Глава XVIII. Превзойдя святость, возвратиться к обыденному

Рассказывая авторам этой книги о своем расставании с учителями, Ван Липин признался, что в те дни, когда гнался за ними на поезде, он был настолько поглощен происходящим, что даже не имел времени как следует расстроиться, и только вернувшись с горы Лаошань, действительно понял, как ему не хватает его наставников. В жизни часто бывает, что в самые скорбные моменты люди как раз и не льют слез, зато охотно оплакивают события давно прошедшего времени. Так случилось и с Ван Липином: возвратившись домой, он тяжело заболел и почти месяц провел в постели, И в то же самое время старцы на горе Лаошань тоже хворали.

Возможно, это обстоятельство не совсем согласуется с нашими представлениями о старцах-даосах, которые, как говорится, «до конца познали суету мира». Но ведь участники семинаров, проводимых Ван Липином, во время совместных занятий медитацией разделяли ощущения и настроение учителя, а на второй-третий день уже наблюдалось полное совпадение «биологических часов» Ван Липина и его подопечных.

По словам Ван Липина, идея «единения Человека и Неба» предполагает теснейшую связь не только между человечеством и природой, но и между отдельными людьми. Совместное же совершенствование в Дао неминуемо устанавливает взаимную зависимость и мыслей, и чувств, и самого восприятия мира у отдельных подвижников. Совместная медитация — лучший способ сближения людей.

Ван Липин прожил со своими учителями больше десяти лет, и за это время не только их ощущения иди мысли, но сами жизненные судьбы у них стали общими. Учитель Ван часто говорит, что в нем живут сразу шесть человек; отец с матерью, трое учителей и он сам. Оттого разлука ученика с учителями не помешала им до тонкостей чувствовать друг друга и друг другу сопереживать. За этим стоит целая философия человека. Но эта философия основывается не на отвлеченном знании, а на внутреннем, интуитивном единении сознания и жизни. Такого единения нельзя достичь, не стремясь одновременно к нравственному совершенству. Только будучи доброжелательным, милосердным, безукоризненно честным по отношению к другим, можно научиться жить с окружающими как бы одной жизнью, создать некое общее поле духовного совершенствования, благодаря которому каждый отдельный человек способен перенимать достижения других и развиваться ускоренными темпами. Не надо забывать, что, занимаясь «внутренним деланием», мы приводим к гармонии душу и тело, устраняем низменные, корыстные желания, забываем о своем субъективном «я» и погружаемся в «великое единство» Дао. Это означает, что, занимаясь «внутренним деланием», мы по определению нравственны и ни одна частичка мирской суеты не пристает к нам.

В названии книги Лао-цзы на первом месте стоит Дао, на втором — добродетель. Дао — это сущность «прежденебесного» бытия, исток всего сущего. Из Дао проистекает все, обладающее формой и вещественностью. Характеризуя природу Дао, даосы говорили о «пустотно-небытийствующем», «первозданно чистом», естественном», «нерукотворном», «чистом и покойном», «недеятельном», «мягком и уступчивом» и т. п. Все эти качества образуют в человеке «высшую добродетель». Эта «высшая добродетель» есть не что иное, как присутствие в человеке Дао.

У Лао-цзы сказано: «Высшая добродетель не добродетельна, вот почему она есть истинная добродетель». В тон же книге говорится и так: «Изобильной добродетели только Дао следует». Это означает, что подлинная добродетель для даосов есть верх естественности, она не имеет образа или даже каких-либо признаков, но пребывает исключительно во внутреннем опыте и не познаваема рассудком. А совершенство нарочитое, познанное человеком, явленое и формальное, есть «низшая добродетель». Лао-цзы говорит об этом: «Когда люди низшей добродетели стараются быть добродетельными, они теряют добродетель». Вот и выходит, что тот, кто хочет казаться добродетельнее всех, истинной добродетели в себе не несет (68).

«Человек высшей добродетели сам ничего не делает, но благодаря ему ничего не остается несделанным» (69).

Учителя часто напоминали Ван Липину, что того, кто ожидает вознаграждения за хороший поступок, нельзя считать добродетельным. И даже если кто-то, сделав доброе дело, не ждет за него награды, но про себя отмечает, что творит добро, обладает всего лишь «внешней добродетелью». Тот же, кто не знает и не помнит своих добрых дел, обладает «внутренней добродетелью», каковая и является высшей заслугой в представлении даосов.

Одним словом, всякая внешняя, показная добродетель, желание быть (а тем более слыть) добрым, милосердным, любящим — все это в глазах даосского «человека высшей добродетели» не имеет ровно никакой ценности и даже мешает духовному совершенствованию. Как сказано у того же Лао-цзы, «у мудреца нет собственных убеждений. Сердца людей — его сердце»(70).

Хота мудрец превосходит добродетелью обыкновенных людей, он погружен в «суетный мир» и живет «как все». Это называется «превзойти святость и возвратиться к обыденному».

Вот так началась самая что ни на есть обыкновенная жизнь учителя Ван Липина, обыкновенная и все же посвященная разгадыванию глубочайшей тайны космоса и человека.

Дома Ван Липин прилежно ухаживал за отцом и матерью, его благодарность родителям, казалось, не имела границ. Сидя в медитации, он часто странствовал во времени назад, воскрешая память о своем младенчестве и о пребывании в материнской утробе, когда он во всем зависел от матери, а мать, невзирая на все трудности и лишения, неизбежные в многодетной семье, не жалела сил, чтобы поставить Липина на ноги. Картины жизни тех лет вставали перед его взором так ярко и подробно, что Ван Липин как будто заново переживал свою жизнь. Оттого же его любовь к родителям была намного сильнее, чем это обычно бывает.

Еще ему очень хотелось показать, как он любит и чтит своих учителей. Но они были так далеко от него! Правда, он помнил слова Чжан Хэдао, часто повторявшего: «Оказывая почет родителям, ты оказываешь почет учителям». Теперь Ван Липин, проявляя заботу о родителях, выказывал тем самым свою любовь к учителям. Жизнь родителей была для него частью его собственной жизни. Он знал, что, заботясь о родителях, укрепляет и основу своей жизни, Нет, не случайно даосы утверждают, что любовь и уважение к родителям — это не просто закон жизни общества. Смысл почитания родителей и предков гораздо глубже. Ведь, согласно даосскому учению, человеческая жизнь возникает благодаря взаимодействию многих факторов, и она вовсе не является только личной собственностью данного человека. На самом деле все в нашей жизни вплетено в бесконечную цепь причин и следствий, и каждый наш поступок откликается бесчисленным множеством событий в мире, порой очень удаленных в пространстве и во времени.

Статуя Лао-цзы в даосском монастыре Байюньгуань.
Пекин

В возрасте двадцати девяти лет Ван Липин женился на молодой работнице со своего предприятия. Его жену звали Тун Мэй.

Матери Ван Липина и Тун Мэй были знакомы с детства и относились к друг другу как родные сестры. Еще в юности они решили поженить своих будущих детей. И вот десять лет спустя в семье Ванов родился мальчик, а немного позже в семье Тунов родилась девочка. Ван Липин и Тун Мэй знали друг друга чуть ли не с пеленок, вместе играли, ходили к друг другу в гости. Потом Ван Липин стал учиться тайнам Дао у трех старцев даосов и надолго расстался с Тун Мэй. А после того как Ван Липин возвратился к мирской жизни, он смог, как все люди, жениться и создать семью.

В день свадьбы, к несказанной радости Ван Липина, все три учителя приехали поздравить его, но, не желая привлекать к себе внимания, тут же уехали обратно.

Перед отъездом Чжан Хэдао шепнул ученику, что через год у него родится сын.

Ван Липин оказался хорошим мужем — добрым и внимательным, Но после пятнадцати лет строгого даосского послушания переменить образ жизни нелегко. Каждой ночью Ван Липин тихонько вставал с постели, садился лицом к стене и медитировал до самого рассвета. В скором времени жена заметила эту странность. Поначалу она не придала ей значения, но, так как это продолжалось каждую ночь, в конце концов не на шутку встревожилась. Какой женщине понравится, проснувшись ночью, видеть перед собой спину неподвижно сидящего мужа?

Однажды она подошла к Ван Липину поближе и вдруг заметила, что он не дышит! От страха и волнения она заплакала.

Ван Липин открыл глаза и, безмятежно улыбаясь, сказал:

— Ты плачешь? Ну, что тут хорошего?

В тот момент Ван Липин, по правде сказать, не очень понимал, как ему разговаривать с женой. Тут одной-двумя фразами не отделаешься. Да и как обо всем расскажешь? Смысл «внутреннего делания» — большой секрет, который нельзя открыть даже отцу с матерью. Прощаясь с Ван Липином, Чжан Хэдао напомнил ученику, чтобы он прежде времени не раскрывал секретов совершенствования. И когда жена задавала ему вопросы, касающиеся занятий медитацией, он делал вид, что не слышит, или отвечал что-то невразумительное, надеясь, что она в конце концов привыкнет к его «странностям», и вопросы отпадут сами собой.

А в душе у Тун Мэй мало-помалу росли подозрения. Не получая удовлетворительных разъяснений от мужа, она решила подсматривать за ним. Теперь она старалась отдыхать на работе, а по ночам, борясь со сном, приглядывала одним глазком, как занимается Ван Липин. Конечно, она считала мужа необыкновенным человеком. Он такой ученый и так разумно, убедительно говорит!

К тому же умеет предсказывать события и всегда говорит, кто из знакомых скоро придет к ним в гости. Однажды он ни с того ни с сего прямо на улице велел ей бежать домой, сказав, что ее матери стало плохо, и ее надо везти в больницу. Тун Мэй прибежала домой и узнала, что маму действительно только что отправили в больницу. А через некоторое время Ван Липин вдруг прикрыл глаза и сказал, что теще лучше.

Позднее Тун Мэй узнала, что именно в тот момент сердечный приступ у матери прошел. Временами Тун Мэй казалось, что ее муж — настоящий волшебник.

На второй год семейной жизни у Тун Мэй родился мальчик. Начались новые чудеса: Ван Липин всегда точно называл время, когда ей надо было идти пеленать или кормить младенца. Ничего подобного другие мужья, конечно, не умели. Тун Мэй не терпелось узнать от мужа, как это у него получается. На сей раз Ван Липин был с ней более откровенен.

— По правде говоря, — сказал он, — я и сам не знаю: как это делаю. Не обижайся, но, слушая твои вопросы, я часто кажусь себе взрослым, который должен объяснить ребенку секрет искусства, которому следует учиться много лет.

Этот ответ, конечно, не удовлетворил любопытства Тун Мэй, но по крайней мере он был понятен. В конце концов Тун Мэй успокоила себя тем, что ее муж — не только много знающий, но и добрый человек, который никому не желает зла и готов каждому помочь. А что еще требуется от человека в этой жизни?

Что же касается Ван Липина, то у него были свои проблемы. Живя в миру, он не должен был отличаться от окружавших его людей. Ему следовало быть подобным чистому льду, окружающему солнечные лучи и как бы не имеющему собственного облика. Если прежде, живя в горах, он искал согласия с природным миром и его временными ритмами, то теперь ему надлежало искать согласия с людьми. Даосские принципы жизни в миру излагаются в сочинениях, посвященных «искусству жизни в доме». Это искусство включает в себя двенадцать разделов, важнейшие из них касаются духовного совершенствования личности, отношений с родителями, женой, братьями и сестрами, уходу за детьми, правилах жизни женщины в период беременности и т, п.(71)

В книгах по «искусству домашней жизни» много говорится о том, как человек должен заниматься совершенствованием в различные периоды жизни. Даосы выделяют в человеческой жизни три главных измерения: «линию судьбы», «линию чувств» и «линию природы». Соотношение этих трех линий показано на приводимых здесь рисунках.

Великое Дао пребывает в недеянии, поэтому «линия судьбы» не имеет ни начального, ни конечного пункта. Правда, в жизни отдельного человека, который рождается и умирает, «линия судьбы» имеет начало и конец. Пока человек не умер, «линия судьбы» непрерывно колеблется и вслед за ней изменяются «линия чувств» и линия природы». В индивидуальной жизни «линия судьбы» начинается с перерезания пуповины, то есть с момента перехода от «прежденебесного (внутриутробного) существования к «посленебесному» (вне-утробному).

«Линия природы» отражает желания, разум и жизненные силы человека. Старение человека или возврат к «младенческому состоянию тоже отражается на «линии природы». В книгах по «искусству домашней жизни» говорится, что в деле совершенствования необходимо первым делом укреплять свою «природу», другими словами — повышать свой жизненный тонус, что продлевает жизнь. У женщин менструальный период знаменует низшую точку жизненного тонуса (или, иначе говоря, жизненных желаний). А спустя двенадцать-пятнадцать дней после менструации, в момент созревания яйцеклетки, у женщины наступает пик жизненной активности. У мужчин «линия природы» имеет более сложный и индивидуальный ритм.

«Линия чувств» наиболее точно отражает колебания жизненной активности человека. В целом она следует колебаниям «линии природы», и ее низшая точка совпадает с низшей точкой жизненной активности.

Линии «судьбы», «природы» и «чувств» имеют определенный ритм изменений в рамках одного года и одного месяца, а также всей жизни человека. На помещенном выше рисунке показаны колебания всех трех линий на протяжении месяца. Надо сказать по этому поводу, что точки пересечения разных линий обозначают моменты наименьшего душевного равновесия в человеке. По отношению к моментам кульминаций или, напротив, спадов жизненной активности человека даосы применяют различные методы совершенствования. Например, в период наивысшего подъема чувственности человек становится особенно легко возбудимым и не поддающимся контролю. В такое время даосы работают с избыточной энергией организма, воплощающейся в так называемом «воинственном огне». Упражнения направлены на раскрытие энергетических каналов тела. Особенно эффективны для этой цели техника «мысленного шара Восьми Триграмм» и упражнения, способствующие «очищению сердца». Женщинам в такое время рекомендуется «техника женской пилюли» второй ступени (72).

В периоды спада жизненной активности люди переживают депрессию, которая нередко перерастает в отчаяние. В такое время рекомендуется делать упражнения, укрепляющие покой и сдержанность — в частности «гимнастику блаженных».

Благодаря правильному выбору упражнений человек может укреплять свои жизненные силы в процессе естественной эволюции организма. Сглаживая и разрешая всевозможные конфликты в организме, человек способен всегда сохранять здоровье и хорошее настроение и в конце концов прожить долгую и счастливую жизнь. Знание же жизненных ритмов окружающих людей позволяет неизменно поддерживать с ними дружеские и гармоничные отношения. По словам Ван Липина, это умение — самое важное в домашней жизни.

Разумеется, врачуя болезни людей, нельзя не принимать во внимание их линии «судьбы», «природы» и «чувств». Колебания этих линий соответствуют «четырем этапам», или «состояниям", которые определяются соотношением сил инь и ян. Способ же лечения болезни зависит от конкретного состояния больного.

Наконец, даосское «искусство домашней жизни» содержит наставления, касающиеся взаимоотношений человека с окружающим миром. В результате многолетних занятий в организме подвижника Дао происходит глубокая перестройка, и значительно увеличивается число различных факторов, влияющих на его жизнь. К примеру, когда Ван Липин только начинал свою учебу у трех старцев-даосов, он сознавал свою связь лишь со своим непосредственным природным окружением. Со временем он научился чувствовать узы, связывавшие его с солнцем, потом — с планетами и всеми двадцатью восемью небесными созвездиями. В конце концов его жизненным пространством стал весь космос. А на следующем этапе совершенствования он уже преодолел границы пространства и времени. Так он смог усвоить себе все существующие в мире виды жизненной силы.

В последнее время у нас резко возрос интерес к даосскому «искусству домашней жизни», причем большинство современных авторов сводят это искусство к сексуальным отношениям. На самом деле, как уже говорилось, сексуальная практика составляет лишь один из разделов, и не самый важный, «искусства домашней жизни» и даже более того: она представляет собой часть раздела о «взаимодействии сил инь и ян в мужчине и женщине». Первой ступенью совершенствования в этом искусстве является воспитание преданности и любви между мужем и женой. Вторая ступень касается собственно сексуальной практики, и она включает в себя сто восемь приемов «гармонизации тела и укрепления здоровья и исцеления от недугов». В число приемов входят и различные способы избежать нежелательного зачатия. Даосы всегда держали сексуальную технику в секрете, и учитель Ван Липин, соблюдая традиционные запреты, тоже упорно отказывался говорить о ней. Был случай, когда какие-то иностранцы предлагали учителю Вану за большие деньги опубликовать за границей описание даосских приемов сексуальной практики. Ван Липин наотрез отказался от их предложения и заметил авторам этой книги:

— Не смотрите, что я маленький человек. Чувство национального достоинства у меня тоже есть.

Прочие разделы «искусства домашней жизни» касаются отношений между родителями и детьми, братьями и сестрами, Отношения эти, как все знают, имеют свои особенности: кровные родственники способны оказывать друг на друга влияние даже помимо своей воли. Не так уж редко мы узнаем о том, что происходит с нашими родственниками, находящимися за тысячу верст от нас. Подобные случаи свидетельствуют о том, что родственных людей связывают особого рода узы, над которыми не властны пространство и время. В Китае даосы уже давно заметили эту связь. Хотя они не вели научных изысканий в этой области и не могут сказать, какие «волны» передаются от родителей к детям или от брата к брату, они давно уже научились воспринимать эти тонкие влияния и пользоваться ими в повседневной жизни. Для каждого вида влияния у даосов существует и своя техника «внутреннего делания». В результате среди даосов даже будничное общение между родственниками тоже является частью подвижничества. Как говорит учитель Ван Липин, «жизнь — это не что иное, как совершенствование, совершенствование своего характера, совершенствование семейной атмосферы для того, чтобы люди жили счастливо, душа в душу».

Поначалу Ван Липин отказывался разговаривать о методах взращивания «домашней гармонии», но после того как Чжан Хэдао позволил ему рассказать об этом в узком кругу, он поделился некоторыми секретами со

своими домашними и соседями. Кое-кто из них разучили и необходимые для этого приемы медитации.

А между тем Ван Липин и его жена должны были заботиться о пятерых немощных стариках, да еще растить ребенка, так что лишений на их долю выпадало немало. Одевался Ван Липин очень скромно, в еде тоже не допускал никаких излишеств, не курил, не пил вина, не ел чеснок, лук, перец и другие овощи с острым запахом. Казалось, он никогда и не думает о еде. Однажды мы с учителем Ван Липином сидели на одном званом ужине, где угощали всевозможными мясными и рыбными деликатесами. Учитель Ван Липин за весь вечер съел лишь несколько бобов. После ужина его спросили:

— Неужели вам совсем не хочется есть? Ван Липин ответил:

— Нельзя сказать, что мне никогда не хочется есть, иногда приходят мысли и о еде. Но стоит только подумать еще разок — и эти мысли мигом улетучиваются.

Дом у учителя Ван Липина тоже самый что ни на есть обыкновенный; две комнаты, из которых та, что побольше, имеет пятнадцать-шестнадцать квадратных метров; вдоль стен — потертая мебель, телевизор, рядом с телевизором маленький радиоприемник. Не будь телевизора, можно было бы подумать, что перед нами комната рабочей семьи пятидесятых годов.

— Это ваш дом? — невольно вырвалось у нас, когда мы впервые пришли в гости к учителю Ван Липину. По правде говоря, мы не ожидали, что знаменитый наставник живет в столь стесненных обстоятельствах.

— Хорошо, не правда ли? — отозвался учитель Ван Липин, с гордостью оглядывая свою квартиру. — Двое стариков живут в этой комнате, она немного побольше. А я с женой размещаюсь в дальней, которая поменьше.

Мы подошли к двери и заглянули вовнутрь: там оказалась совсем маленькая комнатка площадью в девять-десять квадратных метров. Полкомнаты занимала широкая двуспальная кровать, у изголовья — небольшой комод, на нем разложены даосские сочинения, в ногах кровати — туалетный столик, на стене — квадратное зеркало. Вот и вся мебель.

— А где живет ваш сын?

— Он сейчас у сестры, — ответил Ван Липин, жестом приглашая нас выпить чаю. — Там такие же условия, как здесь: две комнаты, и сестра с сыном живут во внутренней комнате.

— А где же вы пишете?

В комнате и вправду нельзя было найти что-либо похожее на письменный стол, а комод был завален даосскими книгами. Как же учитель оставит потомкам своп письмена, передаст будущим поколениям секреты совершенствования в Дао?

Ван Липин показал на широкую кровать, занимавшую половину спальни, и сказал:

— А я пишу прямо на кровати. Вот какой у меня большой стол! Мне хватает с избытком.

Говорил он неподдельно бодрым, даже, как нам показалось, беспечным тоном.

По всему было видно, что «внешние обстоятельства» жизни в самом деле нисколько его не беспокоили.

Не обращая — или делая вид, что не обращает — внимания на наше невольное смущение при виде столь скромной обстановки, Ван Липин продолжал все таким же спокойным, немного шутливым тоном рассказывать о своей квартире:

— В отличие от большинства семей у нас есть цветной телевизор. Правда, с мебелью туговато, и поэтому, когда приходят несколько человек гостей, приходится брать у соседей лавку, чтобы их рассадить. Ну да ладно, подождем немного, накоплю денег, тогда купим что нужно. А в общем-то это все неважно. Если у человека в душе хорошо, то и в жизни у него все хорошо. Когда я с учителями скитался по стране, приходилось много мучиться, мы целыми днями не ели, не пили, одежда на нас едва не превратилась в ветошь — и ничего. Нам и в голову не приходило роптать или мечтать о лучшей жизни, Нет, мы радовались тому, что имели! Теперь, когда он заговорил об учителях, в голосе его зазвучали нежные ноты, на лице заиграла радостная улыбка.

— Да, те годы были самыми счастливыми в моей жизни, — сказал Ван Липин и, помолчав, добавил, словно подводя итог каким-то своим сокровенным мыслям: — Люди хотят разного в жизни, и поэтому их жизни тоже разные. Когда цели неодинаковы, то и пути к их достижению тоже различны. Если намерения разные, жизненные дороги тоже не совпадают!

Пока мы размышляли над этими глубокомысленными словами, Ван Липин зашел в свою комнату и вынес оттуда два больших альбома для почтовых марок. По его словам, разглядывать эти альбомы — лучшее развлечение и для него, и для сына. Знаменитых и дорогих марок в альбомах не оказалось — все больше современные и среди них много иностранных. Ван Липину нравятся красочные, часто экзотические изображения местностей, животных, незнакомых людей на марках. Поистине, почтовые марки для него — как маленькое окошко, распахнутое в огромный, полный пленительных чудес мир, В последние годы учитель Ван Липин получал много писем, и так как ему было жалко выбрасывать приклеенные к конвертам марки, он и составил из них свои альбомы. Случается, он получает одновременно по дюжине писем. Тогда он в первую очередь вскрывает конверты с самыми красивыми марками.

Что и говорить, необычный интерес настоящего даосского наставника! Есть у учителя Ван Липина и другие пристрастия. К примеру, он больше всего на свете любит маленьких детей, Если в течение нескольких дней ему не выпадает случая поиграть с ребенком, он становится мрачным и нелюдимым. Когда же кто-нибудь приходит к нему в гости с ребенком, он обязательно сначала поиграет с малышом, а уж после займется взрослым.

Ничто не причиняет ему такие страдания, как вид несчастного ребенка.

Нам рассказывали, что однажды учитель Ван Липин увидел на улице мальчика, который в духе указаний «учиться у Лэй Фэна»(73) накачивал велосипедные шины проезжавшим мимо велосипедистам. Естественно, у него не было недостатка в клиентах, желавших бесплатно подкачать шины. Учитель Ван Липин подошел к мальчику, взял из его рук насос и сказал ему;

— Ты, паренек, устал, иди отдохни немного, а дядя здесь за тебя поработает.

Желавших попользоваться бесплатным трудом мальчугана как ветром сдуло.

Так учитель Ван Липин преподнес всем наглядный урок трудолюбия и самоотверженности, которым учил Лэй Фэн.

Пусть вечно живет на свете детское сердце!

68) Как явствует из этого описания, понятие «дэ» в даосской литературе имеет очень мало общего с выполнением общепринятых норм морали. В сущности, дэ в даосизме обозначает полноту свойств, внутреннее совершенство вещей. Такая полнота бытия может иметь только символическое выражение, поэтому добродетель-дэ в китайской традиции есть тайна, реальность откровения.

69) Цитата из «Дао-Дэ цзина», глава XXXVIII.

70) Цитата из «Дао-Дэ цзина», глава XLIX.

71) Так расширительно в данном случае толкуется уже упоминавшийся выше термин фан чжун шу, который переводится обычно как «искусство брачных покоев». Между тем данный термин может быть истолкован и как «искусство жизни в доме».

72) «Техника женского эликсира» — методика даосского совершенствования, разработанная с учетом особенностей женского организма и психики. Упоминания об этой традиции в литературе восходят по крайней мере к III веку..

73) Лэй Фэн — один из героев официальной пропаганды в КНР, ставший олицетворением преданности власти и бескорыстного служения обществу.

Часть третья ПУТЬ УЧИТЕЛЯ