Обобщение объема понятий. Трансформационная операция генерализации

Генерализацией называется трансформационная операция, в ходе которой переводчик, следуя по цепочке обобщения, заменяет понятие с более ограниченным объемом и более сложным содср-

жанием, заключенное в слове или словосочетании исходного текста, понятием с более широким объемом, но менее сложным, менее конкретным содержанием. Таким образом, генерализация непре­менно предполагает сокращение элементов содержания, т.е. в опре­деленном смысле потерю при переводе. Языковая форма, слово или словосочетание, в тексте перевода называющая более общее понятие, в языке перевода оказывается гиперонимом по отноше­нию к языковой форме, выражающей понятие исходного текста, поэтому такая трансформационная операция может быть также определена как гиперонимическое преобразование.

В основе генерализации лежит та же логическая операция обобщения объема, что и в переводческой парафразе, но при пе­рефразировании потеря элементов значения компенсируется до­бавлением одного или нескольких знаков, содержащих в себе именно эти элементы. При генерализации же потеря остается не­компенсированной.

Рассмотрим примеры перевода на французский и английский языки следующего фрагмента романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»:

От флигелей в тылу дворца, где расположилась пришедшая с прокуратором в Ершалаим первая когорта Двенадцатого Молние­носного легиона, заносило дымком в колоннаду через верхнюю пло­щадку сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том, что кашевары в кентуриях начали готовить обед, примешивался все тот же жирный розовый запах.

From the outbuildings at the rear of the palace, the quarters of the first cohort of the Twelfth Lightning Legion, which had accompanied the procurator to Yershalaim, smoke was drifting across the upper terrace of the garden into the colonnade, and this acrid smoke, which signaled that the centuries' cooks had begun to prepare dinner, contained an admixture of thai same oily rose scent.

Des arrie re-sal tes du palais, ou logeait la premiere cohorte de la douzieme legion Foudre, venue a Jerusalem avec le procurateur, montait une legere fumee qui gagnait le peristyle par la terrasse superieure du jardin; a cette fumee un peu acre, qui temoignait que les cuistots de centurie commengaient a preparer le repas du matin, venait encore se meler, sucre et entetant, le parfum de la rose.

He обращая пока внимания на множество других трансфор­мационных операций, предпринятых переводчиками, сравним сначала понятия, заключенные в русском слове кашевары и анг­лийском cooks. Английское слово обозначает понятие с более широким объемом — повар. В самом деле, все кашевары являют­ся поварами cooks, но не все повара — кашевары:

"

.

Смысл проведенной операции в том, что переводчик, не най­дя в языке перевода слова, заключающего в себе понятие анало­гичного содержания (кашевар — это 1} повар, 2) готовящий еду для солдат, путешественников и пр., 3) как правило, в походных условиях), отыскивает в цепочке понятий, связанных между со­бой отношением подчинения, более общее, родовое. Ближайшим родовым понятием по отношению к понятию кашевар оказывается повар.

Во французском переводе следует обратить внимание на то, как выражено элементарное, на первых взгляд, понятие, заклю­ченное в русском слове обед, — le repas du matin (букв, утренняя еда). Логическая операция, произведенная над понятием исходно­го текста, может быть охарактеризована как классическое опреде­ление через ближайший род repas (еда) и видовое отличие du matin (утренняя). С точки зрения теории перевода данная операция яв­ляется парафразой, т.е. передачей содержания понятия его описа­нием. Как мы видим, в отличие от генерализации в переводческой парафразе сохраняется дифференцирующий признак видового от-дичия.

Пример перевода на французский язык привычного русского слова обед, обозначающего понятие универсальной общечелове­ческой культуры, так как в его содержании отражен один из об­щечеловеческих биологических ритмов, привлекает внимание к самому важному аспекту соотношения категорий логики и тео­рии перевода: логика не может объяснить всего сложнейшего процесса преобразования системы смыслов, заключенной в ис­ходном тексте.

Прежде всего важно отметить, что русское слово обед и фран­цузское словосочетание repas du matin имеют сложную семантиче­скую структуру, обозначая не одно, а два понятия, образовавшихся в результате метонимического переноса. Слово обед обозначает, во-первых, понятие акта приема пищи в середине дня, обычно второго по счету и следующего за завтраком, а во-вторых, сово­купность блюд, т.е. собственно пищу, поедаемую в процессе этого биологического действия. Ср. обед — в 2 часа, обед в ресторане, но комплексный обед, вкусный обед и т.п. Французское слово repas также заключает в себе аналогичные два понятия, но более обоб­щенные, родовые по сравнению с понятиями, обозначеными сло­вом обед, подобные русскому еда (вкусная еда и не читай за едой!):

repas = 1)еда, пища,потребляемая во время любого приема

пищи (завтрака, обеда, ужина и т.д.);

= 2) любой акт еды,т.е. приема пищи (завтрак, обед, ужин и т.д.).

завтрак обед ужин

Во французском языке, как. и в русском, есть и специальные, видовые обозначения для завтрака (le petit dejeuner), обеда (le dejeuner) и ужина (le diner), которые также выражают по два по­нятия (акт приема пищи в определенное время и в определенном отношении к другим аналогичным актам, а также саму потребля­емую пищу). Схематически межъязыковые семантические отно­шения можно представить следующим образом:

le petit dejeuner

еда « repas

le dejeuner le diner

Однако речевая традиция закрепила именно слово repas в словосочетании, обозначающем понятие «приготовление пищи» — preparer le repas.

Ряд межъязыковых соответствий выглядит следующим об­разом:

готовить завтрак — preparer le repas du matin', готовить обед — preparer le repas de midi; готовить ужин — preparer le repas du soir.

Поэтому во французском тексте и появляется preparer le repas

du matin (букв, готовить утреннюю еду, еду для завтрака).

Но возникает новый вопрос: почему утреннюю, если Булгаков пишет, что кашевары начали готовить обед. Этот «переводческий парадокс» объясняется уже не отношениями семантической асим­метрии, а отношениями синтаксической обусловленности выбора эквивалента. Первая фраза второй главы — «Понтий Пилат» — начинается следующим высказыванием: «В белом плаще с крова­вым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним ут­ром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую ко­лоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат». Булгаков, вероятно, связывает время (ранним утром) и деятельность кашеваров (начали готовить обед) следующим образом: они с раннего утра что-то варят к обе­ду. Завтрак остается вне его поля зрения. Прошел ли уже завтрак, или его вообще не было, или на завтрак воины ели что-то приго­товленное с вечера, что-то холодное, автору не важно и читателю не известно. Но переводчик концентрируется на времени описы­ваемого события — ранним утром, которое передает как Vaube...

^

se levait (букв, занимался рассвет). Иначе говоря, в его понимании описываемое событие произошло на рассвете, что не совсем совпадает со смыслом русского выражения ранним утром, оно оказывается более смещенным к ночи, к абсолютному началу утра. Поэтому вполне логично предположить, что в столь ранний час кашевары готовили завтрак. Именно такой ход и предприни­мает переводчик, и в тексте пояшшется preparer le repas du matin.

Мы воспользовались данным примером и позволили себе столь длинное отступление, чтобы показать, насколько сложным оказывается процесс преобразования смыслов в переводе, опира­ющийся не только на формально-логические отношения между понятиями, но обусловленный и другими важными факторами. Подробнее обоснованность и целесообразность применения раз­личных трансформационных операций мы рассмотрим в третьей части. Здесь же необходимо понять собственно логические опера­ции, лежащие в основе происходящего в переводе преобразова­ния смыслов.

Рассмотрим еще один пример из того же произведения.

Второй — плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке — был в ковбойке, же­ваных белых брюках и черных тапочках.

The other one — a broad-shouldered, reddish-haired, shaggy young man with a checked cap cocked on the back of his head was wearing a cowboy shirt, crumpled white trousers, and black sneakers,

В этом примере переводчик использует в качестве эквивален­та русского слова затылок, обозначающего понятие «задняя часть головы», принятую в английском языке форму выражения этого понятия the back of his head, которая, по сути, является не чем иным, как описательной конструкцией, парафразой. Парафразу он применяет и для обозначения понятия, заключенного в слове ковбойка, — cowboy shirt. При этом ни один из элементов смысла не утрачивается: ковбойка — это ковбойская (видовое отличие) рубашка (родовой признак). Ковбойка — собственно русское слово, обозначающее особый тип мужских рубашек, клетчатых и доволь­но ярких. Поэтому парафраза переводчиков вполне объяснима. Однако интересно, что в качестве видового дифференцирующего признака они выбирают различные понятия. Французский перевод­чик строит парафразу аналогично английской: chemise de cow-boy (букв, рубашка ковбоя, т.е. как у ковбоя, — относительный при­знак), немецкий переводчик выбирает иной признак — kariertes Hemd (букв, клетчатая рубашка — признак внешнего подобия), чешский переводчик также отдает предпочтение признаку внеш­него подобия, по обозначает этот признак более размыто, при-

внося в него незначительную оценочную коннотацию — pestre kosili (букв, пестрая рубашка).

В приведенных примерах генерализации и парафразы мы ви­дели, что для проведения этих операций переводчик использует понятия, обозначающие ближайший род, по отношению к поня­тию, выраженному в тексте оригинала. Так происходит часто, но не всегда. Иногда переводчику приходится идти дальше по це­почке обобщающих понятий.

Рассмотрим следующий фрагмент английского текста и его перевод на русский язык.

«Why, hello, Henry! Where're yuh goin' this mornin'?» inquired Farmer Dodge, who, hauling a load of wheat to market, encountered him on the public road. He had not seen his wife's death, and he wondered now, seeing him looking so spry. «Yuh ain't seen Phoebe, have yuh?» in­quired the old man, looking up quizzically. «Phoebe who?)> inquired Farmer Dodge, not for the moment connecting the name with Henry's dead wife. T, Dreiser. The Lost Phoebe

- Эй! Генри! Привет! Куда это ты намылился с утра пораньше? — поин­тересовался встретившийся ему на до­роге фермер Плут, везший пшеницу на рынок. Он не видел старика несколько месяцев, с похорон жены, и удивился, увидев его в таком бодром настроении.

— Ты не видел Фиби? — сказал ста­
рик, вопросительно глядя на нею.

— Какую еще Фиби? — спросил
Плут, не сразу связав это имя с име­
нем умершей жены Генри.

Т. Драйзер. Потерянная Фиби / Пе­ревод Н. Нестеровой

В английском тексте все три следующие друг за другом реп­лики персонажей сопровождаются одним и тем же глаголом inquired в авторской речи. Переводчик, зная об асимметрии рече­вых норм русского и английского языков, состоящей в том, что английский язык редко варьирует глаголы речи, сопровождаю­щие реплики персонажей в текстах художественных произведе­ний, отдавая явное предпочтение глаголу to say, в то время как в русских текстах вариативность таких глаголов весьма высока, производит операции генерализации, поднимаясь все выше по цепочке обобщения понятий.

inquired = 1) поинтересовался (эквивалентная замена, сохранены как родовые, так и видовые признаки: речевое действие /отдаленный родовой признак/ + вопрос /ближайший родовой признак + заинтересованность в получении ответа / видовой признак);

= 2) спросил (генерализация с переходом к понятию, обозначающему ближайший род: речевое действие /ро­довой признак/ + вопрос / видовой признак); = 3) сказал (генерализация с переходом к понятию, об­ладающему максимально широким объемом в данной предметной области).

^

Такой последний элемент в цепочке понятий, последовательно связанных друг с другом отношением подчинения, представляет собой универсальный класс, т.е. понятие с предельно большим объемом, покрывающим некую предметную область. Говоря об универсальном классе, следует иметь в виду относительность этого понятия.

Разумеется, при максимально широком взгляде на вещи уни­версальный класс может включать в себя всю мыслимую совокуп­ность объектов, которую в русском языке можно определить сло­вом нечто.

Но переводчик всегда ограничен определенной предметной областью и вряд ли может часто прибегать к максимально обоб­щенному универсальному классу.

Четкое представление об универсальном классе необходимо ему, чтобы при переходе от понятий с ограниченным объемом к понятиям с более широким объемом не выйти за пределы той предметной области, которая задана этим интеллектуальным дей­ствием, в противном случае трансформационная операция может привести к искажению.

В рассмотренном выше случае в качестве универсального класса было выбрано понятие устного речевого действия. Глагол сказать в русском языке и соответствует такому наиболее широко­му понятию, подчиняющему себе все другие, более конкретные, как промолви.?, произнес, прокричал, спросил и многие другие. Уни­версальный класс всегда ограничен заданной областью. Для пе­реводчика очень важно ясно представлять себе, каким понятием ограничен в каждом конкретном случае универсальный класс, чтобы не допустить логических ошибок, применяя операции ге­нерализации и перефразирования. А такие ошибки могут возник­нуть в связи с тем, что языковое мышление людей, пользующихся разными языками, неодинаково. Так, например, во французской логико-языковой системе в качестве универсального класса для только что рассмотренной предметной области устных речевых действий выступает глагол со значительно более широким объемом значения faire — делать.

«C'est tres Ыеп, c'est tres bien,ftt-il, c'est comme cela que ga doit elre» (M. Druon. Les Grandes families). Это высказывание может быть пе­реведено следующим образом: «Превосходно, превосходно! — вос­кликнул он. — Именно так и должно быть!»

В русском языке глагол сделать выходит за пределы предмет­ной области актов речи и не может быть использован в данном случае в качестве эквивалента. Понятием универсального класса в данном случае будет глагол сказать. Но в высказывании отчетливо

просматривается эмоциональность, поэтому в русском переводе может быть выбран глагол, выражающий понятие речевого акта и имеющий в структуре содержания дополнительный признак эмо­циональности, т.е. глагол воскликнуть.

Использование понятий максимально широкого универсаль­ного класса иногда находит интересное выражение в межъязыко­вой коммуникации.

В период, когда советские Вооруженные силы активно помо­гали вооружаться и обучаться военному делу народам африканских стран, в эти страны направлялось много специалистов-техников, которым «по рангу» не всегда полагался переводчик или же пола­гался один переводчик на несколько человек. Сами же эти специа­листы знанием иностранного языка обычно не обладали. Однако техническая работа требовала постоянного общения с местными молодыми людьми, которых нужно было научить обращаться с техникой. Довольно быстро наши специалисты нашли такую форму общения, которая им помогла вовсе обходиться без пере­водчиков. Излюбленный военно-методический прием — «делай как я», сопровождаемый комментариями, построенными па чрез­вычайно малом объеме иностранных слов, обычно с довольно большим объемом понятий, что позволяло им применять эти слова, заключающие понятия универсальных классов, к макси­мально большому числу производственных операций. Апофеозом такого использования понятий можно считать, например, такое высказывание на французском языке, которое мне пришлось услы­шать от нашего автомеханика, предлагавшего местному «камара-ду» взять гаечный ключ и, поворачивая его по часовой стрелке, завернуть какую-то гайку; «Рrends да el tourne да сотте са!» (букв. «Возьми это и крути это вот так!»). Ключ, гайка и способ дей­ствия оказываются объединенными в один универсальный класс, обозначенный указательным местоимением да — это.

Пример перевода на русский язык французского глагола faire — делать, употребленного в качестве глагола, обозначающего поня­тие речевого акта, иллюстрирует трансформационную операцию, противоположную генерализации. Следуя по цепочке понятий в обратном направлении, т.е. от более общего к менее общему, с точки зрения объема, и к более конкретному, более насыщенному, с точки зрения содержания, он выбирает понятие, соответствую­щее его представлению об эквивалентности на уровне данной единицы перевода. Такую операцию в теории перевода называют конкретизацией.

§ 6. Ограничение объема понятий, трансформационная операция конкретизации

Конкретизацией называется трансформационная операция, в ходе которой переводчик, следуя по цепочке обобщения, заменя­ет понятие с более широким объемом и менее сложным содержа­нием, заключенное в слове или словосочетании исходного текста, понятием с более ограниченным объемом, но сложным, более конкретным содержанием. Таким образом, конкретизация непре­менно предполагает привнесение новых элементов в содержание понятия, т.е. добавление новых признаков в понятие об объекте, описываемом в переводе. Языковая форма, слово или словосоче­тание в тексте перевода, называющая менее общее понятие в языке перевода, оказывается гипонимом по отношению к языко­вой форме, выражающей понятие исходного текста, поэтому та­кая трансформационная операция может быть также определена как гипонимическое преобразование.

Рассмотрим следующий пример.

Coming back, he walked through the barroom, where people waiting for the train were drinking. He drank an Anis at the bar and looked at the people (E. Hemingway. Hills like white elephants).

Возвращаясь, он прошел через бар, где пили пиво ожидавшие по­езда пассажиры. Он выпил у стойки стакан Anis del Того и посмот­рел на них (Э. Хемингуэй. Белые слоны / Перевод А. Едеонской).

В английском тексте мы встречаем два слова, обозначающие понятия с довольно высоким объемом: люди и пить. Использова­ние подобных по объему понятий слов в русском языке вряд ли возможно. Ср.: он прошел через бар, где пили ожидавшие поезда люди. В русском языковом сознании понятие люди обычно связа­но с неопределенным множеством объектов, подпадающих под класс человек. В русском языке вполне возможно, например: передо мной проходили какие-то люди; люди уже отдыхают, а я нет; на улице множество людей и т.п. В данном же случае класс ограни­чен определением — ожидавшие поезда, т.е. речь шла о конкрет­ной совокупности объектов данного класса. Поэтому переводчик выбирает более конкретное понятие, обозначающее конкретную совокупность людей, подмножество, соответствующее, на его взгляд, той совокупности, которая определена в английском тек-с.е словом с обидим понятием — пассажиры, т.е. те люди, которые собирались ехать на ожидавшемся поезде. Русское понятие пасса­жиры определяет именно такое подмножество в классе людей, которое характеризуется либо 1) признаком передвижения в ка­ком-то транспортном средстве, но не управления им, либо 2) при­знаком состояния непосредственно перед поездкой (напр., на пер-

роне стояли пассажиры в ожидании поезда), либо 3) признаком со­стояния непосредственно после поездки (пассажиры только что прилетевшего самолета спускались по трапу}. Переводчик, ориен­тируясь на референтную ситуацию, использует слово, обозначаю­щее данное подмножество по второму признаку. В текст вносится дополнительный смысл — в баре были только пассажиры, ожида­ющие поезд, там не было ни встречающих, ни провожающих, ни каких бы то ни было других лиц, ожидавших прибытия поезда. Переводчик принимает во внимание наиболее вероятную катего­рию ожидавших — будущих пассажиров прибывающего поезда. Мы не будем говорить здесь о том, оправдан выбор переводчика или нет. Об этом пойдет речь в третьей части книги. Пока нам важно показать механизм взаимодействия логических отношений между понятиями и трансформационных операций.

Аналогичная логическая операция происходит и при перехо­де от понятия, обозначенного английским глаголом drinking, к понятию, обозначенному словосочетанием пили пиво. Автор ори­гинала не указывает, что конкретно пили люди в баре. Использо­вание таких обобщающих понятий свойственно английской речи, как, впрочем, и французской, даже в еще большей степени. Пе­реводчику для построения русской фразы необходимо хоть какое-нибудь прямое дополнения к глаголу пить. В непереходной функ­ции русский глагол пить приобретает специфические значения. Избирая объект с уточняющим признаком потребляемой жидко­сти, переводчик исходит из наиболее яркой характеристики опи­сываемой ситуации в целом: жара. Наиболее распространенным напитком, который потребляют в жару в барах, на его взгляд, яв­ляется пиво. Его не смущает, что из следующей фразы мы узнаем, что главный персонаж рассказа пил не пиво, а анисовую настой­ку. Однако в данном случае нам важно не столько объяснить вы­бор переводчика в пользу конкретного уточняющего признака, сколько показать действие механизма логического уточнения.

Если в первом случае (пример people — пассажиры) мы видели непосредственную конкретизацию, так как уточняющий признак находится в содержании самого понятия пассажиры, то во втором случае мы сталкиваемся также с переводческой парафразой, но уже не генерализирующей, т.е. построенной по модели класси­ческой дефиниции через ближайший род и видовое отличие, а парафразы, которая может быть определена как уточняющая ги-понимическая парафраза.С точки зрения логической операции, лежащей в основе операции трансформационной, уточняющая парафраза и конкретизация имеют много общего, так как строятся путем ограничения понятия. Но в парафразе используются еще и механизмы логического определения. Попробуем построить це­почку понятий, приводящую от drinking к пили пиво.

1) То drink = пить = поглощать жидкость (межъязыковая опи­
сательная эквивалентность);

2) К классу жидкости относится пиво (категоризация частно­
го, включение ограниченного понятия в общее через общее, не­
полное определение: пиво — это жидкость)',

3) Следовательно, возможно, что to drink ~ пить пиво.

Рассмотрим еще один пример.

Затем перед прокуратором предстал стройный, светлобородый красавец со сверкающими на груди львиными мордами, с орлиными перьями на гребне шлема, с золотыми бляшками на портупее меча, в зашнурованной до колен обуви на тройной подошве, в наброшенном на левое плечо багряном плаще.

Next to appear before the procurator was a handsome, blond-bearded man with eagle feathers in the crest of his helmet, gold lion heads gleaming on his chest, gold studs on his sword belt, triple-soled sandals laced up to his knees, and a crimson cloak thrown over his left shoulder.

Ensuite se presenta devant le procurateur un hel homme a harbe blonde. Des plumes d'aigle ornaient la crete de son casque, des teles de lion d'or brillaient sur sa poitrine, le baudrier qui soutenait son glaive etait egalement plaque d'or. II portait des souliers a triple semelle laces jusqu'aux genoux, un manteau de pourpre etait jete sur son epaule gauche.

В булгаковском тексте мы сталкиваемся с общим, родовым понятием, покрывающим определенную предметную область: обувь = туфли, или сандалии, или ботинки, или сапоги, или тапоч­ки, или еще нечто подобного рода. Почему Булгаков предпочел в данном случае общее родовое понятие видовому, сказать трудно. На Бездомного он надел черные тапочки, на Воланда — загра­ничные туфли в цвет костюма, на Марка Крысобоя — тяжелые сапоги, на Иешуа — стоптанные сандалии, а вот на легата — просто обувь. Возможно, он посчитал, что наряд легата и так слишком подробно описан, и ввел родовое понятие для контраста.

Оба переводчика вынуждены конкретизировать родовое поня­тие обувь по причине асимметрии лексико-семантических систем или асимметрии узусов. Английский переводчик трансформирует общее понятие в то конкретное, которое ему представляется наи­более соответствующим облику римлянина, — sandals, т.е санда­лии. Но это могли быть и шнурованные военные сапоги или краги, ведь обул же Булгаков воина Марка в сапоги.

Французский переводчик также конкретизирует родовое по­нятие. Во французском языке есть слово, обозначающее родовое понятие обувь (chaussures}, но оно практически не употребляется

при описании внешности человека, т.е. калька с русского человек в какой-либо обуви невозможна. Переводчик выбирает в качестве эквивалентного понятие об определенном виде объектов —- des souliers, что обычно соответствует понятию туфли (такой же вид обуви, например, на Воланде). Если античные сандалии пред­ставляют собой только подошву со шнуровкой, то туфли — это такой вид обуви, который закрывает ступню, но не поднимается выше щиколотки. Таким образом, французский и английский легаты обуты по-разному. Следует отметить, что степень обоб­щенности понятий во французском и английском вариантах раз­лична. Французское слово des souliers раньше использовалось для обозначения родового понятия — обуви. В этом значении слово функционирует, например, в канадском варианте французского языка. Возможно, это значение также сохранилось в языковом сознании французов. Поэтому французский вариант перевода по степени обобщенности понятия, видимо, больше соответствует оригиналу.

Мы привели примеры трансформационных операций конкре­тизации, вызванных асимметрий лексико-семантических систем сталкивающихся в переводе языков, а также асимметрией речевых узусов, т.е. привычного, а потому предпочтительного употребле­ния тех или иных слов и словосочетаний. В этих случаях пере­водчик вынужден прибегать к трансформации понятий. Но, как мы могли заметить, степень «свободы» таких преобразований раз­лична. Ограничение родового понятия видовым, предпринятое переводчиками для передачи родового понятия, заключенного в русском слове обувь, а также добавление объектного дополнения пиво, ограничивающее родовое понятие, заключенное в англий­ском глаголе to drink, может быть определено как «свободная конкретизация», так как переводчик имеет некоторую свободу в выборе эквивалента и действует исходя из собственного понима­ния описываемой ситуации действительности.

Таким образом, мы убедились, что операции по обобщению или, напротив, уточнению объемов понятий, лежащие в основе генерализации и конкретизации, всегда предполагают изменения содержания понятий, либо нейтрализуя некоторые из признаков объекта, описанного в тексте оригинала, либо «приписывая» ему признаки, о которых можно только догадываться. Иначе говоря, в результате гипо-гиперонимических преобразований система смыслов, заключенная в исходном тексте, претерпевает некоторые изменения. Понятия, соотносимые с одними и теми же объектами и представляющие их как классы, множества, подмножества, име­ют разное содержание.

§ 7. Особые случаи гипо-гиперонимических преобразований. Понятия с переменным содержанием. Местоименные замены

Как мы видели, гипо-гиперопимические трансформационные операции могут быть обусловлены не только асимметрией лекси-ко-семантических систем языков, оказывающихся в контакте в процессе перевода, или асимметрией возможностей и норм их функционирования в речи, но и самой структурой речевого про­изведения. Среди факторов, которые влияют на языковые преоб­разования, отмечает ВТ. Гак, важную роль играет повторная но­минация, т.е. «наименование уже ранее обозначенного в данном контексте денотата: предмета, действия, качества»¹. Примером асимметрии в повторной номинации является приводившийся выше фрагмент текста Т. Драйзера. В английском тексте одно и то же последовательно повторяющееся речевое действие обозна­чено одним и тем же глаголом inquired (идентичная повторная номинация). В переводе на русский язык данное речевое дей­ствие получает различные наименования; поинтересовался -» ска­зал —> спросил {вариативная повторная номинация)². Автор ориги­нального текста строил речевое произведение в соответствии с языковым сознанием, свойственным носителю английского язы­ка, — использовать идентичные понятия для обозначения иден­тичных речевых действий. Русское языковое сознание, определя­ющее стилистические нормы литературной речи, предполагает скорее вариативную повторную номинацию, нежели идентичную. Это и объясняет переводческое преобразование.

Рассмотрим следующий пример фрагмента из текста Булга­кова и его переводы на французский и английский языки:

Его прокуратор спросил о том, где сейчас находится себастий-ская когорта. Легат сообщил, что себастийцы держат оцепление на площади перед гипподромом, где будет объявлен народу приговор над преступниками,

Le procurateur lui demanda ou se trouvait actuellement la cohorle sebastienne. Le legal I 'informa дне les soldats de la sebastienne montaient la garde sur la place devant Vhippodrome, ou devait etre аппопсёе аи peuple la sentence rendue contre les criminels.

The procurator asked him where the Sebastian cohort was currently stationed. The legate informed him that they were on cordon duty on the square in front of the hippodrome, where the sentences pronounced on the criminals would be announced to the people.

¹ Гак В.Г. Языковые преобразования. С. 524.

² Термины «идентичная повторная номинация» и «вариативная повторная
номинация» предложены В.Г. Гаком. См.: Там же.

Автор оригинального текста предпринимает вариативную по­вторную номинацию: себастийская когорта -» себастийцы. Пере­водчики в данном случае следуют за автором и также используют вариативную повторную номинацию. Однако они вынуждены трансформировать понятие, заключенное в слове себастийцы. Французский переводчик идет по пути парафразы по модели классического определения через ближайший род и видовое от­личие. Он производит генерализацию понятия себастийцы до ближайшего рода — солдаты, а затем добавляет видовой признак — себастийской когорты. При этом он сокращает словосочетание la cohorle sebastienne до формы la sebastienne, образуя существитель­ное от прилагательного (внутриязыковая транспозиция), т.е. осу­ществляя семантическое перераспределение: семы, размещенные в двух понятиях — родовом la cohorte и дифференцирующим sebas­tienne, которые выражены двумя словами, оказываются совме­щенными в одном видовом понятии, обозначенными одним сло­вом — la sebastienne.

Английский переводчик идет дальше по пути обобщения по­нятия и останавливает свой выбор на местоимении they — они. Это позволяет ему избежать трудных логико-семантических опе­раций, которые потребовались бы для передачи понятия себас­тийцы.

Английский вариант перевода ясно показывает, до какого необъятно высокого уровня может доходить обобщение понятия при повторной номинации. Местоимения, замещая наименова­ния объектов самых различных предметных областей, оказывают­ся именами понятий универсального класса с максимально высо­кой степенью обобщения. Эти понятия можно квалифицировать как понятия с неопределенным объемом и переменным содержа­нием. Местоимения замешают имена более конкретных понятий об объектах, которые уже упоминались в тексте. Для переводчика такой областью оказывается текст оригинала. Объем понятия, заключенного в местоимении they, как и многих других место­имений, практически не ограничен, но его содержание всегда со­относимо с той предметной областью, которая описывается в конкретном речевом произведении,

Местоимение they, употребленное английским переводчиком, относится к разряду так называемых анафорических местоиме­ний, в значении которых содержится отсылка к предшествующе­му тексту, указание на тот объект, который ранее был соотнесен с понятием, имеющим более точное содержание. Имя, обознача­ющее это понятие, и замещающее его в пределах одного текста, и местоимение находятся в отношении кореферентности, так как называют разными способами один и тот же объект.

^

Но нас в большей степени интересует не сама по себе повтор­ная номинация, а асимметрия, возникающая в переводе в тех случаях, когда структурный рисунок повторной номинации пре­терпевает изменения.

Асимметрия повторной номинации в переводе может разви­ваться в двух направлениях — как в сторону обобщения понятий (пример с местоимением they), так и в сторону их уточнения.

Как и в процессе генерализации, при конкретизации понятий переводчик может оперировать понятиями, относящимися к уни­версальному классу. Только в этом случае в ходе логической опе­рации универсальный класс уточняется до некоторого подмноже­ства. В качестве универсального класса могут выступать и поня­тия, заключенные в анафорических местоимениях третьего лица, которые дифференцируются через понятия, непосредственно фи­гурирующие в речевом произведении.

Приведем пример из перевода на русский язык фрагмента повести Г. де Мопассана «Пышка»:

Mais Loiseaudevorait des yeux la terrine de poulet. II dit: «A la bonne heure, madame a eu plus de precaution que nous. II у a des personnes qui savent toujours penser a tout». Elle leva la tele vers iui. «Si vous en desirer, monsieur? C'est dur de jeuner depuis le matin». II salua: «Mafoi, franchement, je ne refuse pas, j'en рейх plus. A la guerre comme a la guerre, n'esl-cepas, madame?» (выделено мною. — Н.Г.).

Но Луазо пожирал глазами миску с цыплятами. Он проговорил:

— Бот это умно! Мадам предусмотрительнее нас. Есть люди,
которые всегда об всем позаботятся.

Пышка взглянула на него.

— Не угодно ли, сударь? Ведь нелегко поститься с самого утра.
Луазо поклонился.

— Да... по совести говоря, не откажусь. На войне как на войне,
не так ли, мадам'? (выделено мною. — Н.Г.).

В сцене действуют два персонажа: Луазо и Пышка. Во фран­цузском оригинале Луазо один раз назван по имени, а затем обо­значается местоимением. Пышка — главная героиня сцены — на­зывается только местоимением. Переводчик варьирует обозначе­ние действующих лиц, конкретизируя их, т.е. «возвращая» им их признаки. Во фразе «Elle leva la tete vers Iui» персонаж обозначен местоимением. Переводчик конкретизирует понятие с размытым объемом до единичного: «Пышка взглянула на него». То же самое происходит и со вторым персонажем: имя Луазо, замененное в оригинальном тексте два раза местоимением, в русском переводе в последнем случае вновь восстанавливается.

Интересно взглянуть на асимметрию повторной номинации в какой-либо завершенной сцене. Возьмем в качестве примера главную героиню «Пышки» Мопассана и посмотрим, как после­довательно обозначен этот персонаж в оригинальном тексте и в переводе в первых сценах повести. Мы полностью приведем фра­зу, описывающую первое появление этого персонажа, а затем бу­дем приводить только его различные имена: