Комитету по чествованию в. дамроша
31 января 1942 г.
[Нью-Йорк]
Разрешите мне еще раз выразить Вам мои самые искренние сожаления по поводу того, что не могу лично приветствовать доктора Дамроша 1.Пожалуйста,
передайте ему мои пожелания многие годы оставаться таким же энергичным, деятельным, здоровым, веселым и молодым, каким я всегда его знал.
Сергей Рахманинов
С. А. САТИНОЙ
18 февраля 1942 г.
[Холливуд]
Милая моя Сонечка,
Благодарю тебя за все твои письма, которые получил, и за доброту твою, которая позволяет тебе, несмотря на наше невежество и молчание, писать нам. Хочется сказать тебе только, что мы все благополучны, насколько усталость и здоровье позволяют. Сравнительное благополучие, так как у Наташи все же что-то с желудком неладно, а мне иногда дышать тяжело. Но по нашим годам и так слава богу.
Концерты проходят хорошо. Но самое приятное это погода и воздух. Я бы хотел здесь еще пожить 1 после Los Angeles2, если удастся отложить или переложить концерт в Dallas3, о чем послал вчера телеграмму Foley. Но там, оказывается, затруднения и вряд ли мне моя заманчивая идея удастся. Я хотел и отдохнуть и делать рекорды здесь, какие успею. Жду добавочной телеграммы от Foley.
Видимся очень часто с Шаляпиным, Тамировыми, Ратовым, Бертенсоном, которые меня веселят. Буличка так и не собралась приехать! Бедная!
Ну, вот и все. Целую и обнимаю крепко.
Твой С. Р.
P. S. В San Diego4 вчера играл. Получил в отеле чудные цветы с милым письмом от... представь себе! жены Саши Сатина. Она пишет, что хотела бы повидаться, а по телефону Наташе сказала, что Саша очень исправился. Вообще Наташа их в антракте видела, и они ей очень понравились. Я видел только одну минуту после концерта Сашу. Он очень похорошел и прилично выглядит.
ВСЕСОЮЗНОМУ ОБЩЕСТВУ КУЛЬТУРНОЙ СВЯЗИ С ЗАГРАНИЦЕЙ
25 марта 1942 г.
[Нью-Йорк]
От одного из русских посильная помощь русскому народу в его борьбе с врагом.
Хочу верить, верю в полную победу!1
Сергей Рахманинов
С. Л. БЕРТЕНСОНУ
16 апреля 1942 г.
[Нью-Йорк]
Дорогой Сергей Львович!
Прошлое воскресенье отправил письмо Григорию Васильевичу, в котором просил Вас содействовать в отыскании мне дачи на лето в Холливуде 1. Ваш адрес, несмотря на мои энергичные поиски в моем шкафу, не нашелся. Извините меня. А между тем я очень надеюсь на Вашу помощь, в которой, думаю, Вы мне не откажете. За все Ваши расходы в этом деле считаю себя ответственным. Вы человек не богатый, а я буржуй.
То, что мне хотелось получить как дачу, изложено в моем письме холливудскому агенту, копия которого отправлена Григорию Васильевичу. Этих условий и следует держаться. В дополнение к ним, однако, хочу прибавить, что лишние сто долларов в месяц за дачу, которая Вам понравится, не будут играть для меня большой роли. Важно еще знать, сдаются ли такие дачи с бельем, серебром, одеялами, подушками и т. д. Или это все надо везти с собой, что так сложно, что, пожалуй, откажешься от Холливуда.
Горовиц в прошлом году имел все эти удобства в нанимаемой им даче.
Семья моя и я, мы все больше и больше склоняемся к поездке на лето в Калифорнию, куда мы, по-видимому, непременно приедем. Все наши переговоры просил бы Вас вести со мной или воздушной почтой, или телеграммами.
Я играю 9 мая в Детройте, после чего, вероятно, мы с женой и отправимся в Лос-Анджелес, проведя первые дни в Garden of Allah.
С искренним приветом и, по-видимому, до скорого свидания
С. Рахманинов
Ответ от Гр[игория] Вас[ильевича] еще доныне не получил.
А. РИДВЕГУ
16 апреля 1942 г.
[Нью-Йорк]
Татьяна последнее письмо датировала первым января. Есть ли у Вас ответ на Ваше письмо к ней. Пожалуйста, телеграфируйте 1.
Сергей Рахманинов
С. Л. БЕРТЕНСОНУ
20 апреля 1942 г.
[Нью-Йорк]
Дорогой Сергей Львович!
Получил Ваше письмо с подробностями о даче Бордман. В этом письме Вы говорите, что 23 апреля Вы будете свободны. Пользуясь этим, я и посягаю опять на Вашу свободу. Я склоняюсь на дачу Бордман. Надо ее брать.
1) Может ли она быть готова к 15 мая, чтобы в нее въехать?
2) Что касается цены, то хотел бы попробовать получить от господина Прендля маленькую уступку: 750 в месяц или 800 в месяц с условием, чтобы последний месяц с 15 августа продолжался бы до 26 сентября. Выходит, по существу, одно на одно. Поясню — может ли быть сдана дача с 15 мая до 26 сентября за 3200 долларов?
3) Какой задаток я должен послать и на чье имя чек?
4) В Вашем письме и в письме Прендля есть несоответствие. Вы пишете: 4 спальни и одна комната для прислуги, Прендль же пишет: одна спальня внизу, 3 во втором этаже и 2 наверху для прислуги, из которых одной пользовался также хозяин.
5) Прилагаю при сем выписки из письма Прендля, чтобы Вы знали, что он мне дает и что Вам следует проверить.
6) Чем отапливается плита в кухне и дом?
Ваш ответ прошу прислать мне воздушной почтой.
С приветом С. Рахманинов
С. Л. БЕРТЕНСОНУ
27 апреля 1942 г.
[Нью-Йорк]
Дорогой Сергей Львович!
При сем прилагаю чек на имя Прендля (как он просил) на 1600 долларов, которые, согласно его телеграмме, являются платежом за первый месяц с 15 мая до 15 июня и за последний месяц с 15 августа до 26 сентября. Я бы хотел, чтобы Вы его вызвали к себе и чтобы Вы перед платежом просмотрели бы наскоро текст контракта, который он мне пришлет для подписи.
Я знаю, что все эти печатные американские контракты предусматривают все возможные случаи ущемления квартирантов. Все же посмотрите, нет ли там чего-либо вообще неисполнимого.
Прочитав контракт, отдайте ему чек.
Пусть агент предупредит Бордман, что 13 или 14 мая Стейнвей пришлет рояль, который надо поставить в студию. Примерно в то же время будут присланы с Америкэн Экспресс наши сундуки. Мы приедем с Наташей или 13 или 14 мая и остановимся, вероятно, на один день в Гарден оф Алла.
Кажется, это последнее письмо Вам, наполненное беспокойствами. Теперь надо приниматься за других. Посягаю на Евгению Константиновну и на Тамару, которых буду просить найти для нас через агентство пару прислуг — кухарку и лакея*. Об этом буду писать им
лично. Кстати, не знает ли кого-либо Прендль или хозяева дачи?
С приветом и до скорого свидания С. Рахманинов
*Мужа и жену или двух женщин. У Вас там в моде филиппинцы !
Н. П. РАШЕВСКОМУ
4 мая 1942 г.
[Нью-Йорк]
Многоуважаемый Николай Петрович,
Мне было приятно узнать, что Вы собираетесь в Анн-Арбор 1.Буду очень рад повидать Вас и Эмилию Николаевну. Мы останемся в Детройте до воскресенья вечера.
Одно мне неприятно, что исполнение «Танцев» будет не «несомненно хорошее», как Вы предполагаете. Они не имели достаточно времени их подготовить, а сейчас, с последней пятницы, находятся в постоянных разъездах, давая до будущего воскресенья ежедневно концерты.
С приветом С. Рахманинов
С. А. САТИНОЙ
10 мая 1942 г.
[Детройт]
Милая моя Сонечка,
В четверг, когда наш поезд двинулся в путь, я уже в туннеле вспомнил, что мы не заказали тебе обеда,—а ты, по присущей тебе недобросовестности, наверно, не воспользуешься тем, что осталось на леднике, если что осталось.
Прости, пожалуйста, хотя это и непростительно с нашей стороны.
Вчера здесь играл 1.В смысле успеха все было великолепно. Что касается исполнения, то О[рманди] играл
плохо «Остров мертвых», а «Танцы» только местами недурно. Или он не понимает, т. е. не чувствует вещи, или он ее плохо знает. Как бы то ни было, удовольствия получил мало. Великолепен был только один саксофон.
Сегодня в десять часов вечера едем в Чикаго2. До свидания! Обнимаю и целую.
Твой С. Р.
С. А. САТИНОЙ
17 мая 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Дорогая Сонечка, вчера мы переехали на нашу дачу. Как жалко, что ты не с нами... Я уверен, что тебе бы очень здесь понравилось. В особенности сейчас, когда солнце еще не сожгло всего растущего и всего цветущего. Хотя наш район один из самых богатых, и, казалось бы, что здесь у владельцев должно хватать средств на поливку, но — времена плохие! Пока же, сейчас, вся дорога, все каменные стены полны цветами всех красок. Вид удивительный! Воздух душистый, бодрящий и удивительный также. Очень прохладно. Наташе даже холодно. Нашей хозяйке принадлежат пять акров земли, на которой везде имеются краны. Если хочешь, можно поливать весь участок. Но она сама здесь не живет и начала поливать за пять дней до нашего приезда и то только маленькую площадь кругом дома. С момента нашего приезда вода расходуется на наш счет. Садовник (на ее счет) будет приходить три раза в неделю на 4 часа. Был вчера и четыре часа поливал. Я же себе выбрал подальше два апельсинных дерева, с плодами, которые определенно засыхают. Буду ежедневно их поливать, с надеждой, что они воскреснут. Если нет, то еще одно разочарование в жизни!
Дом великолепный. Хорошая меблировка, но... ни одного стола или ящика с ключом. Даже не понимаю, где они держат или держали свои деловые бумаги, а дамы свои драгоценности... Наташа держит все нужное и важное в своих дорожных сундуках. Нашли и прислугу.
Получил оба твои письма. Второе — десять минут назад. Когда о тебе думаю, всегда тоскую, что мы свои последние, немногие годы живем врозь. Это нехорошо, а жизнь так устраивается, что переменить, изменить что-либо почти невозможно. Много в жизни узлов, которых не разрубишь.
Стараюсь гулять больше и быть на воздухе. Моим глазам как будто лучше последние дни. Лечу их, как сказано, аккуратно. Два дня как стал корректировать и не замечаю тех неприятных явлений, которые были раньше.
Ну, до свидания! Когда разругаешься с Карнеги1, жду тебя сюда.
Крепко обнимаю. Твой С. Р.
Н. Б. МАНДРОВСКОМУ
17 мая 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
...Живем уже два дня на новой даче. Дача хорошая, но Наташа ворчит на недостаток многих вещей по инвентарю, говоря, что за нашу цену, за ту цену, которую мы платим, недостаток нужных ей вещей недопустим. Я думаю, все устроится.
Очень милый агент, который нам помогает.
Неприятность еще с прислугой.
Я себя чувствую недурно. Главным образом, спать стал лучше от лекарства, которое мне прописал Успенский. И глаза как будто лучше.
Привет. С. Р.
С. А. САТИНОЙ
2 июня 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Дорогая Сонечка,
Ирина тебе собирается писать письмо, поэтому я буду говорить только про дело. У меня есть к тебе просьба, довольно неприятного свойства. Когда будешь в N[ew] Y[ork]'e, вызови к телефону Mrs. Barklay и скажи
ей, что я за неумением писать на английском или французском языке прибегаю к твоей помощи (за что извиняюсь). Я согласен, если она хочет, прислать ей сейчас 100 долларов — как задаток доктору за зубы Cornelia. И от 1-го июля по 1-ое декабря включительно по 15 дол[ларов] тому же доктору, согласно плану, который она мне написала. К этому ты должна непременно прибавить, что я с радостью сделаю это в этом году, т. к. в будущем году уже больше не буду в состоянии кому-либо помогать. Если она на это согласится, в чем сомнения мало, скажи Мандровскому, чтобы он прислал мне чек на 100 дол[ларов] на ее имя для подписи.
Крепко целую. Твой С. Р.
Н. Б. МАНДРОВСКОМУ
8 июня 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Многоуважаемый Николай Борисович,
Посылаю подписанный чек. Больше дел никаких нет.
Хочу к Вам обратиться с личной просьбой в надежде, что Вы мне в ней не откажете, а быстро исполните. Пожалуйста, прошу Вас, зайдите на прием к Полчанинову и дайте ему Вас выслушать. Соня мне пишет, что у Вас ужасный вид, что Вы кашляете и т. д. И курить Вам надо меньше во время кашля. Это я и без доктора знаю. Итак, надеюсь на Ваше доброе сердце.
Все расходы отнесите на меня!
С приветом. С. Рахманинов
С. А. САТИНОЙ
14 июня 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Дорогая моя Сонечка!
У меня есть две новости, о которых сообщаю тебе первой. Вчера я купил здесь маленький дом. Он на хорошей, чистой улице, где покойно. В то же время квартал из дорогих. Это в Beverly Hills. Дом на редкость
чистенький! Внизу зала, Library 1,столовая, Breakfast room2, кухня и комната с ванной для прислуги. Наверху три хорошеньких спальни, ванны и гостиная. Очень милый балкончик. Маленький садик и гараж на три автомобиля. Таким образом, для тебя и твоего автомобиля место есть. (Имей это в виду, когда тебя будут прижимать в Carnegie.) Купил его, согласно своей натуре невоздержанной, ровно в три дня. За это меня в доме немного пилят. Пока не раскаиваюсь3 <...>
Ты, вероятно, слушала и можешь сказать определеннее. У нас все прохладная, даже холодная погода. Я доволен! Наташа спрашивает всех, где солнце? Но если оно прорвется через туманности, то будет жара, что для меня хуже.
Жизнь мы ведем рассеянную. Часто выезжаем, часто принимаем. Но знакомые у меня тут милые. Ничего против них и приемов не возражал бы, если бы не утомлялся немного. Так что сегодняшнюю партию4 решили отменить.
Ну, до свиданья. Крепко обнимаю!
О первом пункте пока никому не говори. Все равно все узнают. Тогда подтверждай. Ну, а о втором пункте сама знаешь!
Твой С. Р.
А. В. ГРЕЙНЕРУ
[27 июня 1942 г.]
[Беверли-Хиллс]
Многоуважаемый Александр Васильевич, Разберете ли Вы мой почерк? Один из самых гениальных, т. е. непонятных почерков. Даже я сам, по прошествии некоторого времени, когда забываю, о чем писал, с трудом его разбираю. Но ни машинки, ни секретаря у меня нет. Живем на скудном положении! Рекомендую взять лупу и запастись терпением.
Мне хочется Вас поблагодарить за Ваше письмо. Хочется еще сказать несколько слов о нас. Живем недурно. Наслаждаемся климатом! За эти 40 дней было два жарких дня и ни одного дождя. Все остальное время прохладно, иногда даже холодно. После семи часов вечера надеваем пальто. Первое, что здесь на себе
заметил, что стал гораздо лучше спать. А не [неразборчиво]. Это самое блаженное время. Видимся часто с Володечкой; видал два раза Рубинштейна. Не видал только Joseph'a. У меня в Нью-Йорке создалось такое впечатление, что он не очень стремится меня встретить. Сам я не решаюсь к нему идти. Думаю, что если он бы хотел меня видеть, то позвонил бы. Таким образом, положение такое: я к нему не иду — он ко мне не звонит. Возможно, что так и все лето пройдет.
Видаемся еще много с русскими друзьями тут. Вообще образ жизни «рассеянный».
Совсем случайно купил себе здесь дом. Маленький, скромненький, как и подобает не очень любимым артистам. Буду в нем жить и, вероятно, умирать.
Вот и все новости.
Кланяйтесь всем. Скажите Александре Феоктистовне, что ни Бр., ни Бар. не видал.
Привет С. Рахманинов
Р. S. Просьба! Будьте так добры, пошлите Julia Steinway в госпиталь дюжину роз и напишите, что это от старого друга из Калифорнии и душевные пожелания скорого выздоровления. Мандровский отдаст Вам деньги.
До свиданья.
Н. Б. МАНДРОВСКОМУ
29 июня 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Многоуважаемый Николай Борисович!
Ваше письмо от 25 июня, отправленное регулярной почтой, пришло ко мне сегодня. Это скоро! Сегодня же пришел высланный Вами костюм. А вот нот от Foley («Симфонические танцы») до сих пор не получаю, хотя последняя корректура была мной отдана до моего отъезда из Нью-Йорка. Не понимаю, почему так долго с ней копаются! Эти ноты мне очень нужны, так как хотел их показать тут одному дирижеру, который их будет играть и который скоро уезжает. Где же тут американская быстрота, которой так кичатся? Ноты Листа, отправленные Вами, получил. Письмо в Аргентину подписал и отправил его отсюда сам.
Правда также то, что я купил дом. Не «усадьбу», как сказал Алданов, а маленький, чистенький домик на хорошей жилой улице в Beverly Hills. Есть там и крошечный садик, где много цветов и несколько деревьев: одно апельсинное, лимонное и нектарин есть. Как правило— с домами мне не везет. За свою жизнь купил шесть домов. Из них только один был удачный в Нью-Йорке и продал его удачно. Остальные же или потерял, как в России, или почти потерял, как в Германии и Швейцарии. Этот последний здесь, вероятно, отнимут японцы, хотя, говоря искренно, в их приход сюда плохо верю. Если же придут, то непременно ради моего дома. Такая уж фортуна!
Затем до свидания. Привет! Лечитесь ли?
С. Р.
С. А. САТИНОЙ
5 июля 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Милая моя Сонечка,
Относительно твоего нового, предполагаемого места— мне хочется сделать только одно замечание. Согласно твоим словам, ты отказалась от 3-летнего контракта и согласилась на полтора года, когда истекает твой срок службы в Carnegie. Вот мне и хочется спросить тебя, стоит ли менять службу, место, налаженные отношения, приятную для тебя жизнь с Марией Александровной, близость Нью-Йорка и т. д., если гарантия срока службы та же. Мне бы казалось как раз наоборот: или остаться здесь, или брать 3-летний контракт туда. Прости, что вмешиваюсь, — но хотел только сказать, что думаю. Может быть, у тебя есть какие-либо другие соображения, мне неизвестные.
У нас все благополучно, если не думать о войне. (Мне теперь совсем очевидно, что у русских не хватает снаряжения, иначе такая армия не отступала бы.)
Начинает и погода меняться к худшему, т. е. делается жарче. Все зависит здесь от ветров. Если ветер со стороны океана, то тогда маленький туман и прохладно, если ветер со стороны пустыни, то тогда жара, которая делается
особенно сильной в сентябре. Ночи остаются прохладными. Конечно, и во время жары на нашей горе, где живем, лучше, чем внизу. Но все же, как правило, ветер в августе и сентябре — с пустыни, что, на мой вкус, не привлекательно.
Третьего дня и вчера пролежал в постели — у меня было довольно сильное желудочное недомогание. Доктор Голицын сказал, что эти заболевания здесь сейчас очень часты. Запретил мне есть сырые фрукты, если они не вымыты в кипятке. Какие-то и для фруктов здесь употребляют яды. Что за страна! Ничего естественного. Все надувательство! Сегодня я уже почти здоров и встал.
Софушка, та страдает от голода! Отправили ее к массажистке здесь, приемная которой обвешана портретами всех холливудских звезд, которых она приводила своими манипуляциями в нормальный вид. Не знаю уж, хорошо ли мы поступили. Одно мне только нравится: из семи дней в неделе — четыре дня тяжелая диэта, три дня может все есть, но в нормальном количестве, конечно. Обещали Софе десять сеансов в три недели. Посмотрю, что будет, и тогда, может, прекращу.
Ирина много выезжает. Ей здесь русские очень нравятся. И встает раньше и даже иногда (редко), но двигается.
У Наташи боли все продолжаются! Начинает меня беспокоить!
Обнимаю тебя крепко.
Твой С. Р.
С. А. САТИНОЙ
18 июля 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Дорогая Сонечка!
Твое письмо, где спрашиваешь какого-нибудь благодетеля ответить на твои 3 вопроса, пришло уже 3 дня назад. Буля обещала сразу ответить, но, кажется, не ответила!
1. Мы будем, вероятно, в Нью-Йорке 28—29 сентября.
2. Сезон начинается, кажется, 12 октября в Детройте1.
3. Реситаль в Нью-Йорке, кажется, 30 октября2.
4. С оркестром Нью-Йоркской филарм[онии] 17—18 декабря 3.
Говорю все приблизительно, по памяти, так как расписания еще нет.
Вчера играл здесь (в Hollywood Bowl). Не очень мне понравилось играть в саду. Буду рад, когда отыграю сегодня4.
В заключение большая просьба: когда будешь в Нью-Йорке, отыщи ноты, целая тетрадка «Impromptu» Schubert'a. Посмотри, имеется ли там «Impromptu» (опус около 140) с 4 бемолями, страниц 10 в нем. Внизу напишу тебе первый такт, как начинается5. Попроси Мандровского мне его выслать.
Писали ли тебе, что Фофка очень болен? Он каждый день ездит к ветеринару, у него вытекает глаз; собачку жалко, но Люлю еще больше.
Крепко обнимаю. Твой С. Р.
Н. Б. МАНДРОВСКОМУ
21 июля 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Многоуважаемый Николай Борисович!
1. Прилагаю расписку почтамта на какую-то Printed Matter 1.Уплатите 26 центов и оставьте эту «Matter» в Нью-Йорке.
2. Прилагаю два подписанных чека.
3. Копия и счет City Bank Farmers. Надо Вам написать чек и прислать мне его для подписи. Чек на 10 дол[ларов].
4. Еще бумага от <...> по поводу Вашего налога, с моей подписью.
Это все.
Два дня назад отыграл здесь два вечера в Hollywood'cком Стадиуме2. Кроме чека за эти концерты, получил еще lumbago. Еле встаю сейчас и хожу, имею вид «запятой». И поделом. Не отнимай хлеб у молодых и не лезь, куда тебе по возрасту лезть не полагается!
До свидания. Привет! С. Р.
Е. И. СОМОВУ
24 июля 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Милый мой Женечка,
Пять дней назад вернулся из Нью-Йорка Ратов. Таким образом, хлопоты о Чехове, если он действительно о нем хлопотать хочет, могут начаться только теперь. Да и то, если он сможет урваться от своей работы. В Нью-Йорке он делал снимки своего нового Revue. Вернувшись сюда, он сразу приступил к работе по этому Revue здесь—и занят с раннего утра до позднего вечера. Это верно: тут все так во время съемок работают. Я его видел не более двух минут. Вынес впечатление, что Чехова он хочет и хлопотать о нем будет. Сказал мне еще, что, вероятно, Ч[ехова] сюда выпишут и дадут ему «пробу», после которой, если дадут, не сомневается, что его пригласят. Я только осведомился, на чей счет Чехов сюда приедет!? На свой, или на счет Персидского Шаха!? Р[атов] заявил, что дорогу туда и обратно оплатят.
Что и требовалось доказать! Его заявление Чехову, что рекомендовать его будут от моего имени и Горовица с Хейфецем, — заявление, Вас поразившее, — меня нисколько не удивило. Не все ли равно! Пусть хоть и Кусевицкого сюда захватят. Лишь бы результат был!1 Ратов свое начальство лучше нас знает. А то невежество, которое между ними процветает и о чем слышу каждый день удивительные рассказы, — безгранично. Ратова надеюсь скоро опять увидеть, на этот раз свидание будет более длительное, тогда узнаю больше и Вам отпишу. Если приезд Чехова осуществится — с Вас полагается мне куртаж2: не менее пятидесяти стеклянных мундштуков. Если откажетесь, начну дьявольские интриги против Ч[ехова], на что мы вполне способны. Предупреждаю.
Играл здесь два раза на открытой сцене3. Результаты следующие: получил довольно крупный чек и сильнейшее lumbago. И до сих пор еще могу сидеть и лежать — но встать — ни-ни! И поделом! Такая шаловливость не для моего возраста! Меня продул холодный ветерок, который во время игры неприятно чувствовал.
Из ваших же мест известия приходят о колоссальной жаре и духоте. На этот счет можем похвастаться: у нас прохладно и, конечно, до сих пор (мы уже тут больше двух месяцев) ни одного дождя. Благодатный здесь климат. Через полчаса Наташа едет выпроваживать хозяйку из нашего дома и получать ключи дома. Принимаю Ваше поздравление! Коли задумаетесь о подарке нам на новоселье — то пятьдесят стеклянных мундштуков будет достаточно4.
До свидания. Обнимаю и всем шлю привет.
Ваш С. Р.
А. В. ГРЕЙНЕРУ
29 июля 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Дорогой Александр Васильевич,
Получил Ваш счет на 2069 дол[ларов] 07. Теперь у меня к Вам вопрос и просьба. Не мог ли бы я отложить уплату этого счета до 1-го октября, до моего приезда в Нью-Йорк. Видите ли, почти все, что у меня было на
текущем счету, я снял на покупку дома, сам теперь побираюсь, норовлю жить на чужой счет. Такова моя фортуна теперь! Если Steinway & Sons находятся в таком же положении, как я, то я попрошу Левина Вам заплатить, если только у него есть деньги. Но приятнее мне было бы самому это сделать, если Вы разрешите? Ответьте мне.
И еще, тот рояль, который здесь находится сейчас, останется ли тут до моих концертов в марте или его отправить обратно? 1 Ради экономии хотел бы видеть рояль здесь. Ответьте, пожалуйста, и на этот вопрос.
До свиданья. Всем мой привет и поклон!
С. Рахманинов
Н. Б. МАНДРОВСКОМУ
31 июля 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Многоуважаемый Николай Борисович, Посылаю подписанные чеки.
Относительно присланных «для отзыва» нот я прошу Вас написать с кем-нибудь хорошее письмо фирме Theodor Presser and С° в Филадельфии следующего содержания:
«Насколько припоминаю, от Вас не поступало никакого запроса к С. Р[ахманинову] с просьбой просмотра присланных Вами сочинений. Таким образом, Ваша короткая пометка «для отзыва» меня очень удивила. С. Р[ахманинов] никаких отзывов не дает и давать их всем не может и не хочет.
Что прикажете делать с нотами. Должен ли я Вам прислать их обратно?»
До свидания. Привет. С. Р.
С. А. САТИНОЙ
4 августа 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Дорогая моя Сонечка!
Час назад получила Наташа твое письмо, где ты спрашиваешь о вещах — о белье. Будь добра, пришли, пожалуйста, все, что у тебя есть: (ты пишешь, что-то
вроде 76 фунтов), чтобы хоть эти вещи вышли из твоей головы и больше тебя не беспокоили. А если что есть или что надо выкинуть, то эту операцию мы и здесь сумеем произвести. Кажется, American Express самая подходящая компания для этого.
Продолжаем вести самый разгульный образ жизни1. «Thank you»! Сегодня у нас премьера новой фильмы, где присутствуют только приглашенные и где участвуют очень много звезд первой величины. Занятный сюжет. Это история одного фрака, который, прежде блестящий и новый, переходит с одних плеч на другие, опускаясь все ниже и ниже. Вот все эти владетели того же фрака и представляются лучшими артистами.
Завтра четверг, у нас обед у Стравинского. Послезавтра все, кроме меня, на концерте в Hollywood Bowl, где Горовиц играет мой 3-й концерт. В понедельник обед у Самаровой-Стоковской в Passadena, после которого и мне придется слушать Горовица с Третьим концертом и т. д. Не думай, что это все. На той неделе еще один обед. Не думай также, что я из-за такой жизни не занимаюсь. Нет, я аккуратно играю. Верно, что я не сочиняю, да и невозможно это. А если возможно, то получается нечто вроде последней Симфонии Шостаковича]. Нет! В свободное время зачитываюсь романами сомнительного достоинства, но захватывающего интереса. Глотаю сейчас Всеволода Соловьева. Кстати, глотаю и йод также. Чувствую себя недурно в общем. А погода у нас все райская. Солнце и прохлада.
До свидания. Обнимаю тебя крепко.
Твой С. Р.
Н. Б. МАНДРОВСКОМУ
11 августа 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Многоуважаемый Николай Борисович, Посылаю Вам:
1) Письмо Foley с теми условиями, которые я принимаю для нового контракта с ним.
2) Два счета Dasis and С°, которым надо переслать эти деньги. Пришлите чек для подписи. Узнайте, не
находится ли их представитель тут, чтобы деньги отдать здесь. Иначе придется посылать.
3) Возвращаю письмо Credit Suisse, а также свое письмо к ним и подписанный чек.
Это, кажется, все! Остается пожелать Вам всего хорошего и Вас приветствовать.
С. Р.
Третьего дня тут случилось необычайное происшествие 1, шел дождик!
Н. Б. МАНДРОВСКОМУ
15 августа 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Многоуважаемый Николай Борисович,
Посылаю Вам чек с моей подписью. За что это. Ведь 1940 год делал Ide. Что же он пропустил? Сообщите, за что? Прошу еще прислать мне обыкновенной почтой следующие ноты в издании Foley: 1) Мелодия, ор. 3 № 3, 2) Серенада, ор. 3 № 5, 3) Moment musical, op. 16 № 2, 4) Humoresque op. 10 № 5. Все эти вещи принадлежат «моему перу», высоко выражаясь — и находятся в моем бюро с многочисленными ящиками.
Еще прошу Вас к 1-му сентября прислать 400 папирос.
Привет, поклон С. Р.
С. А. САТИНОЙ
15 августа 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Милая моя Сонечка!
На твое письмо Наташе и Ирине, полученное вчера, отвечаю тебе, во избежание задержки, сам.
1) Твоя постель им не нужна. Куплена она у Масу. Цена ее 30—35 дол[ларов]. Советую эту цену и назначить за нее. Матрасов сейчас нет в продаже, а оставшиеся ценят гораздо дороже. Ты будешь вполне права, если спросишь 30 дол[ларов]. Впрочем, знаю, что все эти рассуждения ни к чему и ты удовлетворишься 5 долларами, 2) Две кастрюли для супа, 3) Две эмалированные
кастрюли, 4) Сковорода, 5) Мясорубка, 6) Жбан, подаренный мне Пулечкой, 7) Подушка — все это прошу нам выслать сюда. Все остальные драгоценности, как удочка и т. д., выкинь в габадж 1.
Пять минут назад пришли вещи, высланные тобой из Huntington. Наташи дома нет, и я их не отворял. Думаю, что открывать их и не стоит. Все, наверное, в порядке и портиться там нечему. Но вот вопрос. С нас денег не взяли за доставку. Значит, заплатила ты. Сколько? Припишу по приезде Наташи.
Наташа тоже не хочет глядеть вещи. Сейчас в нашем доме маленькие переделки. Когда кончат, то тогда вещи отвезем туда и там откроем.
У нас все благополучно. Завтра партия. Будет 22 человека и все русские. Как видишь, время даром не теряем. Обнимаю крепко и целую.
Твой С. Р.
Foley просидел здесь около двух недель. Послезавтра уезжает. Насчет дел все переговорили. Благодаря его хлопотам, думаю, что он устроит моей Танюше ежемесячные платежи во франках в Париже. Очень я счастлив, если это устроится.
Просил Foley сделать для тебя снимки нашего дома здесь.
Е. И. СОМОВУ
17 августа 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Милый Женечка,
Вчера было воскресенье и мне удалось получить Ратова к нам на обед. Постараюсь резюмировать, что он мне сказал про Чехова, только наперед предупрежу, что ничего очень утешительного нету1. Он сказал: наконец теперь голоса за Чехова перевалили за половину и что теперь есть все же надежда на его приглашение. Сказал, что думает устроить обед для Пастернака, куда мне надо прийти также, чтобы на Пастернака давить совместно. «Эти давления», особенно на английском языке, не в моем амплуа. И в заключение сказал, что почти уверен, что Чехову дадут пробу с оплаченной дорогой
и что, после такой пробы, невероятно, чтобы его не приняли. Тут, конечно, подразумевалось то впечатление, которое Чехов произведет на своих судей. В общем, у меня получился такой взгляд: Ратов старается всеми силами привлечь Чехова, но что голоса за него не перевалили за половину, а напротив, не достигли половины, — иначе его приглашение было бы уже решено. Конечно, на обед я пойду и буду «давить». Но тут же скажу, что после этого разговора в мою душу впервые закралось сомнение, что стеклянные мундштуки могут до меня и, не дойти!2Дам следующий отчет о Чехове после обеда.
Поблагодарите Елену Константиновну за присланный журнал. Действительно, «Шпион» рассказ очень сильный. Больше ничего примечательного в книжке не нашел, кроме нескольких строф современного русского поэта Прокофьева про березу: «Люблю березу русскую, то светлую, то грустную». К сожалению, это стихотворение не приведено полностью. Имеются еще только интересные строфы, которые заканчиваются: «Под ветром долу клонится — И гнется, но не ломится». Очень мне это понравилось.
Живем по-прежнему широко и рассеянно. На вчерашнем обеде, например, который подавался на нашем великолепном балконе с сильным электрическим светом, было 22 персоны3. Провизии было столько, что можно бы было накормить 122 персоны, как всегда у Наташи. Главное неудобство в этом то, что нам, впятером, придется ею питаться еще недели две.
До свидания. Привет, поклон всем.
Ваш С. Р.
Н. Б. МАНДРОВСКОМУ
23 августа 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Вчера я получил телеграмму о смерти Фокина1. Какое страшное несчастье! Шаляпин, Станиславский, Фокин — это была целая эпоха в искусстве. Теперь все они ушли! И некому занять их место. Остались толькo дрессированные моржи, как говорил Шаляпин.
[С. Рахманинов]
Н. Б. МАНДРОВСКОМУ
29 августа 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Многоуважаемый Николай Борисович,
1. Посылаю подписанные чеки. Кажется, каждое мое письмо начинается таким заявлением. Похоже, очень я богат!
2. Посылаю маршрут, присланный Неск'ом. Надо ему его отправить обратно, снявши копии: одну для Нат[алии] Алекс[андровны], одну для Софии Алекс[андровны], а для меня одна уже имеется.
Скажите, что маршрут хорош, лишь бы только достал всюду drawing-room1, спальные места. Не такие теперь времена, чтобы придираться и капризничать. Скажите ему еще, обратные билеты отсюда в Нью-Йорк у меня уже заготовлены: мы выезжаем 25-го сентября, а дети 19-го.
3. Папирос у меня еще достаточно, так что не очень беспокоюсь, если они запоздают.
Видели ли Вы Foley?
До свидания. Привет и поклон. С. Р.
С. А. САТИНОЙ
29 августа 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Милая моя Сонечка,
Посылаю тебе снимки нашего дома здесь, которые сделал Foley. Снимки не особенно ясные, но за неимением других эти все же дают представление о нашем владении, в котором тебе предстоит жить в 1944 году. Посылаю еще три заметки по поводу моего юбилея, написанные в Москве, переведенные для помещения якобы в здешних газетах и присланные мне с милым письмом из Русск[ого] Посольства в Вашингтоне. Таким образом, большевики все же первые вспомнили и, вероятно, единственные, котор[ые] вспомнят. Всех остальных
это мало интересует, а посему боюсь, как бы этот слух не появился здесь 1.
У нас все благополучно! Разъезжаем и принимаем. Много заняты устройством дома (бываю там ежедневно).
Погода по-прежнему райская. Солнечно и прохладно — иногда даже холодновато.
Вот и все на сегодня! Крепко обнимаю и целую!
Твой С. Р.
Н. Б. МАНДРОВСКОМУ
31 августа 1942 г.
[Беверли-Хиллс]
Многоуважаемый Николай Борисович! Пойдите к Марксу Левину и передайте ему следующее:
1. Программа Minneapolis; a) Concerto 2, b) «Symphonie Dances» 1.
2. New York Philharmonie — или мой Первый, или мой Четвертый концерт. По времени они почти одинаковы— около 22 минут, а значит, Mitropoulos может делать, составлять свою программу2. Одна только просьба, чтобы меня отнюдь не ставили последним номером.
3. Для Чикаго — Stock просит Первый концерт Бетховена и мою Рапсодию3. Согласен!
4. Согласен такую же программу для San Francisco. Получил от Левина расписание концертов. Там есть одно ужасное неудобство. 20 февраля я играю в New Orleans, после чего следующий концерт 3 марта в Калифорнии. Что прикажет он мне делать эти 10 дней? Ехать в Калифорнию оттуда согласен. Но после 16 марта он меня посылает опять в Texas на три концерта. Так почему же эти три концерта он не устроит после 20 февраля? Может, это еще возможно сделать? Поговорите с ним. А то боюсь, что после 16 марта (концерт в Los Angeles) заболею и никуда не поеду хлебать киселя обратно.
Еще вот что: в его списке имеется концерт в Los Angeles 14 марта. А я там играть отказался, если мне не повысят гонорар. Устроено ли это?
Передайте Левину, что письмо Мильштейна получил. Пусть он извинится очень перед Мильштейном, что я сам ему не отвечаю... Очень уж много писем — сказать же ему надо, что от его предложения, очень для меня приятного и лестного, должен отказаться. Я буду играть опять для России4. Помогать России в настоящее время это то же самое, что помогать Америке. Но последней помогают все, а России не многие. Я пока еще русский, а потому, естественно, тянусь еще к ней.
Хочу еще Вам сказать несколько слов о Foley. Если у Вас такое впечатление, что Foley неприятны Ваши вопросы о нашем договоре, то лучше ему больше их не задавайте. Другое дело, если он сам к Вам обратится.
Ну вот и все пока. Привет. До свидания.
С. Р.
Е. И. СОМОВУ
5 сентября 1942 г.