Л. я. нелидовой-фивейскои
ПИСЬМА
969. А. ЧЕЙСИНСУ
25 января 1934 г.
[Нью-Йорк]
Дорогой мистер Чейсинс!
По возвращении в Нью-Йорк я нашел Ваше письмо от 19 января.
Я был бы рад видеть Вас в среду, 31 января, в 11 часов, если, конечно, Вам это удобно.
Искренне Ваш С. Рахманинов
970. К. Е. КЛИМОВУ
27 января 1934 г.
[Нью-Йорк]
Многоуважаемый Константин Евгеньевич, Посылаю Вам при сем две свои программы для моих концертов 9-го и 12-го апреля в Риге1 и при этом хочу сказать Вам следующее: так как оба моих концерта состоятся на протяжении всего лишь четырех дней, то я хочу, чтобы объявление обоих концертов, равно как и продажа билетов, производились одновременно.
По нашему с Вами условию Вы мне гарантировали гонорар только за первый концерт, второй же я даю за свой собственный риск. Я допускаю, что мое желание об одновременном объявлении обоих концертов и одновременной продаже билетов на них может встретить возражение с Вашей стороны. Если это так, то я предпочту отказаться от Вашей гарантии и оба концерта
давать за свой страх и риск, но во всяком случае хочу, чтобы объявление обоих концертов и продажа билетов были сделаны одновременно.
Интересует меня вопрос о том, задержаны ли залы на оба концерта и внесены ли задатки. Если вопрос о Вашей гарантии отпадает, то имеете ли возможность внести задатки за залу или я должен буду перевести деньги на этот предмет? Ответьте, пожалуйста, на этот вопрос немедленно.
Имейте в виду, что 28-го февраля я уезжаю в Англию и адрес мой там от 6-го по 18 марта будет: С/о, Mrs Ibbs and Tillett, 124, Wigmore st[reet], London. После же 18-го марта мне следует писать по адресу моей дочери в Париж: M-me Boris Konus, 4 villa Eugene Manuel, Paris.
С искренним приветом С. Рахманинов
А. А. СВАНУ
1 февраля 1934 г.
[Нью-Йорк]
Многоуважаемый Альфред Альфредович, С грустью прочел Ваше сообщение о кончине матери Екатерины Владимировны. Передайте, пожалуйста, ей мое душевное сочувствие в ее тяжкой утрате.
Что касается Вашей просьбы относительно ссылки на меня при подаче заявления о стипендии 1, то, конечно, я ничего не имею против этого и буду очень рад, если Вам удастся получить возможность закончить свою работу.
С искренним приветом С. Рахманинов
В. КАРАПЕТОВУ
2 февраля 1934 г.
[Нью-Йорк]
Мой дорогой профессор Карапетов!
В ответ на Ваше письмо от 31 января1 я хочу выразить Вам благодарность за предложение войти в состав Совета попечителей колледжа в Итаке. Я принимаю
его с удовольствием, и, конечно, буду очень рад иногда беседовать с Вами как с председателем Совета по вопросам, касающимся Музыкального факультета Вашего института.
Искренне Ваш [С. Рахманинов]
Г. КУГЕЛЮ
3 февраля 1934 г.
[Нью-Йорк]
В ответ на Ваше письмо от 8 января этого года 1 хочу сообщить Вам, что, так как расписание моего концертного турне на весну 1934 года уже составлено, я не могу в настоящее время указать Вам дату концерта в Вене.
Преданный Вам С. Рахманинов
К. М. ЖИВОТОВСКОЙ
8 февраля 1934 г.
[Нью-Йорк]
Дорогая Патти.
После своего концерта в Вашингтоне1 приеду к Вам обедать, а после обеда — уеду в дальнейший путь. Привет Виктору Тимофеевичу и Ирине.
Ваш С. Рахманинов
К. Е. КЛИМОВУ
15 февраля 1934 г.
[Нью-Йорк]
Многоуважаемый Константин Евгеньевич, Я очень сожалею, что должен огорчить Вас, но состояние моего здоровья таково, что я не в состоянии буду играть этой весной в Риге1. Доктора требуют, чтобы я возможно скорее ехал к себе в Швейцарию на продолжительный отдых. Вследствие этого я должен отменить
все, что только могу: я уже отменил свой нью-йоркский концерт, который должен был состояться 24-го с[его] м[есяца], все свои предполагавшиеся концерты на континенте, включая и парижские концерты2, а также, вероятно, и свои концерты в Англии3.
Таким образом, прошу Вас считать мои рижские концерты отмененными и сообщить по адресу моей дочери в Париж все произведенные Вами расходы, которые я должен буду Вам возместить.
Это официальная часть моего письма. Теперь неофициальная. О концертах в Риге я мечтал как об отдыхе для себя. Мысль об этой поездке меня все время занимала, но дело в том, что мне, вероятно, предстоит делать операцию4 и поэтому приходится беречь свои силы, отменив все, что возможно из предстоявших концертов. Если буду здоров, то сочту своим долгом в следующем сезоне непременно приехать в Ригу5.
С искренним уважением С. Рахманинов
Н. СОКОЛОВУ
15 февраля 1934 г.
[Нью-Йорк]
Мой дорогой Соколов!
В прошлый вторник вечером я лежал в постели и слушал по радио мою Вторую симфонию под Вашим управлением.
Разрешите мне выразить Вам самую сердечную благодарность, потому что Ваша интерпретация моего сочинения заставила меня совершенно позабыть о болезни. Спасибо!
Искренне Ваш [С. Рахманинов]
Т. ИЗАИ
16 февраля 1934 г.
[Нью-Йорк]
Дорогой мосье Изаи,
Вместе с этим письмом посылаю программу, которую буду играть в Льеже, если это мне позволит мое здоровье1.
Должен Вам сказать, что в настоящее время я себя чувствую не очень хорошо, мне даже пришлось отменить несколько концертов здесь и изменить расписание концертов в других городах.
В течение ближайших двух недель окончательно выясню, буду ли в состоянии продолжать мое европейское турне или вынужден буду аннулировать все ангажементы. В этом последнем случае предупрежу Вас телеграммой.
С приветом С. Рахманинов
У. Л. ПИГГОТТУ
17 февраля 1934 г.
[Нью-Йорк]
Дорогой сэр!1
Я получил Ваше письмо от 14 февраля. Конечно, существует немало людей, которые музыку превращают в средство к существованию. Но уже было замечено, что те, кто подходит к музыкальному искусству только с единственным намерением заработать деньги,— всегда терпят крах.
Очень искренне Ваш [С. Рахманинов]
Н. К. АВЬЕРИНО
19 февраля 1934 г.
[Нью-Йорк]
Дорогой Николай Константинович,
Очень благодарю тебя за твои заботы и желание помочь мне. Доктор Вильямс звонил мне по телефону и с ним разговаривал Фоли, который объяснил ему, что меня пользует д[окто]р Руссель и что теперь я нахожусь в надежных руках, с чем согласился и д[окто]р Вильямс.
Я чувствую себя немного лучше и думаю даже 25-го играть в Буффало1.
Уезжаем в Европу 28-го февраля.
Всего тебе лучшего и еще раз спасибо.
С. Рахманинов
КОРОЛЕВЕ ЕЛИЗАВЕТЕ
[После 17 февраля — до 6 марта 1934 г.]
Мы глубоко сочувствуем Вам и Вашей семье в связи с ужасной трагедией, обрушившейся на Вас и Вашу страну1.
Его величество славно исполнял свою миссию короля, гражданина и человека.
Земная корона, которую он носил с таким богом данным милосердием и преданной любовью к человечеству, сменится короной бессмертия, а память о нем не исчезнет никогда.
Мистер и миссис Рахманиновы
Е. И. и Е. К. СОМОВЫМ
14 марта 1934 г.
[Лондон]
Милые Сомовы!
Пишу наспех обещанное письмо. Концерт в Лондоне прошел очень хорошо1: много народу (почти полно!) и играл удачно. Что касается приема, то меня, кажется, нигде не принимают так помпезно, как здесь. Перед концертом чувствовал себя неважно и выходил на эстраду довольно «кисло». После же встречи размяк, тронулся и сразу решил играть хорошо.
Рецензии также хорошие (Newman больше на recitals'ы не ходит), но программой все не довольны. Слишком популярная. Одну рецензию, наиболее важную и яркую, пришлю вам. Почитайте, как нас разделывают!
Переезд через океан был идеальный. Только одну ночь покачало. Очень хорошая еда и service. Почти решил ехать обратно на «Manhatten». Еще радость: на третий День приехала к нам Бульчик. А с Танюшей говорим ежедневно по телефону. В провинции было пока только два концерта, но народу мало. Осталось два концерта, после чего решили «лететь» в Париж, не без
влияния моих двух manager'oв — и Foley, и Ibbs'a. Говорю про аэроплан. Моя Наташечка не прекословит, и причина та же, что и у меня: если ехать поездом, то приезжаем поздно и не застанем внуков бодрствующими. А так выедем в 12 ч[асов] и будем в 2 ч[аса] в Париже. Полдня в нашем распоряжении.
Через час приедет здешний известный гомеопат, которого на всякий случай решил запросить, ибо теперь и сам, думаю, что без операции вряд ли обойдусь. Ваши два письма получил. Спасибо. Шлю Вам всем привет и поклон. Передайте то же самое всем нас провожавшим.
С. Рахманинов
А. В. ГРЕЙНЕРУ
28 марта 1934 г.
[Париж]
Дорогой Александр Васильевич,
Вчера, в Льеже, закончил свои концерты этого сезона 1. Хочу тут же сказать, что в Париже2 был отвратительный инструмент. Как это произошло — не сумею объяснить. Милый Stark говорит, что это тот же инструмент, что и в прошлом году. Если это правда, то с ним что-то такое сделали... Из хорошего инструмента на протяжении года получился никуда негодный.
Ну, и результат плачевный! Играл я, как, вероятно, только Hanon & Son на рояле играет. А сбор был полный. Нехорошо! Для такого города на будущее время лучше платить буду за перевозку, но так играть нельзя.
В Льеже старый брюссельский рояль оказался недурным.
Проживем здесь до 8-го апреля приблизительно. Завтра еду с Foley в Havre за моим новым «Lincoln». Загуляем теперь!
Хорошо бы в преферансик сыграть!
Как Александра Феоктистовна?
Привет и поклон всем! Frau Professor3 особенно.
С. Рахманинов
С. А. САТИНОЙ
2 апреля 1934 .г
[Париж]
Дорогая моя Сонечка!
Получил твои три письма. В них было много радостного— и это радостное заключалось в том проявлении любви к тебе со стороны окружающих, о котором ты упоминаешь... Жистя Вам, Софья Александровна...
Здоровье мое отлично. Никаких болей, только кровотечение, и то не сильное. Так как Кострицкий за операцию, то, видимо, мне не миновать нести себя на заклание 1.
Дальнейшие действия таковы: Риземан устроит мне appointement2 у Brun'a на 11 апреля3. Выезжаем отсюда 9-го. Накануне операции пришлю тебе телеграмму.
Третьего дня получил свой автомобиль. Он в полном порядке и вызывает у всех любопытствующих восторженные чувства. По-прежнему, на улице останавливаются зеваки, что, по-прежнему, также вызывает у меня удовлетворение.
Вчера ездил в «Pavillon» смотреть старые места, Был чудный день, а «Линочка»4 катилась плавно, бесшумно и мягко. Получил большое удовольствие!
Кланяйся Сомовым. Всем привет. Тебя обнимаю крепко.
Твой С. Р.
Бумчик меня теперь знает, и мы друзья. Софинька подчеркнуто нежна со мной. Она очаровательная девочка! Слушал ее играющей на рояле (исполняла два этюда и три пьески), большие успехи сделала. Видел и танцующей ее у Кшесинской. Там, пожалуй, еще более успехов. Способная она ко всему.
В. Р. ВИЛЬШАУ
6 апр[еля]
1934 г. [Париж]
Дорогой Владимир Робертович, ты мне доставил большую, большую радость своим письмом 1,которое получил, еще живя в Америке, в начале января. За многими
делами ответить тогда же не собрался. В феврале (конце) уехал в Англию, где играл, — затем сюда и в Бельгию. Теперь концерты закончил2 (до 3-го октября в Америке) и чувствую себя, как и подобает, выжатым лимоном: усталым, раздраженным и вообще неприятным для окружающих. С каждым годом эта усталость заметно прогрессирует, хотя, в то же время, с каждым годом я уменьшаю число концертов. Объяснять это явление не собираюсь. Тебе оно и так понятно...
Через три дня еду в Швейцарию. Там, на Люцернском озере, у меня есть небольшое место, где собираюсь прожить все лето3. Бывать там люблю. А род моих занятий там — это садоводство и цветоводство. В этом году начало моего пребывания там будет омрачено маленькой операцией, которую мне необходимо сейчас же по приезде сделать. Не пугайся! Говорят, операция не серьезная. Авось к 1-му маю и выпустят из больницы!4 Одно только, что к посадке цветов опоздаю, да, и временно, еще более ослабею...
Едем туда с женой. Кстати, теперь мы ездим по всем концертам вместе, да и в больнице она будет жить в соседней комнате. Дети приезжают в Швейцарию значительно позже. Первая появляется Софинька (Волконская) с гувернанткой. Около 1-го мая. Ириночка приезжает около 15-го мая. К первому июня приезжают Танюша с сыном. Ее муж здесь на службе и приедет к 1-му июля (Танин муж Борис Конюс, сын Жюля).
Своих двух внучат очень люблю, но дочерей своих еще больше. Они у меня очень хорошие. Не современные! О, я в своих вкусах продолжаю быть консервативным. Софиньке сейчас 8 лет. Она прехорошенькая. Очень способная ко всему, как и мать ее. Два года как начала учиться на рояле. Чудный слух и чудные руки. Занимается здесь у Ольги Ник[олаевны] Конюс (жена Льва). Мальчику Саше (Таниному) 8-го марта минул год. Ну, про этого пока мало что сказать можно. Разве только то, что он на меня действует успокаивающе. Разговариваем мы с ним мало, а рожица у него такая потешная и веселая, что, глядя на него, и мне легче делается. Так с ним и занимаемся молчаливым разговором.
Хочу тебе дать свой адрес летний. Может быть, ты тогда соберешься и напишешь мне, чем доставишь мне опять радость5.
Жене твоей, детям — мой сердечный7 поклон. Тебя от души обнимаю.
Твой С. Рахманинов
Villa «Senar», Hertenstein b./Luzern.
Е. И. и Е. К. СОМОВЫМ
11 апреля 1934 г.
[Гертенштейн, вилла Сенар]
Дорогие Сомовы,
Третьего дня, без четверти семь утра, мы выехали с Наташей из Парижа. Было пасмурно и погода не предвещала ничего хорошего. И действительно, как только выехали из черты Парижа, так начался дождик и шел, не переставая, до Базеля. В Базеле, к моему великому торжеству, остановился, — что и дало мне повод твердить Наташе, что если есть где хорошая погода, то только в Швейцарии.
Из-за скользкой дороги во Франции, проба «Линочки» не могла состояться. В Швейцарии же скорый ход немыслим из-за многих поворотов. Въехали мы в ворота «Senar'а» в восьмом часу вечера. Было уже темно. Но все же я один пошел смотреть все места кругом большого дома, в самый дом не заходя. Несмотря даже на темноту, впечатление импозантное. После этого осмотра отправился по всему саду смотреть на все деревья. Все еще здесь голое. На деревьях маленькие почки. Приехали, значит, как раз в самое мной так любимое время. Каждый день буду наблюдать за деревьями и цветами, как они распускаются. Легли рано спать. Наташа меня умоляла ее не будить до половины девятого. Я обещал! Но про себя решил, что в восемь часов у меня начнутся приступы кашля. Проснулся в половине седьмого и терпеливо ждал. Без десяти минут восемь раздался, радостный для меня, сонный голос Наташи: «можешь вставать». Я не заставил себя просить и сразу поднялся. Приподнял наши тяжелые жалюзи и увидел безоблачное голубое небо и сверкающее солнце. Тут я и Наташу поднял. Пока одевался, глядел из всех окон
по всем направлениям на сад, на дом. Выпили кофею и отправились с Наташей и пришедшим Rossi вниз на набережную, чтобы посмотреть произведенные Rossi работы: новые каменные стены около воды и каменные работы на скале, на которой стоит большой дом. Эта последняя напоминает теперь в микроскопическом виде Гибралтар. Очень красиво! Оглядел все деревья внизу, около скалы. Ничего не попорчено! И только после этого пошли с Наташей в большой дом.
Ну, Sir! Умопомрачительно! Верно наш шофер сказал, которого Наташа сегодня водила по дому, что «можно брать деньги за осмотр!».
Хожу я по дому и чувствую себя миллионером. Да и не у всех миллионеров такой дом найдется. Гордится этим домом и архитектор, который мне сегодня сказал, что «неправда ли дом великолепен?!».
Дом еще не готов! Остались мелочи! Не готова и вся мебель, которую Mori не позволяет пока привозить. Есть только кое-что из мебели. И она мне нравится. Не думаю все же, что эта мебель будет «по плечу» самому дому.
Завтра привезут мне мой концертный рояль. Все будет готово не позже 20 апреля. (Я считаю, что к первому мая.)
Вчерашнюю ночь спал очень плохо. Но уже не от дома, а от мысли о визите к доктору в девять часов утра. Встал рано, но меня даже и солнце, опять блиставшее, не радовало. В девять был у доктора. Вот резюме... Ничего серьезного! Операция желательна. Но и операция не серьезная, под местной анестезией. Ввиду каникул, которые начинает сам доктор через два дня, и ввиду моего слабого состояния, рекомендует делать операцию через три недели 1. Пока же должен отдыхать и принимать железо. Просил меня не беспокоиться. Теперь, т. е. ныне, эта операция не мучительная. Таким образом, думаю лечь в госпиталь около девятого мая. Возможно, что лягу туда вместе с Софинькой (у которой сейчас корь, у бедной!), которой надо вырезать аппендицит2. Кстати про Софиньку! Это совсем очаровательная девочка! Прехорошенькая, с двумя косичками и милая, нежная, внимательная. Она за этот год и в моральном и в физическом смысле необычайно похорошела! Приедет сюда 1-го мая, если после кори, дай бог,
не будет осложнения... Бумчик появится не раньше 20 мая. Танюша жить без него не может и не хочет оставлять надолго мужа, который служит и может иметь только двухнедельный отпуск. Про Бумчика в другой раз.
Если Софушка еще не уехала, поздравьте ее с днем рождения, покажите ей это письмо и пожелайте ей счастливого «crossing'а» 3.
Всем привет и поклон. Ваш С. Р.
А. В. ГРЕЙНЕРУ
12 апреля 1934 г.
[Гертенштейн, вилла Сенар]
Дорогой Александр Васильевич,
Три дня как мы сюда приехали. А сегодня мне уже доставили мой новый рояль. Стоит он в новой студии. Завернут и обмотан бумагами. Так как дом еще не готов и мебель еще не вся привезена — я не хочу открывать рояль. Потихоньку только поднял крышку и тихонько заиграл на нем, рояль показался мне великолепным. Мне так захотелось немедленно послать телеграмму дому Steinway в Нью-Йорк и выразить мой восторг и глубокую благодарность за подарок, лучше которого и придумать нельзя. И только мое подлое незнание английского языка помешало этому. Принужден писать детям в Париж русский текст, а они уже в переводе отправят его по адресу.
Прилагаю к этому письму счет, который, согласно уговору с Erlich'ом, должен послать Вам.
Подробности про новый дом и наш приезд сюда написал вчера Сомовым. Если они (подробности, а не Сомовы) Вас интересуют, попросите Сомова прочесть Вам.
Как поживает Александра Феоктистовна? Как Вы? Хорошо было бы сыграть сейчас в преферансик. Маленькую пульку до 100.
Привет и поклон. С. Рахманинов
Д. РИБНЕР
18 апреля 1934 г.
[Гертенштейн, вилла Сенар]
Многоуважаемая, дорогая, милостивая сударыня!
Вот уже неделя, как я в Сенаре. Погода чудесная. Все цветет, и лучшего времени мы не могли бы застать. Я уже был у врача. Он мне советует сделать операцию, но только через три недели1.За это время я должен прийти в себя и отдохнуть. Он говорит, что эта операция совсем не опасная и теперь ее делают под местным наркозом. Этот врач — один из лучших.
[С. Рахманинов]
С. А. САТИНОЙ
5 мая 1934 г.
[Гертенштейн, вилла Сенар]
Дорогая моя Сонечка!
Только что говорил с тобой по телефону, и я сказал тебе, что хочу поговорить с тобой еще письменно. Тема вот какая: мой доктор еще не приехал. Обещает быть в среду, но, вернее, приедет в субботу. Если это так, то я могу «поступить» в госпиталь только в воскресенье вечером и операция будет в понедельник утром, т. е. 14-го: В этом случае оттуда не выберешься раньше 28-го. Если даже доктор приедет в среду и операцию делать в пятницу, т. е. 16-го, то «выход» последует 25-го1. Так как твой приезд сюда назначен на 18—19 мая и так как я ни с какой стороны не желаю лежать в госпитале пока ты тут, то я хочу задать тебе следующий вопрос: не могла ли бы ты (если это не огорчит бабушку) приехать сюда 15 мая и пробыть здесь, согласно программе, две недели, и затем вернуться в Дрезден и прожить там до отъезда? Ведь «арифметически» это выходит для бабушки то же количество дней, только в несколько измененном порядке. Если бабушка не захочет, подчиняюсь! Но затягивать операцию мне также невозможно, думая о работе2. Так же я бы лег в госпиталь на следующий день после твоего отъезда и успел бы выйти, пока ты в Дрездене еще. Мне это тоже приятно, чтобы ты была не так далеко, пока я буду там лежать. «That is lyrics, Miss Satin!»3
Поговори с бабушкой и дай мне знать. Я же, если доктор приедет аккуратно, буду у него в среду и выясню вопрос о сроке. К твоему сведению: доктор совсем не находит, чтобы эта операция была спешной. Отложить ее на месяц, в смысле болезни, не представляет вреда.
Как жалко, что тебя сейчас здесь нет. У нас тут все цветет и воздух упоительный. Лучше, чем в Дрездене, о чем прошу довести до сведения Тамуленции.
Нежно тебя обнимаю.
Твой С. Р.
Повезу тебя к каким-то двум профессорам, работами которых ты интересуешься, о чем узнал из газет.
Все тебя целуют! Танюша сейчас звонила к нам и сказала, что будет звонить тебе, от чего из экономии ее удерживал, но тщетно!
В. Р. ВИЛЬШАУ
17 мая 1934 г.
[Гертенштейн, вилла Сенар]
Дорогой Владимир Робертович,
Получил сегодня твое письмо1 и сделал сейчас распоряжение, чтобы тебе выслали из Парижа мои две последние транскрипции2 и Вариации на тему Корелли3. Послал бы тебе и рекорды, лучшие, чем ты имеешь, но боюсь тебя наказать на пошлине.
На сегодня больше ничего. Душевный привет и поклон.
Твой С. Рахманинов
Р. S. Операции еще не делал (геморрой, извините за выражение). Будут делать дней через десять, доктор хотел, чтобы я до операции несколько поправился.
Е. И. СОМОВУ
21 мая 1934 г.
[Гертенштейн, вилла Сенар]
Дорогой Евгений Иванович,
Я переезжаю в госпиталь завтра, 22 мая, операция будет 23-го. Будьте добры написать об этом «Рыбе» 1 не-
медленно. Я ей сообщил, что меня будут фаршировать 10-го. Также поблагодарите Грейнера за его сочувственную телеграмму.
С сегодняшнего дня начал готовиться к этой операции. Приготовления мои заключаются в той голодовке, которой Наташа так боялась. Я имел сегодня 2 чашки кофе, 2 чашки бульона, стакан молока и вечером простоквашу. Сейчас 9 часов вечера и, честное слово, я не чувствую никакого голода.
Теперь о другом. Вот уже 10 дней как мы живем в большом доме. Кое-что до сих пор еще не готово. О Вас у меня есть наглядная память: во-первых, в трех местах моего имения прибиты уже любезно Вами подаренные надписи о воспрещении входа и, во-вторых, на моем книжном шкапу между многими портретами красуется Ваша карикатура на меня, где я мечтаю об автомобиле. Карикатура эта вделана в рамку, как и все портреты, и у всех обозревателей она имеет большой успех.
А теперь легкий упрек, что же это Вы, сэр, позабыли уложить с книгами все те ноты, о которых я просил, например, партитуры «Петушка» и «Китежа», мою Всенощную и т. д. Предполагаю, что сейчас их посылать уже не стоит. Не помню, имеются ли в Ваших письмах какие-либо вопросы, на которые я должен ответить. Как будто нет.
Елене Константиновне и Вам мой душевный привет.
С. Р.
Р. S. Предполагаем, что Е[лена] И[льинична] приедет к нам послезавтра. У нас сейчас гостит Соня, а я должен уезжать. Свинство. Ирина приезжает завтра, а Таня одна приедет позже навестить меня в госпитале на несколько дней. Когда соберется с семьей, не знаю и боюсь спрашивать.
Ну и машину купил, сэр.
А. ЧЕЙСИНСУ
4 июня 1934 г.
[Гертенштейн, вилла Сенар]
Дорогой мистер Чейсинс!
Очень благодарен Вам за Ваши добрые пожелания. Я очень сожалею, что не мог услышать Ваши радиопередачи
(по Колумбийской сети), так как я уверен, что при Вашей репутации и глубоком знании фортепианной литературы они представляют огромный интерес для всех любителей музыки вообще и фортепианной музыки в частности.
То, что в день моего рождения Вы посвятили Вашу передачу моей музыке, — это очень трогательный знак внимания.
С наилучшими пожеланиями
Искренне Ваш С. Рахманинов
С. А. САТИНОЙ
8 июня 1934 г.
[Гертенштейн, вилла Сенар]
Дорогая моя Сонечка!
Вчера утром делали «в спешном порядке» операцию аппендицита моей милой маленькой, Пу-лю-пу!1 Вела она себя, говорят, образцово, так что многим, хотя бы даже ее дедушке, можно было бы поучиться присутствию ее духа.
Сегодня — у нее был. Боли не сильные (хотя ей делают вспрыскивание!), и самое для нее мучительное — это лежать на спине. У нее устают «булочки», как она говорит. Операция была сделана вовремя, если не поздно. Брун мне сегодня говорил, что отросток рос неправильно и несколько раз завернулся. «Очень интересный случай», — добавил он. Им, чертям, это «интересно». Эти два дня при ней Ирина, завтра поселится у нее Люля, чему я очень рад. Люля будет много полезнее для Пу-лю-пу! А выпустить ее собираются уже на шестой день, т. е. в будущую среду. Мой приезд к вам зависит от нее. (Лично меня Брун отпускает без всякого риска.) Если с ней все будет благополучно, то мы выедем отсюда через неделю, — в пятницу. Если она задержится в госпитале — не приедем. Если не приедем, позвоню по телефону. Сейчас мы с мамой одни вдвоем (как и подобает старикам). Днем видаем Сашку, и в эти несколько часов он успевает окончательно заморить Наташу. Такой он непоседа и таранта. Танюша приезжает, кажется, во вторник. Говорю «кажется», потому
что никогда ее больше не спрашиваю. Звоню ей с отчетом о Саше каждый второй день.
Сегодня к Вам приедет Володя и вы в сборе!
Всем привет и поклон.
Твой С. Р.
Вечером получил твое письмо.
Е. К. и Е. И. СОМОВЫМ
8 июня 1934 г.
[Гертенштейн, вилла Сснар]
Дорогие Елена Константиновна и Евгений Иванович, Вот уже шестой день, как я живу дома. «Проходит все»... Чувствую себя еще не совсем хорошо. Остались маленькие боли и «неловкое» чувство. Но это временно! И, по словам доктора, к которому ездил сегодня, пройдет через несколько дней. За болезнью я потерял пять фунтов и Наташа с Ел[еной] Ильиничной стараются кормить меня, как индюшку перед праздником. Наташа еще не довольна моей походкой. Говорит: «Как старик»! Но я слаб еще и гоголем ходить никак не могу. Если же походка не исправится, значит не «все проходит». Там увидим!
Это про себя! А теперь про мою милую маленькую Пу-лю-пу! Ей вчера спешно делали операцию аппендицита. Доктор мне сказал сегодня, что отросток рос неправильно и несколько раз завернулся, что он нашел и определил «интересным случаем». Надо быть хирургом, чтобы такие случаи находить «интересными»! Пу-лю-пу вела себя образцово и молодцом. Произвела большое впечатление на докторов. Да и уж очень она хорошенькая! Во время сна болтала что-то по-русски, а когда проснулась, сказала «warum hier?»1 и «где мама?»
Я ее сегодня видел. Болей сильных у нее нет. Ей делают вспрыскивания. Лежит «красоткой» и жалуется только, что у нее, за невозможностью повернуться, болит «булочка». Увидев меня, спросила: «Как твое здоровье, дедушка?» т. е. не о себе думала, а обо мне. С ней живет, в одной комнате, в больнице, мать. Доктор поразил меня, сказав, что через четыре дня ее выпустит.
Вчера уехал от нас Володя. Танюша уехала опять в Париж на неделю. Остались в большом доме только два старика: я да Наташа. Во флигеле Бумчик с няней. Этот поросенок совсем заморил Наташу, такой таранта и непосед.
До свиданья. Привет, поклон!
Ваш С. Р.
Вышлите мне сейчас же 1000 папирос.
РИБНЕР
9 июня 1934 г.
[Гертенштейн, вилла Сенар]
Многоуважаемая, дорогая фрау Рибнер,
Уже 6 дней, как меня выписали из больницы, и я дома. В больнице пробыл двенадцать дней. В общем, это было довольно тяжело, но все страдания, которые миновали, кажутся теперь более легкими. Я потерял в весе пять фунтов, но надеюсь их вновь набрать. Моя жена кормит меня, как рождественского поросенка...
Но у меня еще другие заботы... Третьего дня мою внучку Софью оперировал тот же врач и в той же комнате (аппендицит)! Я нервничал не меньше, чем при собственной операции. Сегодня уже третий день, и она чувствует себя теперь, слава богу, совсем хорошо. Врач обещает отпустить ее домой через три дня. Только тогда стану быстрее выздоравливать. В то же время должен начать работать1. Я еще ничего не сделал.
Как Вы поживаете? Пришлите мне об этом несколько строк. Буду очень рад.
Приветствую Вас и всю Вашу семью.
Преданный Вам С. Рахманинов
Р. S. Вчера я получил письмо от Дагмары. Большое спасибо!
С. А. САТИНОЙ
25 июня 1934 г.
[Лaro ди Комо]
Дорогая моя Сонечка!
Вот куда меня утащили! Спасибо еще, что дорога была хорошая и красивая! — ехали через St. Gottard
и по дороге зашли снять шляпу перед памятником Суворову на Чертовом мосту! Всего от Senar'a до Lago di Como 200 километров. План наш был такой, чтобы прожить здесь дней пять и возвратиться домой. Но за дорогу все изменилось. Прожили здесь всего три дня и завтра утром уезжаем через Геную по морской дороге в Monte-Carlo. Это путешествие легко сделать также в один день: всего 400 километров. Наташечка так хочет туда ехать, да и обещал я еще зимой свозить ее, так что, куда ни шло! — поедем. Поживем там два дня и два дня ехать домой. Таким образом, все путешествие займет 9 дней.
Здоровье мое теперь совсем в порядке. Все нежелательные явления прошли, и я могу спокойно сказать, что операция прошла благополучно. Так же и Софинька. Вернулась домой из госпиталя через неделю. Очень похудела и ослабела. Но уже через неделю, когда мы уезжали, она опять приняла свой прежний вид. Чудеса!
Ну а ты, бедная, сейчас еще плывешь. По моим расчетам должна быть завтра в Нью-Йорке.
Нежно тебя обнимаю, целую! Передай всем мой привет.
Твой С. Р.
По приезде домой начинаю серьезно заниматься1.
С. А. САТИНОЙ
16 июля 1934 г.
[Гертенштейн, вилла Сенар]
Дорогая моя Сонечка!
Выписка из твоего письма: «но вряд ли кто из вас соберется написать».
А я как раз написал тебе из Италии письмо. Резюме: Свин!
Мы все здоровы. Я целый день занимаюсь1. А писем на столе для ответа целая гора. Когда-то судьба освободит меня от этих забот?
Крепко тебя обнимаю и целую.
Твой С. Р.
Передай Жене, чтобы возобновил контракт на нашу н[ью-]й[оркскую] квартиру.
Н. К. МЕТНЕРУ
1 августа 1934 г.
[Гертенштейн, вилла Сенар]
Дорогой Николай Карлович,
Я много работаю1 и у меня целая кипа писем для ответа, не сердитесь на меня, если буду краток. Письмо Ваше от 20 июля получил и ждал или телефона или письма от Вашего знакомого. А он точно в воду канул, ни слуху, ни духу. Если позвонит, приму его с удовольствием 2.
Привет и поклон. С. Рахманинов
Отчего Вам не работается?3 Думаю, что это временно. Отдохнете и опять запишете.
Н. К. АВЬЕРИНО
10 августа 1934 г.
[Гертенштейн, вилла Сенар]
Дорогой Николай Константинович,
Получил твое письмо... и очень ты меня огорчил. Никак я не ожидал, что с тобой приключится такая беда. А я тебя все время ждал сюда, по-настоящему ждал, и даже гостей на тебя приглашал к обеду.
Между прочим, очень важный официальный чиновник в Берне, который мне нужен для виз, по фамилии Бехтольд, оказался твоим приятелем, — и его я звал к обеду.
Впрочем, все это пустяки. Самое важное сейчас — твое здоровье, т. е. твое выздоровление.
В этом году приезжаем рано. Хочу тебя увидеть «in perfect»1.Все кланяются тебе и выражают наилучшие пожелания.
С. Рахманинов
С. А. САТИНОЙ
19 августа 1934 г.
[Гертенштейн, вилла Сенар]
Дорогая моя Сонечка,
Давно не писал тебе... Но с самого дня моего возвращения из Como и Monte-Carlo, т. е. с 1-го июля, я засел за работу, над которой работал действительно «с утра и до вечера», как говорят. Работа эта довольно большая, и только вчера, поздно вечером, я ее закончил. А сегодня с утра своим первым делом назначил написать тебе. Вещь, которую закончил, написана для рояля с оркестром, длительностью около 20—25 минут. Но это не «концерт», а название ее Симфонические вариации на тему Паганини1.Скажу Foley, чтобы устроил мне сыграть ее еще в этом сезоне в Филадельфии и Чикаго2. Если он это устроит, в чем мало сомневаюсь, то и ты ее услышишь. Я рад, что мне удалось написать эту вещь в первый год моего жительства в новом Senar'e. Это известная компенсация за те многие глупости, которые я с постройкой Senar'a разрешал себе делать.
Правда! Я так думаю!
Ну, а теперь, в остающиеся последние три, четыре недели жизни здесь до отъезда буду стараться отдохнуть, уделяя занятиям на рояле часа три в день. Начну опять свои регулярные рейсы на моторной лодке и т. д. В Senar'e у нас в смысле погоды по-прежнему рай, и попрежнему Senar мне ужасно нравится. Хожу по нему и с гордостью думаю, что все это построил и сделал я и что все «так роскошно и великолепно».
В Париж мы собираемся числа 15—17-го. «Manhattan» выходит 27.
Ну, вот и все, Сонечка! Христос с тобой. Будь здорова! Скоро, бог даст, увидимся.
О «Вариациях» можешь сказать только Сомовым, но дальше никому. Обнимаю тебя!
Твой С Р.
Д. БАРКЛАЙ
24 августа 1934 г.
[Гертенштейн, вилла Сенар]
Дорогая «Мnazellе»!
Не писал Вам так долго потому, что с 1-го июля до вчерашнего вечера я очень много работал1.До отъезда
из Швейцарии у нас остается более четырех недель, и теперь я начну думать о своем здоровье и отдыхе.
Вы не можете себе представить, как здесь хорошо. Каждый день я не устаю восхищаться тем, как здесь все великолепно устроено.
Между прочим, на моем письменном столе в кабинете два Ваших подарка — портсигар и самопишущая ручка. К сожалению, я по рассеянности, во время работы несколько раз клал ручку в пепельницу с горящей там сигаретой, в результате чего в ручке две дырки, что меня ужасно огорчает.
Мы отплываем 27-го сентября на «Manhattan», который нам очень нравится.
Буду чрезвычайно счастлив снова увидеть всех вас.
С сердечнейшим приветом Вашей маме, Вашему мужу и Вам.
Искренне Ваш С. Рахманинов
Е. И. и Е. К. СОМОВЫМ
31 августа 1934 г.
[Гертенштейн, вилла Сенар]
Милые Сомовы!
Льет дождик, гулять нельзя. Только что кончил заниматься и решил вам написать несколько строчек за те 15 минут, которые остаются до ужина. Неделю назад уехал Чарли F[oley] в Нью-Йорк. Телеграмму мою о задержке вашего представления им 1 отчета моих доходов до его приезда Вы, наверное, получили. Предложите ему, если будет не очень убыточно, ликвидировать Corporation. Маленькие убытки нести готов за те большие неприятности, которые связаны с отчетом.
Сейчас у нас живет Ibbs, который угостил меня известием, что у меня в Европе ровно сорок концертов. Если прибавить к ним вроде 25 концертов в Америке, то в итоге получится нечто вроде похоронной процессии и поминального обеда в заключение.
Стараюсь отдыхать теперь и отдохнуть за те две недели, что мне остаются до отъезда в Париж. В Париже у нас по обыкновению предстоит сезон в 10—12
дней на посещение rue de la Paix, a 27-го на пароход.
В этот раз мне будет особенно жалко покидать «Senar», где условия для моих занятий так комфортабельны, как никогда в жизни. Да и вообще «Senar» начинает нравиться даже ... Наташе, которая была его главным врагом. Чарли вам, наверное, р