Футуризм как литературное направление. Концепция словотворчества. Неоднородность и внутренняя противоречивость футуризма

Футуризм как литературное направление. Концепция словотворчества. Неоднородность и внутренняя противоречивость футуризма.

ФУТУРИЗМ —одно из основных авангардистских направлений (авангардизм — крайнее прояв­ление модернизма) в европейском искусстве начала XX века, получившее наибольшее развитие в Италии и России.

В 1909 году в Италии поэт Ф. Маринетти опубликовал «Манифест футуризма». Основные поло­жения этого манифеста: отказ от традиционных эстетических ценностей и опыта всей предшеству­ющей литературы, смелые эксперименты в сфере литературы и искусства. В качестве основных эле­ментов футуристической поэзии Маринетти называет «смелость, дерзость, бунт». В 1912 году свой манифест «Пощечина общественному вкусу» создали русские футуристы В. Маяковский, А. Кру­ченых, В. Хлебников. Они также стремились порвать с традиционной культурой, приветствовали литературные эксперименты, стремились найти новые средства речевой выразительности (провоз­глашение нового свободного ритма, расшатывание синтаксиса, уничтожение знаков препинания). В то же время русские футуристы отвергли фашизм и анархизм, которые декларировал в своих манифестах Маринетти, и обратились, в основном, к эстетическим проблемам. Они провозгласили революцию формы, ее независимость от содержания («важно не что, а как») и абсолютную свободу поэтического слова.

Футуризм был неоднородным направлением. В его рамках можно выделить четыре основные группировки или течения:

1) «Гилея», которая объединяла кубофутуристов (В. Хлебников, В. Маяковский, А. Крученых и другие);

2) «Ассоциация эгофутуристов» (И. Северянин, И. Игнатьев и другие);

3) «Мезонин поэзии» (В. Шершеневич, Р. Ивнев);

4) «Центрифуга» (С. Бобров, Н. Асеев, Б. Пастернак).

Самой значительной и влиятельной группировкой была «Гилея»: по сути, именно она опреде­лила лицо русского футуризма. Ее участники выпустили множество сборников: «Садок судей» (1910), «Пощечина общественному вкусу» (1912), «Дохлая луна» (1913), «Взял» (1915).

Футуристы писали от имени человека толпы. В основе этого движения лежало ощущение «не­избежности крушения старья» (Маяковский), осознание рождения «нового человечества». Худо­жественное творчество, по мнению футуристов, должно было стать не подражанием, а продол­жением природы, которая через творческую волю человека создает «новый мир, сегодняшний, железный...» (Малевич). Этим обусловлено стремление разрушить «старую» форму, стремление к контрастам, тяготение к разговорной речи. Опираясь на живой разговорный язык, футуристы занимались «словотворчеством» (создавали неологизмы). Их произведения отличались сложными семантическими и композиционными сдвигами — контраст комического и трагического, фантас­тики и лирики.

Распадаться футуризм стал уже в 1915-1916-е годы

Особую ветвь «словотворчества» составляет поэтическая «заумь» («заумный язык»). Концепция и термин были введены В. Хлебниковым. Теоретики зауми стремились создать особый («звездный», по В.Хлебникову) язык, отличающийся от будничного, «скользящего по поверхности явлений». Суть этой концепции заключалась в признании факта постепенной утраты изначального определенного смысла каждого звука, превращения письма в мнемотехнику, где язык оперирует застывшими словами-понятиями. Сверхзадача «путейца» языка – освободить слово из-под навязанных ему Логосом значений, разрушить внешние «аполлоновские» формы и выявить изначальную «дионисийскую» сущность, связь с конкретным жизненным опытом. Эпатажные эпиграфы А. Крученых к издаваемым книгам: «читать в здравом уме возбраняю» . Свое вдохновение создатели «зауми» нередко черпали в религиозной практике, главным образом сектантской. А.Крученых теоретически обосновал связь футуристического словотворчества с «магическими» ритуалами «мистического сектантства», во время которых у доведенных до экстаза участников начинали вырываться оргийно-бредовые крики, оцененные автором как проявления уже не ложного, а истинного исповедания веры.

И хорошо, что футуристы тáк заговорили — и заставили выслушать себя. Подлив этого кипятка и дерзостей к тающему снегу общественной мысли, они подогрели последнюю на несколько градусов. Дурачась и озорничая, они одерживали победу, и прежде всего — труднейшую: заставили к себе прислушаться. Их бесшабашность нарушала чинный тон литературы и не считалась с накрахмаленной ее жесткостью: теперь — и противники их порою сами “будетлянствуют”. В 1910 году вышла первая книга футуристов — “Садок Судей”, напечатанная на оборотной стороне обой. О ней, — продолжу свидетельством В. В. Каменского, — о ней “стали много говорить. Всех поражала оригинальность, смелость, неожиданность, крайность, молодость. Критика конечно заквакала во все болото, Рыцарей исканий называли в газетах — Обойные Поэты — анархисты — сверх-декаденты — кучка желающих прославиться — футуристы — клоуны-американцы”. Но “клоуны” не унывали, вербовали себе новых сотрудников, ураганным огнем метали в читающее общество книги, брошюры. “Московская зима [1913 года.— П. Ф.] расцвела бурно. Футуризм разлился океаном. Василий Каменский, Давид Бурлюк, Владимир Маяковский после ряда отчаянных выступлений (с Крученых и Хлебниковым) в Москве и Петрограде получили приглашение на гастроли по России.

Маяковский ездил в ярко-шелковых распашонках, в цилиндре.

Давид Бурлюк — в сюртуке, с неизменным лорнетом, с раскрашенным лицом, в цилиндре.

Василий Каменский — в коричневом костюме, с нашивными яркими лоскутами, с раскрашенным лицом, в цилиндре. [...] Улицы Харькова, Одессы, Киева, Ростова, Баку, Тифлиса, Казани, Самары, Саратова и второстепенных городов оказались не менее взволнованными, чем землетрясением.

Всюду театры были переполнены возбужденными массами.

Газеты встречали и провожали шумным треском столбцов всяческих критиков”.

Все это — “дела давно минувших дней”. Бунтари вошли в берега и занялись иным. Но нам, уясняя свою мысль, удобнее остановиться на той, — уже отошедшей в предание, волне. “Декларация слова как такового” возвещена в 1913-м году Алексеем (Александром) Крученых в следующих тезисах:

“1) Новая словесная форма создает новое содержание, а не наоборот.

2) Согласные дают быт, национальность, тяжесть, гласные — обратное — вселенский язык. [...]

3) Стих дает (бессознательно) ряды гласных и согласных. Эти ряды неприкосновенны. Лучше заменять слово другим, близким не по мысли, а по звуку (лыки — мыки — кыка).

Одинаковые гласные и согласные, будучи заменены чертами, образуют рисунки, которые неприкосновенны (напр. III—I—I—III). Поэтому переводить с одного языка на др. нельзя, можно лишь написать стихотворение латинскими буквами и дать подстрочник. Бывшие до сих пор переводы лишь подстрочники, как художественные произведения, они — грубейший вандализм.

Заумный язык – язык не имеющий определённого значения. (!!!)

4) Мысль и речь не успевают за переживанием вдохновенного, поэтому художник волен выражаться не только общим языком (понятия), но и личным (творец индивидуален), и языком, не имеющим определенного значения (не застывшим), заумным.Общий язык связывает, свободный позволяет выразиться полнее. (Пример: го оснег кайд и т. д.).

5) Слова умирают, мир вечно юн. Художник увидел мир по-новому и, как Адам, дает всему свои имена. Лилия прекрасна, но безобразно слово лилия захватанное и “изнасилованное”. Поэтому я называю лилию еуы — первоначальная чистота восстановлена.

6) Давая новые слова, я приношу новое содержание, где все стало скользить (условность времени, пространства и проч.) [...].