Эстетика Пифагорейцев (VIв. до н.э.)
С разрушением старого родового хозяйства, с ростом новых экономических отношений, новых принципов обмена художественно-образное, мифологическое мышление теряло почву под ногами. Развитие социальной жизни полиса сформировывало новое мировоззрение в сторону чрезвычайно обобщенных, универсальных форм. Учение пифагорейцев свидетельствовало об этом важном повороте в развитии сознания, поэтому его научное и культурно-историческое знание огромно.
Главным является не связь пифагорейцев со старым культом, мифологией, а новые принципиальные установки пифагорейцев. Эстетика пифагорейства генетически связана с культом Диониса. Культ Диониса давал определенные основания для разработки теоретических представлений, даже слово «теория» родилось в недрах орфического культа; правда, вначале оно означало «интеллектуальное созерцание», «экстатическое откровение».
Силы природы и общества, еще так недавно олицетворявшиеся в человеческих образах богов-олимпийцев, начинают воплощаться в более абстрактных и всеобщих понятиях, категориальный аппарат мышления расширяется в это время необычайно. Философии пифагорейцев по-прежнему свойственна целостность взгляда на мир. Универсум, космос, бытие воспринимаются как нечто единое, но общий закон мира они ищут не в схеме, первообразе жизни олимпийских богов, а в едином и все регулирующем принципе.
Вечной и вневременной сущностью, которая организует действительность, в философии пифагорейцев оказалось число: «…и всю вселенную признали гармонией и числом» (11,С.27). Первые математические отношения, выведенные при исследовании астрономических явлений, послужили почвой для обоснования как единой формообразующей сущности, способствовали превращению числа в единый структурный принцип, охватывающий космос, землю и жизнь человека. Превращение математических соотношений в конструктивное начало бытия, единство рационализма и мистицизма в объяснении мироздания – все это зародилось в пифагореизме и много раз модифицировалось в философских системах вплоть до начала XIXвека. Впервые в европейской истории открытая точность и определенность математического знания породила и иллюзию его всесилия, стремление объяснить все связи и явления мира системой математических отношений.
В этой связи показательны ссылки на «принцип гномона» в античной эстетике при уточнении взглядов пифагорейцев. Гномон – солнечные часы, тень от вертикального столба который делит пространственно-временной континуум на определенные числовые отрезки. Все явления, вещи представлялись геометрическими образованиями, границы которых отмечались числом точек, определенным образом расположенных. Число выступало как принцип фигурного рассечения, пределом беспредельного. Гармония мыслилась как оформление, как принцип четкого структурного членения беспредельного. Законы мира, олицетворенные ранее в воле олимпийских богов, получили ярко выраженную математическую, интеллектуальную интерпретацию.
Особенность учения пифагорейцев заключалась в эстетическом характере всего их философского построения; это было связано прежде всего с их представлением о гармонии – миросоздающей сущности числа. Мировой строй и все, что существует, образовано единством предельного и беспредельного. Упорядоченность вселенной, граница безграничного, членение бесконечного – все это создающая сила гармонии. Пифагорейцы уподобили все вещи числам, они признают началом числа и заключающиеся в них соразмерности, которые они называют гармониями, как свидетельствует Платон. Внезапно угаданная всеобщая закономерность – числовые отношения – казалось необычайно привлекательной после попыток ионийцев (Милетская школы) выводить все многообразие мира из неизменной стихии. Число стало сущностью мира.
Однако снятие мифологического мировоззрения – не мгновенный взрыв, а процесс, поэтому у пифагорейцев наряду с новыми абстрактно-логическими установками сохраняются элементы старого, далеко еще не изжитого мироощущения. Первые точные исследователи создают темную мистику числа, конкретное воплощение угаданных числовых закономерностей породило странный мир, где любовь находила свое высшее проявление в октаве, а справедливость отождествлялась с квадратным числом. Новая «числовая» конструкция бытия мыслилась пифагорейцами как конкретный музыкально-числовой космос («строй мира» – это буквальное значение понятия «космос»).
В платоновском “Тимее” можно прочесть об этом удивительном математическом музыкально-астрономическом построении. Космос образован симметрично расположенными и настроенными на определенный музыкальный тон сферами, вещи и души имманентно содержат в себе гармоническую структуру. На все это переносятся соотношения, выявленные пифагорейцами в конкретных исследованиях числовых отношений музыкальных тонов, связей высоты тона с быстротой движений и количеством колебаний, закономерностей диссонанса и консонанса.
Старшие пифагорейцы переносили известные им музыкальные соотношения на всю вселенную, будучи твердо уверенными в обратном, то есть в том, что они переносили на музыку законы космоса. Им казалось, что гармония “музыки небесных сфер” звучит в тех конкретных вещах, с которыми они имели дело в практической жизни. Музыка, математика, гармония объединились, они составляли единую эстетическую сущность космоса, единой вещи, единичной души. Круговращение миров оказывалось созвучным движению души. Призвание музыканта – услышать небесную гармонию и пробудить человеческие души, настроить их в соответствии с универсумом. В пифагореизме сложилась доктрина музыкального “этоса” – врачевания человеческих нравов и страстей, восстановления гармонии душевных способностей (9, С.82). Мир, таким образом, представал в виде художественного произведения – чувственного космоса с гармонией сфер и с пропорциональным распределением в нем физико-геометрических и музыкально-арифметических соотношений.
Применением этих положений к построению теории художественного произведения явились идеи Поликлета, скульптора и писателя, жившего в Vвеке до н.э. Исходя из общего чувства «онтологизма числа, чувства вещественной, а значит и числовой структуры» мира (20, С.313), Поликлет разработал регулятивные нормы изобразительной деятельности скульптора. Однако числовые отношения, выражающие структуру прекрасной человеческой фигуры, проистекали не из стремления художника подражать природе – подобных категорий не знало мировоззрение того времени, как не было в скульптуре психологизма и рефлексии: скульптор передает физическое положение данному живому телу, симметрию, соразмерность его частей как конкретное проявление общего закона пропорциональных отношений космоса.
Таким образом, с первыми следами значимого осознания эстетического опыта мы встречаемся у пифагорейцев – учеников и последователей Пифагора. Так осмысливая структуру Универсума и место в нем человека с математических позиций, которые тогда тесно переплетались с музыкой как математической дисциплиной, изучавшей ритмические закономерности, пифагорейцы пришли к удивительному выводу о том, что космос организован по принципу музыкальной гармонии, ввели понятие «музыки небесных сфер». Точнее, по их представлениям, космос (движение планет, расстояние между ними, периоды их обращения, скорости и т.п.) организован на основе таких математических принципов, которые затем легли в основу человеческой музыки, т.е. исполняемая музыка подражает на микроуровне «музыке небесных сфер» и этим доставляет людям радость и наслаждение. По убеждению пифагорейцев, душа человека представляет собой тоже некую гармонически организованную числовую структуру. Музыка, резонируя с душой, вводит ее в некий глобальный резонанс (гармонию) с космосом, чем и доставляет человеку радость. Таким способом душа постигает законы космоса, ибо согласно древней традиции «подобное познается подобным». Эти идеи активно вошли в Античную эстетику и философию (См.: 7, С.14).
В других космологических школах философии того времени (ионийской, элеатов, Гераклита, Эмпедокла) в целом преобладают те же принципы, что и у пифагорейцев. Бытие предстало в виде стихии и целостных начал, совмещающих в себе физическое и психическое, реальное и идеальное.