Александр Иванович Одоевский (1802-1839)

Поэтическое творчество Одоевского в основном развернулось на каторге – в Читинском остроге, на Петровском заводе (за Байкалом). Потом Одоевский по просьбе отца был переведен на Кавказ, где встретился с сосланным за стихи «Смерть поэта» М.Ю. Лермонтовым. Умер от лихорадки.

Половина стихов Одоевского до нас не дошла. Он был оригинальным поэтом, у него свои неповторимые поэтические приемы.

Мемуаристы рассказывают: когда декабристов везли в сибирскую ссылку, в кибитках с жандармами, то они проезжали по Фонтанке мимо дома сенатора Кочубея, где сверкал светский бал, в ярко освещенных окнах мелькали тени гостей. Некогда декабристы и сами бывали здесь на балах. Свои ощущения Одоевский описал в стихотворении «Бал». Но как описал?

Рылеев разразился бы гневными обличениями, пламенными призывами в духе своего «Гражданина». Ничего подобного нет у Одоевского, все решено средствами красноречивого, поэтического приема: «плясало сборище костей». Тот же прием в стихотворении «Зосима», посвященном новгородской вольнице: время действия – XV век. У Борецкой, у посадницы, на пиру много гостей, никто из них не подозревает надвигающейся беды со стороны московского царя Ивана III. На пиру пророк-старец не ел, не пил, а только цепенеющим перстом указывал на пирующих: «трупы видел он безглавые», и бледнели «гости светлые». Новгородской вольнице Одоевский сочувствовал, но знал из истории о ее обреченности.

Несмотря на приступы отчаяния, схватывающего Одоевского в Сибири, в целом он сумел создать поэзию гражданской стойкости в условиях понесенного поражения.

Таков его ответ на послание Пушкина «В Сибирь» (1827). Изумительное стихотворение, выучиваемое в школе наизусть, как и пушкинское. И живут они в нашем сознании в неразрывном единстве.

Стихотворение Одоевского полно поэтических находок. На каких выгодных для гражданской лирики перепадах строится сюжет послания Одоевского: «К мечам рванулись наши руки, но лишь оковы обрели». Потом из этой же звенящей стали герои снова скуют мечи и «грянут на царей». Дважды, трижды выжимаются все потенции эмоциональных значений из найденного образа.

На фоне этой динамики пушкинское послание выглядит более описательным: «не пропадет ваш скорбный труд». Но в философском смысле стихотворение Пушкина глубже и даже оптимистичнее. Оно целиком несет в себе то, что так выразил Одоевский, говоря об «искре» и «пламени». Во-первых, Одоевский сам перефразировал стих Пушкина: «не пропадет ваш скорбный труд»; во-вторых, Пушкин тоже говорит о победе: «темницы рухнут». Вся разница в том, кто и когда принесет свободу? Внешне монолитное стихотворение Одоевского целиком охватывает всю проблему в пределах возможностей одного поколения, делает ставку на способность самих декабристов снова восстать, сковать мечи из цепей и искру раздуть в пламя. Освобождая себя, они освободят и народ. Все это делает честь гражданскому порыву Одоевского и его друзей. Но в этом был и их романтизм в политике: кажется, поражение восстания их ничему не научило: «мы скуем», «мы грянем». Еще раз скажем: перед этой верой в победу, перед этим оптимизмом в цепях склонялись все поколения. Но дело русской революции не было всецело связано с судьбой декабристов.

Мы понимаем: перед нами художественное произведение, своего рода романтическая парабола. В излишний буквализм толкования реалий стихотворения впадать не следует. Но ведь нельзя отказать стихотворению и в том, что оно состоит из реалий, и повод для него реальный, и пишет его узник из Сибири. Речь идет об известном факте в истории. Одоевский отвечает «оттуда» Пушкину на его послание «туда».

Пушкин, воздавая должное подвигу декабристов, в целом считает их миссию завершенной: момент «искры» – это момент завязки; момент «пламени» – развязки, может быть, не такой бодрой и призывной, но уже как бы исполненной смысла истории. Волны революции пошли от декабристов по всей России. Пушкин верит, что придут новые люди, новые поколения и довершат начатое дело. Да, «оковы тяжкие падут», «темницы рухнут». Но свобода будет добыта другим «мечом», а декабристам, если он» доживут, свобода вернет мечи как символ их чести, те самые мечи, которые палачи сломали над их головами в момент казни.

Одоевский нашел новые ритмы, штриховую графику в стихах «На переход наш из Читы в Петровский завод». Вот она, словно сороконожка, партия арестантов со звоном кандальным, еще скрепленная общей цепью:

Что за кочевья чернеются

Средь пылающих огней, -

Идут под затворы молодцы

За святую Русь.

За святую Русь неволя и казни -

Радость и слава.

Весело ляжем живые

За святую Русь.

Таких ритмов не знали ни поэзия Рылеева, ни поэзия Пушкина.

Были у Одоевского мотивы, которые готовили Лермонтова. Встреча их на Кавказе тем более знаменательна. Таковы стихи Одоевского: «Куда несетесь вы, крылатые станицы»? Где-нибудь под Ставрополем, крылатые станицы, именно крылатые, и движение взято в обратном отсчете, движется он, а станицы мелькают, и в то же время распластанные по балкам, по зелени, они как бы летят, как чайки с белыми крыльями, эти ряды мазанок, эти уходящие в степь концы. И все атрибуты юга уже здесь лермонтовские, и поэтические их обыгрыши: «С милого севера в сторону южную», туда, где шумит «лавровый лист», где реют «могучие орлицы», «яхонт неба рдеет» и «шакал» разбрасывает кости погибших. И в чисто лермонтовском духе еще такие стихи:

Но солнце там души не отогреет,

И свежий мирт чела не обовьет.

И не севера «угрюмая сосна», а «южный кипарис» своей покроет тенью.

«Байронический» романтизм

Коснемся «байронизма» в России в самой общей форме как одной из разновидностей русского романтизма. Исторически и логически его место после гражданского романтизма декабристов, подражавших Байрону и оплакивавших в стихах его смерть, и перед философским романтизмом «любомудров», являвшихся уже реакцией на разорванное «байроническое» сознание, его «мировую скорбь» и пытавшихся выработать целостное оптимистическое мировосприятие. О Пушкине и Лермонтове речь впереди, сосредоточимся пока на типичном, среднем русском «байронисте» – И.И. Козлове.

Первое упоминание о Байроне в русской печати появилось в 1815 году в первом журнале «Российский музеум». Было напечатано краткое сообщение чисто библиографического характера о том, что в Англии вышла поэма Байрона (Бирона) (транскрипция фамилии еще не установилась) под названием «Корсар» с кратким ее резюме. Никакого заметного последствия в русской литературе это сообщение не произвело. Английский язык еще не в моде и имя Байрона доходило до русских через французские переводы.