учение. Чтобы легче достигнуть предположенной цели, Шведское Духовное начальство вскоре установило новое разделение приходов, причем только те из них, в которых употреблялся Русский язык, сохранили права и преимущества, предоставленные Православным по Столбовскому миру; все же, говорившие исключительно по-фински, были отделены и причислены к разряду исповедующих Лютеранскую Веру. Только те Ингры, которые жили ближе к Финляндии и к Финскому заливу, легко покорились этой мере; но жившие внутри края Православные финны, особливо же Водь, оказали сопротивление, так, что против них стали употреблять насилие. Число семейств, отделенных от Православных приходов, простиралось до трех тысяч.
Все эти меры, наконец, произвели между Православным народонаселением Ингерманландии столь сильное неудовольствие, что многие обратились с жалобами к Русскому Правительству, которое путем дипломатических сношений потребовало соблюдения условий мирного договора касательно свободы Веры в уступленных Швеции областях. Для Швеции было тем важнее сохранить дружбу с Россиею что в то время между обоими Государствами шли переговоры о дозволении Шведам ездить через Россию для торговли с Персией. Это и содействовало к тому, что в 1684 году прибыло в Москву Шведское Посольство с объяснением, что Правительство Швеции ничего не знало о притеснениях, на которые жалуются последователи Восточной Церкви в Ингерманландии; но что если это обстоятельство подтверждается, то насилие немедленно будет прекращено. И подлинно, сделаны были соответственные распоряжения, которыми, однако ж, как Духовное, так и гражданское Начальство Ингерманландии были весьма недовольны:
Суиер-Интендант заговорил о намерении своем выйти в отставку, а Губернатор Сперлинг подал Королю жалобу на уступчивость отправленного в Россию Посольства. Оба возобновили вскоре представления о необходимости насильственного обращения Ингерманландцев, и Правительство со своей стороны не противилось тому, по крайней мере, в отношении к тем жителям края, которыенеговорили по-русски. Для легчайшего достижения тэдли Гецелиус составил в Стокгольме 1686 года «увещаниековсем тем, которые, хотя говорят по-фински, до сих пор придерживались к Русским церквам и к их Священникам»; в следующем году это воззвание было напечатано на Финском языке для распространения между Православными жителями как Ингерманландии, так и Карелии. Духовные Консистории в Нарве и Выборге и после того не раз пытались склонить Шведское Правительство к принятию насильственных мер против Православия в означенных областях; но из современных свидетельств видно, что все эти старания не имели заметного успеха: неудовольствие за религиозные стеснения в этом краю не прекращалось и, конечно, облегчило Петру Великому окончательное его покорение.