Осмысление образцов культурологического исследования

Давайте продумаем предложенный здесь материал. Нетрудно заметить, что культурологию интересуют как современная культура и ее проблемы, так и давно канувшее в Лету. «Канувшее», но продолжающее волновать современного человека. Загадки пирамид, древних сооружений и культов, но главное, жизнь людей — это не праздный интерес, а возможность понять свою историю, истоки, может быть, современное состояние или тенденции будущего.

Если первое и третье исследования носят преимущественно познавательный характер, то второе — и теоретический, и практический. Конечно, не существует исследований, которые бы нельзя было использовать в практических целях. Например, и реконструкция идеи египетских пирамид позволяет по-новому взглянуть на современные культовые сооружения (церкви, памятники павшим, общественные захоронения), поняв, что они создают особое сакральное пространство, и в связи с этим сделать ряд рекомендаций, скажем, для архитекторов или градостроителей. Но все же прямо это исследование не было ориентировано на практику. Другое дело, исследование особенностей древней экономики. В этом плане можно отметить, что в культурологии сегодня имеют место работы двух типов: преимущественно научные (с целью понять некоторое культурное явление или культуру в целом), при этом специально не оговариваются области использования полученных знаний, и прикладные, с теми или иными практическими интересами. Имея в виду оба эти типа работ, можно также говорить о формировании (но только формировании) культурологической науки и практики.

Культурологический подход, очевидно, предполагает особый тип научного объяснения. Здесь явления «прописываются» в культурном пространстве (культуре) и соответственно интерпретируются (объясняются). Например, египетские пирамиды рассматриваются как элемент культуры древних царств и только в этом контексте становится понятной проблема смерти фараона и даже направление решения этой проблемы. Аналогично, особенности древней экономики истолковываются (культурологически объясняются) в рамках той же культуры. Но и жизнь Пушкина осмысляется через культуру и предрассудки его времени.

Но чтобы культурологически объяснить те или иные явления, необходимо охарактеризовать саму культуру. Очевидно поэтому нужно различать исследование отдельных явлений культуры и анализ культуры в целом. Например, чтобы объяснить загадку египетских пирамид, нужно было предварительно охарактеризовать египетскую культуру как вид культуры древних царств. Понятно, что второй тип исследований отличается от первого, ведь для анализа культуры в целом уже нельзя «прописать» эту культуру в какой-то другой культуре (а ту, соответственно, еще в иной, и так далее).

Можно заметить, что культурологическое объяснение достаточно сложное, оно включает в себя другие подходы — исторический, психологический, социологический, системный. Например, идею о смерти как очищении мы обосновывали не только культурными соображениями, но и психологическими (сон как очищение).

Глава вторая КУЛЬТУРОЛОГИЯ КАК НАУЧНАЯ ДИСЦИПЛИНА И ПРЕДМЕТ

Общая панорама

Как мы уже поняли, культурология — относительно новая научная дисциплина, изучающая, во-первых, культуры в целом, в о - в т о -р ы х, отдельные явления культуры (материальную культуру, духовную, быт, искусство, религию, семью и т.д.). Культурология, на наш взгляд, — дисциплина гуманитарная, отсюда различные парадоксы: нет одной культурологии, теорий культуры столько, сколько крупных культурологов, каждое оригинальное культурологическое направление задает свой подход и предмет (дальше мы рассмотрим и точку зрения, по которой культурология является не только гуманитарной дисциплиной, но и естественно-научной). Тем не менее культурологи понимают друг друга, сформировали культурологическое образование, плодотворно общаются.

Интерес к культурологии объясняется разными причинами: культурология как принципиально неидеологическая дисциплина в конце 1980 — начале 1990-х гг. частично взяла на себя в нашей стране функцию философии, т.е. дает новое, целостное видение (хотя, и в этом парадокс, культурология философией не является). Именно культурологи предложили новые оригинальные трактовки истории, известных, но трудных для понимания произведений искусства, а также личности их творцов. Культурология сегодня наряду с философией выступает в качестве основания гуманитарных наук. Наконец, немаловажное обстоятельство — культурологическое мышление и мироощущение весьма современны.

Именно представления культурологии помогают в наше время преодолеть так называемый европоцентризм, способствуя формированию представлений о «многополюсной цивилизации» и многих самоценных культурах. «О культуре, — пишет В. Межуев, — нельзя судить из одной лишь перспективы, характерной для европейского периода истории. Знание собственной культуры еще не дает знания о других культурах, каждая из которых должна рассматриваться в своей самостоятельности и самобытности. На первый план здесь

выходит не то общее, что характеризует любую культуру, а уникальность, нетождественность ее индивидуальных проявлений, своеобразие и особенность ее исторически конкретных форм. Крах культурного европоцентризма, т.е. способа судить о культурности разных и несхожих друг с другом народов по их соответствию лишь одному — европейскому — образцу, и явился причиной возникновения науки о культуре — культурологии, которая ставит своей задачей выработку знания о чужих культурах (чужих по отношению к исследующему их субъекту познания)» [100. С. 35].

Современные культурологические исследования заставляют критически взглянуть на собственную культуру и присущий ей тип человека, часто воспринимаемый как непосредственная данность, уяснить их исторические и межкультурные границы (по меткому выражению М. Бахтина, «культура всегда лежит на границах» с другими культурами и эпохами). Современный человек начинает понимать, что культурная самобытность его народа неотделима от культурной самобытности других народов, что все мы подчиняемся «законам» культурной коммуникации.

Таким образом, одна из особенностей культурологического мироощущения — уяснение и понимание исторической и культурной относительности современной культуры, ее границ, уяснение взаимозависимостей и взаимосвязей разных составляющих ее культур. Современная культура — это множество самобытных культур, находящихся в диалоге и взаимодействии друг с другом, причем диалог и взаимодействие идут не только по оси настоящего времени, но и по оси «прошлое — будущее».

Л. Ионин указывает на еще один важный момент, обусловивший современный интерес к культурологии, а именно смену социальных стимулов общественного развития на культурные. «Помимо аналитических рассуждений, — пишет он, — есть еще и окружающая повседневная реальность, анализ которой показывает, насколько "окультурилась", наполнилась культурными содержаниями наша жизнь. У нас как бы исчезла наивная вера в объективность и предопределенность общественных процессов и вместе с нею "рассосались" и самые разные структуры и системы, в которые мы были "вставлены" чуть ли не от рождения неумолимой рукой судьбы. Распались объективно значимые системы стратификации, пропали куда-то принудительно обязательные образы жизни, место традиций занимают стили, жизненные формы свободно выбираются, в объяснении, а значит, и в поведении господствует постмодернистский произвол. Социальные изменения получают в основном культурную мотивацию. Все эти явления свидетельствуют о том, что культура прогрессирующим образом перенимает функции мотора, движителя общественного изменения и развития... "Кодируя", "драматизируя" свое поведение, соотнося его с мифом и архетипом, индивиды сознательно используют культуру для организации и нормализации собственной деятельности... Как заостренно сформулировал западный ученый: "Там, где раньше было "общество"... стала "культура"» [70. С. 5, 7].

Справедливости ради нужно отметить, что существует и альтернативный взгляд. Соглашаясь, что «XX век это время культуры», известные российские философы С.С. Неретина и А.П. Огурцов считают, что внутри культуры (главным образом потому, что характерный для прошлого века тоталитаризм продемонстрировал возможность подчинить культуру социальности, а также потому, что налицо «многообразие культурных форм, нередко альтернативных, даже взаимоисключающих») выявились трудности, «поставившие под вопрос самое культуру». Со второй половины XX в. начинаются поиски путей выхода из этого кризиса, идущие либо в направлении отрицания культуры, либо, напротив, «гипертрофии идеи культуры и ее экстраполяции на XXI век» [108. С. 338—340].

Но культура — это не только множество культур, это также мировая культура, единый культурный поток (течение) от шумеров до наших дней, от Востока на Запад, от Запада на Восток. Сегодня относительно судьбы культуры выкристаллизовались два разных понимания, два взгляда, так сказать, «оптимистический» и «пессимистический». Оптимисты уверены, что мировая культура на правильном пути, что будущее за наукой, техникой, информацией, рационально организованной экономикой, что ценности западной культуры (успех, власть, личная свобода, сила и т.д.) являются архетипическими и истинными, а западный образ жизни — единственно правильным. Пессимисты, начиная с О. Шпенглера, напротив, видят все по-другому: современная мировая культура, считают они, клонится к закату.

В поисках разрешения этой дилеммы сегодня намечены два противоположных пути. Один — это надежда разрешить кризисные явления нашей культуры на основе разума, науки, образования, сознательного подхода ко всему, изменение ориентиров развития науки и технологии. Второй путь можно назвать альтернативным или эзотерическим. Его сторонники предсказывают возвращение рода человеческого или к различным модификациям религиозной культуры (например, Н. Бердяев считал, что грядет «новая коллективная религиозная эпоха, долженствующая собрать в себе подлинное бытие Церкви Христовой») или к формам жизни, как утверждают адепты этой точки зрения, более «естественным» для человека и жизни — с ограниченными здоровыми потребностями, ощущением единства с природой и космосом, формам бытия человека, свободным от власти техники. Нетрудно заметить, что оба подхода достаточно органичны для нашей культуры и реально осуществляются, так же как все время набирают силу кризисные явления.

Еще одна особенность современной культуры — формирование наряду с традиционным ее образом нового. Традиционный образ мировой культуры связан прежде всего с идеями исторической и органической целостности, представлениями о традициях и научении. Новый образ культуры все более ассоциируется с космическими и экологическими идеями, с эстетическими идеями единства человечества и его судьбы. Планетарные категории выдвигаются на первый план так же, как и эстетические. При этом новый образ культуры рождается вместе с новым образом человека.

Сегодня все больше людей приходят к осознанию неблагополучия своей жизни и современной жизни вообще и ищут выхода из сложившегося положения. Движение «зеленых», поиски новой нравственности, эзотерические опыты жизни, педагогические эксперименты и движения (например, новый интерес к Вальдорфской педагогике), движение за новую телесность (натуропатическое питание, музыкальное движение, йога, карате, разные формы медитации и т.д. и т.п.) — все это ростки и очаги новой альтернативной мировой культуры.

Наблюдения подсказывают, что мы живем в переходное время, когда завершает существование и развитие один тип человека и складываются условия для образования другого типа. В этих условиях нужно не столько изучать существующий тип человека, сколько готовить условия для формирования человека грядущей культуры и цивилизации. Такая работа предполагает, с одной стороны, практическую реализацию новых форм жизни, новых опытов общения и общежития, с другой — интеллектуальное обеспечение, подготовку новых условий. Если практическая реализация новых форм жизни и интеллектуальное обеспечение окажутся эффективными, жизненными, достаточно активными, то это приведет к появлению другого «постновоевропейского» (Н. Бердяев сказал бы «новосредневекового» или «метаисторического») человека. При этом, возможно, постновоевропейский человек будет обладать иной психикой и телесностью, иной духовностью и иными проблемами. Новоевропейская личность, к которой мы привыкли и воспринимаем как непосредственную данность, или станет элементом, подосновой другого целого или отомрет вообще со своими чрезмерными потребностями, претензиями, эгоизмом и эгоцентризмом. Что придет ей на смену — вопрос интересный, но сегодня на него пока нельзя ответить.

В качестве еще одной особенности современной культуры можно назвать формирование нового типа культурного взаимодействия, включающего: постепенный отказ от упрощенных рациональных схем решения культурных проблем, возрастание веса понимающей рефлексии, выработку новых способов разрешения культурных проблем. Все большее значение приобретают способности к пониманию чужой культуры и точек зрения, критический анализ собственных оснований действия и его границ, признание чужой культурной самобытности и чужой истины, умение включить их в свою позицию и видение, признание правомерности существования многих истин, умение строить диалогические отношения и идти на разумный компромисс. Новый тип социального действия все больше включает в себя культурные составляющие и подчиняется логике культурной коммуникации. Таковы отдельные черты культурного контекста, в котором развивается современная культурология.

Предмет культурологии

Итак, именно культурология, конечно, наряду с другими современными дисциплинами, помогает понять и выработать решение глобальных проблем, с которыми столкнулась наша цивилизация. В России дополнительный интерес к культурологии связан как с ее культурными особенностями (многоукладность и многокультурность, срединное положение между Азией и Европой, некоторые культурные традиции), так и, отчасти, с неудачными попытками модернизации и реформ.

Как мы видим, интерес к культурологии вызван двумя разными обстоятельствами. Во-первых, это глобальные проблемы кризиса нашей техногенной цивилизации и предощущение ростков новой, грядущей цивилизации, во-вторых, собственно российские проблемы. К последним в научном плане относится полемика ведущих российских культурологов о предмете культурологии, критика культурологического образования и практические действия (вытеснение культурологии из обязательных социально-гуманитарных дисциплин вузов, попытки исключить ее из числа научных специальностей ВАК), быстрое становление прикладных культурологических исследований и разработок. Пожалуй, наибольшую роль в стимулировании обсуждения современной ситуации в культурологии сыграли проблемы культурологического образования. Именно

практика культурологического образования (точнее, ее недостатки и проблемы) привели к постановке вопроса о культурологии как единой дисциплине, а не наборе отдельных подходов к изучению культуры (социологическом, антропологическом, этнографическом, философском и т.д). Но дальше взгляды культурологов разделились. Одни культурологи отстаивают необходимость синтеза культурологических предметов и знаний на основе одного определенного подхода, например философского (В. Межуев), естественно-научного, социологического (Э. Орлова), исторического (А. Флиер); другие выступают за соединение в культурологии разных подходов. Например, А. Шеманов пишет, что «если рассматривать образование как процесс, в котором формируется человек в качестве субъекта социальных и культурных изменений, то в нем должны созревать и способы синтеза научной объективности и ценностной личностной субъективности» и эту задачу естественно было бы адресовать культурологии [174. С. 61].

Несформированность научного предмета культурологии существенно затрудняет развитие культурологического образования. Например, большая часть учебных курсов по культурологии представляет собой соединение сведений по истории культуры, отдельных направлений культурологических исследований, объяснений предмета и понятий культурологии, а нередко и материалов из других областей знания — истории искусства, эстетики, семиотики, психологии и др. Обязательный минимум содержания культурологии утверждает, что это — «история мировой культуры; история культуры России; школы и направления культурологии; охрана и использование культурного наследия». Налицо явная эклектика.

Наконец, быстрое нарастание прикладных культурологических исследований не сопровождается поддерживающей их методологической и теоретической рефлексией. Неясно, что собой представляют подобные исследования и как они должны строиться.

С моей точки зрения, указанная здесь ситуация в культурологии делает необходимым методологический анализ и осмысление его результатов; кстати, ведущие российские культурологи этим интенсивно занимаются.

Говоря о предмете культурологии, нужно иметь в виду три основные познавательные ориентации — философскую, историческую и теоретическую. Соответственно в настоящее время в культурологии различают: философию культуры (культурфилософию), историю культуры и науки о культуре. При этом культурологи нередко противопоставляют все эти три области культурологического познания. Например, В. Межуев считает, что хотя теоретические исследования культур много дали для их понимания, одновременно такие исследования обессмыслили культурологию.

«Различие между философским и научным пониманием культуры, — отмечает Межуев, — иногда истолковывают как различие между "оценочным" (аксиологическим) и "описательным" употреблением данного термина в обыденном языке и в практике интеллектуального дискурса. Если первое претендует на установление различной культурной ценности для человека тех или иных фрагментов его внешнего и внутреннего мира, то второе лишь объективно констатирует, описывает то, что присуще миру безотносительно к его оценке». И чуть дальше на примере функционализма Межуев поясняет, к чему приводит теоретический подход. «Функционализм чрезвычайно обогатил этнологию, способствовал развитию научного, эмпирически достоверного знания о культурах древних народов, но обнаружил и свою ограниченность, односторонность. Отрицание оценочной функции понятия "культура" привело к утрате единого для всей истории человечества критерия культурного развития, уравняло между собой в культурном отношении разные общественные состояния, сделало невозможным их сравнение и сопоставление» [100. С. 35, 37].

Фиксируя противоречие между философским и научно-теоретическим подходами к культуре, Межуев опирается на убедительный анализ истории становления культурологической проблематики. В частности, он показывает, что понятие культуры и ее изучение сформировались в лоне философского дискурса при обсуждении вопроса о специфике и основаниях исторического изучения общества и человека. Более того, Межуев утверждает, что философское понимание культуры представляет собой «понимание не любой культуры, а только той, которая образует культурный мир, культурное бытие европейского человека», обладающего разумом, рационально мыслящего, укорененного в истории. Поэтому не удивляют следующие выводы Межуева:

«Философия, следовательно, выясняет не теоретическое, а практическое отношение человека к культуре, раскрывает условие не просто его знания о ней, а его бытия в ней. Под человеком понимается в данном случае не "человек вообще", не любой человек, а тот тип индивидуальности, личности, который сформирован европейской культурой, стал ее творцом и носителем... Главной причиной разрыва между "оценочной" и "описательной" функциями культуры, то есть между ее философским и научным пониманием, является таким образом обнаружившееся расхождение между культурной практикой европейского человека и культурой всех остальных народов, как они предстали в опыте их научного изучения» [100. С. 38, 43].

Другой наш известный культуролог Э. Орлова противопоставляет теоретическое (научное) познание культуры не только философскому, но и историческому. Она считает, что философский подход к изучению культуры априорен (носит метафизический характер) и «недоступен эмпирической проверке», а исторический подход «ограничивается описанием событий и не выходит на уровень объяснений» [112. С. 11, 12]. Напротив, в области наук о культуре осуществляется методологический синтез систематического описания явлений культуры с их объяснением. «В науках о культуре, — утверждает Орлова, — основной целью становится понимание того, как происходит формирование и становление явлений и событий культуры; что в культуре повторяется, а что остается уникальным и почему; в каком направлении и по каким причинам осуществляются культурные процессы» [112. С. 12].

Важнейшее обстоятельство, которое также необходимо учитывать при обсуждении предмета культурологии, — это неоднородный Характер науки о культуре. Известно, что в культурологию вносят вклад разные дисциплины: антропология, социология, психология, история, педагогика, языкознание, семиотика; все эти дисциплины с разных сторон и, что существенно, по-разному изучают культуру и культурные явления. Характеризуя культурную антропологию, Орлова, в частности, пишет: «Культурная антропология (варианты — социальная антропология, этнология) в настоящее время представляет собой одну из лидирующих и наиболее развитых дисциплин в корпусе социальных наук, к которым относятся также социология, экономика, политология, психология... Культурная антропология сложилась на интегральной базе преисторических, этнологических, социологических, лингвистических, мифологических исследований как наука об искусственном, неприродном мире человека» [113. С. 107]. Но можно вслед за Э. Зильберманом увидеть антропологию иначе.

Антропология в одном из своих главных направлений занимается сравнительным изучением общества и человека. Понятие «культура» в антропологии выражает по меньшей мере три момента: культурное становление (просвещение) общества и человека (первичное значение слова «культура» — возделывание, культивирование); совокупность (целостность) общественных и человеческих обычаев, традиций, привычек, учреждений и т.п.; естественная целостность (система), противостоящая другим культурным целостностям. Теоретики культуры подчеркивают эмпирический характер антропологических представлений (они «описательны» и «перечислительны»). Вместе с тем, они отмечают, что социальная антропология тяготеет к социологии и заимствует из нее основные схемы и методы. Остальная часть антропологии, обычно называемая культурной антропологией, тяготеет к психологии и истории.

Ориентация на столь разные дисциплины ведет к столкновению установок и ценностей самой антропологии, а также к различным трактовкам культуры. Действительно, несмотря на почти вековое развитие, социология по-прежнему ориентируется на идеал положительной, естественной науки, противопоставляя научное мышление философскому (социологическую науку — социальному философствованию). Эта установка явно или неявно смыкается с ориентацией на практическое, квазиинженерное использование социологических знаний. Идеал же антропологии, особенно культурной, иной, он ближе к гуманитарной науке: хотя антропологи иногда и пользуются естественно-научной установкой, все же основная антропологическая ценность другая — понимание культуры (чужой или своей). Понимающий подход помогает определить свое собственное культурно значимое поведение, осознать собственную культурную ценность.

Но как бы ни понимали культурную антропологию различные исследователи, никто не спорит по поводу неоднородного характера культурологии. Некоторые из них отказывают культурологии в статусе сложившейся науки, самостоятельной дисциплины. «Видимо, неправильно, — пишет Межуев, — понимать под культурологией какую-то уже окончательно сложившуюся науку с четко выделенными дисциплинарными границами и полностью оформившейся системой знаний. Культурология, скорее, — некоторое суммарное обозначение целого комплекса разных наук, изучающих культурное поведение человека и человеческих общностей на разных этапах их исторического существования» [100. С. 38].

На самом деле ситуация еще сложнее: в том слое, который мы назвали теоретическим, много разных школ и даже индивидуальных версий культуры. Именно в связи с этим говорят, что в культурологии столько теорий, сколько крупных культурологов. Например, есть «семиотические» версии культуры (здесь достаточно назвать имя Ю. Лотмана), «литературоведческие» (М. Бахтин, С. Аверинцев), «диалогические» (В. Библер), «исторические» (Л. Баткин, А. Гуревич), «методологические» (А. Кробер, К. Клакхон), «антропологические» (М. Мид) и т.д. И внутри каждой научно-дисциплинарной версии понимание культуры порой существенно отличается.

Л. Ионин перечисляет такие науки о культуре: этнологию, этнографию, культурную и социальную антропологию, культурологию, социологию культуры и даже философию культуры. Он пишет, что следовало бы, наверное, определить каждую из этих дисциплин, однако сделать это непросто. «Более того, попытки четкого определения этих наук и разграничения их "сфер влияния" обречены на неудачу. Буквально в каждой из этих дисциплин предметы, методы, специфические объекты исследований, полевые и теоретические стратегии существенно разнятся не только от страны к стране, от школы к школе, но даже от исследователя к исследователю... Строго научно (предметно, методологически и т.п.) разделить и определить их невозможно» [70. С. 13—14]. Тем не менее Ионин дает следующие осторожные определения.

«Можно сказать, что этнология, этнография, культурная антропология и социальная антропология — это систематические сравнительные науки о культурах разных обществ и разных эпох, основывающиеся прежде всего на сборе и анализе эмпирического материала. Различия между ними в той мере, в какой они вообще существуют (это, скорее, различия между школами и отдельными исследователями в рамках каждой из дисциплин), состоят в уровне абстракции при анализе явлений культуры.

Философия культуры — это обозначение подходов к изучению сущности, цели и ценности культуры, ее условий и форм проявления. Она имеет огромное количество форм и часто оказывается тождественной философии истории...

И наконец, социология культуры — наука, рассматривающая строение и функционирование культуры в связи с социальными структурами и институтами и применительно к конкретно-историческим ситуациям» [70. С. 15—16].

При таком анализе и подходе уже не удивляет фактический отказ Ионина от конституирования социологии культуры как самостоятельной дисциплины и предложение соединять в исследовании культуры самые разные культурологические подходы. «Культурный анализ, — пишет он, — это не столько особая научная дисциплина, сколько направление теоретического исследования, применяющее методологию и аналитический аппарат культурной антропологии, социологии и философии культуры и ставящее своей целью обнаружение и анализ закономерностей социокультурных изменений» [70. С. 16].

Наличие многих теорий культуры и неоднородный характер культурологии приводит некоторых культурологов к парадоксальному выводу о том, что не существует вообще такого объекта, как культура, во всяком случае в том смысле, в котором мы говорим об объектах естественных наук. Значит ли это, что не существует античной культуры, средневековой культуры, российской культуры или речь идет только о том, что не существует такого объекта, как «культура вообще», т.е. речь идет о содержании понятия, а не целостности изучаемого объекта?

Дилеммы культурологии

Дилеммы культурологии, т.е. проблемы и альтернативы, возникли в культурологии в ходе ее становления как научной дисциплины. Первая дилемма может быть названа так:

ЕВРОПЕЙСКАЯ КУЛЬТУРА ИЛИ РАЗЛИЧНЫЕ САМОЦЕННЫЕ КУЛЬТУРЫ

Исследования показывают, что «идея культуры», появившаяся в XVIII в., существенно отличалась от современного научного понимания культуры. «Культура для просветителей — синоним нравственного, эстетического, интеллектуального, в широком смысле — разумного — совершенствования человека в ходе его исторического развития... Данная идея вносила в историческое познание представление о порядке, связанности и последовательности исторического процесса, усматривая их прежде всего в духовной сфере... она заключала в себе понимание особенностей существования и развития человека в границах прежде всего европейской истории» [100. С. 34—35]. Это было оценочное понятие культуры, позволявшее «постигнуть смысл и направленность человеческой истории в целом», исходя из убеждения в том, что именно европейская история и культура являются «высшим достижением духовного развития человечества» [100. С. 34, 36]. Понятно, что эта идея культуры исходила из европоцентристских представлений.

Начиная с XIX в. формируется совершенно другое, научно ориентированное понимание культуры, точнее — разных Культур. Согласно этому пониманию, «культуры бывают не "лучшими" и "худшими", а только разными; они не расположены в однолинейной исторической последовательности по принципу от "низшего к высшему", а представляют собой совокупность равноценных, хотя и отличных друг от друга способов регуляции взаимоотношений индивидов между собой и с окружающей средой» [100. С. 37].

Кажется, в чем проблема: есть европейская культура и есть другие, самые разные культуры. А в том, считает В. Межуев, что отрицание первого понятия культуры, ее оценочного значения «привело к утрате единого для всего человечества критерия культурного развития, уравняло между собой в культурном отношении разные общественные состояния, сделало невозможным их сравнение и сопоставление. Позиция культурного релятивизма в конечном счете разрушила картину общеисторического развития человечества, свела всю мировую историю к механической сумме локальных культур, или цивилизаций, каждая из которых переживает свой собственный цикл развития — от рождения до смерти» [100. С. 37—38]. От себя заметим: разные культуры не только самостоятельные формы жизни и организмы, но именно культуры, т.е. элементы единого целого. Как же строить их изучение, учитывая это обстоятельство? И как учесть, что изучение любой культуры (даже давно канувшей в Лету или малосимпатичной для гуманиста и т.д.) должно способствовать решению каких-то проблем в нашей собственной культуре (европейской?), а также работать на целое культурной жизни.

Вторая дилемма уже давно обсуждается в культурологии. Научное объяснение может быть разным. В культурологии, как, впрочем, и других гуманитарных науках, сталкиваются два разных идеала научного познания и соответственно два разных типа научного объяснения — естественно-научный и гуманитарный. Поэтому эту дилемму можно сформулировать так:

ЕСТЕСТВЕННО-НАУЧНЫЙ ИЛИ ГУМАНИТАРНЫЙ ПОДХОД

И суть и различие этих подходов в культурологии понимается не совсем одинаково. Например, Л. Ионин называет эти подходы объективистским и культурно-аналитическим, а Б. Ерасов говорит о гуманитарном (понимающем) культуроведении и социальной культурологии. Все многообразие социологических концепций культуры, пишет Ионин, можно свести к двум направлениям: «объективистскому, якобы естественно-научному, с одной стороны, и культурно-аналитическому — с другой. Их главное различие заключается в том, что в первом социальные явления — структуры, институты рассматриваются как объективные "вещи" (в этом смысле основоположником данного направления является Э. Дюркгейм), не зависящие от идей и мнений членов общества, в то время как во втором те же явления трактуются как существующие исключительно посредством самих этих идей и мнений... Это различие не всегда прямо осознаваемо в конкретных социологических концепциях, однако носит достаточно принципиальный характер» [70. С. 64—65]. А вот понимание этой дилеммы Ерасовым.

«Конечно, — пишет он, — прежде всего культуроведение — гуманитарная наука, основанная на постижении внутренних закономерностей и структур культуры в ее различных "представительных" вариантах: литература, искусство, язык, мифология, религия, идеология, мораль и наука. В каждом из этих вариантов существует своя система "постижения" тех смыслов и знаний, которые необходимы для понимания текстов, образов, положений и принципов...

Социальная культурология предполагает иную модальность в отношении к культуре, основанном на объективном и аналитическом, не "погруженном", а "отстраненном" взгляде на культурную жизнь общества... Наряду с понимающим вхождением в культуру необходимо и познавательное выяснение функций культуры в обществе. Необходим причинно-следственный анализ, соотнесенный с теоретической концепцией. Последовательное вживание в ту или иную систему культурных образов может означать превращение зрителя или исследователя в приверженца этой системы...» [66. С. 5—6, 24].

Позиция Ерасова очень характерна. Он, как и многие современные ученые, считает, что гуманитарная наука ограничивается только постижением (пониманием) культурных явлений, не доходя до теоретических обобщений, что такое постижение по необходимости субъективно, в отличие от объективного изучения в естественных науках, что гуманитарная наука пользуется «индивидуализирующим методом», позволяющим «воссоздать объект в его подлинности и уникальности», в то время как естественно-научный подход описывает не отдельные объекты, а обобщенные типы, причины и следствия явлений (см.: [66. С. 23—28]).

Понятно, что при таком понимании различий этих двух подходов вопрос о правильном методе изучения культуры должен стоять достаточно остро. Хотя Ерасов решительно становится на позицию объективного подхода к изучению культуры, а Ионин — на позицию понимающей социологии культуры, оба исследователя, тем не менее, периодически при решении определенных задач вынуждены «сидеть на двух стульях», т.е. соединять естественно-научный и гуманитарный подходы. Но это означает, что помимо чистых подходов, вероятно, можно говорить также о смешанном — гуманитарно-естественно-научном. Если только, конечно, речь не идет об эклектике.

Третью можно назвать:

КУЛЬТУРА - «КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ ПОЛЕ» ИЛИ ЦЕЛОСТНЫЙ ОБЪЕКТ