В совет русского музыкального фонда

22 февраля 1917 г.

[Петроград]

В Совет Р[усского] м[узыкального] ф[онда]¹ Передав А. И. Зилоти половину сбора (1145 р[ублей] 61 к[опейку]) с моего последнего концерта² в кассу Русского] м[узыкального] ф[онда], я был бы доволен, если Совет найдет возможным выдать из этой суммы 200 рублей] Г. И. Романовскому, 200 р[ублей] М. Ф. Гнесину и 200 рублей] Логановскому, о тяжелом материальном положении которых я слышал.

С. Рахманинов

СОЮЗУ АРТИСТОВ-ВОИНОВ

[14 марта 1917 г.]

[Москва]

Свой гонорар от первого выступления ¹ в стране отныне свободной, на нужды армии свободной, при сем прилагает свободный художник

С. Рахманинов

Н. М. КАШКИПУ

[Март 1917 г.]

[Москва]

Г. Комиссару города Москвы Прошение

Глубокоуважаемый Николай Михайлович!

Желая дать концерт, определив весь чистый сбор на нужды нашей армии, сим имею честь покорнейше просить Вас разрешить мне устроить этот концерт в день

вербного воскресения, 26-го марта¹, днем или вечером, в здании Большого театра.

Разрешение от Г. заведующего Б[ольшим] театром Л. В. Собинова имею.

Свободный художник С. Рахманинов

В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ «РУССКИЕ ВЕДОМОСТИ»

6 апреля 1917 г.

Москва

При сем прилагаю отчет по данному мною 25-го марта с[его] г[ода] в Большом государственном театре концерту на нужды армии ¹.

Приход. Поступило от продажи билетов 8058 р[ублей] 60 к[опеек], от продажи программ — 216 р[ублей] 40 копеек], итого 8275 р[ублей].

Расход. Удержано Большим государственным театром за хранение платья, освещение, прислугу — 609 р[ублей] 96 к[опеек], уплачено оркестру Большого театра за участие в концерте— 1223 р[убля], объявления в газетах и афиши — 317 р[ублей] 75 к[опеек], уплачено рабочим за устройство и разборку эстрады — 175 р[ублей], уплачено за право продажи и печатание программ, комплект билетов, прокат стульев, мелкие расходы— 164 р[убля]. Итого расхода — 2489 р[ублей]. Чистый остаток по концерту всего — 5785 р[ублей] 29 к[опеек].

Остаток в сумме 5785 р[ублей] 29 к[опеек] при сем прилагаю и прошу вас его переслать г[осподину] военному министру на нужды армии по его усмотрению.

Пользуюсь случаем выразить благодарность Э. А. Куперу за его благосклонное участие в концерте, а также фирме «Андрей Дидерихс» за ее любезное содействие по устройству этого концерта.

С. Рахманинов

Б. В. АСАФЬЕВУ

13 апреля 1917 г.

[им. Ивановка, Тамбовской губ.]

Сочинения С. В. Рахманинова

Op. 1. Concerto для

ф[орте]п[иано] с оркестром.

1-я часть написана в 1890

году. Исполнялась мной

на ученическом концерте.

Последние две части записаны

летом 1891

Ор. 2. Прелюдия и восточный

танец для виолончели] с ф[орте]п[иано]. 1891

Ор. 3. Morceaux de fantaisie Осень 1892

pour piano:

1. Elégie

2. Prélude

3. Mélodie

4. Polichinelle

5. Sérénade

Ор. 4. Романсы:

1. О, нет, молю, не уходи 1891

2. Утро 1891

3. В молчаньи ночи тайной 1889

4. Не пой, красавица 1

5. Уж ты, нива моя Лето 1893

6. Давно ль, мой друг

Ор. 5. Фантазия (картины) Лето 1893

для двух ф[орте]п[иано]

в 4 руки:

1. Баркарола

2. И ночь, и любовь

3. Слезы

4. Светлый праздник

Ор. 6. Романс и Венгерский танец для скр[ипки] с ф[ортеп]иано. Лето 1893

Ор. 7. «Утес». Фантазия для оркестра.

Кооме перечисленного, здесь был еще написан тем же летом духовный концерт, исполнявшийся в Синодальном концерте. Хорошо помню, как в октябре месяце того же года встретился в последний раз с П. И. Чайковским, которому показывал «Утес», и который со своей милой усмешкой сказал: «Чего только Сережа не написал за это лето! И поэму, и концерт, и сюиту, и т. д.!.. Я же написал только одну симфонию!» Симфония эта была шестой и последней.

Ор. 8. Романсы:

1. Речная лилея

2. Дитя, как цветок, ты прекрасна.

3. Дума Октябрь 1893

4. Полюбила я на печаль свою

5. Сон

6. Молитва

Ор. 9. Элегическое трио. Ноябрь 1893

Ор. 10. Morceaux de salon pour piano:

1. Nocturne

2. Valse

3. Barcarolle

4. Mélodie Декабрь 1893-январь 1894

5. Humoresque

6. Romance

7. Masurka

Oр. 11. Шесть пьес для

ф[орте]п[иано] в 4 руки:

1. Баркарола

2. Скерцо 1 Весна1894

3. Русская песня

4. Вальс

5. Романс

6. Слава

Ор. 12. Capriccio bohémien Лето 1894

pour grand orchestre.

Ор. 13. 1-я Симфония. Январь — август 1895

Ор. 14. Романсы:

1. Я жду тебя

2. Островок

3. Давно в любви

4. Я был у ней

5. Эти летние ночи Сентябрь 1896

6. Тебя так любят все

7. Не верь мне, друг

8. О, не грусти

9. Она, как полдень, хороша

10. В моей душе

11. Весенние воды

12. Пора

Ор. 15. Шесть хоров для

женских или детских голосов с

ф[орте]п[иано]:

1. Славься

2. Ночка

3. Сосна

4. Задремали волны

5. Неволя

6. Ангел

Были помещены сначала в литературном журнале в 1895 году, издаваемом Д. Тихомировым. Название журнала не помню.

Ор. 16. Six moments musi-caux pour piano:

1. Andantino (b-moll)

2. Allegretto (es-moll) Октябрь — декабрь 1896

3. Andante cantabile (h-moll)

4. Presto (e-moll)

5. Adagio sostenuto (Des-dur) Октябрь — декабрь 1896

6. Maestoso (C-dur)

Op. 17. 2-я сюита для двух

ф[орте]п[иано] в 4 руки:

1. Introduction Декабрь 1900

2. Valse

3. Romance Апрель 1900

4. Taranteile

Op. 18. Второй концерт

для ф[орте]п[иано] с оркестром

2-я и 3-я части написаны осенью 1900.

Исполнялись в декабре 1900 Закончен в апреле 1901

Ор. 19. Соната для виолончели

с ф[орте]п[иано] Лето 1901

Ор. 20. «Весна». Кантата на

текст Н. А. Некрасова, для Январь — февраль 1902

баритона и оркестра.

Ор. 21. Романсы:

1. Судьба (к 5-й Симфонии Бетховена) Март 1900

2. Над свежей могилой \

3. Сумерки

4. Оне отвечали

5. Сирень

6. Отрывок из А. Мюссе

7. Здесь хорошо Апрель 1902

8. На смерть чижика

9. Мелодия

10. Перед иконой

11. Я не пророк

12. Как мне больно

Ор. 22. Вариации на тему

Шопена для ф[орте]п[иано] Август 1902— февраль 1903

Op. 23 10 Préludes:

1. fis-moll

2. B-dur

3. d-moll

4. D-dur

5. g-moll Весь 1903 год

6. Es-dur

7. c-moll

8. As-dur

9. es-moll

10. Ges-dur

Ор. 24. «Скупой рыцарь».

Опера в трех картинах.

Текст Пушкина.

Сочинен в августе 1903 г. Закончен в феврале 1904

Ор. 25. «Франческа да Римини».

Опера в двух картинах, с прологом.

Текст М. Чайковского

Написана летом 1904 г. за исключением сцены Паоло и Франчески (2-я картина), сочиненной еще в 1900 году в июле месяце

Ор. 26. Романсы:

1. Есть много звуков

2. Все отнял у меня

3. Мы отдохнем

4. «Два прощанья» — диалог

5. Покинем, милая

6. Христос воскресе

7. К детям Лето 1906

8. Пощады я молю

9. Я опять одинок

10. У моего окна

11. Фонтан

12. Ночь печальна

13. Вчера мы встретились

14. Кольцо

15. Проходит все

Ор. 27. 2-я Симфония

(e-moll) Октябрь 1906— апрель 1907

Ор. 28. Соната (d-moll) для

ф[орте]п[иано] Январь — февраль 1907

Ор. 29. «Остров мертвых». Симфоническая поэма для оркестра Весна 1909

Ор. 30. Третий концерт для ф[орте]п[иано] с оркестром Лето 1909

Ор. 31. Литургия св. Иоан на Златоуста. Лето 1910

Ор. 32. 13 Preludes:

1. С-dur

2. b-moll

3. Е-dur

4. е-moll

5. G-dur

6. f-moll

7. F-dur Лето 1910

8. а-moll1

9. А-dur

10. h-moll

11. Н-dur

12. gis-moll

13. Des-dur

Ор. 33. 9 Еtudes-Таblеаuх:

1. f-moll

2. С-dur

3. [с-moll]

4. [а-moll]

5. [d-moll]

6. es-moll

7. Еs-dur

8. g-dur

9. cis-moll

6 этюдов ор. 33. Лето 1911

Зачеркнутые лежат у меня в столе. Напечатаны не будут

Ор. 34. Романсы:

1. Муза

2. В душе у каждого из нас

3. Буря

4. Ветер перелетный

5. Арион

0. Воскрешение Лазаря

7. Не может быть Лето 1912

8. Музыка

9. Ты знал его

10. Сей день я помню

11. Оброчник

12. Какое счастье

13.Диссонанс

I4. Вокализ Апрель 1915

Ор, 35. «Колокола» Январь —апрель 1913

Ор. 36. 2-я Соната Январь —август 1913

Ор. 37. Всенощное бдение Январь — февраль 1915

Ор. 38. Шесть стихотворений для голоса с ф[орте]п[иано]:

1. Ночью в саду у меня

2. К ней

3. Маргаритки

4. Крысолов

5. Сон

6. «Ау» Август — ноябрь 1916

Ор. 39. (8) Etudes-Tableaux:

9 Этюдов

1. c-moll

2. a-moll

3. fis-moll

4. h-moll

5. es-moll

6. a-moll

7. c-moll

8. d-moll

9. D-dur

Сочинения без обозначения

ориз'а:

«Алеко». Опера. Экзаменационная задача. Март — апрель 1892

«Пантелей-целитель». Хор. Июнь — июль 1900

Письмо к К. С. Станиславскому 1908, осенью

Полька. Март 1911

«Сирень», транскрипция для ф[орте]п[иано]. Декабрь 1914

Из Евангелия от Иоанна(гл. XV, ст. 13). 1914, осенью

Многоуважаемый Борис Владимирович! Отвечаю на Ваши вопросы.

1) «Колокола» (клавир) Вам высланы.

2) Новые этюды из печати вышли.

3) Вариации 22-й opus играл в сокращенном и измененном виде. Предполагаю внести поправки в новую редакцию.

4) Теперь про Симфонию ор. 13. Что сказать про нее!? Сочинена она в 1895 году. Исполнялась в 1897. Провалилась, что, впрочем, ничего не доказывает. Проваливались хорошие вещи неоднократно и еще чаще плохие нравились. До исполнения Симфонии был о ней преувеличенно высокого мнения. После первого прослушивания — мнение радикально изменил. Правда, как мне уже теперь только кажется, была на середине. Там есть кой-где недурная музыка, но есть и много слабого, детского, натянутого, выспренного... Симфония очень плохо инструментована и так же плохо исполнялась (дирижер Глазунов). После этой Симфонии не сочинял ничего около трех лет. Был подобен человеку, которого хватил удар и у которого на долгое время отнялись и голова и руки... Симфонию не покажу и в завещании наложу запрет на смотрины...

Если Вам понадобится что-либо еще от меня узнать, пожалуйста, пишите. Мой летний адрес: Москва, Кузнецкий мост, 6, Магазин Российского] музыкального] издательства].

С искренним уважением С. Рахманинов

А. И. ЗИЛОТИ

1 июня 1917 г.

Ессентуки, Островская ул., дача Фигуровой

Милый мой Саша, я живу в Ессентуках, куда приехал лечиться. Чувствую себя довольно скверно... К тебе обращаюсь с просьбой, которую прошу, по возможности, скорее исполнить и мне ответить... Буду краток... Сначала только несколько объяснительных фраз. На свое имение Ивановку я истратил почти все, что за свою жизнь заработал. Сейчас в Ивановке лежит около

120 тысяч. На них я ставлю крест и считаю, что здесь последует для меня крах. Кроме того, условия жизни там таковы, что я, после проведенных там трех недель, решил более не возвращаться. У меня осталось еще около 30 тысяч денег. Это, конечно, «кой-что», в особенности если можно будет работать и зарабатывать... Но тут у меня опасение еще одного краха: все окружающее на меня так действует, что я работать не могу и боюсь закисну совершенно. Все окружающие мне советуют временно из России уехать. Но куда и как? И можно ли?

Просьба к тебе состоит в том, чтобы ты нашел минутку свободную у М. И. Т[ерещенко] и посоветовался бы с ним. Возможно ли мне рассчитывать получить паспорт с семьей на отъезд хотя бы в Норвегию, Данию, Швецию... Все равно куда! Куда-нибудь!..¹.

Можно ли получить такое разрешение к июлю? Можно ли взять с собой оставшиеся деньги? Или часть? Какую?

Поговори с ним! Может, он еще что посоветует! Ему, с горы, видней! Поговори, и дай скорей ответ.

Твой С. Р.

А. И. ЗИЛОТИ

22 июня 1917 г.

Ессентуки

Милый Саша, недели три тому назад я тебе письмо написал¹, которое, очевидно, пропало, так как я и мысли не допускаю, чтоб ты мне на него не ответил.

Повторяю вкратце, что я писал и о чем тебя просил. Мне хотелось, чтоб ты переговорил с М. И. Т[ерещенко] и спросил у него, мог ли бы я получить, со всей семьей, заграничный паспорт на год, чтобы уехать в Швецию, Норвегию, Данию, или Англию, или Францию. Вообще куда-нибудь из России выехать. Может быть, М[ихаил] И[ванович] посоветовал бы что-нибудь и от себя. Спрашивал я еще, можно ли и сколько взять с собой денег. Узнай об этом поскорее и немедленно сообщи мне в Москву ответ, куда выезжаю 30-го июня и надеюсь

приехать 2-го июля. Адресуй письмо по всегдашнему адресу.

Прибавлю еще, что если моя просьба возможна и исполнима, то я бы хотел выехать в июле. Чем скорей, тем лучше.

Пришел я к такому решению так: все мое состояние находится в Ивановке. На это все приходится поставить крест. Прожив и промучившись там три недели, я решил более не возвращаться. Ни спасти, ни поправить ничего нельзя. У меня остается на руках незначительная часть денег, минус долговые обязательства на Ивановку, т. е. если бы я просто подарил сейчас гражданам Ивановку, что мне приходило в голову, долги остались бы все-таки на мне. Таким образом, мне надо работать. Я и не отказываюсь и не падаю духом. Но в теперешней нашей обстановке мне крайне тяжело и неудобно работать, почему и решаюсь лучше уехать на время².

Если я приеду в Москву, куда приедет к тому же времени семья, и получу от тебя отрицательный ответ, то я буду в очень затруднительном положении, куда нам всем деваться и что предпринять. Будь добр, поговори! Посоветуйся! Отнеситесь ко мне душевно. Может быть, что и придумаете.

Всем поклон.

Твой С. Р.

Н. П. КОШИЦ

5 июля 1917 г.

[Москва]

Милейшая, добрейшая и веселейшая Нина Павловна!

Третий день я в Москве. Доехал хорошо¹. Вашей провизией в дороге не пользовался: кормили на стороне. И это к лучшему, так как в Москве ничего достать нельзя и я питаюсь от Ваших щедрот, т. е. Вашими закусками, да еще и молоком, которое мне присылает милый Коля Брунов. Это все...

Семья моя приедет сегодня вечером. Поезд опаздывает на девять часов. По их приезде начнем обсуждение вопроса, куда и когда выезжать².

Как Вы поживаете? Как здоровье? Свободен ли доныне шкаф и пустые пространства под мебелью? Как Н. Н.? Ее клиентура? По слухам, и у нее в деле «хвосты» и очередь. Отрадное явление!

Будьте добры передать мой привет милым Аваковым и всем, кто меня помнит. Марье Павловне особо и в первую очередь.

Будьте здоровы и счастливы, чего желаю от всей души...

С. Р.

С. А. САТИНОЙ

26 августа 1917 г.

[Новый Симеиз]

Милая Фофа, пишу последнее письмо тебе в Москву, куда, думаю, ты уже приехала. Хочу тебе сказать, что по всем вероятиям я выезжаю отсюда один 2-го сентября и надеюсь быть в Москве 4-го поздно вечером. На этих днях, т. е. 30 августа, я играю в Ялте¹¹. Взял себе этот концерт, чтобы что-нибудь заработать. Жизнь здесь ужасно дорога, и мы много истратили. Как ни противно сейчас выступать, все-таки решился. Третьего дня получил от тебя сразу два письма. Конечно, очень грустно, что дождь помешал молотьбе. Но еще грустнее для меня, что молотьба до твоего отъезда не кончится. Что там только будет?

До свиданья! Надеюсь с тобой скоро увидеться. Пользуюсь случаем еще раз отсюда поблагодарить тебя «за твою кровь», которую «пил» с июля месяца.

Выеду вернее 3-го.

Твой С. Р.

М. И. АЛЬТШУЛЕРУ

12 января 1918 г.

[Копенгаген]

Милый друг Модест, Отвечу по порядку.

Переехали мы сюда, в Копенгаген, две недели назад¹. В начале осени я было думал ехать в Америку,

рассчитывая там найти какой-нибудь заработок. Но меня отговорил американский консул в Москве, сказав, что в Америке сейчас занимаются только войной, а не концертами. Я и раздумал. Сижу сейчас здесь и, может быть, до лета кое-где и сыграю здесь, хотя тут не много подходящих городов для игры, да и музыка тут представлена слабо. Немножко успокоюсь, отдохну и, может, начну работать. Тут хоть покой есть, если нет денег...

Конечно, ничем не мог помочь в твоей просьбе. При проезде через Петроград видел Глазунова, который мне сказал, что тебе ответил.

Из всего, что ты мне пишешь про меня, мне более всего понравилась твоя идея исполнить «Вокализ» в стиле арии Баха. Это правильно, и я так и думал. Надо, чтобы мелодию играли несколько скрипачей в унисон. Помнишь, как когда-то у Гржимали? Не помню, в каком городе я так и слышал этот «Вокализ», исполненный десятью скрипачами (в аранжировке Пресса) в унисон. Звучало великолепно, и я был очень доволен. Попробуй и ты так сделать, только транспонируй в е-moll.

Твоя идея о консерватории в Нью-Йорке также блестяща, и тебе надо пожелать только успеха.

До свиданья. Прими мой душевный привет и пожелания всего лучшего тебе, брату и всем твоим.

Я проживу здесь, надеюсь, долго и если захочешь, твое письмо меня здесь застанет. Разрешение на жизнь здесь у меня имеется по 1-е мая².

Твой С. Рахманинов

Смеешься ли ты по-прежнему? Я, как сейчас, тебя вижу!!

М. И. АЛЬТШУЛЕРУ

26 марта 1918 г.

[Копенгаген]

Милый друг,

Только что вернулся из Швеции и нашел две телеграммы дома: одну от Вольфсона, другую от тебя¹. Начну с благодарности по твоему адресу: по-видимому,

ты получил мое письмо и решил начать «действовать», чтобы мне помочь. И это твое участие меня очень тронуло, о чем и хочу тебе сказать. Сегодня, вместе с этим письмом посылаю две телеграммы: в одной — отказываюсь от приглашения в Цинциннати, а в другой — не соглашаюсь с предложенными условиями².

Хочу тебе, на всякий случай, который может в будущем представиться, сообщить про мои условия подробнее.

Первое и самое главное — непременно и только рояли фирмы Стейнвейя. Второе: так как наибольшие успехи и наибольшее личное удовольствие мне доставляли концерты с аккомпанементом оркестра, то я и хотел бы, чтобы в мою поездку входили бы два путешествия с оркестрами. Одно — с Бостонским, как я это уже делал; другое — с оркестром Чикаго³.

Научился теперь играть и чужие Концерты, например, Листа, Чайковского, Скрябина⁴ и т. д. Могу играть по два концерта в вечер, т. е. один — свой, один — чужой. За такие концерты могу взять дешевле, однако же не ниже шестисот долларов (в первый раз получал пятьсот, таким образом, «заважничал» только на сто долларов). Насколько помню, Бостон дает семь концертов в каждой серии, а Чикаго — пять. Если их устроить мне, то вот уже целых 12 концертов для меня приятных. Наконец, можно легко участвовать в симф[оническом] как солист еще в нескольких городах. Я помню Филадельфию, Цинциннати, Питтсбург, Торонто. Что касается гесital'ов⁵, то эти концерты для меня не так приятны, и я за ними не так гонюсь. Гонорар за них 900 долларов. Если будет большая гарантия количества концертов, то можно уступить.

Затем всюду проезд 1-ый класс купе. Со мной должен ездить настройщик или вообще какая-нибудь нянька: «стар и шаловлив я стал».

Что сейчас стоит проезд от Европы до Америки? Надо бы получить хотя за один конец дороги.

Еще вот что скажи мне. Насколько вздорожала у Вас жизнь? Представь себе, что вдруг я и вся семья моя, т. е. жена и двое детей, мы соберемся все в Америку⁶. Сколько мы должны будем проживать приблизительно в месяц, считая и квартиру, и прислугу, и еду? Никаких

«приемов», за исключением Альтшулеров, делать не будем. Сообщи мне об этом.

На днях здесь играли «Вокализ» так, как я тебе писал, т. е. десять солистов перед оркестром, стоя, а в оркестре заняты еще шесть первых, шесть вторых скрипачей. Всего, значит, 22 скрипача. Было очень хорошо. Звучало бы еще лучше, если б солистов было хоть 50 человек или 150. Велю переписать партитуру и вышлю тебе.

До свиданья. Всего тебе лучшего. Всем твоим привет.

С Рахманинов

БЮРО ВОЛЬФСОНЛ

[26 марта 1918 г.]

[Копенгаген]

Условия мне не подходят¹.

Рахманинов

А. ЛАЛИБЕРТЕ

[После 23 февраля 1919 г]

11 East 92 Street New York-City

Дорогой господин!

Вместе с моими искренними благодарностями посылаю Вам Сонату Скрябина и Сказки Метнера, которые Вы были так добры мне одолжить. Благодаря Вам мне удалось сыграть русскую программу¹, которой я придавал большое значение. Как свидетельство моего уважения прошу Вас соблаговолить принять мою фотографию, которую посылаю Вам отдельно.

Верьте в мои самые лучшие чувства

Сергей Рахманинов

Д. РИБНЕР

15 июня 1919 г.

[Менло-Парк]

Моя дорогая мисс Рибнер,

Доехали благополучно и живем уже около недели на своей даче¹.

Завелись своим хозяйством. Имеем садовника, он же и шофер, — американца; повара — японца и горничную — шведку. Почти все национальности — на манер парижской конференции. Три дня как начал заниматься ².

Получили ли Вы, т. е. Ваш отец, мою телеграмму? Как мне жалко, что он вышел из Университета! Странное дело этот предельный 15-летний срок для педагога. Например, у нас в России такой предел существует для балерин (в казенных театрах), но для профессора-педагога, который как раз за этот срок успел приобрести необходимый опыт, навык для преподавания, такой предел необъясним. У нас таким профессором дорожат, здесь — увольняют и заменяют неопытным, который в свою очередь будет накоплять навык и знания, а как накопит, то и его уволят. Странное дело!

Кланяйтесь Вашим родителям и примите мой сердечный привет.

Cordially yours ³ Sergei Rachmaninoff

Л. СТОКОВСКОМУ

26 января 1920 г.

[Нью-Йорк]

Дорогой мистер Стоковский!

Я получил письмо от мистера Джадсона¹, который просит меня прорепетировать мой Третий концерт с Вашим

оркестром в четверг утром, 5 февраля. Меня вполне устраивает это число, и я смогу приехать, если программа не изменилась. Я знаю, что в этой же программе Вы собираетесь играть мою Симфонию и «Колокола»².

До сих пор меня всегда просили, когда это касалось моих оркестровых сочинений, присутствовать, по крайней мере, на последней репетиции, и я всегда соглашался.

В данном случае я так спланировал даты своих концертов, что могу быть в Филадельфии уже вечером 2-го февраля.

Если такой обычай не принят в Америке или Вы сами не считаете это необходимым, то я, разумеется, не приеду в Филадельфию раньше 5-го февраля.

Пожалуйста, дайте мне знать о Вашем решении,— желательно телеграммой³.

Очень искренне Ваш С. Р.

Р. S. Партитуру и голоса моего Концерта я возьму с собой.

ЭТКИНСОНУ

29 апреля 1920 г.

[Нью-Йорк]

Узнал о приезде Зилоти. Полагаю, он нуждается в деньгах, перевел телеграфом по Вашему адресу тысячу долларов в его распоряжение. Прошу передать деньги Зилоти или его дочери. Письмо следует.

Рахманинов

Н. К. МЕТНЕРУ

[До 14 сентября 1920 г.]

[Нью-Йорк]

Устроим для Вас ряд концертов в Соединенных Штатах на подобающих условиях. Приехать в Нью-Йорк необходимо в конце ноября. Но известить об этом немедленно ¹.

Рахманинов, Стейнвей

Н. К. АВЬЕРИНО

1 ноября 1920 г.

[Нью-Йорк]

Милый друг Николай Константинович!

Получил твое письмо. Посылаю тебе сегодня 1500 драхм. Прости меня, что мало! Больше не могу.

Ты пишешь и спрашиваешь про Америку!? Боже Тебя сохрани сюда тянуться. Здесь на каждое музыкальное место по десяти претендентов. Да ты и визу не получишь по новым правилам, появившимся несколько недель назад, все ввиду того же наплыва небывалого иностранцев. Уезжай в Париж, Лондон, куда хочешь в Европу, но позабудь о «Принцессе Долларов»'¹.

Шлю тебе лучшие пожелания и дружеский привет.

С. R.

Н. Н. СТРУВЕ

9 ноября 1920 г.

[Нью-Йорк]

Дорогой мой Ника,

Я адресую это письмо тебе, потому что мне придется говорить о делах, чем сейчас я не смею тревожить твою мать. Ты же теперь являешься кормильцем семьи и ее работником. Чтобы ты все ясно разобрал и понял, что я хочу тебе сказать, пишу тебе на машинке. Но раньше о твоем отце...

Смерть его меня окончательно сразила¹; если вы осиротели, то осиротел и я также. Это был мой верный и к тому же единственный друг. Потерю его чувствую остро не только теперь, но буду ощущать всю мою жизнь. Только его сердце могло ценить и видеть мои маленькие достоинства, забывая о моих крупных недостатках. За все мое знакомство с ним, а оно длилось около пятнадцати лет, я видел от него только участие, память и любовь. Ради его памяти, одинаково дорогой вам и мне, я прошу тебя, твою маму, бабушку и Марию Карловну, которых крепко обнимаю и целую, обращаться ко мне всегда, во всех случаях, за всем, что Вам

может понадобиться, и даю мое слово, что сделать вам что-нибудь будет моей величайшей отрадой. Я неоплатный должник перед твоим отцом, так часто он согревал меня своим сердцем.

Как мне и тебе ни тяжело, но должен сейчас перейти к делу. Прости меня, ради бога, но завтра я уезжаю² и писать мне будет невозможно. Должен начать говорить о проклятых деньгах.

У меня имеется полис твоего отца от несчастных случаев. Он на десять тысяч долларов. Я уже телеграфировал Дризену в Париж, чтобы он заявил в отделение «Equitable» (в Париже) о кончине твоего отца. Это избавит тебя от многих тяжелых в настоящее время хлопот. Я бы советовал тебе перевести эти деньги на марки (по сегодняшнему курсу около семисот тысяч), т. к. я предполагаю, что вы будете жить в Германии. Я лично это очень советовал бы, чтобы ты продолжал дело «Скандам». Кстати, у тебя никаких других занятий пока нет. Г. Саркар, которого призывал к себе и который произвел на меня хорошее впечатление, отзывается о «Скандам» совсем не безнадежно. По его словам, работать стоит и можно. Только если вы переедете в Германию, найдутся ли у вас там предметы для обмена или продажи. Этот вопрос я не знаю и не понимаю.

Может быть, тебе возможно будет оставить Кнуту Андерсон представительство в Копенгагене, а самому работать в Германии? Не думаешь ли ты также написать письмо к Радолину в Англию, попросив его дать какие-либо лишние заказы «Скандам». Саркар напишет тебе подробно все, касающееся дела, и тебе, если решишься, надо будет ему официально ответить, что дело ты хочешь продолжать, являешься его владельцем теперь и будешь с ним работать на тех же условиях, как и покойный отец твой. Условия эти выпиши полностью.

Пиши мне хотя бы по-немецки обо всем, что тебе понадобится в связи с делом. В мое отсутствие жена будет мне письма пересылать.

Крепко тебя обнимаю и целую, Никушка. Будь тверд и не забывай, что вся семья на твоих руках теперь.

[С. Рахманинов]

РОМАНОВСКОМУ

11 января 1921 г.

[Нью-Йорк]

Сумму в одну тысячу долларов прошу передать мисс Комиссаржевской, проживающей в Лос-Анджелесе. Извините за беспокойство, я не знаю ее точного адреса.

Сергей Рахманинов

X. В. ГРЕЮ

[После 15 января 1921 г.]

[Нью-Йорк]

Дорогой сэр,

Я получил два экземпляра моей Всенощной и могу только сказать: «Лучше поздно, чем никогда». Меня чрезвычайно удивило, что на 8-ой странице партитуры Вы напечатали: «Авторизовано». Как такое может быть, если я не имел возможности ни разу просмотреть ее? * Правда, мистер Дуглас как-то был здесь в начале прошлого года и обещал мне через две недели прислать законченный перевод для моего одобрения. Но я больше ничего от него никогда не получал.

Разве в действительности деловые отношения между русскими композиторами и американскими издателями невозможны?

Вы просите меня о встрече¹, но я в сущности не знаю, о чем нам с Вами разговаривать.

С уважением С. Рахманинов

* Я не могу понять подобного ведения дел и намерен об этом спросить моего адвоката.

Д. РИБНЕР

[Лето 1921 г.]

[Локуст Пойнт]

Моя дорогая Рибнер!

Где Вы и как Вы? Не допускаю ли я ошибку в Вашей фамилии? Если нет, то когда, наконец, Вы ее перемените? Пожалуйста, напишите мне ласковое и подробное письмо обо всем этом.

Уже несколько дней как мы перебрались сюда. Все здоровы и счастливы, что прибыли сюда. Мистер Пуфич тоже с нами. Он посылает привет мистеру Чингу¹, а мы —всем вам.

Сергей Рахманинов

Д. РИБНЕР

18 июля 1921 г.

[Локуст Пойнт]

Моя дорогая Дагмара Корнелиевна!

Я был очень огорчен, узнав о болезни Вашей матери. Я так люблю Вашу маму, что все касающееся ее меня глубоко трогает и я очень огорчен вестью о ее болезни. Надеюсь, что теперь она чувствует себя лучше.

Вместе с тем я очень рад узнать, что Вы собираетесь в августе к нам. Будем рады видеть Вас.

Мы все здоровы и не можем получить достаточно подробные сведения от Сони о наших друзьях и родственниках, находящихся в России¹.

До свиданья. С наилучшими пожеланиями Вам и Вашей семье.

Искренне Ваш Сергей Рахманинов

Д. РИБНЕР

[До 24 августа 1921 г.]

[Локуст Пойнт]

Моя дорогая Дагмара!

Был очень рад получить два Ваших письма. Пожалуйста, поблагодарите Вашу маму за то, что она мне написала.

Я чрезвычайно расстроен тем, что у нас мало места для того, чтобы принять вас всех. В следующем году, подыскивая дом на лето¹, обязательно будем иметь в виду Вас, и мы найдем дом с тремя лишними комнатами для Вас и Вашей семьи и одну маленькую комнату для большого Чинга.

Пожалуйста, скажите мне, Дагмара Корнелиевна, удобно ли Вам приехать в следующую пятницу? Конец недели — это лучшее время, потому что тогда все «развлечения» происходят дома. Если Вы решитесь приехать в следующую пятницу, то сообщите мне, с каким поездом, и я встречу Вас в Атлантик-Хайлендс на моей машине².

С наилучшими пожеланиями Вам и Вашей семье.

Искренне Ваш Сергей Рахманинов

Д. РИБНЕР

24 августа 1921 г.

[Локуст Пойнт]

Моя дорогая Дагмара Корнелиевна!

Соня и я очень благодарны Вам за то, что Вы переслали нам письмо доктора Ховарда. Соня непременно использует это письмо с тем, чтобы приобрести необходимые ей книги.

Благодарю Вас также за сведения, как проехать к Вам, но боюсь, что путь в двести миль — это слишком много для меня и что я не смогу приехать и повидать всех вас.

Однако до моего отъезда в Нью-Йорк остался только один месяц, и я надеюсь увидеть Вас там.

С наилучшими пожеланиями Вам и Вашей семье.

Очень искренне Ваш Сергей Рахманинов

КУЛИДЖ

13 сентября 1921 г.

Локуст Пойнт

Моя дорогая миссис Кулидж!

Моя жена и я действительно очень сожалеем, что должны опять отказаться от Вашего любезного приглашения на фестиваль, идею которого я ценю столь высоко. В настоящий момент я слишком занят, чтобы уехать даже на короткое время.

Пожалуйста, разрешите мне еще раз выразить мои искреннейшие сожаления по поводу моего отказа.

Искренне Ваш С. Рахманинов

Д. РИБНЕР

28 сентября 1921 г.

[Локуст Пойнт]

Моя дорогая мисс Рибнер!

Спасибо за Ваше письмо от 25-го. Сегодня утром Наташа отправилась в Нью-Йорк, а сегодня вечером последуют за ней мадам Роuесh, ее наследник Джон и дог Джип. В Локуст Пойнте остаются две глупенькие маленькие девочки, я, их счастливый обладатель, и моя сестра Соня. Две маленькие девочки уедут в следующее воскресенье, а я намереваюсь остаться здесь с Соней до 4-го или 5-го октября.

Лето кончилось и начинается зима, а с ней и пора «серьезных» дел, в которых Вы считаете меня весьма преуспевающим.

Пожалуйста, напомните Вашему отцу, что я был бы очень рад увидеть его в Нью-Йорке с тем, чтобы «легализовать» два дела, относительно которых мы с ним говорили в Локуст Пойнте.

С наилучшими пожеланиями, искренне Ваш

Сергей Рахманинов

Н. К. МЕТНЕРУ

29 октября 1921 г.

Нью-Йорк

Дорогой Николай Карлович!

Прежде всего простите меня, что я сегодня пишу не сам¹, но в эту зиму мне предстоит так много играть, а мои руки так устали, что я боюсь переутомить их писанием.

Ваше милое письмо из Ревеля от 4-го октября² доставило мне много радости, и я очень счастлив сознанием, что Вы в Ревеле.

Что касается контракта со Стейнвеем, то скажу Вам, что я его написал с самим Стейнвеем и обсудил с ним все деловые вопросы. Так как Вы теперь в Европе, то я с Стейнвеем напишем Вам еще раз по поводу контракта, и я надеюсь, что мы сможем разъяснить Вам все вопросы. Лучше для Вас приехать в октябре будущего

года³, так как с рекламой и прочим надо начинать очень заранее. И этой зимой было бы уже поздно. У меня есть также для Вас контракт с обществом «Duo-Art» — это механический рояль в роде Миньон Вельт. Вы должны будете наиграть 5 пьес и получить за это 1500 долларов⁴.

Все другие подробности я оставляю до тех пор, пока Вы не получите контракта от Стейнвея.

Я, со своей стороны, сделаю все, чтобы добиться для Вас наилучших условий, но не забывайте, что времена для артистов здесь тоже переменились и что если Вы приедете, то будете выступать здесь в первый раз. Если Вы надолго останетесь в Германии, то я посоветовал бы Вам там концертировать⁵. Было бы хорошо, если бы относительно Ваших сочинений Вы написали Кусевицкому⁶, потому что печатать их теперь следовало бы только в Европе, так как условия для композиторов здесь ужасные.

Запросите у Российского музыкального издательства, и если Издательство не может их печатать⁷, Вы во всяком случае должны отдать переписать материал Вашего фортепианного концерта, так как Вас, конечно, будут просить сыграть его, Вы должны быть к этому готовы.

Вот все деловое, и мне хочется Вам еще сказать, что Соня с июля с нами здесь и что это для нас большое счастье. 9 декабря она опять уезжает, и Вы, конечно, увидитесь с ней в Европе. Она привезла мне Ваше милое письмо и четыре тетради Ваших новых сочинений⁸. Они мне все, конечно, понравились, главным образом некоторые песни. Песнь «Вальс» в f-moll я считаю совершенно гениальной.

Вы мне доставили много радости этими новыми сочинениями, и я повторяю то, что я Вам говорил еще в России: Вы, по моему мнению, величайший композитор нашего времени.

В заключение один вопрос: знаете ли Вы адрес г-жи Струве? Она Вам может во многом помочь, в особенности адресами различных артистов. Ее адрес: Момсерштрассе, 57, Берлин.

Самый сердечный привет от нас всех, искренне преданный

Сергей Рахманинов

Н. П. КОШИЦ

4 ноября 1921 г.

[Нью-Йорк]

Многоуважаемая Нина Павловна,

В октябре (числа не помню, письма не сохранил) получил от Haensel'a письмо с просьбой устроить Вам ангажемент в Бостоне с бостонским оркестром, а также, с ними же, ангажемент в их недельном турне. Ответил, что ему, как manager'y надлежит лучше меня знать, что в октябре все симф[онические] общества заполнены уже артистами. Про себя же подумал, что такое обращение ко мне является курьезным и, в своем роде, единственным. Я слыхал, что артисты обращаются к manager'y с просьбой об устройстве им концертов, но чтобы с аналогичной просьбой manager'ы обращались к артистам — такой пассаж встречаю впервые... Кроме этого, Haensel также, конечно, лучше меня знает, что получить ангажемент в Бостоне артисту, ни разу в Америке не выступавшему, почти невозможно.

В ответ на мое письмо получил «ругательное» письмо Haensel'a. Инцидент считал исчерпанным... Каково же было мое удивление, когда в Вашем письме прочел, что этот мой