Гармония и красота бытия в поэзии А. Фета

(стихотворения «Уснуло озеро…», «Шепот, робкое дыханье…»)

На наш взгляд, изучение всего творчества А. Фета должно быть направлено на постижение этой его философской концепции гармонии бытия и особенностей ее поэтического воплощения. У Фета не встретишь ласточки зимой или жаворонка вечером, он достоверен и точен. Каждое слово в любом его стихотворении несет конкретную информацию о реальном окружающем нас мире, о форме, цвете, запахе изображаемого предмета или пейзажа, и в этом смысле можно сказать, что Фет впитал в себя все те изобразительные богатства, которые к этому времени открыл и «накопил» реализм.

Если вы предложите детям проиллюстрировать какое-либо стихотворение Тютчева или Фета, то выяснится, что даже пейзажное стихотворение Тютчева «нарисовать» не так-то легко: стихи выражают чувства, но при этом почти ничего не изображают,давая просторфантазии. Содержание большинства произведений Тютчева может быть передано скорее цветом, каким-либо символическим, даже абстрактным рисунком, чем конкретными изобразительными деталями. Зато у Фета «березник» «желтеет», липа «краснеет», иней - «колючий, светло-синий», «перкати-поле прыгает как мяч» и т.п. - стихотворения будто «просятся» на полотно, поэт - живописен, он «подсказывает» нам и цвет, и композицию, и «сюжет», и детали.[15]

И в то же время каждое слово у Фета, при всей реалистической конкретности и точности, наполнено «воздухом» иных - дополнительных - смыслов, ассоциаций, эмоций, максимально расширяющих художественное пространство. Это как бы преобразованное в новой поэтической системе романтическое двоемирие, где мир «иной» не обязательно идеален, но несет в себе все богатство и всю сложность напряженной внутренней жизни человеческого «Я».

Известно, что современники далеко не всегда понимали своеобразие поэтики Фета. Один из критиков того времени пишет на полях подаренного ему Фетом сборника «Вечерние огни» красноречивое «не понимаю» - рядом с такими метафорами и олицетворениями, как «овдовевшая лазурь», «румяное сердце розы» и т.п. То, что сегодня, на фоне сложнейшего ассоциативного стиха Б. Пастернака, О. Мандельштама или И. Бродского, представляется простым и «прозрачным», в середине 19 века, оказывается, еще требовало расшифровки, вызывало недоумение и протест, могло стать предметом литературной полемики.

Мы можем познакомить юных читателей с интересными формами этой полемики и в то же время продемонстрировать им, насколько важно в поэзии Фета звучание и значение каждого слова, насколько единственно возможной и необходимой для выражения замысла автора является именно такая художественная форма, - предложив для анализа стихотворение «Уснуло озеро; безмолвен черный лес…».

Уснуло озеро; безмолвен черный лес;

Русалка белая небрежно выплывает;

Как лебедь молодой, луна среди небес

Скользит и свой двойник на влаге созерцает.

Уснули рыбаки у сонных огоньков;

Ветрило бледное не шевельнет ни складкой;

Порой тяжелый карп плеснет у тростников,

Пустив широкий круг бежать по влаге гладкой.

Как тихо… Каждый звук и шорох слышу я;

Но звуки тишины ночной не прерывают, -

Пускай живая трель ярка у соловья,

Пусть травы на воде русалки колыхают…

(1847)

Это стихотворение стало предметом остроумной пародии Д. Минаева, который, не изменив в тексте ни одного слова, «просто» переписал его «задом наперед», от последней строки к первой. По замыслу пародиста, этот прием должен был продемонстрировать «бессмысленность», содержательную пустоту «чистого искусства» Фета: слова и строки в его произведениях можно переставлять как угодно, и звучание стиха не изменится.

Если увидеть в этом стихотворении просто ночной пейзаж (что и делается обычно на уровне школьного анализа - ведь Фет у нас во всех программах - «певец природы»!), то может показаться, что оригинал и пародия, действительно, мало чем различаются и в стихотворении ничего не меняется, кроме порядка строк. Труднейшая задача учителя - помочь детям опровергнуть это суждение, доказать, что текст Минаева - это, действительно, пародия на гениальные стихи Фета.

Для этого нужно проследить логику развития поэтической мысли, определяющую именно такую композицию стихотворения, именно такую последовательность строк.

Прежде всего эта логика - в самом естественном развитии лирического сюжета. Если «перевести» этот «сюжет» на язык прозы, то, вероятно, сначала должно «уснуть» озеро, и лишь в «безмолвии» всеобщего сна осмелится выплыть, да еще «небрежно», никого не опасаясь, на поверхность этого лесного озера русалка. Должны также сойти на берег и уснуть рыбаки, и тогда опустится, «не шевельнет ни складкой» «ветрило» - парус их рыбачьей лодки; и «карп плеснет у тростников», не рискуя попасть в рыбачьи сети.

Но главное, конечно, не в этом прямолинейном «обнажении» приема, а в том, что вся образная система первых двух строф создает не пейзажную картину, а определенное настроение, как бы подготавливает эмоциональное восприятие третьей, кульминационной строфы!

С одной стороны, это - реалистическая достоверность деталей, дающая возможность «потренировать» детское воображение и логическоемышление. Почему лес «черный»? - Он кажется черным на фоне лунного неба. Почему влага - «гладкая» и парус «нешевельнет ни складкой»?- Потому что нет ветра, все замерло и уснуло. Почему «широкий круг» бежит «по влаге гладкой»? - любой рыбак ответит: да потому, чтокарп - «тяжелый», крупный! И, наконец, главное поэтическое «украшение» этого живописного пейзажа - образ луны, отраженной в озере. «Расшифровывая», интерпретируяэтот образ, можно наглядно продемонстрировать юным читателям разницу между прозой и подлинной поэзией. «Строительным материалом» для этого образа послужили одновременно не только олицетворение («луна… созерцает») и сравнение («как лебедь молодой»), но и перифраз («свой двойник на влаге созерцает» означает «отражается в воде»). И это сочетание приемов рождает сложную цепь ассоциаций, создающих нужное автору впечатление и настроение. Луна «среди небес скользит» - и возникает ассоциация с лодкой, скользящей по глади воды; скользит, «как лебедь молодой» - сравнение как бы подтверждает, поддерживает эту ассоциацию: лебедь может скользить только по воде; на этом фоне закономерно появляется перифраз с торжественным «на влаге созерцает», как бы проясняющий и завершающий возникающую в воображении картину: отражение луны в воде похоже на плывущего лебедя.

Этот ассоциативный образ в сочетании с мотивом «русалки» несет в стихотворении как бы двойную нагрузку: он не просто «украшает», поэтизирует реальный пейзаж, но придает ему какие-то сказочные, фантастические очертания (привлечение к анализу стихотворения музыки П.И. Чайковского наверняка вызовет у достаточно подготовленных детей ассоциации с балетом «Лебединое озеро»).

С другой стороны, «высокая» лексика первых двух строф («безмолвен», «небес», «созерцает», «ветрило», «влаге»), размеренный ритм, аллитерация мягких, «плавающих» «л» - все это придает стиху торжественность, настраивает читателя на философское созерцание - подготавливает его к восприятию кульминационного словосочетания «как тихо…».

Если следовать логике пародиста и «перевернуть» стихотворение, то содержание его действительно окажется абсурдным: как могут «звуки» не прерывать «тишины», тем более если это громкая «живая трель» соловья? Как может быть «тихо», если мир полон «звуков» и «шорохов»? Но в том-то и дело, что пейзаж у Фета - в продолжение романтической традиции, идущей еще от Жуковского, - это «пейзаж души», природа у него, при всей достоверности ее изображения, - в первую очередь зеркало внутренней жизни человека. И именно этот покой, эта тишина, возникающая в душе читателя при чтении первых двух строф, позволяет ему наслаждаться каждым звуком и шорохом, каждой трелью соловья. «Как тихо…» - не случайно здесь не восклицание, а многоточие. Этой тишины звуки живой и прекрасной природы - «не нарушают»!

Таким образом, анализ стихотворения «Уснуло озеро…» доказывает, что вовсе не произвольны избираемые поэтом приемы, совсем не случайны и не бессмысленны сочетания и последовательность слов и фраз, - поэтический строй стиха представляет собой цельную систему, каждый элемент которой имеет свое единственно возможное и необходимое место, несет свою, единственно возможную смысловую нагрузку. И как бы ни старались пародисты, их тексты так и останутся лишь пародиями на поэзию, а стихи Фета - подлинными поэтическими шедеврами.

Интересно, что стихотворение «Уснуло озеро…» удивительно перекликается с «Вечером» Жуковского и по «сюжету» (человек наедине с засыпающей природой), и по настроению («как тихо…»), и по подбору лексики («уснуло озеро» - «рощи спят», «карп плеснет» - «струй плесканье», «слышу я» - «внимаю» и т.д.), и даже по ритму (шестистопный ямб). Поэтому стоит вернуться к этому уже знакомому произведению, чтобы еще раз наглядно продемонстрировать неповторимость различных художественных миров. У Жуковского, как мы помним, речь шла о «вечере жизни», и это предчувствие наступления вечной «ночи» окрашивало стихотворение в печальные тона. У Фета же совершенно иная художественная задача: стихотворение вписывается в философскую систему утверждения красоты и гармонии бытия, поэтому здесь эмоционально противостоящие полюса - не жизнь и смерть, не свет и тьма, а лишь «тишина» в душе - и «звуки» природы, не прерывающие, а как бы дополняющие эту тишину, усиливающие наслаждение ею.

Наверное, ни один учитель, пользуясь правом выбора текстов для анализа, не пройдет мимо самого известного стихотворения А. Фета «Шепот, робкое дыханье…».

Шепот, робкое дыханье,

Трели соловья,

Серебро и колыханье

Сонного ручья,

Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца,

Ряд волшебных изменений

Милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слезы,

И заря, заря!..

(1850)

На первый взгляд, это стихотворение настолько просто и «прозрачно», что, кажется, любая попытка анализа не прояснит, а затуманит его смысл, лишит его той поэтической прелести, которую словами не выразишь. И все же стоит обратить внимание юных читателей на некоторые особенности текста, открывающиеся лишь при вдумчивом, внимательном его прочтении и придающие стихотворению дополнительные смысловые оттенки.

Это особенно важно потому, что творчество Фета (и это стихотворение - яркое тому подтверждение) - важнейший, пожалуй, даже революционный этап на пути развития всей русской поэзии, первый шаг из века 19 в век 20 с его сложной ассоциативной поэтикой, с безграничной многозначностью его образной системы, требующей не просто интерпретации, но и «расшифровки». Именно обращение к произведениям Фета может стать переходной ступенью к тому уровню текстового анализа, который мы обозначили как ассоциативный и без овладения которым поэзия 20 века навсегда останется загадкой.

Предложим учащимся прочитать «Шепот, робкое дыханье…» и ответить на несколько, казалось бы, несложных вопросов: где и когда происходит действие? Чьи это «шепот, робкое дыханье»? И о чем вообще эти стихи? О природе? О любви? О восходе солнца? Выяснится, что прямого ответа на них текст не дает.

«Шепот, робкое дыханье», «ряд волшебных изменений милого лица», «лобзания, и слезы» - вот и все, что говорится о людях и их отношениях непосредственно в тексте стихотворения. И нам остается лишь догадываться, что речь идет о свидании влюбленных, причем эмоциональный настрой эпитетов («волшебных», «милого») тонко, целомудренно намекает на счастливое течение этого свидания. Точно так же здесь нет конкретного пейзажа, описания места действия. Но «трели соловья», «ручей», «ночные тени» вызывают вполне определенные ассоциации, рисуя в воображении картину ночного сада, где легкий ветерок колеблет ветви и листья, причудливо шевеля, передвигая, меняя местами отбрасываемые ими тени. Собственно, «ветерок» - это тоже плод нашей фантазии, но на него как бы «намекают» слово «колыханье» в первой строфе и образ «без конца» сменяющих друг друга «света» и «тени» во второй.

Таким образом, это стихотворение, как и любое произведение Фета, открывает простор для воображения и «додумывания»: каждое слово, каждый образ «обрастает» множеством разнонаправленных ассоциаций, помогающих интерпретировать текст. И постепенно, по мере расширения ассоциативных полей и «погружения» в атмосферу стиха, как бы проясняется его подлинный смысл, «всплывает», прорисовывается то, что осталось «за кадром», но восстановлено нашим воображением.

Чтобы заинтересовать учащихся, облегчить процесс анализа и, главное, наглядно продемонстрировать специфику поэтики Фета, предложим им записать содержание стихотворения прозой, выявив, выведя на «поверхность» текста все то содержание, которое в самом тексте впрямую не «прописано», а возникает лишь в ассоциациях, в воображении, угадывается в процессе чтения.

Наверняка окажется, что три коротких четверостишия займут при такой «трансформации» не одну страницу, что содержание стихотворения бесконечно богато и многозначно (чем богаче фантазия ученика, чем более развито его воображение, тем больше он «увидит», почувствует, угадает)![16]