Изобразительное искусство 16 века 16 страница

Иниго Джонс (1573—1652) был сыном небогатого лондонского суконщика. Ему удалось совершить две длительные поездки по Италии, где он стал горячим поклонником искусства Палладио. По возвращении в 1604 г. из первого итальянского путешествия он начал свою художественную деятельность в театре, где вместе с драматургом Беном Джонсоном ставил придворные спектакли (так называемые «маски»). В этих постановках Джонсу, который по праву считается реорганизатором английского театра и создателем основ современного театрального спектакля в Англии, принадлежал кроме декораций и костюмов иногда и весь художественный замысел. После второй поездки за границу, откуда Джонс вернулся в начале 1615 г., он обратился целиком к архитектуре.

рис.стр.489 Иниго Джонс. Дворец Уайтхолл в Лондоне. Проект. До 1619 г.

Крупнейшая архитектурная работа Иниго Джонса — дворец Уайтхолл в Лондоне — не была осуществлена. Начавшаяся в 1640 г. английская буржуазная революция помешала строительству дворца, который должен был соперничать с Лувром и с Эскориалом. Под это грандиозное сооружение была отведена площадь около двадцати гектаров между Темзой и Сент-Джеймским парком. По сохранившемуся проекту гигантское каре дворца включало семь внутренних дворов; по обе стороны большого прямоугольного двора расположено по три двора меньших размеров (один из них круглый). Все четыре фасада, средние трехэтажные части которых возвышались над боковыми двухэтажными частями, были отмечены квадратными башнями по углам и более высокими парными башенками в центре. Особенно великолепен круглый двор с двухъярусными арками и статуями.

илл.395 Иниго Джонс. Банкеттинг-хауз в Лондоне. 1619-1622 гг. Фасад.

Из всего этого замысла была осуществлена лишь небольшая часть. Однако и этот фрагмент, известный под названием Банкеттинг-хауз (Дом для банкетов, 1619—1622), вполне характеризует творчество Иниго Джонса. Расположенный теперь среди самых разнохарактерных построек, Банкеттинг-хауз воспринимается как вполне законченное здание. Внутри — это большой зал с галлереей, которая проходит на высоте междуэтажного карниза главного фасада. Этот фасад состоит из цоколя и двух этажей, завершенных балюстрадой. Мощность стены подчеркивается рустовкой обоих этажей, монолитным цоколем и выступающей средней частью с тремя окнами, где членящие оба этажа пилястры превращаются в полуколонны; углы здания укреплены парными пилястрами. После того как архитектор убрал фронтон с гербом над средним ризалитом и скульптурные фигуры с оконных фронтончиков, как это предполагалось в первом варианте проекта, оставив украшением фасада только лепные гирлянды с масками между капителями верхнего этажа, здание выиграло в строгости и в благородстве.

Еще более лаконичен, но не менее выразителен архитектурный язык другого бесспорного произведения Иниго Джонса, известного под названием Куинс-хауз (Дом королевы) в Гринвиче (закончен в 1635 г.). Двухэтажный фасад с прямоугольными окнами завершен здесь балюстрадой, так же как и в Банкеттинг-хауз, но цоколь отсутствует, верхний этаж не рустованный, а гладкий, оконные проемы нижнего этажа лишены наличников и отмечены лишь замковыми камнями из трех клиньев. В то время как в Банкеттинг-хауз ордером расчленены оба Этажа, в Гринвиче шесть ионических колонн лоджии верхнего этажа энергично выделяют только среднюю часть безордерного фасада.

В Италии Иниго Джонс наблюдал и изучал разные варианты фасадов небольших городских дворцов, созданных его духовным учителем Палладио, В двух вышеназванных постройках он дал вариации этой темы, обнаружив глубокое знакомство с ордером, пропорциями и композициями Палладио, а с другой стороны— свою творческую индивидуальность, композиционную изобретательность н виртуозное мастерство.

Те же черты сказались и в третьей работе Джонса — небольшой лондонской церкви св. Павла в Ковентгардене (Лондон, закончена в 1631 г.). Отдаленным прототипом Ковентгарденской церкви, первой английской церкви в классическом духе, был архаический греческий храм «в антах». Но английский архитектор снова истолковал по-своему традиционную фасадную композицию. Четыре опоры — две колонны тосканского ордера между двумя четырехгранными столбами — несут архитрав, сильно вынесенный карниз и фронтон с открытыми стропилами. Таков портик церкви, придающий монументальность небольшой постройке с ее предельно простыми формами.

рис.стр.490-1 Иниго Джонс. Церковь св. Павла в Ковентгардене в Лондоне. Закончена в 1631 г. Восточный фасад.

рис.стр.490-2 Иниго Джонс. Церковь св. Павла в Ковентгардене в Лондоне. Закончена в 1631 г. План.

Не ограничившись постройкой церкви, Иниго Джонс перепланировал всю Ковентгарденскую площадь и начал обстраивать ее аркадами, составляющими один большой ансамбль вместе с церковью. Незавершенный ансамбль после пожара и работ по перепланировке Лондона был уничтожен. Не удалось архитектору довести до конца и работы по перестройке старого готического собора св. Павла — впоследствии, при сооружении нового собора, старое здание было снесено вместе с пристроенным к нему Джонсом портиком.

Все крупные замыслы Иниго Джонса оставались неосуществленными, незавершенными или же были осуществлены и завершены после него другими, как, например, Гринвичский госпиталь (в проекте которого ему принадлежит несомненная доля). Более того — погибло большинство чертежей и рисунков архитектора. Но и на основании того, что сохранилось, можно говорить об огромном значении творчества Джонса для всей английской архитектуры. В его произведениях пути развития английской художественной культуры сблизились с развитием искусства и архитектуры на континенте, в частности в Италии. Своеобразие творчества Джонса заключается в том, что наряду с элементами ренессансного зодчества в его работах, особенно более поздних (например, в Куинс-хауз) обнаруживаются признаки зарождающегося классицизма. За это говорит четкость их композиционного построения, особая ясность архитектурного языка, ровная гладь стен, подчерк нутая строгость и простота форм. Таким образом, завершая эпоху Возрождения в Англии, Джонс одновременно закладывает основы следующего этапа английского зодчества — классицизма, подъем которого наступил уже в послереволюционную эпоху. Иниго Джонс отличался основательным знанием итальянской культуры и памятников античности. Он глубоко впитал в себя приверженность к четкому геометризму планов, добивался стройности облика своих сооружений и соразмерности человеку каждого их элемента. Джонс умело и творчески использовал ордер в своих композициях. Его здания, очень сдержанные по своему наружному облику, отличались более щедрой внутренней отделкой сообразно английским вкусам и вниманию к уюту интерьера.

илл.392 Алтарная преграда капеллы Королевского колледжа в Кембридже. 1533-1535 гг.

Тесно связанным с архитектурой было английское прикладное искусство. Об этом могут свидетельствовать интерьеры культовых и светских построек. Так, например, капеллу Королевского колледжа в Кембридже украшает покрытая великолепной резьбой алтарная преграда (1533 —1535), выполненная уже в ренессансных формах. Своеобразное сочетание некоторых традиционных приемов и мотивов с новыми особенностями встречается в произведениях художественных ремесел, в частности в предметах придворного быта. Начиная с изделий из серебра (богатая коллекция английского серебра конца 16 — начала 17 в. имеется в Советском Союзе, в Государственной Оружейной палате) и кончая украшениями королевских грамот, можно видеть характерную еще для средневекового английского искусства щедрость декорировки, мастерское подчинение изображения декбративным функциям и вместе с тем ясность, целесообразность композиции, нарастание реализма в самих изображениях. В торевтике характерными примерами могут служить кувшины, сосуды с ручками в виде змей и носиками в виде драконов мастера Роберта Брука или монограммиста W. I. (из Государственной Оружейной палаты в Москве), так называемый барс — скульптурное изображение геральдического зверя (из той же коллекции) — и многие другие произведения прикладного искусства этой эпохи.

* * *

В изобразительном искусстве Англии, как указывалось, ведущее положение занимал портрет. Портрет зародился еще в средневековом английском искусстве — в скульптурных надгробиях, в книжной миниатюре. Своеобразным реализмом отличались уже портретные изображения в манускриптах 14—15 вв. Из них особенно выделяются портреты в инициалах Бедфордовского псалтыря и часослова (ок. 1430 г.; Британский музей), лишенные какой-либо трафаретности, с индивидуализированными чертами и разнообразием деталей.

Появление в Англии отмеченных реалистическими исканиями станковых живописных портретов относится к концу 15 в. Это портрет Генриха VII, основателя династии Тюдоров, и портрет его матери, Маргарет Бофор, в молодости (оба в Национальной портретной галлерее в Лондоне). Портрет Маргарет Бофор, перекликающийся отдельными своими особенностями с миниатюрой, очень интересен. В этом произведении сохранено многое от внешнего средневекового декорума — молитвенная поза, введение в композицию родового герба, так же как и плоскостная трактовка форм, но совершенно преодолены каноническая неподвижность и репрезентативность образа. В свободном наклоне головы, в экспрессии очерченного хрупким контуром задумчивого лица, не лишенного чувственной прелести, заметно стремление показать живые человеческие черты и порывы.

Портреты конца 15 в. могут служить опровержением распространенного мнения о том, что развитие английской портретной живописи началось лишь с прибытия в Англию Ганса Гольбейна Младшего. Напротив, сам факт приезда Гольбейна в первый раз в Лондон в 1527 г. в поисках заказов доказывает, что интерес к портрету в Англии уже тогда был достаточно велик. При этом первым, у кого встретил поддержку великий немецкий живописец, был Томас Мор; лишь позднее, во второй свой приезд в Лондон в 1531 г., Гольбейн сделался известным при дворе Генриха VIII.

У Гольбейна не было в Англии прямых учеников, но он оставил здесь великолепные реалистические портреты целого поколения, и пребывание его в этой стране не могло не отразиться на развитии ее искусства. Среди множества портретов, созданных в Англии в 16 в. английскими и приезжими мастерами, выделяются своим реалистическим характером те произведения, авторы которых развивают принципы Гольбейна. На одном из таких портретов сохранилась старая наклейка с латинской надписью: «Писал Джон Беттс, англичанин». В этом портрете («Эдмунд Бате», 1545; Лондон, Национальная галлерея) сам тип изображенного человека, простота и спокойное достоинство его облика, наконец, крепость формы — совершенно гольбейновские.

Имена других английских последователей Гольбейна остались неизвестными, но среди их работ есть такие, в которых гольбейновская традиция обогащается новыми особенностями. Таков портрет в рост темнобородого энергичного Томаса Грэшема (1544; Лондон, Мерсерс Холл). У ног Грэшема написан человеческий череп -напоминание о смерти; но, вводя такую деталь, художник лишь оттеняет в образе этого человека волю к жизни, неукротимую жажду действия. Интересен и поколенный портрет лорда Делавара (ок. 1549 г.; Лондон, Национальная галлерея). Знатный молодой человек в берете с пером и в коротком плаще изображен крепко стоящим на широко расставленных ногах; он подбоченился одной рукой, а другой сжимает перчатку и рукоять короткого меча. Силуэт, объем, детали переданы в обоих портретах четко и определенно. Однако в этих образах нет спокойной уверенности персонажей Гольбейна, в них сильнее выражена драматическая напряженность.

Те же особенности характеристики отличают и «Портрет молодого человека в красном» (ок. 1550 г.; Хэмптон-Корт), в котором помимо трактовки самой фигуры очень интересен и фон: вверху — небо с клубящимися в нем облаками, внизу — широко раскинувшийся пейзаж с домами, холмами, группами деревьев.

Если бы английская портретная живопись развивалась и дальше по пути поисков психологически заостренной, действенной характеристики и жизненной полноты образа, может быть, была бы создана галлерея образов людей шекспировской Англии, достойная сравнения с творениями великих драматургов того времени. Но, к сожалению, развитию этой линии живописи противостояли попытки оживить феодальную концепцию портрета, попытки, особенно настойчивые во второй половине 16 в., то есть в пору, когда английский абсолютизм становится наиболее активным.

При королеве Елизавете в Англии работало очень много второстепенных иностранных живописцев, главным образом фламандцев (Марк Герардс Младший и другие). Свобода художников в трактовке королевских портретов была строго ограничена. Специальный указ запрещал писать королеву иначе как с установленных образцов, а образцы разрешалось делать лишь некоторым мастерам, по выбору самой Елизаветы. В придворном портрете выработался определенный канон, распространившийся на аристократический портрет вообще; он отличался статичностью композиции, безжизненностью лиц, мелочным вниманием к костюму.

Творческие искания во второй половине века более заметны в портретной миниатюре. Англия явилась страной, где эта разновидность портрета приобрела исключительно большое значение. В любопытном документе 16 в., «Трактате об искусстве портрета», приписываемом известному английскому миниатюристу Хиллиарду, говорится, что еще при дворе Генриха VIII работал целый ряд портретистов-миниатюристов. Существуют указания на то, что этот вид искусства привлек внимание Гольбейна. Последнее подтверждают собственные опыты Гольбейна в миниатюре (прекрасный портрет Анны Клевской и другие). Гольбейн сделался признанным авторитетом и в данной отрасли портретного искусства, о чем говорится в том же «Трактате», что не помешало, однако, английской миниатюре в дальнейшем оставаться очень самобытной. Об этом свидетельствует творчество двух знаменитых миниатюристов, современников Шекспира — Хиллиарда и Оливера.

Николас Хиллиард (1547—1619), сын ювелира из Эксетера, был сам золотых дел мастером, а также гравером, медальером и миниатюристом. Эта разносторонность его деятельности может объяснить, откуда в его портретах столько декоративной выдумки.

Миниатюры, принадлежащие Хиллиарду, относятся к периоду между 1571 и 1616 гг. Подписанных и датированных среди них немного; исполнены они на пергаменте непрозрачными водяными красками и гуашью.

Декоративный элемент, узорчатость, нарядность особенно чувствуются в тех миниатюрах, которые представляют собой довольно сложные композиции с фигурами в ро.ст. При сохранении целого ряда восходящих к средневековью условностей, вроде вытянутых пропорций фигур, плоскостности изображения, отсутствия светотени, включения в качестве орнаментального мотива рыцарских доспехов, использования позолоты, произведения Хиллиарда привлекают своей красочностью, трепетным ритмом линий, вносящим движение в эти маленькие портреты, жизнерадостностью своего изобразительного строя. Все это можно сказать о портрете Джорджа Клиффорда (Гринвич, Морской музей) и о «Портрете молодого человека» (Лондон, музей Виктории и Альберта). Оба рыцаря безмятежно спокойны и предаются радостям созерцания окружающего. Элементы пейзажа, причем пейзажа английского — любовно выписанные ствол и листва дуба в портрете Клиффорда, узор ветвей цветущего розового куста в портрете молодого человека, — составляют одну из наиболее интересных сторон этих портретов. По общему настроению названные миниатюры близки жизнерадостной аристократической поэзии того времени, представленной именами Сиднея и Спенсера, но в творчестве Хиллиарда нет присущего этой поэзии ученого мифологизма, аллегоризма, в нем больше здоровой простоты.

илл.396б Николас Хиллиард. Портрет молодого человека. Миниатюра. 1588 г. Лондон, музей Виктории и Альберта.

В маленьких, более интимных по своему характеру погрудных портретах Хиллиарда, в портрете его жены Алисы Брэндон (1578; музей Виктории и Альберта), в образе которой словно предвосхищен тип рубенсовской «Камеристки», или в автопортрете (1577; музей Виктории и Альберта) человеческое лицо в его живых поворотах включено как самая величайшая драгоценность в обрамление из каллиграфических надписей и немногочисленных аксессуаров, переданных столь же изящными и динамичными линиями. Автопортрет художника — это удивительно жизненный образ человека шекспировского времени.

илл.396а Николас Хиллиард. Автопортрет. Миниатюра. 1577 г. Лондон, музей Виктории и Альберта (увеличено).

Исаак Оливер (ок. 1562 — 1617), ученик и младший современник Хиллиарда, происходил из Руана, но с детства жил в Англии. Оливер работал в той же технике, что и Хиллиард; портреты его в целом отличаются большей пластичностью: в лицах уже появляется светотень; ультрамариновый фон, излюбленный у обоих художников, становится более глубоким. В фигурных композициях Оливер стремится обогатить характеристику человека детальнейшей передачей его окружения, в маленьких погрудных портретах добивается большего реализма и полноты самого его образа.

Чудесна фигурная композиция Оливера, считавшаяся портретом поэта Филиппа Сиднея (Виндзор). Юноша, облаченный в нарядное платье, в шляпе, с тростью в руках сидит под большим деревом; позади него открывается вид на огромный дворец. Светлая и радостная, эта миниатюра заключает в себе множество любопытных подробностей придворного быта — от манеры нобльмена держаться до особенностей костюма и архитектуры. Другие портреты в рост, например портрет Ричарда Сэквилла (1616; музей Виктории и Альберта), изобилуют изображениями различных рыцарских атрибутов и доспехов, указывающих на высокое происхождение модели; однако при этом шлемы, панцири, перчатки располагаются художником вокруг человека в истинно живописном беспорядке, весьма небрежно; он подчеркивает роскошь окружающей Сэквилла обстановки, старается передать материал бархатного светло-синего занавеса и бархатной же алой скатерти, выписывает узор ковров, украшения на платье. Но в центре внимания — умное, улыбающееся лицо Сэквилла. Знатность происхождения уже утратила в глазах художников прежнее значение и сохраняет его главным образом как условие, при котором человек получает полную меру радостей земной жизни. Так консервативное и новое причудливо сочетаются в подобных миниатюрах.

илл.397 Исаак Оливер. Портрет Ричарда Сэквилла. Миниатюра. 1616 г. Лондон, музей Виктории и Альберта.

В погрудных же портретах Оливера новое определенно берет верх. Декоративное обрамление, детали, которые бы указывали на положение изображаемого человека в обществе, здесь уже не играют роли, зато присущие именно этому человеку особенности выступают все ярче. Рисунок делается очень точным, форма все более пластичной. В качестве примеров могут быть названы автопортрет (ок. 1595 г.; Англия, частное собрание), портрет виконта Томаса Говарда (Англия, частное собрание) и замечательный детский портрет Генри принца Уэльского (рисунок в том же собрании), напоминающий карандашные портреты Клуэ.

После Хиллиарда и Оливера в английской миниатюре работали еще сын Оливера, Питер, а также отец и сын Хоскинсы. Ведущая роль миниатюры в английской живописи начиная с последней трети 16 в. была причиной ее усилившегося влияния на станковый живописный портрет. Примерами могут служить ярко декоративные и вместе с тем отличающиеся реалистической выразительностью портреты Эдварда Хоби (1578; Англия, частное собрание) и Генри Антона (1586; Лондон, галлерея Тейт). Замечательно красиво сочетание красок в обоих портретах, близкое миниатюре, — сочетание черного, белого и алого с золотом на светло-сером фоне.

Миниатюра 16 в. оставалась особым разделом придворного и аристократического портрета, но благодаря своим малым размерам миниатюрный портрет не носил официального характера. Сюда легче могли проникнуть и проникали новые художественные идеалы. На работах Хиллиарда, Исаака Оливера и их последователей можно проследить борьбу этих новых идеалов со старыми представлениями. Новое в английской миниатюре окончательно победило уже на следующем этапе истории Англии и ее культуры, в эпоху английской буржуазной революции 17 в., в творчестве самого крупного из английских миниатюристов того времени — Сэмюэля Купера.

Искусство Далмации

Л.Алешина

Далмация, область на восточном побережье Адриатического моря на территории современной Югославии, отгороженная горными цепями от остальной части Балканского полуострова, имеет богатую и самобытную историю. На рубеже нашего летоисчисления здесь уже были римские поселения. В 7 в. сюда пришло славянское племя хорватов. В следующем столетии население приняло христианство по латинскому обряду. Затем последовало чередование периодов независимости хорватско-далматинского королевства (конец 9 — конец 11 в.) с подчинением какой-либо из соседних стран. За обладание Далмацией — цветущим краем с богатыми приморскими городами — постоянно соперничали Венгрия и Венеция. Это соперничество, ослабляя обе борющиеся стороны, порой помогало стране сохранять свою самостоятельность.

Специфические особенности географического положения Далмации, ее исторических и экономических условий породили некоторые различия в общественно-культурном развитии этого уголка славянского мира в сравнении с соседними хорватскими и сербскими землями. Расцвет культуры и искусства Далмации был подготовлен в первую очередь ростом и укреплением ее прибрежных городов, крупнейшими из которых были Трогир, Задар, Шибеник, Сплит и Дубровник. Расположенные на перекрестке важнейших морских и торговых путей, связавших в средние века Западную Европу с Азией, города крепли и богатели. К концу 11 в. они превратились в своеобразные республики, власть в которых принадлежала представителям крупнейших купеческих родов. Росло их население, развивались ремесла, все более интенсивной становилась общественная и культурная жизнь.

С начала 15 в. в науке, литературе и искусстве Далмации все сильнее сказываются ренессансные гуманистические устремления. Появляется плеяда поэтов, обратившихся в своем творчестве к родному хорватскому языку, к образам, рожденным народной фантазией. В начале 16 столетия возникает светский театр, с самого своего зарождения опиравшийся на народный язык. Созданные в это время комедии крупнейшего мастера этого жанра М. Држича (1508—1567) дают яркое представление о кипучей полнокровной жизни населения далматинских городов, сбросивших оковы средневековой аскетической церковной морали и феодально-иерархического гнета. В Дубровнике в этот период спектакли устраивались прямо на площадях и улицах города, и в них принимали участие любители, а не профессиональные актеры.

Многосторонность интересов, столь характерная для людей эпохи Возрождения, сказывается и в творчестве крупнейших мастеров искусства Далмации. Архитекторы, например, часто были одновременно и скульпторами. Подлинно научное изучение искусства Далмации рассматриваемого периода начато лишь недавно.

Многие произведения остаются еще анонимными, и, наоборот, иногда известные имена почти не сопровождаются достоверными работами.

Западноевропейские исследователи до самого последнего времени отказывали искусству Далмации в самостоятельном значении, рассматривая его как провинциальное ответвление художественной культуры Италии. Безусловно, общность исторических условий, а также социально-экономических предпосылок развития возрожденческих идей на Апеннинском полуострове, с одной стороны, и Далмации — с другой, породили некоторые общие явления в области искусства. Однако в культуре и искусстве Далмации отчетливо выявляется и специфическое своеобразие, вызванное конкретно-историческими особенностями ее развития, чертами складывающегося в народе национального характера.

Появление новых ренессансных элементов в архитектуре и изобразительном искусстве происходило в Далмации с некоторым запозданием по сравнению с передовыми странами. Часто в одном и том же памятнике соседствуют и переплетаются стилевые признаки готики и Возрождения. Как и в некоторых других странах, происходило своеобразное наслаивание одного стиля на другой. В сложном процессе художественной эволюции постепенно выкристаллизовывались специфические качества, присущие именно искусству Далмации и позволяющие рассматривать его как одну из оригинальных национальных школ в искусстве европейского Возрождения.

Значительную роль в развитии архитектуры и скульптуры Далмации сыграло наличие в стране больших запасов строительного камня и развитое в связи с этим камнетесное и камнерезное мастерство. Памятники далматинского зодчества отличаются высоким качеством строительной техники, изобилием резного каменного декора. Живопись Далмации занимает более скромное положение в соотношении с другими видами искусства, нежели это было в итальянском Возрождении. В ней сильнее ощущаются связи с византийской традицией.

Ренессансные формы архитектуры появляются в зодчестве Далмации со второй половины 15 в. В 14 и первой половине 15 столетия соборы, колокольни, гражданские сооружения и частные дома создавались еще целиком в готическом духе, однако готика в Далмации гораздо более спокойна, уравновешенна и ясна, нежели в странах Западной Европы. В этом сказалась одна характерная особенность, которая имела огромное значение для всей архитектуры Далмации. Здесь, на далматинской земле, не было такого громадного разрыва между античной строительной традицией и архитектурой следующей эпохи. Одно из наиболее значительных архитектурных сооружений поздней античности — комплекс дворца императора Диоклетиана (4 в.) близ римской Салоны (теперешнего Сплита) — оказало громадное воздействие на дальнейшее развитие местного зодчества. Романское строительство в Далмации непосредственно продолжало и развивало принципы позднеантичного зодчества. Мавзолей Диоклетиана с 8 в. был превращен в главный христианский собор славянского Сплита. Позднее, в 13 в., рядом была построена колокольня, в которой использовались отдельные строительные детали римской постройки, и сам ее общий замысел носил явные признаки следования античным формам. Прямое использование римских архитектурных деталей мы видим и в городе Задаре. В начале 9 в, здесь строится церковь св. Доната, при возведении которой были использованы колонны, капители и плиты, взятые из расположенного рядом римского форума. Эта непосредственная связь с античным наследием обусловила высокий качественный уровень и почти классический характер романской архитектуры в Далмации. То же спокойствие, ясность, четкая соразмерность частей и целого лежит в основе местной готики, определяя ее специфическое своеобразие.

рис.стр.498. Собор в Шибенике. 1431-1536 гг. Архитекторы Юрий Далматинец, Андрей Алеши и Николай Флорентинец. Поперечный разрез.

илл.398 Собор в Шибенике. 1431-1536 гг. Архитекторы Юрий Далматинец, Андрей Алеши и Николай Флорентинец. Вид с северо-востока.

Черты перехода от готики к Возрождению выразились в творчестве одного из крупнейших архитекторов Далмации — Юрия Далматинца, работавшего в середине и 2-й пол. 15 в. (ум. в 1473 г.). Самое Значительное его произведение— величественный собор в Шибенике, который возводился им на протяжении многих лет (1441—1473), но так и не был завершен.

Собор был начат строительством в виде типичной готической трехнефной базилики еще до Юрия Далматинца. Были уже выстроены два портала с богатой готической декорацией. Возглавив строительство собора, Юрий Далматинец изменил план, намного увеличив здание, расширил трансепт и предусмотрел перекрытие средокрестия монументальным куполом. Для перекрытия сводов нефов Юрий ввел совершенно новый и смелый прием, возможный только в стране с богатыми традициями каменного зодчества. Длинные прямоугольные каменные плиты, положенные рядом, заходя продольной стороной одна на другую, «внахлестку» перекрывают полуциркульный свод высокого центрального нефа. Таким же образом перекрыты и более низкие боковые нефы.

Чрезвычайно эффектен и оригинален создающийся в результате применения этого приема западный фасад собора с трехлопастным завершением. Плавные круглящиеся линии спокойно и ясно увенчивают четкие членения объема здания. Над порталом помещено громадное окно; меньшие окна прорезаны в полукруглых завершениях центрального нефа и трансепта. Эти детали, идущие от готической архитектуры, сочетаясь здесь с плавными линиями дуг фасадных завершений, воспринимаются как неотъемлемая принадлежность ренессансного здания. Решение фасада, предложенное далматинским мастером, получило широкое распространение на его родине, а также и в Венеции.

Юрий Далматинец работал и в других городах Далмации. В частности, в Дубровнике в 1460-х гг. он принимал участие в строительстве городских укреплений и так называемого Княжева двора (или Дворца ректоров).

Слава далматинского зодчего достигла Италии. Во время строительства собора в Шибенике он был приглашен в Анкону и возвел там несколько церковных и общественных сооружений. Весьма показательно, что архитектура этих зданий выдержана целиком в духе готики, без каких-либо элементов Ренессанса. Такой возврат к старому свидетельствует, пожалуй, о том, что на родине зодчего, в Далмации, признаки новаторского архитектурного движения были гораздо более явственными, более соответствующими окружающему культурному развитию, нежели в одном из некоторых малозначительных итальянских центров.